Пленница

Пленница спросила, мол, не мог бы я ее сфотографировать.

Я нащелкал четыре 35-ти миллиметровых пленки и направился, очень довольный, в темную комнату...

Я принес образцы и мы вместе взялись их рассматривать. Она обвела полдюжины серым карандашом -  изображения себя-глазеющей. Она не обвела изображения себя-улыбающейся, хотя среди них было несколько довольно неплохих. Когда я принес ей отпечатанные фотки (еще мокрые) она сказала, что они недостаточно велики.

- Недостаточно велики?

- Нельзя ли их увеличить?

- Насколько?

- Насколько большими ты их можешь сделать?

- Самый большой размер бумаги - двадцать четыре на тридцать шесть.

- Годится!

Здоровенные фотки висели по всей ее комнате приколотые кнопками.

- Сделай ещЈ.

- Зачем?

- Я хочу, чтоб они были и в других комнатах.

- "Глазеющие"?

- Любые, какие захочешь.

- Я сделал много отпечатков, с "улыбающихся" негативов. (Также я нащелкал еще полдюжины пленок.) Вскоре дом был полон ее портретов, она была повсюду.

.

Позвонил М., чтобы сообщить мне, что и у него есть пленница.

- Какого рода?

- Тайка. Из Таиланда.

- По-английски разговаривает?

- Превосходно. Говорит, что она учительница английского и возвращалась домой.

- Высокая?

- Как и твоя. Может чуть выше.

- Чем она сейчас занимается?

- Полирует свои кольца. Я накупил ей много колец. Пять штук.

- Она была довольна?

- Думаю, да. Она их полирует так, словно от этого зависит ее жизнь. Как ты думаешь, не значит ли это, что она любит чистоту?

- Подожди еще... А моя бросает мяч.

- Что?

- Я дал ей футбольный мяч. У нее спортивный характер. Она бросает его в мусорное ведро.

- А мяч не пачкается?

- Да нет, не в настоящее мусорное ведро. Я специально купил другое мусорное ведро.

- Ей это нравится?

- Ей все нравится.

Пауза.

- Моя играет на флейте, - сказал М. - Она попросила флейту.

- Моя, быть может, тоже играет на флейте, я просто не спрашивал. Как-то не приходило в голову.

- Бедный К., - сказал М.

- Ой, да ладно. Хватит уже жалеть К.

- У К. никаких шансов в этом мире, - сказал М. и повесил трубку.

.

Я спросил:
- Что ты пишешь?

- Можешь прочитать, если хочешь. Я не могу тебе запретить. В конце концов, ты ведь и будешь относить на почту.

- Ты согласилась не сообщать им где ты.

- Да это почти что и невозможно объяснить. Сам знаешь.

- Ты его любишь?

- Я шесть лет ждала, чтобы заиметь ребенка.

- В смысле?

- Не было уверенности, я размышляла.

- Но сейчас-то ты уверена?

- Я постарела.

- Сколько тебе?

- Тридцать два, в августе исполнилось.

- Выглядишь моложе.

- Нет.

Она была высокой, с длинными темными волосами, правда уже с проседью.

Она сказала:
- Ты был пьян как черт, когда я впервые тебя увидела.

- Да, было дело.

Когда я впервые увидел ее (в обычном общественном месте - на вечеринке), она схватила меня за руки, затем неистово теребила их, и, в конце концов, буквально овладела ими, самым возбуждающим образом, пока мы мило беседовали о каких-то там кинофильмах и прочем.

Думаю, она прекрасная женщина.

.

Она хочет пойти в церковь!

- Что?

- Сегодня воскресенье.

- Я не был внутри храма лет двадцать. Кроме как в Европе. Соборы.

- Хочу пойти в церковь.

- Какую?

- Пресвитерианскую.

- Ты пресвитерианка?

- Была.

Я нашел в телефонной книге Пресвитерианскую церковь.

Мы сидели на церковной скамье, у всех на глазах, бок о бок, словно супруги. Она была в бежевом льняном костюме, который словно настраивал ее тело на спокойный воскресный лад.

