Первый миллион

Винтовая лестница на второй этаж венского кафе круто забирала вправо и вверх. Виталик поднимался широким шагом, через ступеньку. Плащ мешал, сковывал движения и его пришлось расстегнуть. Очутившись в слабоосвещенном помещении второго этажа, Виталик огляделся по сторонам и снял шляпу, венчавшую его, не по годам рано начавшую лысеть голову.
В дальнем углу за круглым столом сидела группа молодых мужчин явно тревожного вида. Все, кроме одного, были одеты в темные пиджаки поверх облигающих их мощные телеса маек с открытыми воротами. Кроме одного.
Этот один сидел в самом центре столь необычной для подобных заведений компании и чистил яблоко маленьким блестящим ножичком. Увидев вошедшего Виталика, он моментально побледнел и руки его задрожали. Оцепенение сидящего было настолько сильным, что его внушительное окружение не получило никакого приказа. Ни словом, ни жестом. После секундной паузы Виталик двинулся к столику. Медленно, как в кино, не отрывая взгляда от бесчестных глаз мерзавца.
Это был он. Человек, из-за которого все в виталиковой жизни шло наперекосяк. Это он был виноват во всех бедах, во всех несчастьях, во всех стыдливых поражениях и постоянных неудачах. Виталик даже не знал, как его зовут. Но точно знал, что это он. Даже не знал, а, скорее, чувствовал. Но чувствовал как-то абсолютно безошибочно. Полностью и наверняка. Без тени сомнения. Железобетонно чувствовал.
Подойдя к столу, он остановился и опустил правую руку в карман плаща. Все оставались сидеть неподвижно, ожидая развязки.
- Хай, - непривычно низким – аж сам удивился – голосом отчеканил Виталик, - ну вот мы, наконец, и встретились. У незнакомца мелкой дрожью задрожали губы. - Ты ведь уже понял, зачем я пришел, - продолжал Виталик. Металл в голосе был так же холоден, как и в кармане плаща.
При этих словах двое из сидящих за столом, переглядываясь, приподнялись, делая несмелую попытку встать. Виталик выхватил из кармана огромный, с длиннющим вороненым стволом, револьвер и, уперев его в лоб сидящего ближе всех к нему парня, громко и безаппеляционно прокричал: «Сидеть, суки! Кто его тут собирается защищать?! Может быть ты?!.» И Виталик бросил страшный взгляд на парня со стволом у лба. Тот ответил очень быстро и четко: «Вот я то, как раз, и не собираюсь. Сдался он мне. Я вообще ничего не видел. Отпустите меня, я домой пойду».
Затягивать сцену было уже пошло. Виталик победоносно улыбнулся, молнеиносно перенаправил револьвер на человека в центре, и выстрелил в успевшего зажмуриться врага.
Выстрел был оглушителен, отдача револьвера - нереально огромна, кровь, разлетающаяся по сторонам отливала фиолетом.
От этих невыносимо ярких ощущений Виталик проснулся. Подушка была влажной. Еще не вернувшись до конца в реальность, но уже понимая, что это был все-таки сон, Виталик взглянул на будильник и вздохнул с облегчением. Вставать нужно было через двадцать минут. Полежав с минуту с закрытыми глазами и полным отсутствием мыслей, Виталик начал стягивать с себя одеяло и, кряхтя, подниматься. «Что за чертовщина... Приснится же...», - бубнил он себе под нос, идя в ванную.

