Ночная сторона

БЕЛАЯ ДОРОГА.

     Закрыв глаза, бреду по этой бесконечной дороге. Вокруг лютует метель, плюёт в лицо колючей белой крупой. Но пустяки, к холоду и ветру я давно притерпелся. Главное, у меня теперь есть спутники.
     Первая – девочка лет пяти. Её волосы цвета снега, а глаза цвета льда. Её взгляд прозрачен, а голос пронзителен. Девочка сжимает мою правую руку в своей, холодной и узкой. Девочку зовут Боль.
     Второй попутчик нескладный верзила, высокий и сутулый. У него потные ладони и суетливый взгляд. Это Страх, а лет ему столько же, сколько мне. 

     К концу ночи делаю остановку. Привалившись к стене, стою и грежу с открытыми глазами. Меня посещают тревожные, загадочные видения. Вот странный механизм глубоко под землёй несёт куда-то целую толпу одинаково одетых людей. Я тоже в толпе, растворяюсь, сливаюсь с ней… Потом уже совсем непонятно, вокруг теснота и спёртый воздух, все сидят на вращающихся чёрных предметах, и смотрят на другие предметы наподобие больших квадратов, по которым бегут ряды точек. Это продолжается часами, точки разной формы, и от долгого смотрения на них начинает резать глаза. Кажется, ещё чуть-чуть, и я разгадаю тайный смысл бегущих точек. Но увы! День подходит к концу, я снова закрываю глаза. Отдых не принёс облегчения, однако, пора в путь. Бесконечная белая дорога зовёт двигаться дальше.

* * *

     Раньше было хуже. Я жил в муравейнике. Не знаю, кто придумал это жилище, но название подходящее. Там нет ни комнат, ни квартир, одни углы, бесчисленное количество углов, отделённых друг от друга бумажной перегородкой. И везде люди, двигаются, говорят, у них своя жизнь, каждый сам по себе. Лишь тени на блёклой бумаге стен, да неясные отзвуки речи из соседних углов дарят иллюзию, что ты здесь не один.
     Правда, были ещё окна, кусочки неба для обитателей муравейника. Иногда по ночам туда заглядывал месяц, его свет волновал меня, и пугал немного.
     Но обычно за окном висело марево. Днём оно казалось серым, ночью малиново-серым, растворив в себе миллионы огоньков других муравейников. Марево, как занавеска, заслоняло небо. Я чувствовал, что меня обворовывают...

     Однажды я не выдержал и распахнул окно настежь. Ох, как это не понравилось людям-муравьям! Здесь так не принято, закрой скорей, кричали они. Но поздно, в окно ворвался ветер-непоседа, он принёс снаружи запахи весны, и ещё целую стаю легкокрылых бабочек. Бабочки закружились в сверкающем вихре, дразня обещаниями свободы и счастья. Сделай лишь шаг, один шаг навстречу ветру, шептали их крылья, и марево исчезнет без следа! Смотри, совсем рядом безбрежные небеса раскинули над миром чудесный зонтик, по которому барабанит звёздный дождь, а солнечный свет такой чистый, что его можно пить.
     Я поверил легкокрылым обманщицам, и вышел прочь.
     Это было пьяное время! Счастливое время, время ярких красок. Золото лучей, бирюзовое небо, изумрудная трава. Алые губы прекрасной девы. Свет солнца казался хмельным и сладким, как молодое вино. Я был совершенно один, свободен и молод, и весь мир принадлежал мне одному!

     А потом… как-то незаметно, почти неуловимо изменилась гамма оттенков, полиняли, выцвели от жары краски. То, что вчера было вечностью, обернулось мимолётным сном, и пробуждение пугало. У меня появился первый попутчик. Страх потери, страх расставания.
     Вскоре случилось то, что должно было случиться. И тогда пришла она, девочка с мучительно прозрачным взглядом. Вторая попутчица. Боль утраты.
     Верные товарищи мои! Не я выбирал компаньонов, и не сразу протянул вам свою руку, но всё равно не смог бы выбрать лучше.

