Летопись деревни Большие ****юки

ВИКТОР СОБЧАК

ЛЕТОПИСЬ ДЕРЕВНИ БОЛЬШИЕ ****ЮКИ


Глава 1
«Мальчик Петя или счастливое детство»

...Мальчик Петя, тяжело мотая большой головой, бежал по пыльной дорожке между такими же пыльными и до тошнотворности зелеными кустами неизвестной породы, но все равно украшенными какими-то противными черными ягодами. Петины слабые и бледные ножки с синими жилками и красными язвами на местах, расчесанных от комаринных укусов, взбивали фонтанчики-взрывы в белесой пыли. Время от времени мальчик Петя останавливался и задумчиво и нежно блевал то на зеленые кусты, то на белесую пыль. Занятие это, наряду с ковырянием в пипке, было одним из самых любимых у мальчика Пети, ибо позволяло наблюдать, воочию!, законы земного притяжения...так как желтовато-розовая блевотина с кусочками непереваренных ягод и травы резво скатывалась на землю с кустов. Когда же мальчик Петя блевал в пыль – то это было скорее удовлетворением глубоко запрятанного в его запаршивленной головке художественного инстинкта. Широко раскрыв слезящиеся глазенки и задумчиво поедая зеленую едкую соплю, он наблюдал за сюрреалистическим соединением земли и блевотины. Как-то мальчик Петя не успел подхватить устремившуюся вниз соплю и она без звука шлепнулась в полупереваренную массу, извергнутую его недетским громадным и болезненным желудком.
Сначала мальчик Петя очень испугался, словно его нутро поняло, почувствовало, что повлечет за собой это стремительное падение-соединение его зеленой сопли с его же блевотиной так замысловато расположившейся у его же босых, покрытых струпьями и цыпками ног.
Может быть его испугало это необъяснимое и метафизическое соединение его живого тела с уже отделившейся от него и ставшей составной частью великой Природы блевотиной. Мальчик, обалдев и свесив голову, как громадную грыжу, тихо сопел и покачивал ею, как былинкой, в такт какой-то неземной музыке, звучавшей в тот самый момент в небесных сферах...Может это была «Лунная Соната» немецкого композитора Людвига Ван Бетховена или «Бангладеш» Джорджа Харрисона, хотя с уверенностью утверждать это невозможно. Может быть это и вовсе был уркинский гопак в обработке Коравелли или трепак без всякой обработки...
Растянувшаяся и превратившаяся в серебристую паутинку сопля вибрировала, перегоняя свои атомы-молекулы от кончика конопатого, еще прошлым летом перебитого дедом Трофимом носа, к пузырящейся слизи, быстро впитываемой легкой пылью. Таинственные силы природы превращали желеобразную консистенцию сопли, блевотины и дорожной пыли в новый конгломерат. Мальчик боялся даже дохнуть лишний раз, чтобы случаем не порвать эту пуповину раз и навсегда связавшую его с матушкой-землей, обильно оплодотворенной остатками непереваренной морковки, горсти малины, ломтя хлеба и, по ошибке съеденного, кузнечика. Мальчик принял его за стручок гороха, понял свою ошибку, когда раскушенный кузнечик отчаянно задергал лапками и жалобно хрустнул на его гнилых зубах. Но было уже поздно менять свое решение и мальчик одним махом проглотил кузнечика. Тем более, что он знал обычный исход любой принимаемой им пищи...
Так мальчик простоял почти 2 часа 37 минут. Наконец сопля засохла, блевотина свернулась в пыли и мальчик осторожно попробовал поднять голову. Носу стало немного больно и щекотно, совсем как писюнчику мальчика Пети, когда тетка наташка хватала его своиими большими желтыми зубами. «тетку Наташку бы сюда...» - почему-то тихо подумал мальчик Петя и горючая слеза тихо скатилась из его левого белесого глаза. Неожиданно легко сопля-паутинка порвалась и лишила невинное дитя возможности проанализировать и прочувствовать триединство плоти земли-прародительницы его собственной живой плоти и пограничной субстанции-блевотины, только что его телу принадлежавшей, но уже принадлежавшей земле. Самое печальное, что мальчику не удалось понять глубоко символичной роли сопли-паутинки, связавшей неорганическое и живое, микро и макро космос.
...Мальчик Петя опять, потряхивая больной головой, тяжело бежал по пыльной тропинке. Он так бежал уже не день и не два в соседнее село за последним номером журнала «Крокодил»...Дядька Игнатий сурово приказал мальчику не возвращаться без журнала и для острастки нежно ударил мальчика босой ногой в пах. Он никогда не мог ударить живого человека ногой, обутой в сапог или ботинок. Правда, однажды, он ударил ногой, обутой в резиновый кед девочку Свету...Но это еще вопрос – человек ли девочка, а тем более девочка-Света, а во-вторых, можно ли ногу, обутую всего лишь в старую дырявую кеду считать не босой. Тем более, что в этот момент нога дядьки Игнатия была даже не в носке...
Мальчик Петя два или три раза ночевал в чистом поле. Трудно сказать устал ли он, страдал ли он больше чем обычно...Ибо мальчик Петя с самого рождения страдал так, что муки Иисуса Христа или Ноя в сравнении с его страданиями были все равно, что член нормального здорового, в расцвете сил, упитанного мужика в сравнении с членом худого заморенного слона...Мальчик Петя  и был этим слоном...В сравнении с Христом или Ноем, конечно. Ибо его страдания были обычным делом в  рядовой деревне со старинным русским названием ****юки. Пусть они были и Большие. Можно, конечно, сказать, что в Малых ****юках, в свое время, страдали не меньше. Но утверждать это сложно так как там все давно перемерли. В Больших ****юках тоже многие перемерли, но не все. Человек 15 еще оставалось как бы живыми, хотя жизнью это назвать трудно. Поэтому их и называли «большие ****ючане» из Больших ****юков. Что делалось в Средних ****юках сказать было трудно даже участковому уполномоченному Апполону Рубийло. Но именно туда и бежал, переваливаясь на рахитичных ножках, мальчик Петя...

Глава 2
Душа бабки Насти, колдуньи и знахарки, убиенной большевиками в 1812 году.