Приняв душ, позавтракав и одевшись (все-таки тайком от самого себя оглядел полы плаща: не замазаны ли те кровью...), Виталик вышел на улицу. Там – в полном несогласии с календарем: утро пятого февраля – царила настоящая весна. Яркое солнце во всю блестело на покатых оранжевых крышах домиков начала века и ярких контейнерах с надписями «для пластика». Куда-то задевались вездесущие зимние вороны со своим угрюмым карканьем и улицы наполнились веселым щебетанием разномастных пташек божьих. Люди на тротуарах улыбались друг другу и доставали из карманов солнечные очки. В такие минуты хочется громко и бессмысленно кричать, объясняться в любви незнакомкам и раздавать долги.
Настроение было чудесным. Виталик шел по улице и улыбался. Путь его лежал в центр города. Там нужно было заплатить за телефон. Несколько дней назад в почтовый ящик рука почтальона опустила письмо-предупреждение Виталику, что если задолженная сумма не будет переведена на счет компании-оператора в течение недели, то телефон будет безжалостно отключен. Повторное же подключение стоило денег. И немалых. Поэтому Виталик решил не рисковать и, вытащив из загашника хрустящий «зеленый» полтинник, отправился платить. По дороге нужно было зайти в кантор  и продать последние «баксы».
В обменнике была небольшая очередь, два человека. Стоя поодаль от окошка, чтобы не вызывать подозрений, Виталик рассматривал наклеееные на стены плакаты. Они учили отличать настоящие деньги от фальшивых. Совсем недавно в объединенной Европе ввели новую валюту. Евро. Именно эти денежные знаки Виталик и разглядывал сейчас с особенной тчательностью. Были они яркие и красивые. Немножко напоминали французские франки и голландские гульдены этой своей яркостью и, как бы, несерьезностью. Разные там отвлеченные символы развития европейской цивилизации. В основном – фрагменты каких-то построек: арки, фасады, акведукты, пролеты мостов... Конечно же, никаких портретов утвердившихся в той или иной национальной истории деятелей политики или искусства. Все это было понятно: никаких конкретных ассоциаций. Однако, при более детальном рассмотрении плаката, внимание Виталика привлекло другое. Не внешний вид новых денежных знаков, но их номиналы. Вернее, номинал самой дорогой «бумажки». Не сто, не двести, а пятьсот.

«Пятьсот! Вот это да! – удивился Виталик – это ж надо... Пятьсот. А ведь деньги то чуть-чуть только дешевле «бакарей». Это ведь, что получается? А получается вот что: в один и тот же объем тары евро-денег влезет раза в четыре больше, чем долларов. Во как! А ведь удобно. Ей-богу, удобно...»

«Молодой человек, Вы меняете?» – пожилая женщина, стоявшая за Виталиком, недовольным своим голосом вырвала его из отвлеченных размышлений. Впереди, у окошка, оказывается уже никого не было.
Поменяв деньги, Виталик вышел на улицу и, отправившись в центр пешком – благо недалеко – вернулся к своим прежним размышлениям. Вы вот, кстати, никогда не замечали, как бывает здорово поразмышлять о чем-нибудь отстраненном? Особенно в городе. Когда идешь куда-нибудь хорошо знакомым маршрутом. Ничего тогда не замечаешь. Ни времени, ни места – куда повернул? Где на красном свете простоял пару минут? Какие машины мимо проехали – потом глядь: а ты уже и добрался. Как тут очутился? – не понять, ноги сами привели. Посмотришь на часы – а уже и полчаса прошло...

