Моими глазами

Сейчас мне кажется, что я любила тебя всегда. Или, по крайней мере, что никогда не любила никого другого.
Поздно - я почти слышу, как ты это говоришь. Пойми меня правильно : то, что я пишу, я пишу не для тебя. Тронуть твоё сердце я не пытаюсь, не надеюсь и даже, наверное, не хочу. Я пишу это для себя. Впервые за последнее время делая что-то для себя. Я пытаюсь понять, как, делая всё для того, чтобы никогда не попасть в подобную ситуацию, я с каждым своим шагом оказывалась к ней всё ближе.
 Я устала повторять всё что было в голове, перекладывая эпизоды наших взаимоотношений с места на место, боясь забыть, потерять, выронить хоть один. Хоть секунду нашей с тобой жизни. Я хочу из множества взаимных ошибок найти ту одну, которая изменила всё, ту, которая сломала мне жизнь.

ЧАСТЬ 1.

Я привыкла получать всё, ещё не успев даже смутно этого захотеть. Я не привыкла отдавать. То есть, конечно, мне казалось, что я только и делаю, что отдаю : своё бесценное внимание, громкие  нежные слова и возможность быть рядом со мной : прикасаться ко мне, вдыхать запах моих духов, видеть меня во сне. Это уже было слишко много. Видимо, я была в себя смутно влюблена. А может, наоборот, слишком себя не любила. Я пыталась полюбить себя так, как меня любили другие, но подсознательно чувствовала подвох : никто во всём мире не любил меня так, как я об этом мечтала. Может, на этот раз ?- думала я и каждый раз каким-то нечётким неопределённым женским чувством понимала, что и этот уже очередной мужчина не любит меня. Я готова была рыдать от горя. Мне казалось, что всепоглощающей роковой любви я недостойна. И я ненавидела мужчин за то, что они обманывают меня. За то, что, говоря о любви ко мне, они и сами зачастую не догадываются, как не любят меня.  О том, чтобы любить самой разговора и не заходило. Я слишком боялась ошибиться. Мне казалось, что когда меня полюбят так, как надо, можно будет расслабиться. Я покоряла чужие сердца без разбора, и счёт шёл уже не на десятки. Я как будто получала мазохистское удовлетворение, убеждаясь в том, что отношение окружающих ко мне было построено скорее на желании обладать той мной, какой я умела казаться , чем на любви к той мне, которой я на самом деле являлась. Придавая такое значение несовершенству мира и чужим грехам, было очень легко скрыть свои.   


