Наше экономическое чудо

Профессор Грибов тяжело взобрался на кафедру и сказал:
- Господа! Позвольте познакомить вас с коллегой из Стэнфорда, доктором Ковальски. Доктор Ковальски также представляет здесь нашего учредителя и спонсора, концерн «Майкросистем текнолоджис», в котором работают лучшие выпускники нашей бизнес-школы.
Офисного вида мужчина встал, сделал улыбку «рад вас видеть»  и дважды, налево и направо, кивнул головой.
-     Сегодня, как вы знаете, у нас проводится деловая игра, - продолжал Грибов, - которая является определенным экзаменом в процессе вашего обучения. По условиям нашего учредителя, условия задания сообщаются вам непосредственно перед началом игры.  Команда, добившаяся большего успеха на переговорах, продолжит обучение в Стэнфорде, одной из лучших бизнес-школ Соединенных штатов, за счет нашего уважаемого спонсора. Проигравшая команда закончит курс у нас.
- Суки, - довольно внятно произнес  Эдик Каспарян.
- В вашем распоряжении четыре часа. Отсутствие соглашения по их истечении будет означать поражение обеих команд с вытекающими отсюда печальными для ваших зарубежных перспектив последствиями.
- Суки, - повторил Эдик. 
 Бухгалтер Вика Плюшкина толкнула его в бок.
-     Итак, условия  игры таковы: по жребию вы будете разделены на две команды, одна из которых представляет Совет директоров терпящей крупные убытки компании, а другая, соответственно, профсоюз. Администрации предстоит уволить значительное число работников и сократить зарплату оставшимся, а также в общих чертах наметить стратегию вывода компании из кризиса. Профсоюз только что объявил забастовку, его цель свести потери для персонала к минимуму, но в то же время он должен оценить и одобрить предложенный администрацией план. В этих папках – начальные условия для игры, данные о предприятии, кадровая статистика, вся прочая необходимая информация. Мы с коллегой, - Грибов чуть повернул тело в сторону американца и изобразил маленький поклон, - будем наблюдать за переговорами. У игры есть установленные критерии победы той или иной команды для данного конкретного задания, но вам они не сообщаются.  Мы также будем принимать во внимание переговорную стратегию и аргументацию сторон. Вам представляется полная свобода использовать как знания и наработки, полученные в процессе нашего с вами обучения, так и собственный деловой и жизненный опыт. Сразу оговорюсь – в игре будет только один победитель, ничейный результат полностью исключается. И еще – побеждает и едет в Соединенные Штаты только команда целиком. Даже самый лучший игрок проигравшей команды останется в этих стенах.
Вика Плюшкина поежилась. Момент истины наступил в самой жесткой  форме. Эти американцы просто помешаны на конкурентных играх и всяком командном дерьме. Понятно, что за такой приз народ сейчас перегрызет друг другу глотки.
Эдик прав, суки они.
- Прошу вас подойти к столу и вытащить жребий.
Жребий представлял собой восемь конвертов, веером лежащих на столе.
-     Начинаем прицельное говнометание, - процедил Эдик.
Студенты по очереди брали конверты и вытряхивали из них листочки бумаги со словами «Профсоюз» или «Совет директоров». 
- Прошу вас взять исходные данные, – руководил Грибов, - они абсолютно идентичны.  Вы можете ознакомиться с ними в смежных классах, - Грибов округло развел руками, - переговоры будут проходить здесь, в аудитории. Все контакты вне аудитории исключаются. И, прошу меня извинить, но вы должны отдать мне ваши мобильные телефоны. Это обязательное требование нашего спонсора, цель которого – обеспечение полной  прозрачности переговоров…
- Мне должны звонить, - тут же сказал Петр Слива, зампред известного в узких кругах, а также в компетентных органах, небольшого банка.
- Мы вас позовем и предоставим возможность поговорить, - успокоил его Грибов, - но только в нашем присутствии, прошу вас, Петр,  понять меня правильно.
На стол посыпались «Сименсы», «Моторолы» и «Нокии».
Американец вытянул шею, наблюдая за сдачей телефонов, а затем что-то черкнул в свой блокнот.
- Прошу вас ознакомиться с данными и выработать начальные сценарии переговоров. Примерно через полчаса будьте готовы встретиться в аудитории.

Вика Плюшкина и Эдик Каспарян попали в профсоюз.
Также интересы трудящихся выпало отстаивать директору маленькой торговой фирмы Лене Голубеву и Василию Головко, начальнику отдела Восточно-Сибирской нефтяной компании.
В противоположный класс, помимо банкира Петра Сливы, направились Оля Ситникова, в прошлом манекенщица, а ныне менеджер модельного бизнеса, румяный плехановский пятикурсник и сын депутата Государственной Думы Егор Анисов, а также фондовый спекулянт Юра Шерингарц, никогда не расстающийся с ноутбуком ради постоянных медитаций над графиками движения индексов.
- Вот ведь лабуда какая, - вполголоса ворчал Слива, - можно подумать, мне из банка позвонят по мобильнику и подскажут, как надо правильно Леню с Эдиком уволить.
- Правила есть правила, - возразила ему обаятельная и целеустремленная Оля Ситникова, - в принципе, шаг логичный, хотя и неприятный.
Директора компании разобрали данные и углубилась в анализ бедственного положения своего предприятия.  Судя по отчетности, фирма трещала по всем швам.
- Полный караул, - высказался первым Егор Анисов, - в этой ситуации увольнять нужно чуть ли ни половину персонала. И половину администрации, кстати, тоже гнать в шею.
- Боюсь, что наш дорогой профсоюз поддержит только вторую часть предложения.
- Ребята, ребята, - захлопала в ладоши Оля Ситникова, - давайте серьезнее, прошу вас. Давайте представим себе, что наша с вами общая компания действительно терпит бедствие.
В классе снова повисла шелестящая бумагами тишина.
- Вот, с-смотрите, - произнес, наконец, фондовый спекулянт Шерингарц, - динамика сбыта за последние д-десять лет показывает факт некоторой сезонности.  Четвертая, пятая и шестая с-страницы. Есть основания предполагать, что в ближайшие несколько м-месяцев  продажи, д-даже если и продолжат падение, то незначительно. А может быть, на некоторое время стабилизируются. Это з-значит, что прямо сейчас мы можем уволить не так уж много н-народу, примерно процентов пятнадцать, и немного сократить зарплату остальным. А з-за это время попытаться осуществить
      модернизацию производства и поискать инвестора…
 
