Моника. милые дамы! этот рассказ не для вас

По улице маленького городка на севере ГДР, знаменитого лишь расположившимся в нём давно и надолго гарнизоном советских войск, ехала  на стареньком дамском велосипеде девушка. Кокетливая чёрная чёлочка, густые, не менее чёрные брови, несколько конопушек на вздёрнутом носике, крепкие стройные ножки, белые теннисные туфельки на резиновом ходу. Лучики предвечернего ленивого солнца слегка играют на спицах и большом новеньком велосипедном звонке. Аккуратненькая такая, приятная девушка. К подружке наверное едет. Или в магазин. Впрочем, нет, видать не в магазин, она удаляется от базарной площади и, взглянув на маленькие часики на руке, сильнее жмёт на педали. Оставив центр далеко позади девушка оказывается возле высокой, потрескавшейся кое-где тёмно-серой глухой стены. Что может быть за этой мрачной стеной? Завод? Тюрьма? Монастырь?

Правильно, завод, тюрьма, монастырь – гарнизон русских.  Ах вот, значит, в чём дело! Русский иван украл сердце чернобровой немецкой дивчины! Сейчас она затребует его душу и прилагающееся к ней тело на КПП, давай, мол, на выход... Нет,   похоже что нет, Моника (именно так зовут нашу симпатичную героиню) начинает звонить своим блестящим звоночком и вот так, почти непрерывно издавая игривое «дилинь-динь-динь», проезжает вдоль серого забора, вдоль КПП с часовым, вдоль казармы, возвышающейся вторым этажом над старым забором и, наконец, полностью замкнув круг, направляется в чахлую берёзовую рощицу напротив. Там она аккуратно ставит велосипед на  подножку, достаёт небольшую плетёную из ивовых веток корзиночку, баночку с кремом (очевидно для загара)?

...В это время замполит представлял аудитории лектора, рекомендованного штабом. Лектор собирался обсудить с солдатами животрепещущую, очень нужную, а главное, актуальную тему « Жены декабристов. Чудо или норма?». Лектор ездил с подобной программой по всей ГДР и молил бога, чтобы его тесть – нач.штаба был долгие лета жив-здоров и при погонах. Тесть тоже был счастлив, что придумал наконец какое-то занятие для никчемного дремучего лодыря - зятя. Надо же, чтобы при таком богатом выборе женихов его белёсая конопатая толстушка – дочь выбрала такое... Неужели нельзя было  что-то поприличнее откопать!?

Замполит уже предвкушал, как он с началом лекции удалится в свои покои и всхрапнёт этот часок-подарок. Ночью обещали внезапную учебную тревогу и в свете вышесказанного поспать нужно было, просто как жить. Вдруг он услышал легкомысленное треньканье велосипедного звонка, хмыкнул и пробормотал что-то неразборчивое. Лектор понял из фразы только «...твоей лекции». Дальнейшее, однако, замполит выдал нормальным своим командирским голосом: «Короче так, распорядок сегодняшний меняется. Объявляю час на личные надобности, а в 18:00, чтобы мне как штык, снова сюда, значит, на лекцию. Разойдись!»

Подождав несколько секунд, пока аудитория  опустеет, лектор,  кипя от праведного гнева, начал наступать на замполита. «Надо же, до такой наглости докатиться, мою лекцию отменить! Ну, готовься, пристрою я тебе политучёбу!» - решил зятёк-лектор, правда вслух пока ничего не сказал, ожидая объяснений старшего по званию.

-Ты, браток, не кипятись – мирно начал замполит, почтительно полуобняв его сзади.
-Вы поставили меня в совершенно идиотское положение, я этого так не...
-Ты уж меня извини, но вот как раз положение твоё  я и спасал! Если бы я их не отпустил, сами бы убежали, тут просто такая ситуация сложилась,... сворачиваемся мы через неделю, а тут как назло эта Моника!  И не хотел я в это время лекцию проводить, помнил, что нельзя, а отчего нельзя и запамятовал, старый пень! Да что тут объяснять, вон смотри!

Слаженно, ловко  и быстро, словно образцовая рота по тревоге, карабкались на высоченный забор и спрыгивали с другой стороны все бывшие (или будущие?) слушатели его замечательной лекции. Будь у лектора в этот момент хроший полевой бинокль и кабы не мешали ему реденькие кроны молодых берёз, видел бы он, как собрались все солдатики возле велосипеда и курили, заплёвывая всё вокруг и, сочно матерясь, рассказывали друг другу вральные истории, происшедшие будто бы с ними.

В двух шагах от курящих, слегка придерживая Монику за упругие ягодицы, работал мощный паровой молот, в армейском быту зовущийся «рядовой Джабурия». Таково было единственное, но неукоснительное требование Моники – начинает Джабурия, это для души, остальные – для прокорма большой семьи, где Моника – единственный кормилец.
Следующий, подходя исправно клал купюру в ивовую корзинку, стоящую как всегда справа в пределах видимости, исполнял свой танец освобождения и так проходил весь круг.

Минут через двадцать, дождавшись очередного, Моника поднимала пальчик: «Айн момент!» и, продолжая левой рукой упираться в ствол, правой ладошкой – ковшиком уходила далеко вниз и назад и выгребала всё советское семя. Продолжая то же движение, рука взлетала вверх и резко с размаху вниз. «Чвяк!» - говорило советское семя, падая в редкую траву. Солдаты невольно на пару секунд замолкали, эта маленькая интернациональная могила не рождённых детей приковывала взгляд и мысли.

Однако у лектора не было бинокля, мешала листва и видел он лишь ритмичное вздрагивание одной из крон. «Да бог с ним, с замполитом, может и правда поубегали бы все, а это конфуз» - подумал лектор и, сохраняя всё-же на всякий случай обиженную мину, стал рыться в портфеле.

Через неделю уезжали, у ворот стояла одна Моника. Плакала.