* * *

     Когда лето кончилось, я долго бродил потерянный, не разбирая пути. Спотыкался, падал, увязал по колено в болоте собственных слёз. В мире не осталось других красок, кроме чёрной и белой. Нужно было решать, что делать дальше. Обратно в муравейник, чтобы жить по его законам? Нет, это хуже смерти.

     А чем плоха смерть? В ней я обрету потерянную свободу, а заодно избавлюсь от тяжкой необходимости делать выбор.
     Но свобода ли это, если опять решают за тебя?..   

     Вот так появилась дорога. В начале широкая, с множеством рукавов и развилок, с годами она становится прямой и узкой, похожей на лунный луч.
     Иногда мучают сомнения, куда идти, зачем… Но только посмей остановиться, девочка с волосами цвета дыма тотчас дёргает за рукав плаща, и сутулый верзила мутными жалостными очами заглядывает в лицо. Мои единственные друзья, Боль и Страх, заставляют двигаться вперёд.
     Время здесь разорвано на две половины. Одна, светлая, вся исхожена людьми-муравьями, там тесно и как-то неприютно. Я со своими спутниками иду по тёмной, ночной стороне. Знаете, что самое удивительное? Стоит только закрыть глаза, шагнуть в пустоту ночи, и приходит понимание: ты дома, наконец-то дома! Признаюсь, ни в муравейнике, ни на лесной поляне не испытывал ничего подобного. Это новое сладостное чувство подарила мне дорога.

ДНЕВНОЙ ПРИЮТ.

     А кормят здесь очень прилично, даю слово. Никакой манной каши по утрам, натуральные соки, много фруктов, а на обед дают омаров и ледяную рыбу. 
     Господин директор, глава нашего заведения, очень представительный мужчина. Всегда в костюме, при галстуке, гладко выбрит, излучает улыбки и аромат дорогого парфюма. Господин директор - гуманист, и порядки в заведении весьма либеральные. Вы заметили, я даже не называю это место клиникой. Ещё бы, нас не пичкают порошками, не делают уколов, а вместо санитаров «ассистенты», весьма приличные молодые люди в синих пиджаках, безукоризненно вежливые, молчаливые и исполнительные.
     Опишу здешних постояльцев. Тут не принято называть имён, и каждый выбирает прозвище на свой вкус. Тем же, кому всё равно (есть и такие), имена дают другие. Народ очень разный, но одно нас объединяет, – каждый уникален в своей области, и в своей крайности дошёл, надо полагать, до самого края. Оказаться в такой компании я нахожу для себя весьма лестным.
     Правое крыло здания облюбовала учёная публика. Есть чистые теоретики, один вот, не помню имени, выводит формулу абсолютного счастья. Хорошо ещё, его затраты невелики, только на бумагу и карандаш. Зато есть умельцы, инженеры-изобретатели, чьи проекты изрядно «щиплют» бюджет господина директора! Да простится мне эта толика злорадства. Просто я не понимаю, как можно тратить огромные деньги на создание, к примеру, бурильной установки, способной просверлить Землю насквозь. Удивлены? А между тем, есть тут такой персонаж (назовём его Прометей), и он всерьёз вознамерился добраться до преисподней. Пожалел души грешников, обречённые на вечные муки, и вот решил выпустить всех на волю. Ну что тут скажешь, не знаю, плакать или смеяться, но величие замысла впечатляет…
     В левом крыле обитают художники. Но что это за художники! К примеру, Ману рисует крылышками мух и жуков. Представьте себе, девушка специально выводит разноцветных насекомых, потом привязывает к их лапкам тончайшие нити, и составляет живые картины. Каждая существует лишь несколько секунд, пока нити не запутаются, после чего композиция с жужжанием падает на пол. Мы все приходим посмотреть, это необыкновенное зрелище!
     Или ещё - сэр Ветер, огненно-рыжий коротышка с взрывным характером и искромётным чувством юмора. Он утверждает, что был посвящён в рыцари самим королём Ураганом. Сэр Ветер командует стихиями, иначе не скажешь. Составляет свои симфонии-полотна из завываний бури, шума дождя, огненных всполохов и тому подобного. У него есть специальные установки, приспособ- ления, жутко сложные и дорогие. Как вы, наверное, уже поняли, счета оплатил господин директор. Здесь так заведено. Денег мы не получаем, но если это нужно ДЛЯ ДЕЛА – отказа никто не услышит, всё будет куплено, собрано и доставлено в кратчайшие сроки. 
     Не стану вас утомлять долгими рассказами. Достаточно просто перечислить, кто ещё населяет левое крыло здания:
   - Белый Художник, рисует белоснежной краской по белому холсту, ничего не видно, но зато как утончённо!
   - Ландыш. Мальчик хорош собой необычайно, белокурые локоны, огромные глаза цвета неба, гибкое стройное тело. По мне, Ландыш вообще мог бы здесь поселиться просто в качестве человека-цветка, такого живого украшения. Но Ландыш ещё и большой талант. В своём роде, конечно, как мы все. Попробуйте догадаться сами, что он умеет…
     Добавлю к вышесказанному, что в левом крыле поселился и ваш покорный слуга. Про себя рассказывать нескромно. К тому же это слишком печально – каждую ночь идти по бесконечной белой дороге, просто идти вперёд. Но не надо жалости, мне здесь хорошо, много лучше чем дома. Главное, я теперь не убиваю дни напролёт, просиживая за компьютером, чтобы заработать на жизнь. Меня отлично кормят, стирают и гладят мои рубашки, снабжают всем необходимым. Пока не зайдёт солнце, я просто хожу, смотрю, разговариваю с людьми, вот взялся за эти заметки. Я жду ночи, чтобы опять отправиться в путь.

