СОДИ

Я умер ровно десять лет тому назад. Меня похоронили рядом с матерью, как  я и хотел – на старом деревенском кладбище – подальше от городской суеты. Отсюда до ее дома часа три езды на перекладных, но все эти годы она приезжает ко мне в день моего рождения и моей смерти. Соди тихонько садиться на скамеечку возле могилы и рассказывает мне все новости. Кто бы мог подумать, что она способна на это!
Двадцатилетняя Соди появилась в моей жизни, когда мне чуть перевалило за сорок пять. Я был закоренелым холостяком  с пропитанной алкоголем печенью, прокуренным басом, полуседой гривой и уставшим от дам, которые постоянно норовили затащить меня, если не в ЗАГС, то  в постель. Сестры, сослуживцы, собутыльники – все уговаривали меня жениться, но я был неумолим. Я ждал Соди.
Я узнал ее сразу, как только она появилась у нас на фирме. Коллеги давно повадились пить чай у меня в кабинете и, естественно, притащили ко мне и новенькую. Она была ладненькая, ухоженная, с большими миндалевидными глазами цвета спелого ореха и согревала тем невидимым теплом, которое исходит от некоторых людей, как от солнышка, и к нему тянуться все, кто хочет выжить. «Солнечная Дива, – назвал я ее, - Соди». Как – то сразу она стала такой родной, будто всю жизнь была рядом, и, вместе с тем, я боялся даже прикоснуться к ней, чтобы не спугнуть, не разбить вдребезги нашу хрупкую дружбу. Она относилась ко мне с детской доверчивостью, как к отцу или старшему брату. Родители ее жили в другом городе, и ей тоже было одиноко в нашем огромном, равнодушном мегаполисе. Я не звал ее к себе в гости: боялся сделать что-нибудь не так, спошлить, сорваться и потерять ее. Она сама заглянула в мой холостяцкий быт. Я почувствовал: ей нравится здесь.  «Как дома», - улыбнулась она. Я предложил Соди остаться и она, не раздумывая, согласилась. Жизнь моя стала мукой. Я любил ее всем сердцем, изголодавшимся по настоящему чувству: страстно и нежно. Соди же, по-прежнему, считала меня каким-то бесполым существом и только однажды спросила: почему я ничего не требую от нее взамен своего гостеприимства. Я откровенно признался, что очень боюсь потерять ее и готов довольствоваться лишь ее присутствием в моей жизни. Она тихо поблагодарила и успокоилась. Соди редко бывала дома: она работала и училась на вечернем отделении филфака, но все свободное время проводила со мной. Друзья и родные отказывались понимать меня: мужики не могли поверить, что я до сих пор не затащил свою красавицу в постель, а сестры считали ее мошенницей, охмурившей старого идиота, с целью завладения его однокомнатной квартирой и жалкими пожитками. Ни те, ни другие, при этом, Соди никогда не видели. Особенно наседали сестры. Они называли меня блаженным, который ни с того, ни с сего, кормит, поит и обстирывает чужую девчонку, наверняка считающую меня простофилей. Я тускнел, я стал сомневаться в ней. Соди все поняла без слов и перебралась в общежитие, по которому табунами носились крысы.
Я последним узнал о том, что она собралась замуж. Я ехал к ней с твердым намерением: вернуть или убить, но, взглянув в ее глаза, понял, что во всем виноват сам: я просто струсил, побоялся жениться на ней, не поверил, испугался измены и потерял свою Солнечную Диву.
Через полгода Соди приехала ко мне среди ночи и попросила приютить ее на несколько дней: муж устроил пьяный скандал на пустом месте. У нее был ранний токсикоз, она молча лежала, уставившись в потолок, и почти не замечала меня. Я облегченно  вздохнул, когда он через несколько дней уговорил ее вернуться обратно.  Жили они плохо и, вскоре после рождения сына,  разошлись. Соди заезжала ко мне с мальчиком изредка, как примерная дочь, которая, из вежливости, навещает своих престарелых родителей.
В моем доме снова стали появляться старые друзья-собутыльники, жаждущие выпить в спокойной обстановке и дамы, сетовавшие на отсутствие мужской ласки. Я помогал и тем, и другим. Странным было только то, что эти люди всегда внезапно испарялись, когда в дом входила хозяйка – Соди. Она ругала меня и жалела, просила поберечь свое здоровье и ее нервы, но я уже не прислушивался к ней: у нее была своя жизнь, у меня – своя. Жить мне, правда, оставалось совсем немного. После очередной оргии я упал замертво с валидолом в одной руке и бритвенным станком – в другой. На кухне разрывался телефон: Соди собиралась заехать ко мне с «внуком».
Мое бездыханное тело назавтра нашли  сослуживцы, обеспокоенные моим отсутствием на рабочем месте. При всей своей безалаберности я никогда не позволял себе прогулов. Соди появилась лишь к вечеру. Родственники, считавшие ее алчной авантюристкой, смущенно потупились. Она не стала причитать и громко рыдать, как мои сестры, а лишь беспомощно присела на диван и, глотая текущие ручьем слезы, мысленно заговорила со мной. Мир рухнул для нее в этот день: я был ей матерью, отцом, братом, другом  и она лишь мне могла поведать о своем безграничном горе. Я поверил ей слишком поздно.
Сегодня ровно десять лет, как тело мое предали земле. Соди должна скоро приехать, но, думаю, это будет ее последний визит: рядом со мной недавно похоронили  мою старшую сестру и она против нашего общения…