Он никогда не придавал значения отношению окружающих к себе. Он был далёк от народа, и чем он был дальше, тем больше народ пытался приблизиться к нему. Он был загадкой, переменчивой и одновременно постоянной как времена года: разные и неизменно повторяющиеся . Он был далёк от романтических увлечений. Никто не был ему близок, кроме него самого. Разрушить этот тандем оказалось одновременно и просто и губительно.
Он мечтал и пугался немужественности своих мечтаний.
Он мог позволить себе всё, и эта вседозволенность толкала его на постоянно сужающийся поиск новых ощущений. Он был связан только одним : фанатичным стремлением к свободе. Даже не желанием её, а капризным желанием её захотеть. Он не мог быть таким как все, я - не хотела. На этом пересечении мы встречаемся. Обречённые на встречу или на неминуемый разлад?
Мне кажется, что я разочарована, ему- что он свободен. Оба защищены своей особой тщательно оберегаемой иллюзией. Ты не будешь трогать мою, я - твою. Мы поняли друг друга с первой секунды. Не столько поняли, сколько узнали. Наш интерес друг к другу возник ещё до того, как мы встретились, до того, как могли встретиться. Как будто он ждал, когда мы созреем и придём к нему. Как будто все события в нашей жизни : от катастрофически глобальных до давно позабытых микроскопических безошибочно вели нас друг к другу.
Как будто у нас не было шанса избежать этой встречи. Но она произошла слишком рано.
И я поняла это как только его увидела. И то самое безотчётное чувство, которое раньше всегда говорило мне, что я ошибаюсь, помогло мне увидеть в нём своё отражение и перспективу очень, может быть, слишком близкого счастья. Но я так привыкла ошибаться, что не поверила самой себе.
Я была с ним жестокой, потому что не умела быть другой. Я плакала по ночам в подушку, потому что у меня ничего не получалось. Я ненавидела и жалела себя одновременно. Он разделял оба этих чувства, но к ним примешивалось что-то другое. Понять этого я не могла, но замечала это во множестве деталей и никак не могла сложить их в одну картину. И когда наконец сложила, поняла, что он любит меня. Я поняла, что он разделяет моё чувство, и только тогда призналась себе в том, что чувствую я сама.
И это испугало меня. Теперь у меня было слабое место. Теперь мне могли отлиться все мои внутренне оправданные грешки.
Я привязывалась к нему с каждой минутой всё сильнее, всегда готовая разрезать эти путы. Я тянулась к нему и отворачивалась. Я рвалась к нему - и проходила мимо. Я не оставила ему выбора : безотчётно, сам того ещё не понимая, он меня возненавидел.
Наши дома, улицы, все места, в которых мы бывали - превратились в поле битвы. Мы не жалели друг друга, потому что не жалели себя. 
Ради меня он отказался от свободы и теперь пытался вернуть её обратно. Ради него я отказалась от подозрительности и теперь доказывала себе, как я ошибалась. Мы хотели вернуться в свои тёплые безопасные норы, погрузиться в старые теории, бывшие раньше смыслом жизни. Мы и не заметили, как выросли из них.
Мы делали друг другу больно, чтобы научиться друг без друга жить, чтобы по отдельности оказалось не так горько, как было вместе.
Я любила его, но боялась, что он меня не любит. Я ненавидела себя за трусость и неласковость. Я хотела наказать себя, причинив себе максимальную боль. Я хотела прекратить эту войну, но не знала, хочет ли он того же. Я хотела обмануть его прежде, чем он обманет меня. Я хотела совершить страшную ошибку и упиваться ей. Я ушла от него. Я перевела свои корабли в тихую, хорошо знакомую мне гавань. Гавань, где я была хозяйкой. Если я и плакала, он этого не заметил.
Это был первый удар, который он мне запомнил.   

Я ушла от него, но я осталась. Я ненавидела его и надеялась, что он позвонит. Наверное тогда я поняла, что всё равно приду к нему. Только когда буду готова. Но я знала, что он дождётся. Потому что он любил меня так, как никто никогда никого не любил. Так, что эту любовь я ощущала почти физически. Теперь, зная все мои кошмары и страхи, недостатки и просто уродливые стороны натуры, он любил меня вместе со всем этим скарбом, который даже я ненавидела. Он стал мне самым близким, даже не разговаривая со мной. Он вошёл в мою жизнь по мере моего взросления
и укрепился в ней так прочно, что я даже не замечала глобальности этого события. Я так плохо знала себя, что не поняла, как многое во мне мне уже не принадлежало.
Может быть тогда мы устали друг друга ненавидеть. Мы снова были вместе, и ничего не было естественнее. Мы совершили те же ошибки, и они прибавились к предыдущим, и ничего не было глупее. Хотя и это было предсказуемо. Он любил меня, но не доверял мне, я любила его, но не умела этого показать. Комфортнее всего мы чувствовали себя на расстоянии, но даже так умудрялись ссориться. Мы слишком много себе позволяли, будучи уверенными, что никогда не расстанемся.
Но эта близость пугала. Она была слишком огромна, мы по сравнению с ней выглядели как-то ничтожно. Мы боялись в ней раствориться, потерять в ней себя. Или я боялась? Пугало то, что мы любим друг в друге даже то, что любить невозможно. Что друг в друге нас привлекает даже то, что отвращает от себя нас самих. Я боялась что-то важное пропустить мимо - и не вышла за него замуж. От добра добра не ищут - я искала. Я боялась полюбить его слишком - и поэтому ушла.
Я уже любила его слишком. Я не могла этого понять, потому что, уйдя не потеряла его. Потому что ушла, чтобы вернуться.
Ещё через год.
Ещё через год я проснулась и поняла, что больше не боюсь. Что устала бояться. Что не хочу и не хотела никого кроме него. И я впервые пришла к нему первая. И узнала, что кто-то кроме меня полюбил его.Узнала, что он захотел забыть меня. И научилась ждать. И знала, что дождусь. И жила предвкушением счастья, которое оказалось таким большим, что я боялась дышать, чтобы не спугнуть его и разучилась дышать без него.
Это перестало пугать меня, потому что я знала, что время пришло. Потому что я наконец-то знала, что мы любим так, как никогда не будем любить. Потому что знала, что это бесконечно. Потому что эта любовь пережила всё.
Кроме самой себя.
Именно тогда он ушёл. И я перестала дышать.