* * *

     Сегодня после завтрака имел продолжительную беседу с Белым Художником. Ранее мы не были близко знакомы, лишь представлены друг другу, как все местные обитатели. Но нынче он сам подошёл ко мне, и с галантным поклоном пригласил к себе на чашку чая. Охотно принял его приглашение. Знаете, я ожидал чего-то большего, какой-то трагедии, возможно, с привкусом мистики. Увы, самая банальная история. Смерть любимой модели (кажется, она была его женой), разочарование в живописи и всякое такое. Счастье ещё, что у человека талант. Полотна Белого Художника много лучше его истории, каждый видит на них всё, что подсказывает воображение. Квадрат Малевича рядом с этим покажется простым и прямолинейным, как телеграфный столб. Я вкратце рассказал Маэстро про белую дорогу, и мы расстались почти друзьями.      

     Иногда я подмечаю интересные и странные мелочи, которые остаются незамеченными другими. Взять хотя бы ассистентов. Мы встречаем их каждый день, они молоды, исполнительны, отменно вежливы со всеми жильцами. И всё же это престранные типы, ей же ей! Почему? Да потому хотя бы, что ни в грош не ставят нашего многоуважаемого господина директора. Нет, «ассистенты»  никогда не хамят, вежливо говорят ему «Добрый день», а сами смотрят иронично, пожалуй, даже с превосходством. Они на всех так смотрят! Не знаю, как доказать, но ручаюсь, эти типы уважают  здесь лишь одного человека, нашу уборщицу Зинаиду Ильиничну. Уважают и даже боятся. Хотя баба Зина человек тишайший, мухи не обидит, знай скользит по зданию с ведром и щёткой, бесшумная словно тень.