«В пачке – сто купюр. Размером, ну пусть – десять на пятнадцать. Вид сверху: три на четыре. Итого: двенадцать пачек. То есть шестьсот тысяч. Ни хрена себе! Шесть-сот ты-сяч!.. А ведь такой слой можно раз пять продублировать. Это три миллиона получается. Три миллиона евро-денег влезут в один чемоданчик-дипломат. В одном кейсе – три лимона! Тяжеловато, наверное, – бумага вообще вещь тяжелая – но ведь три лимона, с другой стороны! В обычном, бляха-муха чемоданчике! В таком, который можно, к примеру, мылом хозяйственным набить. Сколько будут стоить шестьдесят кусков хозяйственного мыла? – и Виталик живо представил себе пирамидку темно-коричневых вонючих кирпичиков – а сколько стоят шестьдесят пачек калиброванных цветных бумажек? То-то и оно...»
Что именно «то-то и оно», Виталик понять не мог, но эта простая и в то же время зловредная мысль не оставляла в покое. Именно из-за нее, бормоча себе под нос различные подсчеты, и опровергая теорию о приятности пеших прогулок на подсознании в высокоурбанизированной зоне, Виталик чуть не попал под машину. Визг тормозов вырвал его из мира грез. Водитель зеленого «Фиата» округлил глаза, выразительно взглянул на незадачливого пешехода и, повертев пальцем у виска, – абсолютно интернациональный жест – поехал дальше. А Виталик, аккуратно повертев головой по сторонам, перешел проезжую часть улицы.
Заплатив за телефон и вернувшись домой, он принялся варить борщ. Жена на несколько дней уехала погостить к родителям, заболела там гриппом и лежала с температурой, звоня каждый вечер Валерику на домашний и проверяя мужнину верность. Нажаренные ею отбивные давно закончились и управляться на кухне приходилось самому.
Срезая толстый слой картофеля вместе с кожурой, Валерик прикинул: «А что бы я сделал, окажись у меня три миллиона?..» И блаженно задумался...
«Ну, три, может быть, и жирновато будет, куда нам со свинным то рылом.. А вот миллион – нормально... как раз... совсем по-божески...» При этой мысли Валерик рассмеялся. Но думать ни очем другом не то, что не хотелось, но даже и не получалось.
«Первым делом квартиру бы купил. Это – самое главное в жизни. Мой дом – моя крепость. Правильно англичане говорят. А то сколько же можно все по чужим углам перебиваться? Все переезды да переезды. Врагу не пожелаешь... А если дети пойдут? Вообще – караул. А при моей-то зарплате манны небесной ждать не приходится. Так и к сороковнику на собственную квартирку не накопишь. Не говоря уже о доме. А, кстати, так все-таки дом или квартира?
Квартира, конечно, дешевле. Да и локализацию можно выбрать реально центральную. Вон сколько сейчас в центре всего строят. Даже на Маршалковской и Вспульной  штук пятнадцать «пломб» понатыкали. Да и квартирки сейчас строят – загляденье. Свободная планировочка, никаких перегородок – хоть в футбол играй. Вот, поди, удовольствие то какое! Сидишь, значит, в кресле глубоком кожи вишневой в кабинете дизайнера от интерьеров и пальцем в план собственных хором тыкаешь. Здесь, мол, я хочу ТВ смотреть. Да чтоб диван посреди салона стоял, по-американски, значит. Домашний кинотеатр поставлю, я тут присмотрел модель. Нет, нет, ну что Вы!.. Какой там «Филипс»?!. Если техника – то только японская. Помните, как в детстве то было? «Мэйд ин джапан!» И все тут! А здесь где-нибудь кабинет с библиотекой... Вот придут ко мне друзья в гости. Ну, выпьем там чего, поужинаем, у меня жена – мастерица по этому делу;+ потом женщины, понятно, о тряпках захотят потрепаться, журналы там всякие с каталогами полистать, ну, а я – мужчин к себе в кабинет приглашу на коньячок и сигары. Да, чтоб канапе на троих не жало, не селедки, чай, в бочке; в приличный дом пришли. А что я? Я в кресле сидеть буду, за столом. Или у окна стоять, смотреть сквозь жалюзи, как бы вникуда. Задумчиво так. И курить. Тоже задумчиво. Новости литературы обсудим, на налоги пожалуемся. А здесь, пожалуй, спальня. И чтобы с ванной соединена была дополнительной дверью! Чтоб в коридор не выбегать голым, а то, знаете, гости ночевать останутся... или дети... И добавте, пожалуйста, парочку листов звукоизоляции. Да, да, на внутренние перегородки. А то у меня жена, знаете ли... как Вам сказать... Ну, покричать любит... ну, Вы понимаете... «Гхы, гхы, гхы...», - рассмеяться так многозначительно, рот ладошкой прикрыв, и подмигнуть мальчику-дизайнеру по-свойски. И... я Вас умоля-я-я-яю, никаких прямых углов... Ладушки?.. Сами понимаете, не с Урала ведь... Эх, красота...
А почему, собственно говоря, не дом? Дом, ведь, это... сами понимаете... дом, ведь, это – дом, одним словом. Дом вам не квартира... Это уж точно. Никаких соседей. Правильно Земфира пела! Есть соседи – есть проблемы; нет соседей – нет проблем! Никаких тебе подростков обкуренных в подъезде, никаких сожженных почтовых ящиков, никаких неуютных ситуаций в лифтах: пристанет или не пристанет верзила прыщавый к жене. А если пристанет? Защищать придется. А это явно чревато тумаками. Причем реальными... Вот и стоишь, с ноги на ногу, и спрашиваешь как можно дружелюбней: «Вам на какой?..» А глазки то – в пол обоссаный... И полиции никто не вызовет, если перед теликом уснешь: громко, мол. Или с ребятами с работы на кухне до поздна засидишься да о политике (У-у-ууу, педерасты!..) под пивко поспоришь.
Да, дом – есть дом... Гараж, опять же, под боком. Вышел в субботу из дома через дверь специальную прямо в тапочках, сел в своего верного «боливара», дверь захлопнул и – адью! Ворота, конечно, с пульта открыть; на кнопочку только нажал – они и поползли вверх, родимые. На улице кругом – слякоть и грязь, а у тебя в машине – чистота и покой. И музычка классическая играет. Желательно на скрипках: пилик-пилик, тилип-тилип... Поездил по городу, поездил, в Мак-драйв заскочил, чтоб не выходить – в тапочках же – и домой вернулся. Чай пить. С лимоном.
Га-раж, га-раж! Гараж, конечно, - это хорошо. А что в нем стоять будет? Что с машиной то? Машину надо обязательно купить. Причем, сразу же. А какую? Вот это задачка. Вот простой, вроде бы, вопрос, а поди – ответь. Семь дум передумаешь. Ведь сколько ж машин всяких замечательных на свете! И тебе Мерседес, и тебе БМВ, и тебе Тоёта-моёта... Нет, надо все-таки «мерина» будет взять. Не серьезно как-то с миллионом в кармане на «Жигулях», пусть и японских, рассекать... Хотя, есть же еще и Ягуар, и Бэнтли. Ролс-Ройс, наконец. Эх!.. Нет, это уже перебор; столько капусты – за груду металла, пусть и английского – да меня ж жаба задушит.
Вот вспомни, как говорится... На счет жабы. Катерине, жене, то есть, тоже ведь машину придется покупать. Ну, ей какую-нибудь маленькую, типа спортивную. А чего это сразу ей спортивную? Я тоже спортивную хочу! Ей – маленькую, мне – большую. Ей, скажем, - «Целику», мне – «Митцубиси-3000». Или Порше, в конце концов...»
 