ЧАСТЬ 2.

Я всегда была твоей девушкой.  Даже когда ей не была,  даже когда считалась чьей - то ещё. Ты моя ?- спрашивал ты меня, пытливо заглядывая мне в глаза. Я своя - отвечала я , отводя взгляд. Я врала и знала о том, что вру. Я всегда была твоей. Я всегда была с тобой. 
Как я могла не быть твоей, когда я полюбила себя через призму твоей любви ко мне. Когда ты понимал меня с полуслова и знал обо мне то, что я самой себе запрещала о себе знать. Когда ты всегда был рядом, поддерживая меня, если я ошибалась, радуясь за меня, если я побеждала. Ты открыл во мне способности, о которых я не догадывалась. Ты научил меня гордиться тем, чего я стыдилась. Ты заставил меня испытать чувства, в существование которых я не верила. Ты стал мужчиной моей жизни, даже не догадываясь об этом. Ты так много для этого сделал, но так этого и не понял. Ты ушёл раньше, чем я решилась это показать. Чем я перестала бояться сглазить. Раньше на несколько минут.

Часть 3.

Я помню...
Я помню нашу первую встречу. Мы идём по залитому солнцем коридору. Он не по годам (сколько нам было? по шестнадцать?) взрослым голосом объясняет мне премудрости выбора профессии. Мы познакомились минут десять назад, и он так нравится мне, что мне хочется постоянно смотреть на него, чтобы неустанно убеждаться в том, что он и вправду такой замечательный и идёт именно со мной. Но для этого мне пришлось бы идти, задрав голову : он такой высокий. Поэтому я просто смотрю на залитый солнцем коридор. С ним я чувствую себя со всех сторон защищённой, но ещё не знаю, как это важно. Мне просто так приятно оттого, что он идёт рядом. Я верю каждому его слову о профессии, которую, как мне казалось, я уже выбрала.

Я помню, как мы встретились спустя полтора года на консультации по французскому. Я смотрела на него и поражалась тому, как каждая его шутка точно попадает в эпицентр моего остроумия. Потом внезапно я его вспомнила, и это воспоминание выделило его из сотен похожих друг на друга абитуриентов. Экзамены и сближали и разделяли нас. Я решила забыть его на случай, если кто - нибудь из нас не поступит.
Кто-нибудь из нас двоих провалится на экзаменах, и я его больше не увижу,- не то успокаивала, не то пугала себя я.
Мы поступили оба.

Я помню его жёлтые кеды и модный вид, который они ему придавали. И то, что никому другому они не пошли бы даже близко.