В профсоюзном классе царило уныние.
- Я бы  при таком раскладе давно уже выгнал всех на улицу и закрыл лавку, - расхаживал взад-вперед между столами торговый директор Леня, - пока эта контора еще хоть чего-то стоит, и свалил бы, например, в Мексику.
- Ленечка, мы с тобой по другую сторону баррикад, - мягко напомнила Вика Плюшкина, - нам нужно что-то придумать, чтобы остаться на работе. И соответственно, поехать в Америку. Ты ведь хочешь за счет дяди Сэма в Америку? Эдик, ты что молчишь? Ты почему такой вялый?
- Я не вялый, - промычал в ответ Эдик, - я … вообще никакой. Я сегодня в пять утра спать лег…
Вика строго прищурилась.
- Друг права получил, обмывали… Вот,  дообмывались…
- Но побриться ты хотя бы мог?
- Побриться… Скажи спасибо, что я еще не проспал все на свете.
- Ты как маленький…
Нефтяник Петр Головко молча листал бумаги и морщил лоб.  При этом уши его шевелились.
- Суки, - снова выругался Эдик, - жирные американские гондоны. Кто лучше обосрет друга, тот поедет учиться к нам в буржуинство. Тьфу!
-    Это справедливо, Эдик, что ты в профсоюз попал, - сдержанно заметил нефтяник Головко, - классовое чутье у тебя хорошее, настоящее.
Леня Голубев судорожно хихикнул.
- Послушайте, мужики, - предложил Головко, - придумывать первый ход должны, в общем-то, они. Для начала нам достаточно заявить, что мы не согласны с сокращениями и стоять на своем.  Нужно проявить твердость и всем сказать наше «но пасаран».  А там видно будет.
Головко, единственный из профсоюзных лидеров успел пройти в своем институте  «Капитал» Карла Маркса и историю КПСС. Остальные учились уже без идейной платформы.
- Верно! - встрепенулся Эдик, - нужно устроить демонстрацию! Они сейчас придут нас увольнять, а мы сплотим ряды и дадим им хреном по лбу!
- А так можно? – испугалась Вика Плюшкина.
- А что нам остается?

Спустя некоторое время члены администрации, подготовившие достаточно взвешенный, по их мнению, план реформ, включающий в себя некоторые болезненные, но жизненно необходимые кадровые решения, выйдя из своего класса, увидели профсоюз, тесно сидевший за передним столом.
- Господа, - обратилась к Грибову Оля Ситникова.
- К партнерам, к партнерам, пожалуйста, - направил ее Грибов.
Оля жестом пригласила директоров за собой, и, цокая каблучками, направилась к противоположной стороне.
Грибов сверху вниз и обратно прошелся по ее фигуре заинтересованным взглядом. Да, кто только не приходит в бизнес-школы за вожделенной степенью МБА.
- Господа, - начала Оля.
В этот момент профсоюзная команда повскакивала со своих мест и вполне стройно заорала:
- Увольнениям – нет! Увольнениям – нет! Увольнениям – нет!   
Оля отпрянула.
Эдик Каспарян развернул над головой склеенный из листов бумаги плакат.
“HANDS AWAY FROM OUR JOBS!!!” – было написано на плакате.
Американец громко засмеялся.
- Ра-бо-тать!!! Ра-бо-тать!!! – начали громко скандировать демонстранты.
- Вы… вы что, с ума посходили? – растерялась Оля Ситникова. Губы ее
дрогнули.
Совет директоров в полном составе вопросительно уставился на кафедру. Американец откровенно веселился, а Грибов демонстративно развел руками, всем своим видом показывая, что теперь задача усложняется.
Демонстранты, воодушевленные дружелюбным отношением американца, стали топать ногами в такт выкрикам, а потом даже прошлись маршем вдоль кафедры. Эдик затянул было “Интернационал”, но Вика его одернула. Прошествовав  полукругом перед изумленной администрацией, демонстранты скрылись в своей комнате.
- Ну, и что дальше? – обратился к Грибову банкир Слива.
- Вам оказывают давление, - на сносном русском прокомментировал за Грибова американец, - очень хороший ход для начала переговоры.
- Вот как? – изогнула бровки Оля Ситникова. – Это вы называете ходом переговоров?
Банкир Слива почесал коротко остриженную голову.
- А давайте теперь мы, опять же, для начала переговоров, вызовем ментов, чтобы они их рассадили  по клеткам и… это… в общем, побили дубинками?
Американец вопросительно наклонил голову к Грибову.
- Полис, - подсказал тот.
- Нет за что, - американец взметнул на лоб энергичные складки, - они не нарушили закон или конституция. Они просто хотят иметь своя работа. Вы работодатели, у вас есть социальная ответственность. Попробуйте с ними… говорить.
- Договориться, - подсказал Грибов.
Обескураженные работодатели собрались в углу аудитории.
- Вот гады! – не удержался еще более зарумянившийся Егор Анисов. – Мы тут вовсю думаем, как бы не очень сильно ущемить их несчастные интересы, а они нам представление устраивают.
- И американцу они п-понравились. К-кажется, один-ноль в их пользу.
- Стоп, дело не в этом. Они хотят навязать нам свой сценарий, для этого придумали нестандартный ход, - пришла в себя Оля Ситникова, - надо отдать должное, это им удалось. Не стоит поддаваться, нужно подождать и вызвать их на переговоры. Это даже хорошо, что для нас задача усложнилась. Теперь мы сможем, как следует себя проявить.
Банкир Слива бросил на Олю неприязненный взгляд. Он не любил слишком активных женщин.
- Сейчас я пойду и позову их. Будьте готовы продемонстрировать корректность и готовность к сотрудничеству.
Оля продефилировала мимо кафеды, не забыв улыбнуться Грибову и доктору Ковальски,  постучалась в класс забастовщиков и приоткрыла дверь.
- Друзья мои, - мелодично пропела она, - может быть, вы нас все-таки выслушаете?
- Оля! Оленька! – зашептала Вика Плюшкина. – Вы на нас не обижайтесь! Это мы, как бы… в шутку.
- Я все понимаю, - дружелюбно и достаточно громко, чтобы ее  было слышно на кафедре, продолжала Оля, - готовы ли вы к переговорам, или вам нужно еще время?
- Оля, иди на х…! – вдруг сказал Леня Голубев.
Оля Ситникова ахнула и залилась краской. Дверь захлопнулась.
- Леня, ты что, сдурел? – закричала Вика Плюшкина. – Что это ты  говоришь?! Это же  наша Оля! Иди немедленно извинись!
- Обязательно извинюсь, - невозмутимо отвечал Леня, - сто раз извинюсь, но только после игры. А сейчас нам нужно выбить ее из равновесия, пусть она нервничает, пусть будет подавлена. Она  взяла на себя роль лидера, это же очевидно. К тому же и судьи на ее задницу таращатся, не отрываясь.
Вика Плюшкина оскорбленно фыркнула.
Подумаешь, задница.  У всех задница, вовсе не обязательно  так ею вертеть.
- Не ожидал от тебя, Леня, - укоризненно сказал Василий Головко, - никак не ожидал.
- В Стенфорде, дорогой Вася,  можешь мне даже руки не подавать.
-    Леня в принципе  прав, хотя он и гондон, - осмыслил произошедшее Эдик Каспарян, - и мы все здесь тоже гондоны. Давайте теперь вот такую тему продумаем...