...Совсем уж покосился-то мой крест...скрыпить, да скрыпить себе...а могилка ничё – еще стоить себе...еще виден холмик...как на девичьей ****е, прости Господи меня грешную!...бобик только Митрича, вот паскудна собака, опять, прости Господи, наделала прямиком насупротив сердца...порчу на нее навести, что ль?...эх-ха-ха...скушна-а-а...вот уж почитай вторую сотню годков-то заканчиваю в могилке своей...коморке...ну, ничё...уже не долгонько-то осталось...скоро Антихрист придёть, скоро!...вот тогда разгуляемси! Уж потешимси!...ужотко я им все припомню...и хвранцузам сранным за то что снасильничали и голодранцам ентим пролетариям красным – зачем иконку мою заговоренную сожгли?...тьфу!...паскудники!...О!...чё это?...опять ветруган расходился!...успокойсь!успокойсь!...ничё не понимает!...ну, я тебя!...
...Травушка-муравушка, мать-перемать
вышли в поле погулять,
ветер-ветер, не буянь
перестройка – тоже дрянь,
в деревнях не видно зги,
тише , ветер, не ****и!
...и еще енти, декабристики!...кажись образованные господа – а туды ж! Ну чё их на площадь енту потянуло?...сидели б себе в домах-постелях теплых, кофий пили, да девок дворовых брюхатили...куды ж лучше?...а Мурку моя зачем убили?...ну, я-ладноть, колдунья все ж, знахарка, испокон веков нас убивали, что в Рассее, что в Америке ихней поганой, что в Европе паршивой!...а Мурку-то за что?...животинку бедную, несчастную, невинную?...а все потому что против господ пошли...разве, скажем, мог бы барчонок кошке палку в задницу запихнуть и по полям ее, бедную, таскать?...нет...образование у них тонкое, душевное было, а енти что?...грязь грязью и осталася – даром что галстухи с портфелями, да с очками понадевали, по иностранному в своих лабораториях лопочуть...все равно кошке палку в зад норовят запихнуть...грязь и есть...зачем всех господ перебили?...думать даже не могли – а вдруг не получится ничего с бунта ихнего...нет, перебили всех, под корень, а кто в живых остался, так тех перепортили...
...О, мальчик Петя опять на кусты блюёть...вот вам и человек нового времени – а вся его новая сущность-блевотина и отрыжка, Господи прости и помилуй!...бедное дитя, невинное, больное, глупое, ну на чё обречено оно?...на страдания, на глупу, бессмыссленну жизнь и смерть?...а ведь в головушке его мысли бродють несбыточные...красота Господня так ходуном и ходит, наружу просится...он ли виноват, что только и оставили ему, что собственной блевотиной любоваться и в том смысл жизни и красоты видеть...ему бы в Италию иль во Хвранцию подмастерьем к мазиле какому Ван-Гогу иль Рафаэлю иль хучь в Живописную Академию баб голых рисовать...мог бы гением каким стал бы, вон как ентот усатый...Сульваторе Дали...он ведь помалохольней будет испашки-то ентого придурковатого, наш мальчик Петя...в своей блевотине, да сопле засохшей, скукоженной, зеленой такие бездны мироздания видит, что тому Дали и опосля трех ведер мадеры не привидится!...эх-ма!...жизня россейская!...
...а на Бобку все равно порчу напущу – ишь как дерьмо-то воняеть!...паскуда!...ну, ладноть, хоть и не пел ищо третий петух, которого давно нет по причине отсутствия времени в ентом селе, наличия черной дыры, общей загаженности и изничтожения петушинных особей, лягу-ко я спать на левый бок до следующей полной луны!...

Глава 3
«Баба Фёкла»