Я помню наше первое свидание. Мы учились на одном курсе уже целых три месяца и делали вид, что неинтересны друг другу. Наши интересы и сферы влияния практически не пересекались, что и делало нас интересными. Я побаивалась его : я знала, что он единственный человек из всех моих знакомых, равный мне по остроумию и безразличию к окружающим. В схватке с ним я была уверена скорее в его победе. Меня к нему тянуло. Его ко мне тоже. Скрывали мы это тщательно и в силу того хорошо. Тщательнее и лучше, чем учились.
Я шла по коридору и увидела его. Я шла по коридору, мучительно придумывая повод в нём задержаться. Я шла по коридору и, к своему огромному сожалению, такого повода не находила. Повод явился в лице девчонки, которую я любила меньше всех. Повод улыбался по-змеиному, был отличницей и не хотел иметь со мной ничего общего. Но как хотела этого я! У повода моего нахождения рядом с ним не было выбора. Я не помню о чём мы с ней разговаривали, точнее делали вид, что разговариваем. Зато я  помню то, что было потом. Потом он подошёл и псевдосамоуверенным, явно дрожащим голосом рассказал путаную историю, которая в общем и целом сводилась к тому, что у него два приглашения в А-клуб - для себя и, видимо, для меня. Ты пойдёшь со мной ?- спросил он.  Я кричала от радости, я праздновала победу, я взобралась на шаткий пьедестал восхищения им, собой и нами обоими, я пела себе серенады под своим собственным окном. Я уже почти любила его за оказанную мне честь, за честь, которую я собиралась оказать ему. И тут я вспомнила. Вспомнила, что до восемнадцати лет мне заказан путь в ночные клубы. Вспомнила, что мне недавно исполнилось только семнадцать. Нужно было срочно придумать, как отказать, но не отпугнуть его.   
Я пойду с тобой,- ответила я,- если ты поедешь со мной прямо сейчас в центр. Можно было уже не объяснять, зачем мне так срочно туда понадобилось. Возможность его на это согласия была ничтожно мала, проще сказать : она была нереальна. Для простых прогулок он был уже тогда слишком крут. Точнее не был - казался. Но он сказал - поехали.
В моей жизни было много свиданий : до этого и после, с ним и с другими, но это было лучшим из всех . Я уже тогда была счастлива, так безмерно, что на то, чтобы охватить масштаб этого счастья мне понадобилось три года.
Мы поехали на Арбат. Было холодно. Я мечтала, чтобы он взял меня за руку. Шла и повторяла это про себя как заклинание. Сколько их ещё будет потом, таких заклинаний, которые он неизменно будет угадывать, раньше, чем я испугаюсь, что они невыполнимы, что он меня не слышит, не чувствует. Он взял меня за руку. Я улыбнулась и постаралась, чтобы он этого не заметил. Мы шли, и он держал мою руку в своей, их вместе в моём кармане. Мы зашли в магазин, чтобы купить кассету ради одной, случайно услышанной мной где -то песни. Я пыталась напеть её продавцам. Неудивительно, что они её не узнали. Удивительно, что он полюбил то, как я пою. Мы стояли в магазине между двумя дверьми, дуло. Я курила, он завязывал мне шарф. Огромный шарф с карманами на концах. Я приходила в себя от шока, вызванного тем, что он не курит. Курение в какой-то момент показалось мне отвратительно немодным занятием. Мы шли по улице, и я взахлёб рассказывала про себя : как я выбирала институт, почему выбрала именно этот, про школу, друзей, родителей, про разочарование, счастье. Я хотела, чтобы он знал про меня всё, я знала, что он меня поймёт. Я приехала домой и впервые не терпящим возражений тоном заявила, что иду в клуб и ничто меня на пути к этому клубу не остановит. Я была сильной и смелой: у меня появилось что-то, что  я должна была, обязана была отстоять. Пусть ночной клуб и кажется мелочью, речь шла о чём - то несоизмеримо более важном. Этот вечер решил мою жизнь на годы вперёд.
Мы ехали в трамвае или в троллейбусе- неважно, не было ни разу ещё, чтобы я их не перепутала. Теперь мне интересно : что же это всё - таки было? В клубе нам не понравилось. Какая - то нам обоим незнакомая девушка без слов взяла у него из рук полный до краёв стакан пива и выпила до дна. Это не понравилось особенно. Я помню этот клуб так хорошо как собственную квартиру, хотя с тех пор не была там ни разу.
Мы вышли на улицу. О том, чтобы пойти домой разговора не было : мы не затем так долго друг к другу шли. Мы должны были друг друга узнать, проверить, прощупать,- вдруг мы ошиблись, и по большом счёту ни нам друг от друга, ни судьбе от нас ничего не нужно? Мы отправились к его другу - тоже подвиг с моей стороны. Я не терпела неосторожности. Я забыла про осторожность. Друга не оказалось дома. От мучительного выбора дальнейшего маршрута и неизбежного следования домой нас спас ливень. И ближайший подъезд. Мы сидели на ступеньках и разговаривали, и вежливо здоровались с проходящими мимо, и невероятно много смеялись. Он спросил, почему у меня ресницы накрашены только наполовину. Я задумалась. У меня перед глазами - перила лестницы, на которые я смотрела тогда, думая о своих ресницах. А потом он меня поцеловал. Я попробовала возмутиться, по -детски дорожа его мнением обо мне. Дальше было только одно - он меня целовал. Только одно, но этого хватало сполна. Хватало так, что другого было не надо. У меня уже кружилась голова, я уткнулась ему в куртку, чтобы не упасть. Он целовал меня вплоть до метро, где продолжал заниматься тем же самым так страстно и пылко и жадно, что я испугалась. Он целовал меня так, как будто никогда больше не увидит, как будто мечтал об этом годами, как будто кроме нас в мире никого не было. Я смущалась, но не настолько, чтобы скрыть счастье от самой себя. Я не знала, что с ним делать, с таким неожиданным счастьем. Мы тогда ещё совсем друг друга не знали, не успели друг другу ни в чём признаться, ничего пообещать. Что же будет дальше? - ломала себе голову я . А дальше было такое же завтра.      
 