Оля Ситникова, изо всех сил постаралась не заплакать, и это ей удалось.
Вот, значит, как!
- Что-нибудь случилось? - проявил немедленное участие Грибов.
- Все в порядке, - ее голос почти не дрожал, - но мне нужно в туалет.
-   Ваша команда пользуется туалетами в правом крыле корпуса, - смущаясь, сказал Грибов, - команда соперников – в левом. Контролировать вас мы, разумеется, не станем, впрочем, сегодня в здании никого нет, и звук шагов слышен хорошо. Особенно ваших, - не удержался Грибов.
Фондовый спекулянт Шерингарц страдальчески возвел глаза к потолку.
Банкир Слива презрительно гыкнул:
- Детский сад, в натуре...

Спустя десять минут договаривающиеся стороны сошлись перед кафедрой. Плакатов на этот раз не было.
- Мы подготовили краткий антикризисный план. Точнее, наброски плана. Мы постарались максимально учесть интересы трудового коллектива, - сказала Оля Ситникова и тут же укорила себя за совковский оборот “трудовой коллектив”, нужно было сказать “персонал”, - подробности антикризисного плана, я надеюсь, мы выработаем совместно с представителями профсоюзов.
Грибов, со скрипом протиравший очки носовым платком, удовлетворенно наклонил голову. Фондовый спекулянт Шерингарц достал предложения Совета директоров и стал читать. План предусматривал радикальное оздоровление компании, закрытие неэффективных производств, а также непопулярные кадровые решения.  При упоминании о планируемом пятнадцатипроцентном увольнении персонала, существенном сокращении зарплаты остающимся работникам и полугодовом моратории на социальные выплаты,  Шерингарц отрывался от конспекта и поглядывал на забастовщиков, но те вели себя тихо и никаких беспорядков не устроили. Американец потянулся к Грибову и что-то зашептал ему в ухо. Грибов в ответ собрал губы в пухлую трубочку и неопределенно шевелил бровями.
Оля Ситникова, не отрываясь, смотрела на Леню Голубева, желая, на манер героини известного фильма ужасов, заживо сжечь того взглядом. Леня некоторое время смотрел на нее в ответ, затем чуть пожал плечами, сделал выражение лица “сама дура” и отвернулся.
Юра Шерингарц дочитал антикризисный план до конца и спрятал конспект за спину, словно опасаясь, что его отнимут.
- Что скажет трудовой народ? – нарушил молчание банкир Слива.
- Трудовой народ скажет следующее, - помедлив, ответил Эдик Каспарян, - мы считаем, что руководство компании пытается решать проблемы за счет персонала. Совет директоров в свое время наделал массу грубых ошибок и теперь пытается исправлять их за наш счет. 
- О чем это вы? К-каких ошибок? – подался вперед Шерингарц, неожиданно назвав на “вы” старого приятеля Эдика.
- Вот, пожалуйста, - Эдик поднял заготовленные листы. В девяносто четвертом году администрация необдуманно сняла с рынка две вполне еще живые торговые марки, переоценив перспективы нового брэнда. Это был первый за пятнадцать лет год, который компания закончила с убытками. В девяносто седьмом было слишком поспешно закрыто новое представительство в Калифорнии по результатам всего лишь первых двух лет работы. В следующем году – провалившаяся попытка выхода на восточноевропейский рынок. И список можно продолжить. Кстати, состав Совета директоров с тех пор практически не изменился. Бездарное управление привело компанию на край пропасти, и теперь те же люди хотят спихнуть все проблемы на рабочих.
Нефтяник Головко в течение всей классово зрелой речи Эдика согласно кивал головой.
Юра Шерингарц стал судорожно листать исходный материал.
- Эдик, постой! В Восточной Европе н-нас накрыл российский к-кризис. Пострадали все, не только мы.
- Юра! С кризисом все было ясно за полгода! Ты же сам еще в мае заранее переложился в валюту и знать не знал своих акций до начала девяносто девятого..
- Я-то да, но эти, - Шерингарц потряс в воздухе бумагами, - м-меня не спрашивали…
- Но и они могли бы сообразить, что хуже момента нельзя и придумать. Сентябрьский рублевый фьючерс на Чикаго еще в мае по четырнадцать рублей за доллар торговался, этого они что, не знали? А нефть по восемь долларов за баррель им тоже до фонаря была? Или они у вас в газетах только спортивную колонку читают?
- Н-но были же гарантии п-президента и п-правительства…
- Юра! Какого президента?! Какого правительства?! Как говорит твоя родня, не смешите мои тапочки!
Фондовый спекулянт Юра Шерингарц пожал плечами.  Натуральные идиоты, возразить больше нечего.
- Господа, мне кажется, нам следует не ворошить взаимные обиды, - вмешалась Оля Ситникова и  снова метнула в Леню испепеляющий  взгляд, - а искать пути к сближению позиций.
- Правильно! – вступил в разговор банкир Слива. – Если бы вы получше работали, вместо того, чтобы языками болтать, все было бы в норме. Вот, смотрите, какую я вам сейчас феньку покажу, - Слива выхватил у Шерингарца папку, - тра-та-та…та-та... вот: по требованию профсоюзов все туалеты оборудованы кондиционерами, в курительных комнатах установлены стулья и самоочи… самоочищающиеся пепельницы. Во, видали? Вас, бездельников, только перекуры и интересуют!
Оля Ситникова с негодованием отвернулась от Сливы. Что он несет? Зачем эти “бездельники”?  При чем тут пепельницы? Нужно ведь искать пути к сближению, нащупывать точки соприкосновения…
- А что, уже и перекурить рабочему человеку нельзя? – огрызнулся Леня Голубев. – Может ему и ссать за угол ходить?
Все вздрогнули и покосились в сторону кафедры. Грибов нахмурился, но  американец выставил перед собой ладони: все ОК. 
Оля Ситникова страдала.
Вместо уважительного и конструктивного обсуждения проблем, сложной переговорной борьбы, постепенного получения крупных уступок взамен незначительных, начался какой-то балаган. Сначала  устроили марш протеста, перед иностранцем было просто стыдно, как на дикарей, наверное, смотрел. Потом Леня, полтора года хороший знакомый, взял и просто так обложил. А сейчас вовсю идет  обсуждение пепельниц и туалетов. Совершенно дурной тон.
А может быть, Слива и прав: с этим быдлом только так и надо.
- Когда это вы у нас за угол ходили? - продолжал между тем Слива. - Только и думаем, чтобы у вас все путем было. Вот, опять же: средняя зарплата у вас почти четырнадцать баксов…то бишь, долларов, в час, а это на семь процентов выше, чем у соседей, у тех же, скажем, “Литиум индастриз”, вот, сами читайте. Хорошего отношения вы, значит, не помните, так получается? А как только начались напряги, все сразу в…э-э-э…в бутылку полезли? Не-ет, братцы мои, так мы с вами ничего не решим.
Боже мой, ну что этот Слива будет делать в Стенфорде? – злилась Оля Ситникова. - Зачем ему элитное бизнес-образование. Вот ведь она, его родная стихия: разговоры с рабочим классом, полукриминальные базары, в общем: не влезай, убъет.
Шерингарц, между тем, стал посматривать на часы.   
Депутатский сын Егор Анисов за широкой спиной банкира Сливы молчал и еще больше заливался румянцем.