* * *

     Меня всё больше увлекают мои записки. Я хожу повсюду, охотно беседую с другими постояльцами, завёл специальную тетрадку в толстом коленкоровом переплёте. Кажется, ещё чуть-чуть, и забуду, почему я здесь. А забывать нельзя! Стоит только расслабиться, притерпеться, приспособиться к обстановке, и начинаешь ощущать, как шевелятся на голове усики-антенны, а сзади набухает мешок, полный ядовитых выделений. Превратиться в муравья, стать как все, это так легко, это так страшно! Для этого даже не обязательно жить в муравейнике.
     Сегодня я расскажу вам ещё про белую дорогу. Каждый кулик своё болото хвалит, а что у меня-то есть кроме неё, проклятой?
     Здесь путника подстерегают опасности, ночь напролёт страшные твари рыщут по дороге в поисках наживы. Их полёт бесшумен, а крылья тяжелы и черны, как тень ворона. Твари набрасываются на тебя со спины, прижимают к земле. И когда уже нет сил двигаться, ты лежишь, раздавленный тьмой, утонув в ней, и ждёшь, когда наступит рассвет. А рядом – вечные спутники, девочка и тот, второй, которого ничем не проймёшь, оплакивают ещё одну остановку, это время, потраченное зря.
     Но путь мой не лишён радости, у этой радости особый горький привкус, как у старого испанского вина. Такой не ощутить более нигде. Вы знаете, каково это, всю ночь идти в кромешной темноте, слушая завывание ветра и хруст снега под ногами? И только перед самым рассветом, когда на снег ложатся длинные горбатые тени, а небо становится серым, мои боль и страх отступают, и я получаю свободу –  на краткий миг, пока не взошло солнце.

* * *

     Похоже, первую скрипку среди обитателей правого крыла играет Прометей. Последнее время он развил прямо-таки космическую активность. Более половины ассистентов работает только на него, и это не считая пришлых, наёмных рабочих. Все таскают туда-сюда какие-то тяжеленные ящики, непонятные железки, приборы, учёный мечется как неприкаянный, курит сигарету за сигаретой. Смотреть на это довольно утомительно, особенно зная, из-за чего весь сыр-бор. Вчера я не выдержал, и во время обеда подсел к нему за столик.
   - Знаете, Путник (так меня величают здесь), это очень хорошо, что Вы пришли ко мне. Я и сам собирался поговорить, да вот видите, суета…
   - Да уж вижу!.. – Я не смог сдержать сарказма.
   - Вы конечно правы, всё зря, ничего не выйдет. Очередной холостой выстрел. (Прометей заметно помрачнел). – И знаете, почему?
   - Представьте себе, знаю! Потому что Землю невозможно просверлить, это противоречит всем законам природы. Удивляюсь я на Вас, ведь Вы же учёный человек. И это даже не касаясь богословской стороны…
   - А почему бы и не коснуться, что, испугались, милейший?! Легче держать меня за дурака, полоумного свихнувшегося учёного, чем признать наличие ада. Представьте себе, вечные муки, души грешников корчатся в геенне, веками, веками… это же страшно! Значит, этого нет, не так ли, мистер трус? – Прометей заметно оживился, его щёки горели нездоровым румянцем, руки немного тряслись.
   - Я расскажу, в чём Ваша проблема, только не обижайтесь. Вы всё время думаете о себе, лишь о себе. Ах, я такой несчастный, непонятый никем, одинокий путник, титан духа среди ничтожных людишек. А поинтересовались ли Вы хоть раз, смеха ради, куда ведёт эта пресловутая белая дорога? Уверен что нет, для таких как Вы важно лишь их драгоценное страдание. Да ещё бесконечное самобичевание, уничижение пополам с гордыней. Фу, извините, противно!
     Я был смущён и раздосадован его словами, его тоном. За время пребывания здесь я впервые столкнулся со столь резким проявлением агрессии. Это было бы неприятно, и даже весьма болезненно, если бы меня могли ранить «муравьиные слова» (к счастью это не так). На самом деле я просто удивился.
   - Но послушайте, милейший, если я Вас так раздражаю, о чём же Вы хотели беседовать со мной, в чём сами признались всего пару минут назад?
     Некоторое время Прометей молча сопел, сердито поглядывая на меня из-под густых, почти сросшихся бровей.
   - Вы нужны мне в качестве проводника. Поверьте, я-то знаю, куда ведут такие  «дорожки» – именно туда мне и надо. Причём сейчас, ведь после смерти поздно будет, тогда я уже не смогу вернуться и вывести за собой остальных. 
     Настала моя очередь хмурить брови.
   - Знаете, дорогой Прометей, не в обиду будет сказано, Вам лечиться надо! Впрочем, чего это я, все мы тут, так сказать… (Я смущённо замолчал, подбирая слова). Однако, занялись бы лучше чем-то простым и приятным. Вот поглядите на  малютку Ландыша, человек делает своё дело, он доволен жизнью и не искушает судьбу. Таких все любят, берите с него пример, честное слово!..
   - Болван, Вы ничего не поняли. Мне не нужна всенародная любовь, у меня есть цель, и я пойду до конца, чтобы добиться своего.
     Прометей выбежал от меня, в ярости хлопнув дверью. Больше мы не встречались. К счастью.