Я помню, как он смотрел на меня нежно, как на ребёнка, сказавшего своё первое слово. Так, как будто этим первым словом было его имя. Счастливо и умилённо. В такие моменты я начинала испуганно озираться : я не могла поверить, что так можно смотреть на меня. За эти три года он никогда не переставал смотреть на меня так.

Я помню как он слал мне на пейджер сообщения о том, как он скучает по моим глазкам. Я с минуту думала стоит ли обидиться на “ глазки” вместо огромных прекрасных глаз неизведанной глубины и бежала ему звонить. Злиться на него было невозможно. Приходилось себя заставлять.

Наши телефонные разговоры раздражали всех неимоверно. Смысл их передать было так же невозможно, как их закончить.Я клала трубку, он моментально присылал сообщение на пейджер. Умилённая, я перезванивала. Спустя час снова клала трубку. И знала, что через минуту на пейджер придёт сообщение, на которое я не смогу не ответить.

Я помню, как у него часто путались волосы. И как он любил, когда я руками разбирала их и заново делала пробор. Этим я никогда не уставала заниматься. С ним во мне родился и умер великий парикмахер. 

Я помню как впервые призналась ему в любви. Он за что-то разозлился на меня и не хотел со мной разговаривать. Я смертельно испугалась, что потеряю его. Я знала, что каждый раз, когда он говорит, что любит меня, он ждёт ответа. Я знала, что пора перестать бояться ему его дать. Я позвонила ему и сказала “ Я люблю тебя”, даже не дожидаясь никакого “привет” с его стороны. Он молчал несколько минут. За эти несколько минут я успела сойти с ума и начала сбивчиво объяснять, что люблю, конечно, не абсолютно и не так, чтобы очень, а так... по-своему. Когда он заговорил, я с перепугу даже не сразу его расслышала. Я тоже люблю тебя и я очень счастлив, - сказал он. Но это “по-своему” мне запомнил. И даже вставил его в конце разговора. Но это было уже неважно.   


Я помню, какими мы были детьми.
Нам было весело до упаду. Даже по телефону. Даже в письмах. У нас было такое одинаковое чувство юмора, как будто мы шутили сами с собой и смеялись над своими же шутками.


Я помню, как мы вместе ночевали. И он, смущаясь, спрашивал, где мне постелить. А я, смущаясь, не знала, как ответить. Знала, что. Но не знала, как. Я никуда завтра не пойду,- говорил он, - я хочу вот так просто лежать с тобой рядом. Всегда.
Я просыпалась ночью и не могла поверить в своё счастье. Я боялась его разбудить. Я тысячу раз шёпотом говорила спасибо за то, что он спит рядом и за то, что я боюсь его разбудить. И за то, что он старается спать на непривычном боку, чтобы не повернуться ко мне спиной. И за то, что он готов ждать. И за то, что он есть.

