Пирожки с повидлом

Ицкерий по фамилии Учитель всегда хотел кушать,
особенно зимой. Встретишь его, бывало, на
Дерибасовской, не успеешь поздороваться, как он
говорит:
- Ссслушай, старик, здесь за углом пи-пирожки с
повидлом. Пе-первый сорт. Не угостишь?
 Иногда он забывал, что вы уже виделись, и дважды, а
то и трижды приставал со своими пирожками.
 Но, если ему напоминали, густо краснел и извинялся.
- Аааа я-то думаю, где я тебя сегодня видел? Ну ладно,
ииизвини. Боольше не за-заикнусь.
 Заикался он так, будто сам себя передразнивал. И что
интересно, разговаривая с ним, все начинали заикаться.
- Здо-здорово, Изя. Хочешь пирожок с по-повидлом?
- Че-чего дразнишься? Ко-конечно, хочу. Воот здесь
продают, за уууглом.
 Мало того, что Ицкерий заикался, он еще был
невероятно рыжим, рыжим, как тыква, пирожки с которой
он особенно любил, но их продавали в Одессе редко.
Комплексов у него никаких не было. И заикался он, и
рыжим был как-то отчаянно весело. Даже в самые
трескучие морозы ходил  без шапки. Шапка на нем
горела. Это была копна волос,  и ее видели издали те,
кто захочет ему купить пирожок за четыре копейки.
 В те времена он входил в юношескую сборную Одессы по
баскетболу и с любого угла спортплощадки попадал мячом
в корзину. Особенно на спор, на пирожок с повидлом.
 Летом тело его покрывалось миллиардами веснушек.
Будто загорал он сквозь сито ,  через которое сеяли
муку для тех самых пирожков .  Слезал первый слой кожи
, а на втором веснушек оказывалось еще больше .  А уж
третий слой был одной сплошной рыжей веснушкой .
    Целыми днями Изя сидел на Ланжероне , так как
нигде не работал . Отовсюду его несмотря на значок
мастера спорта выгоняли.
    Из института выгнали и написали " За моральное
разложение". Такая формулировка очень обидела Изю.
- Понимаешь, - рассказывал он мне, - принимает ууу
меня эк-экзамен мооолодая ууучилка. Билет попался
трууудный. Скажи, ну как можно заапомнить триста
кооостей ? Череп, большая берцовая, тазобедренная -
кууда ни шло . А ведь их е-еще двести девяносто семь!
"Костей, - говорит учиха, - вы не знаете. Ну лааадно.
Воон на стенде ииизображен орган. Чччто это та-такое?
Ответите поставлю
 Уууд." Поосмотрел я, вроде знакомая штука. Но на
всякий пожарный, говорю: "Точно вам не скажу, но,
кааажется, женский поооловой". Оона в истерику. Это
оооказалось ууухо в разрезе. Вот фашисты - ухо режут.
И выыгоняют за раз-разложение. Наоборот, рааазве
раазвратник перепутает?
     На Ланжероне Ицкерий был как второе солнышко.
Если случалось, что не приходил он, вроде даже
пасмурно было на пляже.
     Сидит на песке бывало, подогнув под себя ноги, и
дуется в карты целый день. Конечно, на пирожки с
повидлом. А если проигрывает, все равно голодным не
остается.
- Пооошли, - говорит, - чуувихи из сто-столицы
прилетели. Доочки кааких-то начальников. Жраатва, каак
в спецмаагазине.
       Один Ицкерий кормиться на пляже не любит, и я
иду с ним.
- Ззздравствуйте, де-девочки, - привычно начинает он
отработанный свой вариант. - Приятного аааппетита!
- Спасибо, - смеются девчонки.
- Ааа воот и непраавильно отвечаете, - делается очень
серьезным Изя.
- Ааа каак нужно? - заикаются уже девчонки.
- Ааа нужно говорить - куушайте, поожалуйста, с наами.
- Пожалуйста. -Придвигаются друг к дружке, освобождая
место, девчонки.
 Изя падает на свободное место, как баба,
вколачивающая сваи.
- Неее откажемся. - Вроде бы неохотно соглашается он и
указывает мне на место рядом. - При-присаживайся.