Два священника восседали на высоких резных стульях, по обе стороны от аналоя. Они правили службу. Молодой и старый. Позади них находился хор, а тенор-солист был настолько завораживающе хорош, что я вытягивал голову, чтобы смотреть на него.

Мы стояли и сидели, и пели вместе со всеми, словно мимиографчики, в которые было заложено исполнять все эти ритуалы.

Старый священник, хрупкий, орлиноносый, с белыми, строго подстриженными волосами, стоял у аналоя в черной рясе и тонком, белом, кружевном стихаре.

- Жертва, - сказал священник.

Он бросил взгляд на хоры, а затем повторил мысль:
- Жертва.

Мы выслушали действительно восхитительную проповедь насчет Жертвы, в которой было множество цитат, начиная с Эврипида и заканчивая А.Е. Хаузманом.

После службы, мы отправились домой, где я ее снова посадил на привязь.

.

Это правда, что у К. никогда не будет пленницы. Он все делает слишком неуклюже. Словно вынужден действовать, пребывая в холщовом мешке.

П. использует дротики с транквилизатором, который ему доставляют, словно какой-нибудь воскресный выпуск Нью-Йорк Таймс.

Д. использует шахматы, но, само собой, это несколько ограничивает поле его действий.

С. пользуется заклинаниями, которые он унаследовал от своей прабабки.

Ф. пользуется своей болезненностью.

Т. использует лассо. Он может сделать двадцатифутовую петлю и долго крутить ее, в то время, как сам же и прыгает в нее, и выпрыгивает, в своих ручной работы стопятидесятидолларовых ботинках - завораживающее зрелище.

Ц. когда-то был осужден за браконьерство, что противозаконно в этом штате, где с большим уважением относятся к оленям. Насчет женщин в законе ничего нет.

Х. использует дионисийское неистовство.

Л. - мастер. По-моему, у него сейчас четверо.

Я использую "Джек Дэниелс".

.

Я стою напротив одного из "глазеющих" портретов и раздумываю над тем, не попытаться ли мне открыть над паром ее послание.

Вполне может быть, что там самая настоящая, традиционная просьба о помощи.

Я решил, что лучше уж мне о содержимом не знать и бросил письмо в почтовый ящик, вместе с телефонным счетом, и небольшими ($25) "откупными", на всякий случай.

.

Спим ли мы вместе? Да.

Что мне еще об этом сказать?

Это самый естественный аспект нашей непродолжительной совместной жизни. Это как хлеб.

Она подсказывала мне что да как делать. Порою у меня возникало вдохновение, и в эти моменты я обходился без инструкций. Однажды я соорудил крестик из липкой ленты на том месте, на полу, где мы занимаемся любовью. Она рассмеялась, когда увидела. Это один из тех случаев, когда мне удалось еЈ позабавить.

О чем она думает? Конечно же я не знаю. Возможно она относится ко всему этому, как к небольшой интермедии в ее "настоящей" жизни, наподобие пребывания в больнице, или участия в судебном процессе, когда свидетель изолируется в отдаленном отеле, на момент разбирательства дела об убийстве. Я завладел ею преступным способом, отчего (и это было очевидно) я чувствовал себя не в своей тарелке, и это смягчающее обстоятельство, вызывало ее доброжелательное ко мне отношение.

Она замечательная женщина, и сама это осознает - она (и это вполне оправданно) слегка себе на уме.

Веревка длиною сорок футов (так и есть, она могла свободно передвигаться на расстояние сорока футов в любом направлении), а на самом деле - шнур из мерсеризированного хлопка, экранированный, тип 1443.

Что она думала обо мне? Вчера она бросилась на меня и трижды злобно пихнула меня в живот книгой - адаптированным изданием Мильтона. Позже я зашел в ее комнату, и был тепло принят. Она позволила мне наблюдать за ней, во время ее упражнений. У каждого упражнения было свое название - и дотеперь я помню их все: Бумеранг, Дыня, Прыг-Скок, Алмаз, Кнут, Захват, Фары, Вверх-Вниз, Мост, Флаги, Вихляние, Лебедь, Лук и Стрела, Черепаха, Пирамида, Скачущий Мяч, Аккордеон. Движения были изумительно эротичны. Я стоял около нее на коленях и ласкал еЈ. Она улыбалась и говорила: "Не сейчас". Я уходил к себе и смотрел телевизор - Мир Спорта, футбольный матч в Сан-Паулу.