...Большие ****юки для бабы Фёклы всегда были тем миром, единственным, недетерминированным, плоскостным, имеющим одно измерение миром, в котором она жила всю свою недолгую, пока еще, 93-х летнюю жизнь. Причем следует заметить, что для бабы Фёклы, и что уж тут скрывать, для всего остального населения этой гнусной планетки, Большие ****юки были не просто абстрактным названием Богом забытой деревеньки в средней полосе России, с обшарпанными березами-калеками, засранной речкой со странным русским названием Невъебись и двумя скульптурными группами, одна из которых изображала гренадера, попирающего жалкую кучку пушечных ядер, похожих понятно на что, и белого гипсового пионера, отчаянно вздымающего пионерский горн-фаллос к угрюмому серому небу. Нет, это был тот мир в котором жила вся планетка. Ибо, если провести прямую от выщербленного глаза русского гренадера, то он, как это всегда и было раньше, подозрительно и плотоядно смотрел прямиком на Париж. Если еще точнее, на театр «Вье Коломбье», почему-то. И эта разрушенная временем копия русского вояки точно в негативе отражала пузырящейся клочьями шизофренической пены, клич великого рыжего Барбаросы – «Нах Ост!»...Русский памятник русскому освободителю с такой же олигофренической тоской вопил – «На Запад!»...Может быть потому что он был похож на старого еврея...ибо ветры и серенький среднерусский дождик, да кислотные пары, исходящие пол-века от маленького заводика в соседнем Малохуевске сделали свое свое интернациональное дело: высокий кивер стал похож на побитую молью кипу, нос выгнулся крючком, а левая рука, прижатая к сердцу, наводила на мысли о том, что в портмоне еврея-гренадера отнюдь не пусто...
Гипсовый мальчик, под устрашающим названием «Пионер», с пиратской угрюмостью вперился в небосвод, словно подтверждая мысль великого соотечественника Циолковского, что человечество рано или поздно ринется в космос...Только там его еще не хватало!...Хмурый, инквизиторский, взгляд «Пионера»  словно предупреждал космических братьев, что к приходу человечества они должны будут дать полный отчет в своих делах и поступках, как в прошлом, так и в будущем, как в своих, так и своих предков и нерожденных еще потомков и гулким воплем «Всегда Готов!» ответить на презрительный пионерский лай «Будь Готов!».
То что пионерский горн был похож на чахлый европейский фаллос, роднило его с остальной частью материка, уж по крайней мере с Нидерландами точно! А может и со всем Бенилюксом...Непонятно было откуда взялась в ****юках наклейка от американской бабл-гам, прилепленная на левую ягодицу «Пионера». Если мыслить метафорически, а иначе в России нельзя, то эта наклейка «взялась» только из одной из горных республик какого-то-там Кавказа, ибо американцы до Больших ****юков еще не добрались, а вот армяшки и прочие «мусульманцы», как их ласково-презрительно звала баба Фёкла, давно уже оккупировали рынок районного центра Малохуевска. Именно в лице молдаванина Валеры, привозившего невиданные заморские лакомства: жвачку, мандарины, консервированного лосося, что-то под названием «Кетчуп», порнографические журналы, американо-молдаванские джинсы, одесско-итальянские кроссовки, растворимый кофе, железобетонную нугу, ереванские трусы «неделька», сигареты «Мальборо» ленинградской еще забивки, коньяк «Наполеон» ростовского разлива и снабжавшим всем этим села и деревеньки райцентра. Почему все его считали армяшкой и «мусульманцем» неизвестно, но Валера-молдаванин гордился этой, опять-таки метафорической, связью-родством с подлым торговым южным народом.
Американская жвачка совсем уж придавала Большим ****юкам сходство с каким-нибудь грязным районом Бристоля – ибо там тоже любили на уикэнд поставить в гордо протянутую руку королевы Елизаветы пустую банку из-под пива «Стелла» или «Гиннес». Поэтому, следуя утверждениям великих физиков и философов, мир был единым и неделимым. То есть, проломленная голова негра в рабочем районе Ливерпуля тотчас же отдавалась похмельным синдромом у председателя Мефодия, а ревматические боли у сторожевой дворняги Брандахлыста больно били по состоянию всего Европейского сообщества.
...Баба Фёкла, последние 40 лет собиравшая пустые бутылки в районе «Шереметьево 2», особенно остро чувствовала родной запах Больших ****юков, когда задумчиво опрокидывала в беззубый рот кислые остатки «Жигулевского» или портвейна «Кавказ», или когда в приступе самосозерцания, развешивала по елкам остатки использованных презервативов и менструальных прокладок, обильно заполнявших леса Подмосковья...
Иногда, в три часа, бабу Фёклу можно было увидеть на Арбате, около Вахтанговского театра, где всегда можно было найти пустую тару из-под «Столичной» или ближе к полуночи у Казанского вокзала, где всегда можно было доесть брошенный кем-то в вокзальной спешке пирожок под странным и страшным названием «беляш»...Согбенная фигурка бабы Фёклы в дарнном клетчатом платке и грязно-пыльных ботах на босу ногу до того примелькалась, что стала такой же родной, как березки и звезды на кремлевских башнях.
Поэтому, когда баба Фёкла случайно выпившая рому в компании с симпатичными черными обитателями Мозамбика, с ними же оказалась на борту лайнера «Ил-86»...ни строгий ублюдок-пограничник, ни истассканная дюймовочка-стюардеса не остановили ее ни у «границы», ни у трапа.
-...Ну, идет себе бабка бутылки собирать, ну и пусть себе идет...что, жалко что ли?...
Следуя неписанному правилу, баба Фёкла сразу же отправилась в туалет, где и заснула крепким пьяненьким сном. То ли взлет чуда советской авиационной техники на нее так подействовал, то ли мозамбикский ром – неизвестно...Как неизвестно и то каким образом баба Фёкла не зная ни английского языка, ни маршрута, уже через три дня собрала мешок бутылок в окрестностях аэропорта «Хитроу» и попыталась сдать их в большом универсами «Сэйнсбери». Не найдя по всему периметру универсама заветного окошечка где и происходил ритуальный обмен стеклотары на мятые ассигнации, баба Фёкла безошибочно сунулась к самой молоденькой продавщице. На ее удивленное:» Сорри, мэм?», баба Фёкла успокаивающе зашамкала: » Не боись меня, голубонька, мне вот бутылочки бы сдать где...я не вредная...» Баба Фёкла, подивившись изменчивости мира, с готовностью поскидывала в круглые окошечки бункера свою добычу и залопотала об эквиваленте обмена. Однако ни «девонька» из «Универсама», ни бородатый полисмен не поняли ее умильного бормотания насчет «денежки». И только придурок и бродяга Джон всё понял. Размахивая дранными крыльями вельветового лапсердака он пустился в аборигенский английский танец, выкрикивая: «Мани! Мани! Мани!»
Полисмену надоело это фольклорное представление и он, сунув полтинник в грязную заскорузлую руку бабы Фёклы, гордо удалился в туман Альбиона. Туда же порхнула и «девонька»-продавщица, протянувшая бабе Фёкле еще один увесистый английский потинник.
Баба Фёкла с удивлением посмотрела на незнакомую бабу с венком на голове, изображенную на тусклой монете и подумав, что опять деньги поменяли и за мешок бутылок дают всего два рубля, отправилась восвояси. Пританцовывая и подвывая отправился за нею и Джон.
После Москвы, обосноваться в Бристоле для бабы Фёклы, проделавшей фантастический перелет в туалете через границы, политические системы и временные пояса, большого труда не составило. Временами ее удивляло, что уж больно непонятно матерятся все вокруг, но ни незнакомые надписи, ни иная форма бутылок особенно ее не удивляли. На какое-то время бабу Фёклу расстроило, что бутылки у нее отказывались принимать, куда бы она не совалась. Но погрустив о любимой профессии, кормившей ее лет 40-50 уже, баба Фёкла поняла, что в изменившейся обстановке можно жить так же, как и в родном Подмосковье или в еще более родных ****юках. Ни лучше – ни хуже. Так же, временами из жалости, ей кидали куски еды, монетки, а добродушные панки даже поили сидром из больших пластиковых бутылей. Чего греха таить и трахали бабу Фёклу здесь ни больше ни меньше чем на Родине-Отчизне. Так же как и там, она не обращала на это никакого внимания, иногда даже не просыпалась, когда какой-нибудь, в конец обкурившийся панкченок тыкался в ее складчатую и скользкую от постоянных выделений ****у...да-да, именно так, ибо иначе это место у бабы Фёклы назвать было трудно...это была именно она – родимая, обширная, грязная и все равно желанная и привлекательная...как Родина-Мать для эмигранта с 20-и летним стажем...
Иногда бабе Фёкле снились Большие ****юки, особенно часто снился ей день 18 марта 1916 года, когда ее, 12-и летнюю девчонку барин-эстет Владимир Ильич напоил французским ликером и заставил смотреть на свой член. Феклуша не робела, но и не нагличала, как и пристало приличной русской девочке крестьянского рода. Она спокойно смотрела на багровый отросток коренастого Владимира Ильича и потягивала вкусный ликер из большого фужера. Когда Владимир Ильич дрожащим козлинным голосом спросил у Феклуши не хочет ли она потрогать его «пипитьку», она с достоинством согласилась, испросив еще ликеру и получив вдобавок горсть конфет в золотых обертках. Она погладила багровую «пиптьку» Владимира Ильича и когда от этого оная прыснула в Феклушу белой жидкостью, удивленно спросила у него: «А разве ****ь меня барин не будет?»...Владимир Ильич расширенными глазами с минуту смотрел на невинно-удивленное личико девочки, ступил два шага на подламывающихся ногах и упал в обморок...
В Бристоле бабе Фёкле особенно часто стали сниться и вспоминаться вкус тех конфет в золотых обертках...