Просют.
 Я успеваю съесть только один помидор, а Изя уже умял
полстола или вернее полпокрывала расстеленного на
песке. Кажется, будто у него два рта. Одним он не
перестает заикаться, рассказывать что-то смешное,
другим есть также весело, как и заикается, как и
пылает его рыжее тело, похожее на хорошо начищенную
керосиновую лампу, пламя которой шевелится от морского
ветра.
 Он - бог этого пляжа. За столом он  принимает
очередную жертву, милуя тех, кто ее приносит, своим
расположением.
 За лето Ицкерий поправляется на пять килограммов. К
августу его знает весь пляж. И незачем уже
подсказывать, что нужно отвечать, когда он желает
приятного аппетита. Все сами кричат:
- Иди к нам, Ицкерий! Мы садимся обедать.
- Ничего, если нас трое? - обнимает он меня и еще
кого-нибудь.
- Ничего. Идите. Всем хватит.
 И в развалочку мы идем к Валюхе, буфетчице из
вагон-ресторана "Одесса-Киев" или  к Оле, дочке
ленинградского секретаря, или к Тане, внучке
Кагановича, если она не врет.
 А однажды Ицкерий приехал на пляж на мотоцикле. Никто
не удивился, так как лошадь у милиционера он уже
одалживал.
 Изя даже обиделся. Он представлял себе, какой будет
на пляже бэмц, когда он лихо развернется у самой воды.
А тут подошел к нему только я.
- Увел, что ли? - покрутил я зеркальце на руле.
- Ты что, чо-чокнутый? Я работаю мотоциклистом на
гоооризонтальной ссстене.
- Может быть на вертикальной? - неуверенно спросил я.
- Ну да, ссснизу верх, - показал он рукой,- играю со
сссмертью.
- На пирожок с повидлом?
- Ой, Изя, покатай. - Подошла к нам Валя.
- Что заза ввопрос? Сссадись сзади. Я тебя с
веветерком.
- Только здесь, над пляжем, а то я в купальнике.
 Сначала  Ицкерий, действительно ехал по аллее. Но
потом он, наклонившись вперед, повернул ручку газа.
 Проскочив несколько улиц, мотоцикл пулей вылетел на
расфуфыренную воскресную Дерибасовскую.
- Сема, смотри, они уже едут по городу раздетые.
- Ну и что? Это отстали от колонны.
- Какая колонна? Сегодня не праздник.
- У них всегда праздник. Наверное, День рыбака.
- Какого Рыбака? Натана? Он же еврей. Причем здесь
голая баба?
- У тебя на уме одно неприличное. Аллегории ты не
понимаешь. Это русалка. Оперу Глинки видела? Или
рыбачка Соня. Костя катает Сонечку на мотоцикле. Что
она летом должна быть в норковой шубе?
- Когда у них была рыба, они возили шаланды полные
кефали. Ушла рыба в Турцию, и они возят Соню.
- А что, она нивроку.
- Отвернись, похабник.
 А рыбачка колотила по широкой спине Ицкерия
загорелыми кулочками.
- Ва-валюха, кккончай драться. Не ще-щекотись, а то
стану и скажу что мо-мотор зззаглох.- Перекрикивал Изя
гул двигателя, который тоже заикался.
 После этого случая никто не хотел прокатиться на его
мотоцикле, да он больше и не приезжал на нем.
Наверное, отобрали машину за моральное разложение.
 А на пляже его по прежнему любили и звали на обед.
- Изя, бери своих. Иди к нам. Мы кушать будем.
- А что ууу вас сегодня в ме-меню? - подходил Ицкерий
со мной к внучке, если не врет Кагоновича.
- По-послушай, Та-татьяна, - молча есть Ицкерий не
любил, он отрабатывал стол, - при-привози в
ссследующем году до-дочку Вооорошилова или Микояна.
Кккто кккрасивше.
 Внучка, если не врет, Кагановича смеется.
- Привезу все политбюро, выбирай сам.
- Давай. Только  без родителей. Вождей не надо. -
Делался серьезным Изя, представляя себе, как сидит он
на Ланжероне посредине. А вокруг в обнимочку Хрущев и
Маленков, Берия и Молотов. А сбоку примкнул к ним
Шепилов.