.

Пленница курила трубку. Ее черенок был длинный, изящно изогнутый, а белая фарфоровая чаша украшена красными цветочками. На обед мы ели рыбью икру и  маслянистые желтые бобы.

- Он выглядит так, словно у него из жопы торчит пять зонтов, - сказала она ни с того, ни с сего.

- Кто?

- Мой муж. Хотя он очень порядочный человек. Но, конечно, в этом нет ничего особенного. В мире полно порядочных людей. Большинство, так мне кажется. Даже ты такой.

Аромат ее особого (дамский сорт) табака витал вокруг нас.

- Все это выглядит как в кино. Я не критикую. Я люблю кино.

Я слегка рассердился. Столько усилий, а для нее все это как в кино!

- Это не кино.

- А вот и нет, - сказала она. - А вот и нет а вот и нет а вот и нет.

.

М. позвонил в сильном беспокойстве.

- Моя - заболела, - сказал он.

- В чем дело?

- Не знаю. Она вялая. Не хочет есть. Не хочет полировать кольца. Не хочет играть на флейте.

эМская была утонченной, но беззадой, полукрасивой женщиной.

- Она томится, - сказал я.

- Да.

- Это плохо.

- Да.

Я сделал вид, что обдумываю - М. нравилось, чтобы его проблемы воспринимались серьезно.

- Поговори с ней. Скажи ей так: Душа моя измученна, утерянна для рая, нашла приют в тебе она, моя ты дорогая.

- Это откуда такое?

- Это цитата. Очень мощная.

- Я попробую. Измученна, нашла приют, утерянна в тебе она.

- Нет. Утерянна для рая, нашла приют в тебе она. Хотя в действительности так как ты сказал - лучше звучит. Утерянна в тебе она.

- Ладно. Скажу как-нибудь. Благодарю. Я свою люблю сильнее, чем ты свою.

- Нет, ты не прав.

- Нет, я прав.

Я укусил себя за руку, и пожелал ему сделать тоже самое, только сильнее, чем я свою.

.

Невыносимо медлительный почтальон принес ответ на ее письмо.

Я смотрел, как она вскрывает конверт.

- Да он ублюдок! - сказала она.

- Что он пишет?

- Да он просто ублюдок каких свет не видывал!

- Что?

- Я дала ему шанс спасти меня, прискакать верхом на белом коне - это ведь один из тех моментов, ради которых и стоит жить - а он мямлит что-то, мол, как им с ребенком хорошо вдвоем. И что она теперь плачет реже. И что в доме наконец-то воцарился покой.

- Ублюдок, - сказал я с облегчением.

- Так и представляю, как он сидит на кухне, у микроволновки и читает свой Роллинг Стоун.

- Он читает Роллинг Стоун?

- Он считает, что Роллинг Стоун - для утонченных натур.

- Ну...

- Это просто выпендреж какой-то, что он читает Роллинг Стоун. Журнал совсем не для таких как он. Ведь он старый, тупой и ****утый.

- Ты разозлилась.

- Да, черт возьми.

- Что будешь делать?

На миг она задумалась.

- Что с твоей рукой? - спросила она, глядя на нее.

- Ничего, - сказал я, пряча перебинтованную руку за спину. (Я вроде как не прокусил руку до крови, однако грызонул ее все же неслабо.)

- Отведи меня в мою комнату и посади на привязь, - сказала она. - Я теперь какое-то время буду его ненавидеть.

Я отвел ее, затем вернулся к себе и засел смотреть Мир Спорта - международные соревнования по фехтованию в Белграде.

.

Этим утром, во время завтрака, я подвергся агрессивным нападкам со стороны пленницы.

Я - дерьмо, жалкий пижон, телезритель, пустомеля, змей, чудовищный трус, чьей добычей только и может быть, разве что и тэдэ и тэдэ и тэдэ и как мужик я совсем не и тэдэ и тэдэ и тэдэ. К тому же я слишком много пью.