- Господа, - энергично вставила в паузу Оля Ситникова, - если мы с вами сейчас не договоримся, то примерно через полгода компания станет банкротом и ее новый владелец по закону сможет уволить до пятидесяти процентов персонала вообще безо всяких согласований. Мы вместе  с вами окажемся на улице и будем искать себе новую работу. Но, поверьте мне, у нас она будет гораздо более высокооплачиваемой.
Американец громко щелкнул пальцами и сделал в сторону Оли движение указательным пальцем, словно выделяя ее из всех.
Оля слегка порозовела. Все не так уж плохо, судьи  следят за ходом выступления.
Члены профсоюза задумались. 
- Прошу п-прощения, но мне нужно п-позвонить, - нервно сказал Шерингарц, - это займет буквально пять минут.
Грибов сделал приглашающее движение к сложенным на столе телефонам. Шерингарц выбрал свой и стал набирать номер.
- Пауза не повредит, - сказал американец.
Оля благодарно ему улыбнулась. В ответ он тоже растянул губы.
Оля улыбнулась еще раз. Вика Плюшкина бросила на нее негодующий взгляд. Ну и пусть. Кажется, все средства становятся хороши.
-     Леночка, - быстро заговорил в трубку Шерингарц, - как открылась Европа?..  А Лондон?.. А Франкфурт? Н-да…  Американские данные по б-безработице вышли? Нет?
По аудитории прошло оживление.
- Скоро выйдут, - угрожающе сострил банкир Слива.
Шерингарц обернулся.
- Семь двадцать ч-четыре? М-м… - на его лице проступило выражение несильной зубной боли. - А “Газпром”? Леночка, пожалуйста, п-поставьте бид на пятьдесят тысяч по семь одиннадцать, больше н-ничего делать н-не будем.    Отметили? Ну, счастливо. Если зальют – отзвонитесь. Я в школе. П-пока.
Шерингарц положил телефон на стол. Обычно после таких звонков он, обычно,  сразу же раскрывал свой ноутбук, что-то быстро туда набивал, а потом подолгу смотрел, то на разноцветные изломанные кривые, то на бесконечно длинные таблицы. Сейчас же он отрешенно переводил взгляд с членов профсоюза на Совет директоров.
- Ну, как? – спросил Шерингарца Эдик Каспарян.
- П-падаем, - сокрушенно отвечал Шерингарц, - есть п-потери.
- Много?
- Да нет, п-процента три. Но ведь пора уже расти… Европа вовсю п-плюсует.    
Конфликт на некоторое время утих. Теряемые Шерингарцем реальные деньги  немного охладили интерес к переговорам. 
- Короче… - начал было Леня Голубев, но Слива тут же его перебил:
- Короче, вот что! Держите наши реальные предложения и хорошенько  подумайте головой. И давайте взамен ваши реальные предложения, а то, я чувствую, вы сюда только понты ломать пришли.
- Мы обсуждаем, - возразил нефтяник Головко, но Слива оборвал и его.
- Я все понял про ваше обсуждение. Мы будем, значит, пыхтеть, концепции рожать, а вы на них  свое длинное вето класть. Нет уж, дудки!
Американец, указывая глазами на Сливу, снова наклонился к Грибову, тот ему в ответ что-то зашептал. Американец кивнул и сделал пометку в блокнот.
Нет, не так уж плох этот Слива, отметила Оля Ситникова, есть в нем какая-то хватка. Если за границей как следует обтесать, может и выйдет из него толк. Уж лучше переть напролом, как безбашенный танк, чем, как тот же Егор, молчать в тряпочку.
- Реальные предложения будут такие, - сказал Эдик Каспарян, - во-первых, обновить Совет директоров, примерно наполовину.
- Ох, держите меня семеро! - немедленно отозвался банкир Слива. – И кого ж ты, рабочая косточка, обновлять собрался? Меня, что ли?
- Тебя, Слива, можно и оставить, -  великодушно ответил Эдик, - будешь фирму от кредиторов оборонять, это ты умеешь. А вот Егорку вполне можно выгнать. За каким лешим он вам нужен? Наверняка, это он придумал в девяносто восьмом  году в Россию инвестировать, больше некому.
Егор Анисов от неожиданности икнул и мгновенно дозрел до свекольного цвета.
-     Это не я… -  промямлил он, желая в тот же момент провалиться  под землю.
- Егорыч, - обернулся к нему Слива, - видал, тебя эта рвань уволить собирается.  Хорошо, хоть не расстрелять. Забыли, наверное, что сейчас не семнадцатый год на дворе.
- Олечку перевести в секретари, - продолжал глумиться Эдик, - Юру… Юру можно куда-нибудь в отдел инвестиций, ему с такой дикцией на самом верху тоже делать нечего…
Фондовый спекулянт Шерингарц задохнулся от обиды.
Оля Ситникова сжала зубы. И этот туда же! Расцарапать бы рожу обоим!
Спокойным оставался лишь банкир Слива.
- Э, ты не гони! – развернул он корпус в сторону Эдика. - С Советом директоров мы как-нибудь сами, без сопливых, разберемся. По делу есть чего-нибудь? 
- По делу, можно перенести производство тары из Стентон-сити в Северную Каролину, будет экономия на транспорте. При этом сократить не более ста двадцати рабочих мест. С планом модернизации в целом, наверное, согласиться можно. С рыночной стратегией на ближайшие шесть месяцев, может быть, тоже. 
- Но мы это еще обсудим, - уточнил Леня Голубев.
- Да…
- Стоп, стоп! Все это, г-голубчик мой, н-нужно финансировать, - встрепенулся фондовый спекулянт Шерингарц, - д-деньги ты, наверное, с бабушкиной сберкнижки с-снять собрался?
- В то время, как наш план оздоровления позволит сэкономить значительные средства, на две трети покрывающие инвестиционные потребности, - удачно вставила Оля Ситникова. 
- Может быть, кредиты? – некстати брякнул нефтяник Головко.
- В н-нынешнем положении? – возразил Шерингарц. - Забудь, н-никто не даст.
- Конечно, не даст, - язвительно согласился Леня Голубев, - просрали хороший бизнес, теперь вам даже ломаного гроша никто не даст!
Вика Плюшкина дернула Леню за рукав.
- Леня, ты что, совсем дурак? Ты постоянно ругаешься, нам за тебя баллы снимут…
- А что, сразу я? Слива, вон, тоже ругается…
- Короче, вы, пролетарии всех стран, слушайте сюда, - вернул себе инициативу банкир Слива, - я вам чисто по-дружески советую, пока вы еще большей… э-э… ерунды тут, при посторонних людях, не намолотили, идите и вдумчиво просмотрите наши реальные предложения.  А мы в ответ, так и быть, может  и заберем производство упаковки  в Северную Осетию.
- Каролину, - подсказал сзади уже чуть менее пунцовый Егор Анисов.
- Что?
- Северную Каролину, а не Осетию.
- А, ну да, Каролину.
Воцарилось молчание. Эдик и Леня переглянулись. Кажется, последнее слово осталось за директорами.
- Ладно, - согласился Эдик, мы сейчас все проанализируем, но вы….
В этот момент на столе запиликал телефон.
- Мой! – определил Слива, и, разворошив кучу трубок, вытащил свою.
- Алло! Алло, Вадик, говори громче! Я? Нет, я сейчас занят. Да так, тут козлов одних с работы уволить надо…
- Ах ты, падла! – не удержался Эдик Каспарян.
- Нет, приезжать никуда не надо! Помощь не требуется, точно тебе говорю! Это не на самом деле, это типа игра такая. Короче, давай, сам решай все на месте, не отвлекай меня! Гуд бай!
Весь профсоюз смотрел на банкира Сливу с классовой ненавистью.
- Перерыв! – объявил Грибов. – Вам стоит успокоиться и обдумать предложения друг друга.
- Одна секунда, - поднялся доктор Ковальски со своего стула, - маленькое сообщение. Наблюдение за ход переговоров показывает, что стороны пока слабо продвинулись в достижении сотрудничества. Хорошо есть то, что вам удалось смоделировать реальная ситуация, но воспользоваться ее условиями вы пока не сумели. Примите это сообщение к вашему сведению.
Грибов одобрительно колыхнул телом.