ПОДЗЕМНЫЙ ЭТАЖ.

     Сегодня произошло много странного. Расскажу по порядку.
     На обед давали восхитительного копчёного окуня. Кроме того, утром ассистенты выдали мне кремовую сорочку, костюм цвета индиго и к нему галстук в мелкий горошек. (Я уже видел такой у одного учёного-изобретателя из правого крыла, кажется даже позавидовал…) Сытый и умиротворённый, шёл я в свои апартаменты, и по чистой случайности столкнулся в коридоре с нашей уборщицей, Зинаидой Ильиничной. Баба Зина старушка улыбчивая, растороп- ная, никогда не повысит голоса. Мы привыкли к ней, и как бы не замечаем, лишь бросим «здрасьте» при встрече, и проходим мимо. Но сегодня баба Зина почему-то хитро улыбнулась мне, подмигнула, поманила своим тоненьким коричневым пальчиком, пойдём, мол, разговор есть.
     Уборщица просеменила в конец коридора, достала из халатика ключ и отворила массивную чёрную дверь. Мы зашли внутрь кабинета, Баба Зина аккуратно сняла халат. Я смотрел на неё в недоумении.  Сейчас передо мной стояла не милая старушка-уборщица, но весьма представительная пожилая дама, волевая, уверенная в себе. На Зинаиде Ильиничне был модный пиджак и очки в металлической оправе. Небрежным жестом мне было указано на кресло.
   - Знаю, знаю, удивила тебя. Ладно, не волнуйся… Просто пора нашему непутёвому Путнику узнать  кое-что. Вот вы живёте здесь, голубчики, как у Христа за пазушкой. То ли санаторий, то ли Дом творчества для непонятых художников. А господин директор, филантроп и душка, вас лечит, кормит, одевает, да ещё зачем-то оплачивает все заскоки и выкрутасы своих постояльцев.  Ну, просто ангел, этот ваш «господин директор», вылитый ангел с крыльями!
     Я сердито посмотрел на бабу Зину. Какая неблагодарность, ведь и сама, наверное, кормится от его щедрот, а сейчас стоит тут, и корчит из себя невесть кого. Очевидно, эти чувство ясно читались на моей физиономии, потому что она вдруг звонко расхохоталась.
   - Вот что, уважаемый Путник, (голос уборщицы посерьёзнел), если тут кто и есть умалишённый, так это лишь один человек. Мой несчастный сынуля, Прохор Давыдович, или «господин директор», как вы его прозвали.
   - Хотя и то, как посмотреть, кое в чём он потрясающе нормален. У Проши есть талант - находить в толпе людей с высоким KG, да не просто высоким, а феноменальным, фантастическим! В другом случае потребовались бы годы тестов, проверок, а здесь сразу бац! -  и «в яблочко». Конечно, есть некоторый процент ошибок, весьма низкий. Эти остаются наверху. Остальных мы приглашаем сюда. Милости просим! – Баба Зина театральным жестом щёлкнула каким-то тумблером на стенной панели. И комната стала уходить из-под ног. Моментально заложило в ушах.
     Вдруг до меня дошло. Весь кабинет оказался огромным скоростным лифтом, и сейчас мы скользили вниз, к тому же, по-видимому, с огромной скоростью. Так или иначе, вскоре кабинет-лифт остановился, и мы вышли наружу. Здесь было всё, как наверху, широкие коридоры, картины на стенах, и ряды дверей с обеих сторон.
   - Милый мой, думаешь, это из добросердечия вас здесь держат? Какое там! Бизнес чистой воды, как и везде в нашем мире.
   - Да что с нас возьмёшь, баба Зина, не смешите. Живые картины из мух и жуков? Или может, формулу абсолютного счастья? Если бы можно было продать такой товар, мы давно бы переселились в свои особняки, и не стесняли своим присутствием господина…
   - Молодой человек! Этого господина нисколько не обременяет ваше присутствие, ведь все вы – это его деньги, большие деньги.
     Зинаида Ильинична разволновалась, сняла очки,  зажав их в кулак, принялась ходить туда-сюда, и читать мне что-то вроде лекции.
   - Я знаю эту уверенность – мол, настоящий талант всегда пробьёт себе дорогу. Сама когда-то так думала. Чушь, тысячу раз чушь! Так многое, увы, зависит от воли слепого случая, это несправедливо и ужасно. И мы решили взять на себя роль судьбы. В определённом смысле. Итак, мы находим вас, помогаем раскрыться таланту, а дальше получаем заслуженные дивиденды.
