Мне не понять

                Михаилу Тарасенко посвящается…

Резкая, жгучая боль жгла сознание – мой лучший друг повесился… Проснувшись, не мог понять, где я и где случившееся – непоправимое. Подушка влажная – я плакал, плакал сквозь сон, но что же так ужаснуло? Ужаснуть здесь могут три вещи:
1) лучший друг –
2) умер,
3) повесившись.
Какая больше, что хуже? Пытаюсь понять, отбросив эмоции, но разве можно их вообще отбросить? Разве можно отрешиться от того, что сознание воспринимает, а душа отталкивает… Если сознание хоть что – то воспринимает как правильное, как верное, то уже пытаться наложить моральные истины практически невозможно, даже если это «что – то» аморально.
Слёзы не льются, а лишь дыхание рвётся на отрезки из вздохов. Пытаюсь понять…
1) Лучший друг. Настолько же противоречивое сочетание, как белая ночь – все знают, что бывает, но сознание, опять это опостылевшее сознание, воспринимает как – то неправильно. Всегда хочется проверить, а правда ли белая, а правда ли лучший? Некими личностными, субъективными критериями повесил на него ярлык – «Лучший друг», а что за критерии, а что за ярлык??? Наверное, правильнее было бы сказать не лучший, а лучше, лучше, чем другие, но, поначалу, не ближе, ближе становится только после «лучше». Уж только тогда, с мыслью: «Он же лучший!», - допускаем, подпускаем к душе. Лучший друг – злейший враг в противоположной проекции… он столько знает о тебе, что одной/какой – то достаточно для уничтожения тебя – морального. Кто – то возложил на него негласные обязанности и назвал их ценностями: «Лучший друг всегда поможет в беде; первая помощь – помощь друга, последняя – пуля в висок». Захотели совершенства? Захотели стабильности? Не выйдет! Он тоже человек и тоже вешает ярлыки, он не может «всегда», но может «чаще»…
2) Умер. Купированное, для восприятия, сознание выводит автоматические команды – автопилотирует. Так всегда, ведь смерть близкого – взрыв части себя, той части, что связана с умершим. Превращение в прошлое. О смерти не говорят вслух… наверное, единственная тема, в наши дни, которую боятся гласно обсуждать. Не согласны? А сколько раз сами думали, если кто – то близкий, где – то пропадал, долго не звонил или серьёзно заболевал: «Да нет же, ну не может быть. Не дай Бог!», - и усиленно крестились, не вкладывая в этот жест какого – либо важного значения. О смерти говорят в прошлом… в будущем – страшно. Лучший друг умер – так же страшно, как смерть в будущем… Хотя, все осознаём, что она неизбежна… смерть…
3) Повесившись. Вот где режет, вот где бьёт. Умер сам, самовольно… Сам решил, что смерти пора быть или жизни уже поздно. В Библии самоубийство – грех, это Библия не понимает, а КТО вообще понимает Библию? Самостоятельно ушёл из жизни – не вытерпел, не вынес, не донёс до меня… Больно от ненужности, от невостребованности, от боли. По дороге к делам заметил на дороге необорванную калину… в конце зимы. Красное, серое и белое – цвета снов, пугающих и правдивых…

А слёзы всё – равно не льются и лишь дыхание рвётся на отрезки из вздохов. Мне не понять…

                Иван Солодовник
                (февраль 2002)