- Ну, что теперь будем делать? – суетился в совещательном классе Леня. – Пошумели-то мы успешно, а дальше что? Предложения они толковые дали, глотку драть как бы и не о чем.
- Слива, скотина, всю игру нам испортил. Мы ведь их почти уже задавили. Оля, бедная, то краснела, то бледнела. Надо будет ей потом конфет купить…
- Скорее, она тебе купит. Из Америки посылкой пришлет…
- Слива - крепкий мужик, - одобрительно сказал нефтяник Головко, - такому палец в рот не клади.
- Что делать-то будем? – нервничал Леня. – Снова в поход пойдем? Может, нам теперь окно разбить? Или буржуя Сливу на фонаре повесить? Но ведь эта американская сволочь пихает нас к компромиссу. 
- И мы, мужики, будем к этому компромиссу постепенно двигаться, - расудительно сказал Головко, - план у них вышел хороший, лучшего бы я на их месте в жизни не придумал.  Но с точки зрения переговоров в нем есть один существенный недостаток: они в этом плане сами прошли почти весь путь уступок,  выложили почти все свои козыри. Понимаете?
- А ты, Василий, голова, - одобрительно сказал Эдик, - значит, мы просто…
- Совершенно верно. Просто смотрим предложенные цифры, что у нас тут, кстати, за цифры? – Головко заглянул в бумажку. -  И делим их на два. То есть мы согласны на увольнение не пятнадцати, а, скажем, восьми процентов персонала, на сокращение оплаты не до двеннадцати с половиной, а до тринадцати и две десятых, а социальный пакет и вовсе трогать не позволим.
- Неплохо, - согласился Леня, - ход сделан, шар на их стороне, а им двигаться, собственно говоря, и некуда.
Нефтяник Головко, имеющий среди молодежи репутацию консерватора и тугодума, расцвел и почувствовал именинником.
- Но есть одна загвоздочка, - продолжал Леня, - всю эту лажу нам нужно хоть как-то аргументировать…

Совет директоров в это время полным составом утешал едва не впавшего от нервного напряжения в истерику Егора Анисова.
- Егорыч, все нормально, - басил Слива, - ну,  не пошла масть, бывает. Наше дело правое, этим козлам просто  деваться некуда, вот они и перешли на личности. Расслабься.
- Да, эта тактика  у них была с самого начала. Подло это, вот так, не по делу, а просто побольнее уязвить. Голубев меня вообще на три буквы послал.
- На какие это три буквы? – развернул плечи Слива.
- На те самые. Когда я в их класс сунулась. Прямо так и сказал: Оля, иди, ну… на это самое.
- Вот сволочь, - мрачно сказал Слива, - я его после уроков в мелкий фарш изрублю…