Глава 4.
«Владимир Ильич»

Случай с Феклушей доконал Владимира Ильича. Ее детское личико, лучистые, васильковые глаза и венчик русых волос так очаровали и возбудили его, что Владимир Ильич не сдержался и проведя ночь в интеллигентских мечтаниях – быть или не быть? И – Кто я буду после этого? – все же пригласил Феклушу в свой ветшающий дом, предварительно накачав себя кокаином.
Владимиру Ильичу не везло всегда. Его томная и нежная натура казалось бы была создана именно специально для нежных бесед при луне, прогулок по ржи, писанию лирических стихов и вообще – для романтического и нежного проживания жизни. Ан нет.
Первый раз, в 6 лет, подсмотрев, как сношаются папенька с маменькой, маленький Володя попытался последовательно воспроизвести заинтересовавший его акт с самоварной куклой Машкой, толстой кошкой Клотильдой и безымянной уткой на заднем дворе. Застали Володю когда он в отчаянном приступе инженерной мысли привязал к своему червячку два  прутика, иначе он все время падал (что и объясняло неудачи с покладистыми машкой, Клотильдой и даже с уткой) и все-таки запихнул сие сооружение в замочную скважину. И вот тут-то червячок зашевелился, встал и раздался. Это было настолько удивительно, что Володя заорал дурным голосом. Естесственно произошел большой переполох – Володя бился с защемленной пиптькой, папаша бился в приступах гомерического хохота...Володю обливали холодной водой, замок и нежный детский отросток смазывали гусинным жиром и топленным маслом, начали выпиливать замок...
В 9 лет Володю первый раз поимел гувернер и учитель мсье Жан. Естесственно, он был никакой не Жан, а вовсе Сергей Иванович – недоучившийся студент Московского университета. Но как Владимир Ильич впочследствии не раз убеждался, ни национальность, ни социальное сословие в интимных отношениях первой скрипки не играют. Мсье Жан был морфинистом, за что его собственно и отчислили из учебного заведения, и развратником, из-зи чего и сбежал из белокаменной – была такая история!...С дочкой проректора...
Туманно глядя в опостылевшую грязную среднерусскую степь, блудливо улыбаясь наркотическим видениям, мсье Жан рассенно втолковывал красному и потному Володе изречения Цицерона, касающиеся плебисцита в городе-государстве Рим.
-А хочешь я у тебя в рот возьму? – неожиданно спросил мсье Жан у Володи. Одурманенный римскими изречениями мальчик не понял к чему относилась сия, достаточно странная в Российской провинции прошлого века фраза, но на всякий случай согласился...Как и согласился, хотя бы уже только из чувства благодарности, на следующий день на вежливую просьбу мсье Жана, прозвучавшую не менее странно в Больших ****юках в 1912-м году: «А в жопу дашь?». Тем более что мсье Жан произнес ее отнюдь не на латыни и даже не по французски...
Вот так, вперемешку с миньетом, Цицероном и правилами арифметики прошел почти год обучения Володи. Мсье Жана с позором выгнали когда он заставил Володю онанировать на большой портрет Ломоносова, разучивая танцы в стиле Айседоры Дункан, естесственно, в соответствующем одеянии...От греха подальше Володю отправили в соседний Малохуевск в гимназию.
Но и там мальчик попал под дурное влияние. На этот раз попал он в потные лапы Эльвиры Михайловны Кроненберг – строгой классной дамы и массонки, у которой Володя жил в маленькой уютной комнатке с розовыми атласными обоями и чучелом попугая Ары под потолком.
Классная дама была подругой мамаши Володи по женской гимназии в Петербурге. Пройдя девичью школу лизета в суровых дортуарах города на Неве, Эльвира Михайловна с отрочества впитала или всосала, как кому больше нравится, стойкое отвращение к женщинам. Поэтому она и пошла преподавать в гимназию для мальчиков. Весила Эльвира Михайловна пудов 10, очень любила сладкое, мучное, музыку Моцарта и романтических мальчиков.
Случая шантажировать Володю долго ждать не пришлось. Внезапно зайдя ранним утром в его комнату и увидев шатром вздувающуюся простыню над его окрепшей пиписькой она немедленно пришла в священный ужас и долго стращала мальца небесными карами, моральным возмездием общества, родительским гневом и полным оволосением ладоней...Испуганный мальчик с готовностью согласился пройти курс «новейшей терапии».
Так он впервые познал женщину. Нельзя сказать что это ему не понравилось, тем более что мадам Кроненберг жалея субтильного Володю постоянно усаживала или укладывала его на свое розовато-желтое свинное тело и качала на этих жирных телесах сухонькое тельце мальчика. Часами. Отчего Володя похудел еще больше, а его детский отросток стал покрываться, с неожиданной быстротой, жесткими курчавыми волосами и расти, как мальчик с пальчик после гормонального впрыскивания...
Но злая судьба и здесь сыграла с подросшим Володей очередную мерзкую шутку. Ибо как-то революционно настроенный массон-священник отец Иннокентий вбежав в пол-второго ночи в дом товарища по ложе, угодил прямиком на очередной сеанс «терапии»...
Таким образом Володя летом 16-го года с полностью расстроенной психикой, 16-и лет отроду вернулся в Большие ****юки. К тому времени папу его, военного медика, убили на фронте, а мамаша стала пить горькую и превратилась в полную развалину. В первый же вечер возвращения в родные пентаы Володя нашел коробочку с кокаином мсье Жана...
Как это ни странно, но Великая Революция очень долго никак не хотела приходить в Большие ****юки. Может оттого, что деревня была далеко от больших трактов и даже ближайшая станция железной дороги была чуть ли не в 50 верстах. Поэтому Владимира Ильича еще в 21-м году величали барином и исправно платили оброк и подати. А может это все объяснялось тем абсолютным апофигейством к которому так склонно русское крестьянство. Ну и конечно же беспробудными пьянством и тупостью оного.
Итак, случай с Феклушей, произошедший в том самом печально-присном 1921-м году и стал отправной точкой стремительных изменений в социальном укладе Больших ****юков. На следующий день к барину пришел брат Феклуши, пьяница, барышник и дебил Никодим и заломив шапку стал почтительно шантажировать барина, клянча у него рублик-другой на поправку организма. Кстати, Никодим и был тем первым «учителем» Феклуши, который в приступе пьяной доброты погрозил ей: «Ну-у, ты...ужо совсем девкой стала! Смотри, выебу!» И на следующий же день угрозу свою исполнил...
На свое и всех Больших ****юков горе, Владимир Ильич был пьян в то утро. Поэтому он не испугался шантажа, а ударил Никодима палкой по шее. Ударил-то он слабо, да и не такое выдерживала русская крестьянская шея...Но то ли ступенька совсем уж прогнила, то ли этот «неадекватный» поступок барина так подействовал на вечно хмельного Никодима, что он оступился с крыльца и трахнулся головой о чистилку для ног. А так как чистилка была сработана давно, то есть прочно, и была украшена загогулинами и вензелями, то голова Никодима так прочно засела в этих чугунных завитушках, что их пришлось отбивать молотком...И все равно хоронить беднягу пришлось с частью барского вензеля в крестьянской голове...Но это было позже.
А в тот день народ Больших ****юков с гневными криками, осуждающими «убивство» своих лучших сынов и порчу невинных девок, пустил красного петуха над имением Владимира Ильича. Но так как народ был полностью измучен водкой и наследственной олигофренией, то никто не заметил, что в толпе поджигателей был и сам виновник торжества, который громче всех орал: «Жги его! За невинно убиённых братьев наших!» И все было бы хорошо и спокойно, да увидели далекое зарево в соседнем Малохуевсе и прискакала оттуда красная банда под именем ЧК и быстро установила свои порядки...Владимиру Ильичу повезло, хотя кто его знает?...В первый раз в жизни. На добродушный вопрос командира красного отряда, бывшего городского дурачка Матвея: «А хто ж первый поджигал-то?» пол села показало на Владимира Ильича. Матвей одобрительно хмыкнул, харкнул на землю и забрал Владимира Ильича в Малохуевск, где устроил бухгалтером в районное отделение ЧК.