Виталик отложил нож и закурил. Запретный плод ничем не ограниченного сослагательного вещизма был непомерно сладок. Хотелось еще и еще. Но этих «еще» было столько, что запутаться в них, погрязнуть по колено и выше, было – раз плюнуть...

«Стоп. Пора посчитать. Квартира в центре – тысяч семьдесят, сто. Если дом, то стоит умножить на два. А то и на три. Мебель, планировка, проект – еще тысяч тридцать. Две машины – еще шестьдесят (сорок плюс двадцать). Что остается от миллиона? Трехсот тысяч – как не бывало. На что будем жить? На семьсот. Что с ними делать? Вопрос, конечно, интересный... Самое простое, но, с другой стороны и надежное, - положить в банк. Сколько можно с этого иметь? Принимая во внимание сумму, контракт будет индивидуальным. Наверняка можно будет выспорить процентов десять, двенадцать годовых. Таким образом, имеем семдесят тысяч в год. Шесть тысяч в месяц. Двести долларов в день. Восемь с копейками в час. Тринадцать центов в минуту. И это все?.. Стоило тогда паковать миллион в кожаный чемоданчик?
А посчитано то по минимуму. Наверняка ведь и приодеться захочется по-человечески после стольких то лет ношения «сэйловых» хитов (в тысяч пять, как тут ни крути, гардеробчик обойдетя; плюс шуба – жене – еще столько же, а то и поболе), и мир хоть немного посмотреть (Греция, Египет, Чили, Шри-Ланка, Алтай; за год тысяч двадцать-тридцать улетит и не заметишь), и родственникам ведь помочь нужно будет (пенсию – матери, «Джип» отцу, «штук» по пять – всем остальным), долги какие-никакие пораздавать, да на черный день отложить: мало ли чего. Да если и не «мало ли чего», старость то тоже надо встретить спокойным денежным умиротворением...»

Борщ так и не был сварен. Виталик оделся – сам не помня как, весь в своих мыслях – и спустился в забегаловку в доме напротив пообедать с пивом, успокоить нервы. Но успокоиться не получилось. Более того, весь оставшийся день, весь следующий, и вообще весь остаток недели пролетели в каком-то страшном сослагательном мареве. Мифический, в высшей степени нереальный, миллион заслонял собой любую реальность.
Невнятно отвечая на телефонные звонки жены, напугав всех сослуживцев нездоровым внешним видом, окончательно побратавшись с бессонницей, и в конец запустив квартиру – немытая посуда, грязь в прихожей, переполненные пепельницы на каждом углу – нашел таки Виталик решение своей проблемы. Все было просчитано и разложено по полочкам. Вся дальнейшая жизнь. Все, как по маслу. Все – полный тип-топ.
Где жить, как жить, на чем ездить, с кем общаться, как одеваться, чем питаться, какими видами спорта заниматься, где проводить отпуск летом следующего года, а где – зимой этого, в каком банке держать деньги на срочных вкладах, а в каком на текущих щетах, какие акции и каких компаний покупать и в каких благотворительных мероприятиях учавствовать, в какую школу, лицей, колледж будет ходить его сын, а в какую – дочь (оба к тому моменту еще не рожденные) и какие иностранные языки учить, какого цвета надеть галстук ярким солнечным утром в третий четверг второго летнего месяца и в каком цветочном магазине заказать букет пятнистых хризантем для Кати на пятую годовщину их свадьбы... Вся жизнь.
Дело было за малым. Не хватало миллиона. Где его взять? Но чудовищно уставший от сизифова труда мозг эта мысль не посещала. Довольный собой и полностью умиротворенный, Виталик лег спать и проспал без малого сутки.
Проснувшись, он прекрасно помнил свое наваждение. Но воспринимал его достаточно буднично, без эмоций. Вопросов лишних себе не задавал и чувством вины перед здравым смыслом не терзался. К прошедшим дням Виталик отнесся, как к отлично проделанной работе, о которой стоит забыть. Сделано, и сделано. Чего из пустого в порожнее переливать.