Следующий раунд переговоров начал Василий Головко.
Он высоко оценил работу совета директоров и назвал антикризисный план очень профессиональным и перспективным. Василий провел параллели с некоторыми случаями антикризисного управления из российской и зарубежной практики, и по всему выходило, что плану Совета директоров уготовано место в будущих учебниках экономики.
С самого начала нового профсоюзного выступления Юра Шерингарц начал хмурить брови и ждать какой-нибудь пакости. А когда Василий Головко сказал: “мы хотим лишь немного подкорректировать социальную составляющую этого замечательного плана”, Юра все понял и оценил масштабы промаха. Другие директора тоже заподозрили неладное.
Тут  едва ли не с извинениями вступил Эдик. Он сказал, что его работа состоит в том, чтобы, скрепя сердце, требовать внесения существенных поправок в замечательный, умный и тонкий  план администрации, отстаивая при этом  интересы  конкретного трудового человека.
- Люди выбрали нас сюда, - юродствовал Эдик, - для того, чтобы за цифрами и экономическими стратегиями мы не забывали о том, что каждому из них после трудового дня нужно есть. У многих многодетные семьи, некоторым после увольнения в силу ряда причин уже никогда не найти другую работу.  И вот лишь некоторые примеры…
Вика Плюшкина по-пионерски шагнула вперед и, потупив глаза, стала рассказывать историю жизни пожилого чернокожего сверлильщика Тома, сорок лет трудовой жизни отдавшему компании. Том работал на подлежащем закрытию заводе в Стентон-сити. Далее почти без перерыва шла история одинокой матери четверых детей Саманте Клаус, которая и без того еле сводит концы с концами, и даже незначительное сокращение зарплаты отправит ее семейство прямиком за черту бедности.
“Гадина! – захотела крикнуть ей Оля Ситникова. - Это же нечестно! Непрофессионально! Подло!”
Фондовый спекулянт Шерингарц лихорадочно выстраивал в голове последнюю линию обороны.
Банкир Слива спинным мозгом чувствовал, что его вот-вот кинут по-крупному, но на чем именно, было пока непонятно.
Вика Плюшкина сбивчиво закончила свой монолог историей двух слепых братьев, которые научились наощупь убирать цех и делали это быстрее всех в компании. 
Эдик с Леней стояли с похоронными лицами и в нужных местах поддакивали Плюшкиной. Нефтяник Головко отодвинулся и, кажется, стеснялся того, что ему приходится участвовать в этом спектакле.
Резюме подвел Эдик. С торжественным видом он согласился на существенные, по его словам, уступки блестящему плану Совета директоров и сердечно пожелал руководству компании успехов в антикризисном управлении.
Юра Шерингарц откашлялся и, стараясь выглядеть спокойным, сказал:
- От лица совета д-директоров я хотел бы п-поблагодарить профсоюз за высокую оценку н-нашего п-проекта. П-признаюсь, мы не ожидали подобного п-понимания и теперь, б-более, чем когда-либо, уверены в успехе наших п-переговоров…
Грибов, морщившийся от подробностей быта заокеанской бедноты, радостно закивал головой каждому грамотному слову.
- Однако уважаемые к-коллеги упустили из вида одну существенную деталь: предложенные ими цифры д-делают наш план совсем не таким б-блестящим, даже совсем не б-блестящим, а прямо скажем, никуда не годным.
Слава Богу, - отлегло от сердца у Оли Ситниковой, - хоть один умный человек нашелся. Если бы он еще не заикался…
- Успех нашего п-плана состоит именно во взвешенной жесткости предлагаемых м-мер. Да, мы режем по живому, мы готовим тяжелую и рискованную операцию жизненно в-важного  части тела ради сохранения жизни всего организма компании. Мы готовы рассмотреть некоторые уточнения, в том числе и п-по составу Совета директоров, но настаиваем на принятие за основу именно нашего плана, а не предложенного уважаемыми коллегами.
Профсоюзный лидер Эдик Каспарян выслушал слова оппонента с глубоким почтением:
- Мы прекрасно понимаем ситуацию и высоко ценим ваши усилия. Мы отдаем себе отчет в том, что ваш гениальный план стал для вас родным детищем. Однако мы, в свою очередь, должны думать о реальных детях, о живых людях, их судьбах…
“Какой ужас! – мучилась Вика Плюшкина. – Весь этот цирк, оскорбления и лицемерие всего лишь ради учебы в Штатах, ради карьеры,  которая и дальше будет состоять сплошь из такого же дерьма…”
- Мы тоже готовы еще более пойти навстречу Совету директоров, - и Эдик зачитал заранее заготовленные незначительные уступки.
- Предвидя возражения наших оппонентов, - добавил он, - напомню, что предложенные администрацией меры обеспечивают финансирование программы модернизации лишь на шестьдесят восемь процентов. Иначе говоря, остаток инвестиций все равно остается проблемой. В нашем случае эта проблема просто становится чуть сложнее. Но мы уверены, что нашим уважаемым директорам, в сжатые сроки разработавшим замечательный антикризисный план, по плечу и не такие свершения. Мы, со своей стороны…
“Вот и все, - тоскливо отметил про себя Юра Шерингарц, - двигаться нам почти некуда. Можно выклянчить еще пару процентов, но суть от этого не изменится. Мы приграли, причем по собственной глупости. Хотели, как лучше… А зачем мне вообще нужна эта Америка?”
- Кстати, о птичках, - опомнился банкир Слива, - а что это за хренотень мы тут слушали битый час?  Откуда повылазили все эти  негры преклонных годов, вернее, не негры… конечно, а… афро… бля, американцы, все эти  матери-героини, слепые дети и прочий райсобес?  Где все эти горемыки написаны в тексте задания?
- Да, где?! – звонко вскрикнула Оля Ситникова.
- Ну, как вам сказать, - вальяжно отвечал Эдик Каспарян, - подобные люди есть на каждом заводе и в каждом городе. Не эти, так другие, похожие люди, изломанные  судьбы…
- Мы протестуем, - перебила его Оля Ситникова, обращаясь к кафедре, - мы считаем, что нужно исходить строго из текста задания. Только из текста…
Грибов грузно обернулся к спонсору. Кажется, он был готов согласиться. Но американец, поколебавшись всего секунду, сказал:
- Допущение кажется мне… ризонбл, резонный. В драфте задание этих имен  нет, но более, чем возможно, что все упомянутые люди действительно могут существовать среди несколько тысяч персонала. Поэтому как переговорный аргумент они могут иметь сила.
Повисла напряженная тишина. Слышно было, как насупленно дышит Грибов.
- Очень странно, что подобные… допущения, а тем более, подобные методы ведения переговоров, кажутся вам резонными и…и  имеют силу! - раздался вдруг ломающийся от волнения голос Егора Анисова.
