Москва и наше мироощущение

     Почему-то в последнее время совсем не пишут о Москве. Это как-то «не модно». Не хочу сказать, что вовсе не касаются московских проблем; но «московская проблема» и «московская тема» суть вещи абсолютно разноплановые. О первой – многоголосый вой, о второй – оглушающее молчание. А бесперебойное стрекотание властных структур и ангажированных СМИ о «третьем кольце», «перевыполнении плана жилищного строительства», кубометраже новоположенных канализационных труб или, скажем, «координации железнодорожных перевозок» в пределах Кольцевой ж.-д. вряд ли можно обозначить как «московскую тему». Понеже канализация и дороги – они и в Биробиджане не имеют под собою иной сущностной основы, чем в столице: это так, вещь технического порядка. И «московское», если говорить о проблемах этого рода, отличается, пожалуй, лишь размахом масштабов и возмутительным количеством затрат, а что же касается «духа» … Этим тут и не пахнет. Между тем, Москва для москвича (да, впрочем, и любого, видящего в этом городе что-то помимо каменных нагромождений и банковских вывесок) – скорее – на Арбате и Гоголевском бульваре, на Волхонке и Пречистенке, в Художественном театре и домике-теремке В. Васнецова … Я не собираюсь «заострять» и «противополагать». Понимаю, современный город – это развитая «инфраструктура», «мобильные телесистемы» и «два двойных гамбургера за сорок рублей». От этого – не отвертишься. Но когда начинается поглощение ВСЕМ ЭТИМ лица и духа города, когда в городе как организме теряется противоядие вживлению этих чуждых его природе «новшеств», когда город на глазах разлагается, то это свидетельствует о том, что что-то произошло… Что же произошло?
       Почему-то вспоминается – из недавнего. Морозное солнечное утро, которыми нечасто баловала нас нынешняя зима. Какие-то «деловые маршруты», которые, впрочем, абсолютно не определяли общего состояния. Старая наша московская улица. Не совсем центральная, однако, по нынешним меркам, и это – уже центр. Ветхая, затертая, даже тенистостью своей как-то контрастирующая с окружающей атмосферой. Просвет – в переулок; в конце его – свежая, опрятная, золотистая церковь, слепящая играющим в солнечных лучах куполом. Впрочем, это – в отдалении. Шумный переулок пересечен – и вновь затемненная улица. Бывает же так в нашей Москве: оживленный переулок и тихая улица … Хотя, впрочем, чаще – наоборот. Но тут: старый жилой дом. «Под классику», но явно уже – «рубеж веков»; большой, многоквартирный. С большими арочными окнами, витиеватыми, хотя и аккуратными, колоннами. С такими остатками старины, как оригинальная дверь, чего уже не встретишь в большинстве современных случаев. «Демократический» по канонам столетней давности (а какой аристократизм с позиции нынешней!). Наполовину задрапированный – «в ремонте». Однако, со всеми признаками жизни. Рядом – ровесник-красавец, но слишком уж выкрашенный. Оно и приятно, однако, какая-то «гармония улицы» слегка подтачивается этим. Впрочем, не больше, чем современными чудищами, уже вкравшимися тут и там. «Модерн» и «неоготика» со своими причудливыми формами, облупившимися желтовато-коричневыми стенами, но снова – такие близкие, домашние … Вон у стрельчатого дома-башни даже палисадничек разбит чьими-то заботливыми руками; здесь – теплота и приветливость остатков Москвы былой, патриархальной. Вглядываешься в окна: все как прежде – старые абажуры, простые занавески, ряды книжных полок, иногда – картины на стенах … Старая ободранная церквушка, от которой, впрочем, остался лишь арочный въезд с одной маковкой. Не такая уж, впрочем, давнишняя. Так строили старообрядцы в начале века, но эта заброшенность и обветшалость обволакивает ее ореолом древности. Даже конторы и офисы, да новые дома (впрочем, как-то стыдливо вкравшиеся в основном вглубь дворов) не портят общего чувства старого, полузабытого, уходящего … Тенистая улочка – среди солнечного морозного дня, тихая – среди общей городской сутолоки, полусохранившаяся – среди грохота «третьих колец» и новостроек … Твой уют, твоя доброта, твоя покинутость – как в фокусе – собирают то, что остается нам на сегодня от Москвы былой, Москвы Вечной, и почему-то подкатывает к горлу … Обозначившиеся на отшибе твоем заводы дают знать, что направление задано вовсе не в ту сторону. «Развернув оглобли» и воротившись к исходной точке странствия, втискиваешься в автобус … номер ноль. Впрочем, тоже старенький, каких уже и на иной окраине не встретишь.      