   - Существует масса непризнанных гениев, чей ум и способности намного опережает  время. Как распознать такого человека среди миллиона бездарей, выскочек и сумасшедших? Ждать суда истории? Но сколько, 10, 20, а может и все сто лет? За такой срок любой успеет состариться и почить в бозе, так и не реализовав данные ему Богом способности.
   - Однако последние открытия в анатомии и медицине позволили определить абсолютно точно, гениальность есть следствие болезненной аномалии определённых отделов головного мозга. В результате человек как бы утрачивает удобный защитный механизм, он больше не может быть «как все», с рождения лишённый счастливой возможности называться «нормальным». Степень развития аномалии можно свести к простой математической формуле, названной нами «коэффициентом гениальности». Чтобы рассчитать величину KG человека, требуются годы лабораторных исследований, однако мой Проша делает это интуитивно. И почти никогда не ошибается!
   - Таким образом, вы и есть те счастливчики, а возможно, наоборот несчастные, несущие в себе потенциал гения. Сначала все проходят проверку на верхних этажах, ну а потом… попадают сюда.
     Я молчал, пытаясь переварить услышанное.
   - Нет, уважаемая Зинаида Ильинична, у Вас тут определённо неувязочка получается. Если Прохор Давыдович – эксплуататор, «рабовладелец», стригущий купоны с чужих талантов, то почему его постояльцы не разбегутся? Заметьте, нас ведь никто не держит, никаких решёток на стенах, колючей проволоки и тому подобного. Что Вы на это скажете?
   - Эх, молодой человек, могли бы и сами сообразить. (Баба Зина снисходительно усмехнулась. Теперь она почему-то говорила мне «Вы», а голос приобрёл поистине профессорскую интонацию.) Здесь нет просто гениальных художников или учёных. Все наши гении – в своём роде культурные маргиналы, не нашедшие свою ячейку в науке или искусстве просто потому, что такой ячейки не существует. Она появится позже, быть может, лет через сто, или через пятьсот. Или вообще никогда, и кто-то окажется первым и единственным в своём роде, на все времена. Посмотрите-ка внимательно на дверные таблички в нижнем коридоре.
     Я рассеянно прочёл несколько надписей на дверях, мимо которых мы проходили. «Кошачья опера».  «Виртуальный балет на воде».  «Философская концепция Двойного Равенства – «дважды два будет два». «Теория пульсации циклических псевдотуманностей».
   - Допустим на минуту, что это правда. Но тогда вы разоритесь, такой бизнес лопнет, не успев начаться. Ведь всё выше сказанное автоматически означает нашу полную неконвертируемость. Повторяю, никто никогда не купит картину из жуков!
   - А вот тут, любезный Путник, Вы абсолютно некомпетентны. Бизнес не Ваша стезя, и слава Богу. Чтобы немного прояснить ситуацию, произнесу несколько заклинаний: «пи-ар», «СМИ», «раскрутка». Эта магия всегда срабатывает. Только за прошлый год нами было зарегистрировано и раскручено 18 основных патентов в различных областях науки, а также продано произведений искусств на приблизительную сумму… Впрочем, это не суть важно. Примите как аксиому одно, вне этих стен вам действительно ничего не светит. Здесь же, по крайней мере, можно реализоваться, хоть и не получив денег и славы. Должно быть, такие отношения кому-то покажутся эксплуатацией, мы называем это сотрудничеством, или если хотите, своеобразным симбиозом.
   - Я Вам не верю. Не верю!
     Я смотрел на её улыбку, снисходительно терпеливую. Внезапно в глазах Зинаиды Ильиничны появилась растерянность, даже испуг. Из-за угла коридора к нам бегом приближались два рослых ассистента. В руках одного вдруг сверкнула сталь шприца. Баба Зина охнула, и обмякла.
     Через несколько минут подъёма на скоростном лифте я сидел в мягком кресле в кабинете господина директора.