Глава 5
Девочка Валя

Девочка Валя была знаменита тем, что была единственной девочкой, жившей в Малых ****юках. И дело было не в том, что она, то ли по недоразумению, то ли по недосмотру, имела еще нечто, называющееся в ученых кругах Оксфорда и Благовещенска «девственной плевой». Все было гораздо проще и загадочней. Девочка Валя просто-напросто была 7-и лет от роду и несмотря на морщинистое старушечье востроносенькое личико, жидкую полуседую косичку уныло свисавшую с продавленного щипцами при родах черепа, немигающий взгляд белесых глазенок, трехпалую левую ручонку, полиомелитные ножки, недержание мочи и астму – была самой обыкновенной девочкой. Как миллионы ее сверстниц в городах и селах громадной России. Да что греха таить – всего бывшего, нонешнего и во веки вечного Советского Союза. То есть любила она играть часами со своей, похожей на мутанта третьей мировой войны куклой Дашкой или с кошкой Машкой, выловленной девочкой Валей из мутных нефтеносных струй речки ****елки. Но самой большой страстью девочки Вали было разглядывание слежавшихся комплектов всенародно-когда-то-любимого журнала «Крокодил». Приход каждого нового номера был праздником, таинством, рождеством зелено-рептильным. Читать, естесственно, девочка Валя не умела и поэтому зачарованно слушала надтреснутый суровый голос бабки Нюшки, которая знала весь «Крокодил» наизусть и ни разу не улыбнулась за все долгие годы этого чтива. «Смех-то дело сурьезное»-, как выразился отец советской сатиры товарищ Алан Эдгар По. Хотя это мог быть и Корней Чуковский или Петр Чайковский...
Дядька Игнат был дальним родственником бабки Нюшки и она аккуратно, раз в три месяца, передавала ему свежий номер журнала. Дядька Игнат был единственным жителем всех Трех ****юков, которому бабка Нюшка доверяла свое сокровище. Не было еще случая за последние 42 года, чтобы дядька Игнатий не вернул заветный журнал. Скорее бы он надругался над любимым портретом вождя всех народов Д. И. Брежнева в обнимку с другим вождем Федей Кастро кисти народного художника обеих стран Налбандяна или изнасиловал бы любимую корову Зорьку, по странной прихоти природы, генной мутации и колдовству бабки Насти, жившей в семье дядьки Игнатия 174 года. Купила корову пра-пра-пра-прабабка Игнатия на ярмарке в Нижнем Новгороде у внука А. С. Пушкина и Д. И. Менделеева за три рубля, доилась Зорька исправно всю свою долгую жизнь, хотя молоко ее имело странный привкус селедки.
Мальчик Петя, как всегда, замертво рухнул в пыль у ног девочки Вали, по обыкновению придавив немощным своим тельцем слепую кошку Машку.
« Опять...»-подумала девочка Валя задумчиво поливая своей застоявшейся мочей запекшееся, воспаленное и пыльное лицо мальчика Пети, как всегда, приводя его в чувство этой жестокой операцией...
-Здравствуй, вот и я...- прошептал мальчик Петя с трудом открывая гнойные глазки
-Здравствуй, вот и ты...-глухо произнесла девочка Валя.
-Вот и я – повторил мальчик Петя, слизывая влагу с растрескавшихся губ.
-Ты опоздал-строго произнесла девочка.
-Я опоздал, но я пришел-выдавил с мукой мальчик Петя, переворачиваясь на живот и пытаясь встать на четвереньки.
-Ты пришел, но ты опоздал-не сдавала своих позиций маленькая последовательница Торквемады.
-Не ****и, Валюха, лучше неси журнал и пиво...вишь, солнце выше ели, срать пора, а мы не ели, кошка села на забор, вот и весь тут разговор...-мрачно пошутил мальчик Петя и харкнул в пыль кровью. Ему все-таки удалось сесть на крыльцо.
Девочка Валя сурово и уважительно покачав головенкой, задорно харкнула мокротой рядом с плевком будущего ухажера и с трудом поднимая рахитичные ножки, полезла по долгим шести ступенькам в дом...

Глава 6
Дядька Игнат – славный позёр.