     … Солнце. Ухабы. Овраги. Говорят, «на семи холмах» Москва выстроена; а тут видно: холмов значительно больше. Искомый дом оказался тоже «о семи корпусах»; пока найдешь – все задворки облазишь. С домиками, свалками, дворами; мамашами и детьми с санками; с закоулками, снегом и морозом. В лучах переливается макушка храма под откосом – творение известного «классического зодчего». Впрочем, и улица тут носит его имя. Имя осталось, а вот обстановка … Церковь восстанавливается, но будет ли посещаться? За резким поворотом – пустырь. Явно что-то поломано, на месте его пока ковыряются тракторы с экскаваторами. Вскоре – воздвигнется очередная диспропорция. А ведь они наступают, поглощают собою старую нашу бывальщину, и уже старинные покосившиеся, облупленные домишки и особняки начинают будто «в глазу свербеть», казаться чем-то дряхлым и неестественным; какою-то старою рухлядью, достойной лишь слома … Даже величественная «усадьба Разумовского» – длинная полукруглая хоромина саженей в сто с лишком, с парком – … Что с ней? Тучи машин на территории за старинным забором; те же облезающие стены и выветренные кирпичи, ошметки сыплющейся штукатурки, оторванная табличка об «охране государством» (видно по явно «светящемуся» месту на стене); за окнами – явственные «офисы» … Не жалеют ничего. Деньги как противоположность духу, культуре? Вряд ли. Или – не до конца так. Наверно, – симптом безразличия, неумения ценить того, что нажито предками и того, что ОБЪЕКТИВНО стоит выше того, что ляпается сейчас … Народ без роду и племени, народ без руля и ветрил. Ради тленного комфорта готовый растоптать собственное наследие, не понимающий попросту его значения … Народ-ребенок, народ-мерзавец. Чуть впереди – экстравагантный театр им. Гоголя, славящийся постановками белиберды «в духе времени». Помню «Долгий день уходит в ночь» – четырехчасовое занудство про одну американскую семейку, всей компанией (хотя и тайком друг от друга) угощающуюся наркотиками. А публика хлопала. Мне же хотелось зевать и скорее ехать домой. Импозантная публика. Еще она ломает старые приземистые домишки у перехода к Курскому и возводит очередные … Не знаю уж, что именно. Но только эти промышленные трущобы с неприличными надписями на заборах, эти покосившиеся остатки былого почему-то больше согревают, чем какой-нибудь «деловой центр», долженствующий воздвигнуться здесь вскоре.
     Меньше особнячков и домиков, меньше колокольного звона, меньше невзрачных магазинчиков с вывесками «Молоко» и «Булочная». Меньше мягких серых «сдобных» бабушек на улицах, помнящих еще бородатые истории и легенды. Приходят громадины, деньги, холодность и безразличие. И ведь всем «всё равно», а многим даже «так и надо»! Были бы  канализация, «квадратные метры» и «третье кольцо». Народ без роду и племени, без руля и ветрил. Говорят, старое закономерно сменяется новым. Это безусловно так, однако есть, как говаривают, «одно «но»». Подогреваемое нашим безразличием, улетучивается из нас что-то объективно доброе, объективно правильное. Или это – «логика исторического развития»? 

20-21 февраля 2002 г.