Все участники переговоров сочувственно посмотрели на отчаянно борющегося с собой застенчивого Егора.
- В таком случае, я хотел бы обратиться к этим людям, существование которых уважаемые судьи признали допустимым.
Егор тяжело вздохнул.
- Дорогой Том. Дорогая Саманта Клаус. Дорогие слепые братья. Как, кстати, зовут братьев? – обратился он к  Вике Плюшкиной.
- Что? – растерялась Вика.
- Братьев твоих как зовут?! – гавкнул на нее банкир Слива.
- Каких братьев?
- Слепых, бля!!!
Вика почувствовала, что готова описаться.
- Тише, тише, прошу вас, - забеспокоился Грибов.
Американец пристально наблюдал за происходящим.
- Это совершенно неважно, - пришел Вике на помощь Эдик Каспарянц, - скажем, Билл и Том.
- Том у вас уже был, - язвительно заметила Оля Ситникова.
- Тогда Джон. Какая, на хрен, разница?
- Дорогие мои Билл и Том, то есть, не Том, а Джон, дорогая Саманта Клаус, дорогой Том! То есть, это уже другой Том, старик, – произнес дрожащим от возбуждения голосом Егор Анисов, - мы знаем о каждом из вас. Помнишь, старина Том, как на корпоративном пикнике ты пил пиво с вице-президентом компании и угощал его славными кукурузными лепешками, которые испекла твоя жена? Мы похвалили твои лепешки, и на следующий день ты принес к нам в офис целую кучу этих лепешек в большом бумажном пакете, и мы все ели их за ланчем, и благодарили тебя и твою жену? А ты, Саманта, помнишь, что при рождении каждого из твоих пятерых детей администрация посылала тебе в больницу цветы и подарки…
- Детей было не пятеро, а четверо, - зачем-то вспомнила Вика Плюшкина.
- А когда один из твоих малышей скончался от брюшного тифа, - чуть запнувшись, сказал снова густо залившийся краской Егор, - компания оплатила его похороны и даже предоставила тебе двухмесячный отпуск...
“Кажется, мы все тут посходили с ума, - ужаснулась Вика Плюшкина, - когда же все это, наконец, закончится? Я брошу эту школу сегодня же. У меня всегда будет мой маленький кусочек хлеба, безо всяких младенцев, умерших от брюшного тифа…”
- А вы, Билл и Джон! Вы убираете цех быстрее любых зрячих рабочих. Вы даже выиграли какой-то конкурс в столице штата. Спасибо вам. И еще, ребята: вам, наверное, никто этого не говорил, но вы всегда убираете цех в полной темноте. Простите, но ко всему прочему мы экономили на вашей работе электричество…
“П…ц!” – констатировал Эдик Каспарян.
“Кажется, у Егорки едет крыша, - заволновался фондовый спекулянт Шерингарц, - неудивительно, в этом дурдоме кто угодно свихнется”.
- Мы с вами знали лучшие времена, ребята. К сожалению, сейчас мы несем убытки и стоим на пороге краха. В этом есть и наша, более того, лично моя вина. Я осуществил неудачные вложения в Россию накануне их злополучного кризиса, я поторопился закрыть перспективный калифорнийский филиал. Я совершил немало ошибок и собираюсь сегодня  заплатить за них сполна. Я ухожу в отставку...
- Ой, Егорка, какой же ты молодец! – ахнула Вика Плюшкина.
- Ну, и что нам это дает? – беспокойно спросил Эдик Каспарянц.
- Прошу не перебивать, я говорю сотрудникам прощальную речь. Так вот, дорогие мои, я надеюсь, что и трудные времена мы тоже переживем вместе. Мы стали одной семьей в дни успеха и вы должны сохранить эту семью в час испытаний…
“Папиных выступлений наслушался, сволочь, - решил Леня Голубев, - наследственость, однако…”
- Те ребята, которых вы выбрали командовать профсоюзом, прекрасно справлялись со своей работой все это время, - продолжал Егор Анисов, - и мы должны признать, что напрасно не прислушались ко многим из их советов. Они во всем отстаивали ваши интересы, каждый шаг в жизни рабочего человека была им небезразличен. Они позаботились даже о кондиционерах в туалетах и удобных курилках…
 “А ведь он к чему-то клонит, - сообразил Юра Шерингарц, - ну-ка, послушаем…”
- Но теперь в своей слепой, почти что отцовской любви к вам, они готовы потащить компанию на дно, словно “Титаник”, до отказа набитый вами, вашими, как они сами любят говорить, изломанными судьбами,  дорогие друзья…
“Какая сука! – ахнул Эдик. - В обход, тихой сапой…”
-    Погоди, Егорка! – вмешался Леня Голубев, - а кому ты, собственно, этот свой спич толкаешь?
- Как это: к-кому? – быстро, чтобы не дать сбить Егора с ритма, ответил Шерингарц, - людям, о судьбе которых вы денно  и нощно п-печетесь. Биллу вашему, Тому… Они нам т-теперь тоже, к-как родные стали.
Американец кисло скривился.
Оля Ситникова рассмеялась.
- Да, друзья мои. В случае принятия их предложений через полгода компания станет банкротом и руководить ей придут совсем другие люди, - продолжал уже спокойнее Егор, -  люди, которым вы будете совершенно  безразличны. И ты, Том, и ты, Саманта, и вы, Билл и Джон. И перед своим уходом я прошу, я очень вас  прошу убедить ваших лидеров, ваших преданных защитников, продолжить переговоры с обновленной администрацией и вместе спасти компанию.
Егор глубоко вздохнул.
-    У меня все… Благодарю за внимание.
-    Ну? – оживился банкир Слива. – Что скажете, народные заступники? Как вы теперь своим избирателям в глаза смотреть будете?
Американский представитель поднял руку.
- Два маленькие замечания. Первый. Этот уважаемый господин только что оставил Совет директоров, цель его понятна, будет логично, если он покинет зал переговоров.
Егор глотнул ртом воздух.
- Ничего, Егорка, - попытался успокоить его Юра Шерингарц, - ты свое главное слово сказал,  д-дальше мы справимся. 
- Подождите, пожалуйста, ваших коллег в коридоре, - сказал американец.
- С-сука! - прошипел Эдик.
На Егора было жалко смотреть.   
- На первом этаже работает буфет, - смущенно подсказал Грибов.
- Правильно, дуй в буфет, Александр, мать твою, Матросов,  - сказал Леня Голубев, -  да водки там врежь. А мы тебя после этой катавасии найдем.
Багровый Егор собрал портфель, роняя книги и письменные принадлежности, и, потащился к двери.
“Да что же это творится, - мучилась Вика Плюшкина, - прямо сейчас, что ли, тоже уйти? Нет, наверное, тогда я ребят подведу”.
- И второй замечание. У вас осталось не очень много времени, а соглашение все еще далеко. Признаю, что смотреть на все происходящее  было весьма любопытно, но пока результат нет. В России приходится постоянно напоминать что переговоры есть не только театр, но и вычислительный центр. А метод переговоров – сотрудничество, а не соперничество.
-    Ох, бляха, как же он меня достал! - простонал банкир Слива. 
- Вам, видимо, требуются, дополнительные коннсультации. Вы можете разойтись в классы.