Вечером должна была вернуться от родителей Катя. Виталик убрался дома, приготовил ужин – потушил курятину с грибами в сметане; Катюша очень любила – надел новую кофту, аккуратно маникюрными ножничками отрезав бирку, теми же ножничками выстриг волосы в носу перед зеркалом в ванной и вышел из дома. Нужно было купить вина. Виталик любил встречать не так часто покидающую дом Катерину цветком на столе (один очень хорошо смотрится в вазоне), вином (недорогое болгарское, но обоим нравится) и традиционным ужином (нет более диетического мяса, чем хорошо потушенная курятина). Вино следовало купить заранее, чтобы откупорить бутылку за час-полтора перед употреблением.
Возвращаясь из магазина, бодро шагая по уже темной февральской улице, Виталик обратил внимание на продублированную девятку в номере обогнавшего его Мерседеса. Машина была пузатая, пресыщенная и на русских номерах. Поэтому не заметить ее было практически невозможно. Провожая дорогое авто взглядом, Виталик вздохнул. Налетела тень недавних мыслей: эту модель производства знаменитого концерна он рассматривал среди прочих вариантов.
Символ богатой жизни уже превратился в два маленьких красных огонька где-то впереди, как вдруг Виталик услышал резкие хлопки выстрелов. Одновременно с ними красненькие огоньки вспыхнули ярче и через мгновение снова поблекли. Все происшествие длилось несколько секунд. Потом снова наступила тишина. Виталик остановился и огляделся по сторонам. Он был один на пустынной улице. Только он и слабые красные огоньки впереди. Постояв какое-то время, Виталик решил двигаться. Во-первых, нужно было идти домой. Во-вторых, было ужасно интересно. Он сжал в правой руке бутылку вина за горлышко на манер гранаты и пошел вперед.
По мере приближения к злополучной машине начали потеть ладони. Вино чуть не выпало из рук, когда Виталик приблизился к ней настолько, что смог рассмотреть детали. В такие моменты очень сложно поверить в реальность происходящего. Потому, что такое происходит только в кино.
Передние дверцы Мерседеса были открыты. Лобовое стекло количеством отверстий напоминало дуршлак. Водитель сидел без движения, уткнув голову в руль. С правого сидения на тротуар свисало тело мужчины в плаще. Под ним растекалась темная блестящая лужа. Валерик осторожно обошел парящее озерцо крови и полу-боком двинулся дальше. Метрах в пяти от машины в довольно неестественной позе лежало еще одно тело. Рядом с ним стоял черный кожаный «дипломат».
При его виде два чувства обуяли Виталиком. Дикий страх и не менее дикое желание увидеть содержимое находки. Виталик открыл чемоданчик. Там лежал обложкой вверх раскрытый журнал «Деловые Люди». А под ним – аккуратно уложенные тугие пачки денег, стянутые тоненькими резиночками. Через секунду Виталик закрыл крышку кейса.
Оставив чемодан стоять на асфальте, он поднялся и, втянув голову в плечи, быстро зашагал в сторону дома.
Виталик не взял деньги. Почему? То ли слишком часто смотрел криминальную хронику по телевизору и побоялся, что рано или поздно его бы все равно нашли приятели лежащих на асфальте людей. То ли отозвалась совесть и вдолбленное в детстве в подкорку «нельзя брать чужое». То ли просто испугался. То ли еще что. Не понять.


Февраль 2002г.
Познань.