 У нас в Одессе хорошее воображение. Если бы Голливуд
открыл в Одессе свой филиал, мы бы им такое наснимали.
Еще тогда после трофейных фильмов. Ицкерий только
говорит о вождях, а я уже вижу, как с портретов возле
обкома на Куликовском поле, у нас такое тоже было
между вокзалом и первой станцией Большого фонтана,
сходят, еще не ставшие врагами народа, слуги народа.
Вот они спускаются на Ланжерон и, на ходу снимая
верхнюю одежду, остаются в длинных трусах и белых
кепочках. Незагорелые животы их свисают, ручки и ножки
непропорционально тоненькие. Хорошо еще, что  Сталина
с ними нет, недавно скончался. С его фигурой на
одесском пляже делать нечего. Подходят вожди к Изе и
Хрущев просит:
- Рыжий, мать твою так, посторожи одежду.
- Оооо охотно, ооо о чем речь!
И вот они плывут вдоль берега в революцию, как сказал
Маяковский, дальше. А потом выходят на берег и садятся
вокруг Изи, как он это уже представлял. Происходит
исторический момент. Одесский секретарь Синица
собственоручно подносит спецпродукты. Чего тут только
нет. Ицкерий открывает  кастрюлю и лезет в нее
поворешкой. Это паюсная икра. Несмотря на косые
взгляды руководителей партии Изя начинает ее
наворачивать. Блестят очки Молотова. Сверкает на
солнце пенсне Берия.
- Что же это ты, батенька, - делает замечание Изе
Молотов почему-то интонацией Ленина, - икогочку, того,
поварешкой? Даже бугжуи до Великой Октябрьской
Социалистической революции такого себе не позволяли.
- А на каком аааосновании,- отвечает ему Ицкерий,- вы,
Вячеслав Михайлович на нааашем Лан-ланжероне
позволяете се-себе  делать мине за-замечание? Когда вы
це-целовались с Ри- Риббентропом(Изя поворачивается ко
мне. "Поцелуй двух Иуд" Подмигивает он мне.), Таак
вот, кооогда вы с ним це-целовались перед Великой
Отееечественной, я же вам неее мешал. Иии паапа, мой
пааапа, который поогиб на фронте, помааалкивал.
- Лаврентий Павлович, а Лаврентий Павлович, -
переходит Молотов на интонацию Сталина, - не ви ли мне
рассказывали, как один политический заика пэрэпутал, а
надо проверить нэ умишленно ли, наше пролетарское ухо
с органом, который импэриалистическая желтая пресса
изображает только в порнографических изданиях?
- А мабуть вин троцкист? - спрашивает Никита
Сергеевич, укладывая отдельно взятые икринки на
толстый слой розового сала...
 Уже кончался август. Нужно было наесться впрок, на
всю зиму. Пирожки с повидлом - не еда. Особенно, если
у тебя в теле восемьдесят килограммов. И три раза в
неделю тренировки.
 Сорок лет прошло с тех пор, а я, приезжая в Одессу,
все ищу на Дерибасовской рыжего молодого парня, и
никак не могу найти. А недавно был я у мамы на
кладбище. И к воротам возвращался не по аллее, а
пробиваясь сквозь кустарник между могилами. Чем дальше
уходил я от маминого одинокого камня, тем позже
рождались люди, которых приняла земля. А вот лежит уже
почти и мое поколение, сочетая не сочетаемое - камень
и изображение когда-то живого лица.
И вдруг - не может быть! - Ицкерий Григорьевич
Учитель. Господи! Это Изя. Еще три года назад он был
живым. Я увидел лицо, которое уже не знал. Грустный
пожилой лысый человек не вырывался из гранита, а
словно бы прятался внутрь его.
 Но спрятаться ему так и не удалось - произошло чудо.
Чудо, которое сорок лет назад чудом-то и не было.
Лысая голова поросла рыжими густыми волосами. Рот
оживила улыбка.
- Ааа, это ты? Слууушай, здесь за уууглом продают
горячие пи-пирожки с повидлом. Пе-первый сорт.


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.