ЭПИЛОГ

     Прохор Давыдович возвышался над столом, монументальный и невозмути- мый как скала. Я вдруг заметил чёрные круги у него под глазами, и виски, изрядно тронутые сединой. Похоже, несмотря на имидж преуспевающего жизнелюба, судьба отнюдь не баловала господина директора.
     Я упорно молчал, ожидая объяснений. Поняв, что придётся заговорить первым, Прохор Давыдович улыбнулся, и приглашающим жестом протянул портсигар. Я отметил про себя, что рука его чуть заметно дрожит.
   - Вы должны её простить, дорогой мой Путник. Зинаида Ильинична очень больной человек, больной и несчастный. В мире, в котором обитает её душа, нет места бескорыстному состраданию. Я представляюсь ей в образе злодея, этакого Карабаса-Барабаса, жестокого притеснителя талантливых кукол-марионеток. Могу представить, что она Вам наговорила.
   - Она сказала, что Вы её сын…
   - Знаете, у неё есть сын примерно моих лет. И он действительно скверный, злой человек. Однако прошу меня простить, существует врачебная этика, поэтому давайте больше не будем касаться этой темы.
   - Так или иначе, я видел всё собственными глазами. Сын или не сын, но Прохор Давыдович, прошу Вас, расскажите мне…
   - Ну и что же Вы видели, голубчик, скоростной грузовой лифт? Служебные подвальные помещения? Или, быть может, необычные дверные таблички? Само собой, это же её проект из области экспериментальной психологии. Отбор гениев, использование их таланта, подземный этаж для избранных – всё это части легенды. Мои ассистенты изо всех сил подыгрывают Зинаиде Ильиничне, такова их работа. 
   - Однако, многоуважаемый Путник, в данном случае важнее другое. Вы почти готовы поверить в себя, в свои силы. Вы больше не беседуете с призраками, с выдуманными персонажами типа Белого художника или Прометея. Вас стали всерьёз интересовать реальные проблемы других людей. Живых людей! Ночью Вы крепко спите, а днём работаете над своими заметками. Ваш слог стал лаконичнее, а мысль чётче. Главное, никакой больше «белой дороги», словно её и не было… Ох, страшно даже вспоминать первые записки, что попали мне в руки, когда Вы стали нашим гостем. Честно говоря, тот ещё коктейль из гордыни, штампованной романтики и инфернальных страстей в духе собственной исключительности (уж простите старика за резкость.)
   - Итак, всё изменилось, и я очень рад за Вас. Думаю, очень скоро мы сможем попрощаться.
     Я пропустил мимо ушей все его нелицеприятности, пускай себе. Но послед- няя фраза не давала о себе забыть.
   - Вы прогоняете меня, господин директор?
   - Помилуйте, голубчик мой, конечно же нет! Вы не так поняли, живите сколько душе угодно. А сейчас, прошу меня простить, дела…
     Он поднялся, усталый солидный мужчина, воплощение высокой должности директора нашего заведения. Я понял, что аудиенция закончена, и пошёл к себе. Лучше сказать, поплёлся, как побитая собака.
    