-От Игнатия?-спросила утвердительно бабка Нюшка у запыхавшейся от нечеловеческих усилий девочки Вали и бережно уложила журнал на положенное ему место: 17-й ряд слева, на 4-й полке у правой стены, прямиком под портретом царской семьи виновато-невинно глядевшей на весь этот советский свет с выцветающей страницки «Огонька», подаренного в приступе вселенской любви, дядькой Игнатием, который и был моделью для когда-то девственно-белоснежного, а ныне серо-грязного «Пионера», высившегося во все свои 134 сантиметра на центральной и единственной площади Больших ****юков.
Дело было лет 46 или 47 назад, когда дядька Игнат, тогда еще пацан Игнашка, словил настоящего американского шпиона Евлампия Аристарховича Шнеерсона, позже прославившегося на ихнем диком Западе под именем Джона Ле Карре...Только он, мальчик-дядька Игнатий и толстая деревенская идиотка Марфуша, скончавшаяся в одночасье с великим Сергеем Владимировичем Кукушкиным-бывшим председаделем районного общества писателей и поэтов, знали что именно послужило названием для всемирно известной шпионской книжки «Из России с любовью». Пионер Игнатий, от распирающего его чувства классового самосознания неутомимо искал во всех окрестных ****юках чего б такого совершить во имя славного советского народа. И нашел. Идея была дьявольски проста. Когда в 7 часов 24 минуты первого понедельника четвертой четверти пятого учебного года, Игнашка гнал корову Зорьку на выгон, он, пораженный догадкой, остановился у старого поломанного забора, за которым и проживал Евлампий Аристархович Шнеерсон-надомный артельный портной, как бы не призванный в ряды Красной Армии по причине плоскостопия, отсутствия левого яйца и правого глаза.
-Враки все это...-сурово догадался пионер-...****ежь...никакой он не портной...и глаз у него верно есть...что он зря Шнеерсон? Хоть и Евлампий!...
И тут же в, просветленной с утра стаканом самогона, голове Игнашки мутно мелькнуло прозрение...машинка!...чего это он на ней день и ночь строчит?...Шьет?...Дули две!...Ага-шьет!...И никакая это не машинка, а вовсе вражеский передатчик...Игнашка мрачно ужаснулся мысли-сколько страшных секретов о его любимой Родине СССР мог настрочить-передать врагам подлый шпион Шнеерсон.
-Что делать?-подумал Игнашка, задав себе любимы вопрос водопроводчика Чернышевского, посаженного в 37-м за вражескую агитацию...»Что делать?...Сообщить в милицию?...Не-а, неинтересно...и потом, им вся слава достанется...да еще и от****ить могут...»-мрачно подумалось Игнашке при воспоминании о «милиции» в лице Федьки Ембеля, тупого, как самый последний баран в самом паршивом стаде...
-Нет, к Федьке я не пойду...во-первых, не поверит, а во-вторых, шею намылить может, и в-третьих...Марфа! Ур-р-ра!-по-Чапаевски вскрикнул Игнашка, заметив присевшую у продмага по большой и малой нужде дуру Марфу...Вот она-то и поможет нам выловить этого кровопийцу, неустанно снабжающего свой Запад нашми секретами...
-Марфв! Подь сюды!-безаппеляционно приказал будущий Штирлиц-Игнашка.
-Щас!-весело отозвалась дура-Дай досру!
-Давай, давай...после досрешь!-не уступал Игнатий, сворачивая огромную козью ножку.
-Ну чего тебе?-задорно спрпосила Игнашку дура Марфа, вытерев запачканную в говне ногу о забор Шнеерсона (и как это обычно-симптоматично для поколений русской интеллигенции-вытирать запачканные в говне ноги о еврейский забор!).
-Шпиона ловить будем...
-Где?
-Где-где? В****е!...-и тут Игнашка осекся...он понял, что шпиона нужно ловить именно в ней, недаром и попался он, проклятый американско-сионистский наймит именно в деревне Большие ****юки...
-Значится так...-глядя в безумно честные глаза дуры Марфы, задумчиво начал Игнашка излагать свой план...
-Твой сифон нам поможет...
Бедняга Шнеерсон сопротивлялся долго и мучительно. Отвисшие, как спереди так и сзади, прелести Марфы возбудить могли бы разве что зэка, отсидевшего лет 15 в одиночке со связанными руками или восторженного студента лит-института, воспитанного на эротических стихах героя социалистического труда Маршака или уж совсем опущенного садо-мазо из лондонского района Ёрл-Коурт...
И тоненький член-былинка Шнеерсона приподнял свою нежную васильковую головку только после того, как Игнашка наученный теткой Клушей, отсидевшей свои 15 в лагерях, перетянул основание Евлампиевого колосочка толстой суровой ниткой.
-Может это и есть русская любовь?-подумал еврейско-американский шпион Евлампий, родившийся в Бердичиве и никуда не выезжавший из Больших ****юков с шестимесячного возраста, привезенный туда мамой и папой Шнеерсонами, убитыми потом русскими казаками в приступе порыва интернациональной солидарности с палестинским движением Ясера Арафата.
-Может это и есть любовь?-задавала себе сакраментальный вопрос дура-сифилитичка Марфа, каждый раз приседая на Шнеерсона. И что это было, как не любовб, если каждое попадание тонюсенького члена американского шпиона в мощную и широкую, как русская река Волга, вагину Марфы, все больше и больше примиряло Шнеерсона с русской действительностью, а Марфу с жидомассонской оппозицией в лице потного и обезумевшего портного.
После того, как дело было сделано, то есть былинка-бурячок Шнеерсона разразилась реденьким дождиком, шнурок был развязан и Марфа, сидя на соломе, любовно смотрела на ничего не понимающего еврея, Игнатий, сурово пнув Шнеерсона в тощее брюхо, спросил: «Ну так чаво, шпиён, правду говорить будем?»
-Будем...-промямлил так ничего и не понявший шпион.
И Игнашка начал рассказ...Он долго упрекал Шнеерсона в пособничестве мировому капиталу, предательстве идей светлого будущего великого дедушки Ленина...Закончил свою страстную речь Шгнашка-славный пионер не менее страстным призывом: «Покайся, жидовская морда! И как только у тебя на все это совести хватило?! Зачем ты все это делал?»
-Чиво делал?-не сдавался упрямый шпион.
-Эх-х ма!-тяжело вздохнул разочарованный и уязвленный в самое сердце Игнашка.
-А я-то за человека тебя считал! Думал-может одумается...ан нет...еврей ты, а не человек! Или еще хуже – американец!-тоскливым шопотом закончил младший брат комсомола и бросился в атаку на прадеда Джеймса Бонда...Через два часа Шнеерсон признался во всем...а именно:
- в убийстве товарища Кирова и изнасиловании 27 пионеров города Костромы,
- в расстреле 26 бакинских коммисаров,
- в массовом падеже скота на Поволжье и голоде на Украине,
- в инструктаже эссерки Каплан, стрельнувшей в гения всех народов,
- в поджоге маслобойного завода в соседнем Семижопинске,
- в строительстве подземного хода из Ьюнхена в Кремль с целью выкрасть сапоги товарища Сталина,
- в массовом разврате, сабботажах, наводнениях, крушениях поездов, поголовной неграмотности, забитости и тупости чукчей и коряков, буржуазно-религиозной пропаганде среди абхазцев, неурожаях, весенней распутице и суховеях...
-Ну, ты и птица!-с опасливым восторгом-страхом-уважением вымолвил Игнашка.
-Так это значит из-за тебя, американская морда, мы до сих пор клммунизьм не построили?
Бедный, замордованный Евлампий на всякий случай согласился и с этим, добавив: «И не построите...»
Игнашка, сдав американско-еврейского шпиона в руки доблестного НКВД, был награжден именными часами, украденными у кулака Толлстобрюхина во время повальных обысков 21-го года и мешком муки, опять таки украденного у другого купца Восьмикуева...После этого подвига Игнашка загордился, вышел из пастухов, перестал ходить в школу и стал секретарем комсомольской ячейки...

Глава 7
Молдаванин-хачик Валера или великая дружба народов.