Я помню, как утром он варил мне кофе.

Я помню, как он показывал мне всё, что есть в доме. Как мы посмотрели несколько тысяч фотографий, как я услышала несколько десятков тысяч историй. Как я узнала про него всё. Как наши отношения перешли ту грань, за которой скрывать нечего. За которой скрывать ничего не хочется.


Я помню, как мы ходили в рестораны и целовались через стол

Сказать, что я его обожала, значит ничего не сказать. Он был центром моей вселенной, в которой кроме него никого не было.

Я помню, как мы любили класть голову друг другу на колени.

Бывало,что он сбегал с важных мероприятий, чтобы  раньше оказаться со мной. Я его лицемерно за это упрекала.

Я очень им гордилась. Даже когда окружающие считали, что гордиться нечем.

Что ты ешь?- спросил он меня как-то по телефону. Какую рыбу! Ты же её терпеть не можешь!- кричал он через секунду- надо было потерпеть, я бы тебе привёз что-нибудь вкусное.

Он покупал мне сигареты.   

Посмотри на себя! - кричал он. Я до полоумия пугалась, спрашивала, что  не так, дрожащими руками поправляя причёску. - Нет, ну ты посмотри на себя! Ты же супер!

Как - то раз, проговорив с ним невероятное количество часов, я наконец попрощалась и решила из приличия позвонить кому-нибудь другому. На пятой минуте разговора с подругой, поймав себя на том, что совершенно не понимаю, о чём она эти пять минут говорит, решила попрощаться и с ней тоже. Понимаешь,- говорю,- я что-то ужасно по нему соскучилась, пойду что-ли интернет включу, вдруг он там? Получится почти случайно и непринуждённо. Не успеваю положить трубку, она звонит ( трубка в смысле). Мысленно чертыхаясь, мечтая рысью побежать к компьютеру, снимаю трубку.” Что-то я соскучился”- говорит.Обнаруживается масса недорассказанных вещей. Через три часа ужасно не хочется прощаться. Думаю: может, интернет включить?

“Милая, как я хотел бы оказаться сейчас с тобой за городом!” -Хотел бы оказался бы,- отвечаю сурово, потому что тоже этого очень хочу. Он, кажется, не слышит моих замечаний: “хочу жить с тобой, просыпаться каждое утро, приходить в дом, где ты”. Замечания повторяются. “Мы не живём вместе только потому, что нам негде вместе жить”, - резонно замечает он.

Поцелуй своего мужа.- просил он. На фразу :” А где он?” слегка обижался.

Он очень крепко меня обнимал. Поднимая при этом на руки. Он очень нежно и по-детски просил его обнять.

Когда я злилась, он говорил, что я хорошая. Когда я ему не верила, он говорил, что я женщина его жизни. Когда я огорчалась, он уговаривал меня :” Ну скажи, что не так”. Он всегда знал, что мне сказать и когда.

Он заставлял меня всё ему рассказывать. Даже то, что не имело никакого значения.

Он придумал для меня тысячу ласковых прозвищ, на большинство из которых я обижалась.

Он любил меня.


ЧАСТЬ 4.