- Братва, надо что-то решать прямо здесь и прямо сейчас! Расходиться по углам и сходиться обратно реально нет времени.
- С-согласитесь, что только наш план спасает компанию.
- Ага, и тогда вы поедете в Америку, а мы тут останемся с голым хреном.
- А ты, значит, хочешь, чтобы вообще никто не поехал? Не уважаю…
- А мне уже все равно, кто туда поедет, а кто нет. В такое дерьмо я за всю жизнь ни разу не окуналась.
- Я тоже. Хотя вокруг подиума дерьма хватает.
- Оленька, ты, на всякий случай, меня прости. Я подумал: на войне, как на войне.  Хотя, конечно, виноват, готов искупить.       
- Про это, братан, мы с тобой потом перетрем. Искупить тебе, друг мой, придется. А сейчас все быстро давайте конкретику. Чтобы и рыбку съесть, и все остальное. Надо же ваших, бля, Томов и Джерри от голодной смерти спасать. Придумали, мудозвоны, страдальцев на наши головы…

-     Д-давайте сделаем вот что, - предложил после нескольких минут размышления фондовый спекулянт Шерингарц, - в-выпустим дополнительную эмиссию акций, большую, миллионов, скажем, на д-двадцать пять и распространим ее с-среди  сотрудников.
- Да кто их возьмет, в такой-то момент. И на миллион не продашь.
- Н-не скажи. Тут есть од-дна тонкость. Взамен мы сможем гарантировать народу, что обойдемся практически б-без увольнений. Закроем, например, всего три самых гиблых п-производства, вот это, это, ну и упаковку, разумеется. Здесь в-всего триста с лишним человек, в-всем уволенным д-дадим нормальную компенсацию.  Как альтернатива – серьезные сокращения. Я думаю, п-профсоюз должен провести р-работу в трудящихся массах. Все шансы за нас. Это во-первых.
- А во-вторых, эти массы только что прослушали прощальную речь директора Егорки, наматывают на кулак сопли и на радостях готовы купить даже остатки ваучеров у нашего Чубайса.
- Точно!
- М-мы все сделаем аккуратненько. Скажем, в т-течение полугода половину зарплаты н-народ получает в акциях по номиналу, п-половину н-наличкой. За полгода привлекаем…привлекаем… шестнадцать лимонов. Вообще-то, маловато.
- Пусть дирекция тоже поучаствует. У вас зарплаты большие.
- Есть. Т-так, сколько там у нас высшего м-менеджмента? Ну что же, лимона три мы п-потянем  легко.
- Нет, братва, лучше будет, если мы потянем лимонов пять, но со скрипом. Объясняю популярно: дирекция в эти полгода пусть получает бабки почти одними только акциями. А наличными положить себе, скажем, среднезаводскую зарплату. Во-первых дополнительные деньги, а во-вторых, здоровый популизм. Типа, мы не только народ грузим, но и сами в полный рост в эту бодягу  впрягаемся.
- Да уж, Слива, народ грузить тебе не в новинку.
- Плюс публичное представление антикризисного плана и обещаные перемены в высших эшелонах. Егорка уже ушел, причем красиво. Сливу с Юркой трогать нельзя…
- Ой, ребята, я в отставку хоть сейчас согласная. В секретарши меня только  возьмите. Я вам кофе хороший варить буду.
- Есть.
- А взамен Эдика к себе берите.
- Профсоюз не продается!
- Ну и хрен с тобой. Получше найдем.
- Меня возьмите.
- Вот уж тебя, засранца – дудки! До седых яиц будешь на первомайских  митингах глотку драть. 
Грибов и доктор Ковальски напряженно следили за переговорами. Американец даже слегка вытягивал шею.
- Так, с-смотрите, почти вся м-модернизация у нас профинансирована. У трудового к-коллектива будет шестнадцать п-процентов акций предприятия.  Так что какую-нибудь п-профсоюзную шишку теперь можно вполне официально брать в Совет директоров.
- Тогда другое дело! Если народ попросит – я согласен.
- Эх, лимонов шесть еще бы н-надыбать и порядок!
- Ну уж шесть, ладно, где-нибудь по ходу нароем. До копейки расписывать необязательно.
- Но ж-желательно.
- Мальчики, послушайте, а давайте раз в неделю проводить как бы субботники. Чтобы один день в неделю все работали бесплатно. Я думаю, что народ нас поймет. Это действительно сплотит коллектив. И денег сэкономим...
- А-ха-ха! Да ты что, Вика!
- Ну, н-насмешила...
- Бревно туда-сюда носим будем…
- Точно, мужики! Егорка перед субботником речь, опять же, толкнет. Про общую семью в час испытаний. А после работы можно водки выпить. А что? Нормально! Эх, молодежь, да что вы в этом понимаете... 
- Кстати, а по д-деньгам почти шесть л-лимонов и получается.
- Слушайте, братва, а давайте мы им реально про субботники напишем! Хули этот индюк надутый нам в морду своими порядками тычет! Телефоны забрали, как будто мы не в бизнес-школе, а в ментуре сидим, ссать, опять же, разрешено в строго противоположных направлениях. Беспредел, в натуре! Егорку выгнал, как будто нельзя  было его здесь на задней парте посадить! А?
- Мальчики, а правда давайте, умоляю вас! Не за эти шесть лимонов, а – просто так! А то ведь ужасно стыдно!
- А что, я тоже не против, прикольно!
- Ха, вроде как п-письмо запорожцев американскому султану. Ну-ну…
- Представляю, братва, как у этого мудака глаза на лоб вылезут.
- Мужики, а вдобавок к субботникам, учредить на предприятии совет рабочих депутатов! А?
- Н-ну, это незачем. У н-нас и так вон, профсоюз какой з-зубастый!   
- Вперед! Юра, садись за машину, печатай меморандум. Десять минут у нас есть, успеем.
-    Я медленно п-печатаю. П-пускай лучше Вика.

Быстрые пальчики Вики Плюшкиной запрыгали по клавиатуре.
Антикризисный план администрации под громким названием “Семья в час испытаний” получил одобрение профсоюза и немедленно стал претворяться в жизнь. Дополнительная эмиссия успешно разошлась. Эдик Каспарян вошел в совет директоров.  Незначительные сокращения персонала сопровождались большими компенсациями. И, наконец, впервые в жизни, американские рабочие и служащие, немного поворчав, вышли на работу бесплатно.
Казалось, на самой высокой заводской трубе штата Северная Каролина вот-вот появится красный флаг.

К положеному сроку “меморандум” был готов. Прочитав, профессор Грибов поднял на переговорщиков ошарашенный взгляд.
- Вы… уверены?  Я имею в виду… последний пункт.
-   Абсолютно уверены. У н-нас есть все основания рассчитывать на успех нашей антикризисной программы, - отчеканил фондовый спекулянт  Шерингарц, - профсоюз обещает п-полную поддержку.
Эдик Каспарян незамедлительно подтвердил готовность профсоюза  к сотрудничеству с администрацией.
-     У нас большой авторитет среди трудящихся, - добавил он он.
- Может быть, вам немного не хватило времени? Я думаю, что десять или пятнадцать минут мы вполне могли бы выделить, это не принципиально. Вы практически справились…
- Нет, спасибо. Это окончательный в-вариант. Вот вторая копия д-для доктора Ковальски.
- Что же, подождите в коридоре буквально пятнадцать минут и возвращайтесь за результатами.

- Эх, братва, вот мы устроили им русское экономическое чудо!
- Да, доктора К-ковальски сейчас, наверное, к-кондратий хватит!
- Мужики, надо Егорку найти. Если он еще в буфете,  конечно…
- Да, расстроили парня.
- Пойдемте скорее!

Вика Плюшкина первой скатилась по лестнице и побежала к буфету.
- Егор! Егор! – кричала она, и пустое субботнее здание отвечало ей дробным эхом.
В буфете загремел опрокинутый стул, с половиной сосиски на вилке в коридор выскочил Егор.
- Ну, что?!
- Егор! Егорка! – кинулась к нему Вика. - Мы договорились! Мы договорились!
- Здорово! А кто выиграл?
- Не знаю!

Не выиграл, разумеется, никто. Доктор Ковальски признал соглашение несостоявшимся и уехал в Америку один.
Профессор Грибов в тот же день достал из антресольной пыли свою давнюю  кандидатскую диссертацию и полистал ее перед сном.
-     А ведь это тоже была великая идея, - ностальгически бормотал он и слюнявил указательный палец.    
Банкир Слива еще до окончания бизнес-школы стал настоящим банкиром, то есть, заручился поддержкой определенных структур, подсидел председателя правления и заграбастал весь банк под себя. С тех пор банк существенно вырос в размерах и окончательно попал на карандаш к компетентным органам.
Оля Ситникова спустя год вышла за банкира Сливу замуж. Что-то все же в нем было, в этом Сливе. Сначала она упорно работала секретаршей в его банке, а потом смирилась с положением жены “нового русского”.
Леня Голубев кинул своих торговых партнеров на приличную сумму и теперь скрывается то ли в Мексике, то ли, наоборот, в Мордовии. Оля Ситникова постоянно говорит, что она всегда ожидала от “этого Голубева” чего-то в этом роде.
Егор Анисов учится за границей, но не в Америке, а в Англии, тоже в очень приличном месте. Еще бы он при таком папаше не учился за границей. Ему с самого начала было наплевать на этот несчастный Стэнфорд.
Юре Шерингарцу не повезло. На каком-то вираже нашего нестабильного фондового рынка он не вписался в нужный поворот и потерял все свои деньги. Впрочем, он не пал духом, сейчас сидит на каком-то скромном окладе в страховой компании и потихоньку отдает долги. К тому же, я точно знаю, что он снова начал писать стихи.
Василий Головко по-прежнему возглавляет свой отдел в Восточно-Сибирской нефтяной компании и особых перспектив, по его словам, не видно. Все-таки, он немножко консерватор и тугодум. Впрочем, в нужное время и в нужном месте, такие люди ценнее всего.
Эдик Каспарянц и Вика Плюшкина разбежались еще в бизнес-школе, и где они сейчас, я не знаю.
Но я почему-то уверен, что с ними тоже все хорошо.