«Хачика» Валеру любили все в ****юках, как Больших, так и в Малыъ, не исключая, конечно, и Средних. Разумеется, как это и положено старшим братьям, коренные русские обитатели сиих заповедных мест частенько бивали Валеру, но ведь не злого умысла ради, а совсем наооборот – по домашнему, по родному, интернациональному. И эти зуботычины, ****юли, поджопники и лещи как бы являлись своеобразным видом на жительство в семье единой, признанием родства, допущенности к славному числу «советского народа». И вправду, тяжело было бы себе представить, если сельская братва, нажравшись бурякового самогона, могла бы сладострастно бить по яйцам, скажем какого-нибудь ливерпульского работягу-рокера, кенийского негра или сингапурского китайца, а не родного Валеру...Нет, бить-то, конечно, могла бы, но не с таким братским чувством...
Вы можете сказать, вместе с заезжим американским журналистом-трансексуалом Джо Скоттом, что это проявление национальной вражды в славном содружестве больших и малых? Ну, Скотт, он-то и понятно, скот он и есть, христопродавец, космополит и педераст в четвертом колене, бабка его, Шарлотта в Новый Свет с каким-то забулдыгой из Абердина сбежала...но вы-то, вы?!
А Валера не обижался. Ему говорили: «Ты, кацо засратый!» И он отвечал: «Хау ду ю ду, генацвале!»
Ему обещали оторвать его «хачикянские» яйца, а он лишь отшучивался: «Хамарджоба, щиро дьякую!»
Приехал в ****юки Валера-хачик из славного города Тирасполя по причине определенных неясностей в отношениях с местным УВД. Каким-то образом Валере удалось (хотя, как это-каким-то?!) заполучить новый паспорт с фантастической родословной:
Место рождения – г. Телави Груз. ССР
Национальность – узбек
ФИО – Валерий Шалмович Тырну-Мяги
Где Валера доставал свой «иноземный» товар в виде жвачки, пепси-колы, виски, сигарет, трусов «неделька», индийских презервативов...для всех оставалось тайной. Даже для него. Како-то так выходило...И выходило неплохо. По крайней мере Валера купил себе большой дом у сумасшедшего репрессированного сиониста Петра Ивановича Сидорова, «Жигуль» у антисемита Шаима Срулевича Капниста и женился на приятной толстой заместительнице заведующей райторга и представителе районного общества дружбы Великобритания-Россия Газели Виссарионовне Костин-Лоуренс, урожденной графини Одоевской.
Всю жизнь Ваера-хачик мечтал побывать, хоть разочек, в настоящем западном супермаркете. «А потом и умерет не грех!»-бывало приговаривал он, засыпая на двух-пудовой-костин-лоуренсовской груди после ее же рассказов об очередном культурном визите в Туманные Альбионы, Сены и Рейны...
-И клубничка круглый год свежая?...и сигареты сорока сортов...и жвачки хоть жопой...и трусов-колготочек-носочков море...-бормотал он, сладко посасывая здоровый сливообразный, размером с импортный фрукт киви, сосок Газели. А та баюкала его с нежной жалостью, присущей, по рассказам великих русских и советских писателей, только русской женщине. Хотя она и была Газель, но с другой стороны-Костина все же. Но Лоуренс...Но Одоевская...в общем, кто их поймет и разберет, советских женщин? Тем более русских...Разве только мальчик Петя...
Сколько раз Газель предлагала мужу поехать с ней вместе, в качестве представителя сельской интеллигенции, по обмену, например: ****юки-Люксембург, Семихуевс-Осака или уж, на худой конец, хутор Злоебень-Венеция...Ни в какую. Валера отшучивался, тосковал, скандалил с милой Виссарионовной и, в конце концов, отказывался. Никак не могла понять супружница этой культурной неразвитости мужа и его шизофренического патриотизма. А Валера-хачик, обливаясь слезами после очередного отъезда дражайшей и пел:»По долинам и по взгорьям» или любимую песню советских эмигрантов «Не нужен нам берег далекий и Африка нам не нужна!».
А объяснялось все очень просто – Валера боялся. Боялся разочароваться. Ибо имел он мечту о сказочном Западе с кока-коловыми реками и чуингамовыми берегами. И в то же время он не верил свое-вражеской пропаганде, что мол там все-все-все есть...
-А вот чего-нибудь да и нет...-думал хитрый Валера. Скажем, накладка вышла и сапог кирзовых 48-го размера в ихнее сельпо не завезли на этой неделе или клубника вся в первую неделю февраля вышла и вместо 6 утра ее аж в 10 завезли в местный универсам...Валера не пережил бы такого разочарования. Ибо Человек должен иметь мечту, а мечта у Валеры-хачика была и выражалась эта мечта в сокровенно – «ТАМ ВСЁ ЕСТЬ!». Поэтому и сидел он, как у Христа за пазухой в своих окрестностях Семихуевска и решительно не собирался не то что менять место жительства, но и даже выезжать дальше областного города Залупинска...

Глава 8
«Инфернальный стих дворняги Брандахлыста»

Да, я дворняга-Брандахлыст.
Да, я...
Я-дворняга, да
Брандахлыст я – дворняга
Да...
Дворняга – да...
Брандахлыст – да...
Я – да,
Да, я Брандахлыст
Да, я дворняга
Да – я...
Дворняга –я
Брандахлыст я
Я-я
Я-да
Я-это значит Брандахлыст.
Нет, не трезор, не Джек, не Шарик, не Дружок,
Я-это значит – беспороден,
Нет, я не шпиц, не доберман, не колли даже.
Я-просто...
Я просто есть, люблю я есть,
Уж раз я есть, я должен есть,
Пока я есть, я буду есть,
Кому я есть? Зачем я есть?
За что я есть? И чей я есть?
А с кем я есть? Что буду есть?
Когда я есть, я просто есть,
Мне дали есть – я буду есть.

Когда вши терзают обессилевший хвост,
Когда так хочется выть предком-волком на луну,
Когда дней нет ибо они ночь, а ночь – сплошной день,
Когда умираешь, чтобы проснуться,
Когда просыпаешься, чтобы вновь умереть,
Когда солнце в зените лижет твой распухший язык,
Когда слюна, как свинец стекает на пыльную землю,
Когда в животе урчит от злобы и голода,
Когда пробежавшая тень не оставит следа,
Когда удары под дых не меняют ничто,
Когда рыщешь с такими как ты по развалам помойки,
Когда утирая слезу, неизвестно зачем,
Когда убегаешь вперед и стремишься назад,
Когда трепеща входишь в чью-нибудь плоть,
Когда разрываясь на части, пожираешь чужую еду,
Когда, свесив голову аж до земли, бежишь по забытой тропинке,
Когда лижешь раны в укромном углу,
Когда, скалясь, скачешь, обалдев от весеннего солнца и мух,
Когда мерно дышишь, вздымая бока,
Когда умираешь, забытый всем светом, под грязным кустом...

Понимаешь, что ты-это ты,
А жизнь-это жизнь,
И любовь есть-всего лишь любовь,
А беда-что ж, беда-есть беда,
И удача-удача,
А еда-есть еда,
И угрозы-угрозы,
А смех-это смех,
Слезы-есть слезы,
Успех-есть успех,
А главное: смерть-это смерть,
Смерть-это смерть,
Это смерть...
Гав-гав-гав-вау-у-у-у-у-у............




Глава 9
«Без начала без конца»

Летопись деревни Большие ****юки была задумана, как большой объемный труд, с историческими, географическими, социологическими и прочими выкладками, но...
Большинство документов сгорело, было уничтожено, украдено, просто неграмотно до полной неразборчивости написаны, так что прийдется удовольствоваться тем, что уцелело.
Для любителей документалистики, архивариусов, просто интересующихся глубоким изучением истории русской жизни где-то посредине-между-в глубине, мы можем добавить только последнюю обзорную главу, состоящую из кусочков автобусных билетов, сельсоветовских объявлений, писем, районных газет и прочей шелухи плотно слежавшейся в деревенском клубе «Авангардец»...