     Да полно, всё пустое. Эти муравьиные проблемы просто не могут меня волновать. Ведь впереди, во тьме надвигающейся ночи, ждёт бесконечная белая дорога. Я закрываю глаза, привычно делаю первый шаг…
     Да, вот она передо мной, прямая и холодная, безразличная ко всему. Дорога, сотканная из боли, страха и одиночества, она одновременно и цель моей жизни, и средство для достижения этой цели.
     И всё-таки она изменилась, я это чувствую. В воздухе уже не висит привычно невыносимая тишина. Дразнящим фальцетом где-то в отдалении зачирикала птица. Ей вторит другая, потом ещё и ещё, морозное величие ночи бьют вдребезги задорные птичьи трели.
     А дальше на дороге запестрели проталины, под ногами захлюпала грязь. И неожиданно для себя, решаюсь. Разбежавшись, прыгаю с дороги куда-то в сторону. Ох! От резкого движения не удержаться на ногах, и я лечу вниз по наклону, барахтаюсь в бурой весенней жиже. Я испачкал новые брюки цвета индиго, расцарапал ладонь. Ловлю себя на том, что стою на четвереньках в месиве из земли и грязного снега, и хохочу как чокнутый.   
     Итак, снова свободен! Зима закончилась.

     Утром встаю пораньше, начинаю собирать вещи. Ещё не знаю, куда я пойду, да это сейчас не главное. Чувствую, как распахнул свои объятья весь этот огромный мир, и миллионы разноцветных дорог принадлежат мне. Я жив! Я свободен!!
     Однако привычки дают о себе знать. Сонно потягиваясь, пью мой утренний стакан сока. Каждое утро я выхожу на балкон, чтобы посмотреть, как Ландыш будет делать своё дело. Вот поистине захватывающее зрелище!      
     Но сегодня двор молчалив и пустынен, только неизменная баба Зина с ведром и шваброй, с утра пораньше подметает дорожки. Ландыша нигде не видно.
   - С добрым утром, Путник! Что, собираетесь нас покинуть? – В хрипловатом голосе уборщицы мне слышится скрытая издёвка. Какой-то я стал мнительный.    
   - Баб Зина! Вы не видели, куда подевался Ландыш?
     Но она не отвечает, только бросает в мою сторону хитрые многозначи- тельные взгляды, и машет рукой куда-то вниз.
   - Не хотите говорить, и не надо. А Ваши тайны меня абсолютно не волнуют. Ну Вас совсем!
     Значит, его всё-таки взяли туда, так сказать, сподобился чести… Ну и пусть, наплевать. Быстро собираю последние вещи, закрываю дверь, и выхожу вон. Выхожу, чтобы никогда больше сюда не вернуться.