Я помню, как он вернулся.
Мы договорились быть просто друзьями и просто по дружески встретиться. Я боялась, что он не придёт. Он пришёл. Мы смеялись до упаду. Я могла предугадать каждый его жест. Мы обсуждали всё на свете, но я почти его не слушала. Я им любовалась. Я запоминала каждую черту, которую и так уже знала лучше всего на свете.
Он целовал меня уже в машине по дороге домой. Борьба началась уже в машине. Ты не любишь меня,- кричала я . Он доказывал обратное. Я поверила не потому что хотела поверить, а потому что не поверить было невозможно. Как и вседа. Всему, что он говорил. Как бы это друг другу не противоречило.
В тот вечер он носил меня на руках. В тот вечер я доказывала ему, что наша любовь победит всё. В тот вечер он со мной не спорил.
Наши отношения начались так, как будто никогда не прерывались. Наша близость брала начало из каких-то прошлых жизней.
Я не спала ночами от счастья. Я не спала ночами оттого, что не могла дождаться следующего дня.
Я не хотела уезжать, он не хотел, чтобы я уезжала. Ты родишь мне детей?,-спросил он нежно и нетерпеливо. И как можно скорее, - подумала я . Всё говорило о том, что это будет длиться всегда, целую вечность, но мы так торопились, как будто боялись не успеть, как будто мы знали больше, чем мы  на самом деле знали.
Он звонил мне каждый день, он говорил мне слова, которые не сказал бы и под дулом пистолета, слова, которые никогда не произнёс бы, если бы я была рядом.
От разлуки с ним спасал только поиск достойного его подарка. От разлуки с ним спасала только уверенность в нём. Только ожидание продолжения счастья.
Я помню, как я вернулась. Я люблю тебя, моя маленькая, я нашёл тебя, моя красивая,- говорил он в промежутках между поцелуями.
А у тебя никого не было?,- кокетливо спросила я . Он ответил: давай проверим. Поцеловал меня: теперь ты видишь, дурочка. Только не у меня. Только не кроме тебя,- что-то в этом духе.
Я это знала. Если я что-то в этой жизни и знала. Только не он. Только не кроме меня. Я всегда и всем говорила. Это было что-то вроде моей фразы: мой мальчик что угодно и когда угодно, я ничему не удивлюсь. Но изменить мне он не может. Я его знаю. Я его знаю лучше, чем себя. Он из породы счастливых исключений.
Я могла поспорить на миллион долларов.
Хорошо, что не поспорила. 

Он рассказывал мне про это совершенно спокойно. Выстраивал в цепочку. Он рассказывал, как всё это время мне изменял. Он говорил, что он подлец тем же тоном, каким рассказывал про весёлые эпизоды, случавшиеся с ним на каждом шагу. Он рушил всё непринуждённо, получая от этого удовольствие. Мой мальчик. Если честно,- говорил он,- сказав тебе полгода назад, что я расстался с ней, я соврал. Если честно, была не только она. Ну а если быть до конца откровенным, то их было много. По пьяни. И не только.
Позови моего мальчика. Ты, дрянь!
Я никогда бы в это не поверила, я поклялась бы своей головой, что это невозможно и осталась бы без головы. Я сразу поняла, что это правда.  
Я договорила с ним до конца. Я до конца досмотрела все картины того, как он приходил ко мне после... Я не знаю после чего. Я знаю.
Я знаю, как я его ждала. Его девушка.
Иногда суровая, иногда любящая. Но он не замечал разницы. У него уже кто-то был. У него всегда был кто-то ещё.
С тобой мне хорошо... Как ни с кем.- он мог себе позволить эту фразу. У него было с кем сравнивать.
У измены всегда открываются новые аспекты. Когда кажется, что больнее уже быть не может. Каждый раз вспоминаешь новый момент, когда человек тебе, оказывается, врал. И знал, что врёт. Каждый день. Даже в разговорах на другие темы, даже вообще не разговаривая.
Я не знала о нём ничего. Я бы взялась ответить на любой вопрос о нём и ошиблась бы в каждом слове.
Я всё потеряла за пятнадцать минут. Я ничего не имела.
И я осталась тем, кем никогда не была : его девушкой.

ЧАСТЬ 5.  После...

Ты женишься. Имеешь право : ты свободен и мы уже взрослые. И всё когда-то кончается, а значит и наша история тоже. Когда в запале ссоры с тобой ещё в районе первого курса я кричала, что выйду замуж за кого угодно тебе назло, это было смешно и ты совершенно правильно делал, что смеялся.
Когда теперь, три года спустя это говоришь ты, я совершенно правильно делаю, что не смеюсь.
И сижу, обхватив голову руками, и, вспомнив очередную твою фразу из прошлой жизни, заливаюсь слезами, и спрашиваю себя :Что же будет дальше?
А дальше будет такое же завтра.   

P.S. Звонит телефон. Твой номер. Сначала закурю сигарету, потом сниму трубку...