Документ1.

«...Товарищи! Устретим светлый международный праздник усех свободолюбивых трудящихся 1 Мая не пьянками и битием пролетарско-деревенских рож, а пением старинных фольклорных песен товарища Соловьего-Седого на музыку Муслима Магомаева! Пусть враги наши, как пресловутая Антанта, так и погрязший Запад, вкупе с отрицательным элементом издохнут в диких корчах от недороду и пересортицы!
Пущай детки наши радуюьтся сладкому солнышку и выполняют наказы дедушек Ленина, Мао, Сталина и любимого их председателся колхозу, ореноносца, героя белофинской войны, товарища Булькашкина Мефодия Затерентьевича!»
(Из черновика председателя колхоза «Будьмо», деревни Большие ****юки)

Примечание 1
В результате кропотливой работы, бессонных ночей от этого гениального свидетельства неумолкающего творческого духа подлинной народности осталось одно гениально-простое – «Да здравствует 1 Мая!»
Примечание2
Даже слово «товарищи» было отсечено гениальным литературоведом и стилистом, товарищем Булькашкиным, по сравнению с которым Набоков – просто говно...В этом отсечении слова «товарищи» - высшее предвиденеие, мудрое допущение, что 1 мая может праздновать не только товарищ, но и буржуй и отщепенец, пусть в их грязные, с идеологической точки зрения, головы посредством вливания в оные праздничных доз портвейна «Кавказ» и водки «Степная» входят светлые мысли о торжестве и конце...

Документ 2.

Хлеб черный, обдирный 12 коп.
Хлеб белый, пшеничный 20 коп.
Водка «Степная» 3 руб. 62 коп.
Водка «Столичная» 4 руб. 12 коп.
Хамса астраханская 1 кг. 17 коп.
Бычки в томате 33 коп.
Кальмары 33 коп.
Одеколон «Тройной» 47 коп.
Одеколон «Свежесть» 36 коп.
Рис дробленый 1 кг. 46 коп.
Чай листовой 1 кг. 1 руб. 46 коп.
Селедка каспийская 1 кг. 76 коп.
Огурец малосольный, бочковой 1 кг. 12 коп.
Помидоры свежие 1 кг. 10 коп.
Вермут розовый 1 руб. 47 коп.
Вино столовое «Белое» 1 руб. 17 коп.
Коньяк грузинский, 3 звездочки 8 руб. 12 коп.
Сушка московская 1 кг. 40 коп.
Конфеты «Барбарис» 1 кг. 67 коп.
Борщ баночный, свекольный 64 коп.
Икра кабачковая 36 коп.

(Из ценника сельпо)

Документ 3.

…Постановлением сельского совета применить высшую меру наказания к тов. Клолве Зорьке, незаконно проживающей в семье почетного пионера тов. Игнатия Залупендрыжкина в течении 174-и лет, тогда как советская наука отпускает ей, в среднем, не более 25...
Заменить исключительную меру наказания на ссылку в оплот империализма, немецкий город Бонн, с лишением тов. Корову Зорьку советского гражданства навечно...
(Постановление сельского совета №79878907-ХУ от 27\06\89

Документ 4.

...И совсем я, товарищи колхозники, не вредительница, тем более половая! И если я порой устраивала физиологические опыты со старшими пионерами и младшими комсомольцами, а также с председателем колхоза товарищем Булькашкиным, то только ради наглядного изучения биологии, так сказать, внеклассных занятий...помните, все эти пестики, тычинки...конечно, товарищ председатель биологию знает, будь здоров! Пустик у него, я вам доложу!...никакая тычинка не выдержит...но ведь он тоже человек, тоже к знаниям тянулся, и потом: повторение-мать учения, это еще товарищ Коганович говорил...
И уж совсем я не виноватая, что погиб мальчик Петя...пускай я и пьяная была даже, но пипитьку я ему не откусывала! Ей-бо! Это просто глотательный инстинкт сработал, а писюнчик у него такой слабонький оказался...так что я тут тоже ни в чем не виноватая! Мне может медаль нужно выдать – «Заслуженный учитель».
(Из объяснительной записки товарища Натальи Владимировны Хрумкиной, преподавателя биологии средней школы №23.)

Документ 5.

...географическое положение деревни Большие ****юки является уникальным в своем роде. Объединенная одной популяцией, климактизацией, природной резервацией вместе с Малыми и Средними ****юками, она как бы является центром России, ее как бы пупком, оспаривая это первенство у старинного города Малохуевска, по псевдонаучным воззрениями хана Батыя и являющимся центром упомянутой...Но новейшие исследования и снимки из космоса доказали, что Малохуевск отклоняется от точного центра России ровно на 86 км., а это и является расстоянием от УВД Малохуевска до сельсовета Больших ****юков.
(Большие Советская и Британская Энциклопедии)

Документ 6.

...Хорошо, ой как хорошо посрать на старые могилки...и никто тебя сапогом в бок не пнет, никто гнилым пидором не обзовет...у-у-у!...А какой я пидорас? Я-пёс...Хорошие времена настали – всем все до ****ы лохматой, вон вчерась нагадил на памятник пионеру Игнашке, а председатель только смеется: «Давай, Бобока, давай выполняй новую государственную программу, развенчивай культ личности!»
( Из расшифровок стенограмм речи бродячей собаки Брандахлыста-Бобки.
Секретная лаборатория № 797908Пи)
Документ 7.
(из обрывков)

-Господа колхозники! Всем желающим записаться в американские фермеры собраться у...
-Течет река Волга!
  А мне 17 лет...
-Девки! А, девки! А нельзя ли семечек даром? –А даром за амбаром!
-Робыла я, внучок от зари до зари...с самого свого младенчества...
-Ты куды ж шестерню-то пихаешь? Куды? Это ж тебе не ***! Ты ее ласково и на место...
-Ну вот, товарищи артисты-чем богаты, тем и рады:бычок колхозный, рыбка с пруда нашенского, водочка опять-таки не самодельная, а хто не побрезгуеть картошечкой со шкварками, так будьте так добры, пожалуйста...
-Виднейшие советские писатели-деревенщики: Астафьев, другие выразили новый дух русской деревни, чаяния колхозника, его философию, хозяйское отношение к земле...
-Как в Ивановском колхозе
девок жарят на навозе...
Их ебуть, они пердять-
Брызги в стороны летять!
-Я все это видел...если крестьянину дать землю в руки...(из телеинтервью вице-президента, вице-зэка генерала Руцкого)

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить,
У ней особенная стать,
В Россию можно только верить!...
(Леонид Иосифович Пушкин)

КОНЕЦ

(Бристоль-Минеаполис 1992-94)