Все это абсолютная правда, я часто думаю о себе то же самое, особенно (и на то есть причины) после того, как проснусь.

Кроме того, заплываю жирком.

- И подлый, - сказала она на закуску. - Один из тех, кто...

Я поймал ее в видоискатель моего Пентакса и нащелкал целую фотосессию "Ярость".

Одна из главных проблем такого рода пленения, заключается в том, что почти невозможно в должной мере, уловить мимику в первоначальном значении.

.

Она сказала:
- Он хочет, чтобы этот ребенок был подальше от меня. Он хочет оставить его себе. Он пленил этого ребенка.

- Она будет там, когда ты вернешься, поверь мне.

- Когда это будет?

- Это зависит от тебя. Тебе решать.

- Угу.

Почему я не могу жениться на ней и жить с ней без проблем? Я уже пробовал.

- Сфотай меня еще.

- Я сделал достаточно много фотографий. Больше не желаю.

- Тогда я уезжаю во вторник.

- Вторник. Отлично. Значит завтра.

- Завтра вторник?

- Верно.

- Ой.

Она схватила мяч и сделала вид, что хочет швырнуть его в окно.

- Ты когда-нибудь пленял еще раз тех, кого уже однажды пленил?

- Даже не слышал о таком.

- Почему?

- Такого быть не может.

- Почему?

- Потому.

- Значит завтра. Вот блин...

Я пошел на кухню и принялся за мытье посуды - я давно усвоил, что неприятная, но почетная работа, позволяет отвлечься от негативных впечатлений, сгладить их дурное воздействие на нервы.

.

Я вошел в ее комнату. Там был Л.

- Что у тебя с рукой? - спросил он.

- Ничего, - сказал я.

Все смотрели на мою руку лишь миг - не дольше.

- Ты ее пленил? - спросил я.

Л. - мастер. Несравненный. О. Джей Симпсон в нашем извращенном деле.

- Я его пленила, - сказала она.

- Погодите. Так не бывает.

- Я изменила правила, - сказала она. - Я с превеликим удовольствием готова вручить тебе копию новых правил, которые я записала в особом блокноте.

Л. ухмылялся как норка - очевидно ему нравилось, что его пленила такая прелестная женщина.

- Минутку, - сказал я. - Еще ведь даже не вторник.

- Мне пофиг, - сказала она. Она улыбалась. Ему.

Я подался на кухню чистить плиту специальным моющим средством.

Как это необычно для нее - поменять правила! У нее редкая сила духа.

- Франко-русский рокфор или подсолнечно-уксусный соус, - бывало говорила она во сне - я заключил, что она поофицианствовала в свое время.

.

Пленница выполнила кувырок назад с позиции стоя.

Я аплодировал как безумный. Рука болела.

- Где Л.?

- Я выпроводила его.

- Почему?

- Его ничто не интересует. К тому же он нарисовал с меня эскиз, который мне не понравился.

Она показала мне выполненный углем эскиз (знаменитая плавность линий Л.)и правда - ее красота на этом эскизе слегка пострадала. Должно быть он был несколько не в себе из-за моих фотографий, которые так и не превзошел.

- Бедняга Л.

Пленница кувыркнулась еще раз. Я снова зааплодировал. Сегодня вторник или среда? Я не помнил.

- Среда, - сказала она. - Среда, ребенок идет на танцы, после чего она обычно проводит ночь у своей приятельницы, Регины, потому, что Регина живет рядом с танцами. Так что, действительно, нет никакого смысла возвращаться в среду.

.

Спустя неделю, она все еще была со мной. Она отступала по чуть-чуть.

Хотел я вырвать на ней волосы, чтобы никто, кроме меня не смог ее любить, но она мне не позволила.

Ради нее я носил всякие разные рубашки: красную, оранжевую, серебристую. И мы держались за руки все ночи напролЈт.

____________________________________________
The Captured Woman
by
Donald Barthelme

(с) 2002 Александр В. Руденко, перевод с английского