Красный город им. Берии

  - Вот, помню, хорошие годки выпали с конца 50-х. Хрущев – хитрый лис… и все-таки гораздо лучше, чем тот зверь… Сталин. Сколь ж они ребяток-то погубили – Сталин со своими прихлебателями, партийцами и НКГБ! Я сам раз номером побывал. Не дай Бог вам такое испытать! Но уж лето 53-ого мне хорошо вспоминать…
  Старик замолчал. Закурил папиросу и прищурил глаз. Но смотрел вдаль и, наверное, вспоминал ГУЛАГ, Берию, великого отца народов, и может быть даже то, как мы дали по заду Америке вместе с Кубой, хотя, может, его просто занимали житейские проблемы. И я молчал, поставив новенький, японский диктофон на паузу.
  Человек потянулся, почесал редкие волосы на голове и хитро улыбнулся.
  - Помню, да точно, посадили как-то в начале 50-х, как раз при Сталине, друга моего. За анекдот. Какой точно не могу вспомнить, но вот он, вроде, про Лазутина или про Капустина был.
  Я оживился. Мне показалось, что читателям было бы интересно узнать, чем жили простые советские граждане во время сталинской диктатуры, что скрывалось за «железным занавесом» и какие устрашающие формы принимала порой социалистическая власть.
  - Было это в Ленинграде. Друг мой умер где-то в 52-ом, но, слава коммунизму, всех этих уродов и недоношенных, кто председательствовал и секретарствовал, потом расстреляли.
  - Но были же положительные стороны в то время? Ведь не все же было так ужасно?
  Вопрос, казалось, повис в воздухе, а старик с нескрываемым интересом рассматривал волнующуюся из-за ветров березовую рощу. Каким-то образом мне показалось, что глаза старика потеплели, и в них неведомо откуда появилась доброта и ласка. Он прокряхтел что-то непонятное, а потом я удивленно всмотрелся в его морщинистые глаза. Эти яркие капли не могут быть ничем иным, как слезами!
  - Я пережил Ленинградскую блокаду, зверства этой шайки, которые себя величали коммунистами. Боже, я даже вытерпел все эти... э?.. демократические преобразования Горбачева. Вы не представляете, как был рад, как плакал, как веселился, когда эта «тюрьма» развалилась, когда мы все разбежались в сторону! Конечно, колхозы развалились, хозяйство гниет, деревни вымирают, но мне… мне кажется… мне… - он почесал сердце и твердо посмотрел на меня. – Мне не жалко того, что мы сделали.
  Он встал и ушел в избу. Вскоре он оттуда вышел. Быть может, он просто вытирал слезы, не хотя показаться перед городским жителем бабой.
  - Вам, наверное, пора.
  Я согласился и медленно поднялся с жестких поленьев.
  «Мне не жалко того, что мы сделали».
  Последний раз взглянул на табличку, где кто-то обозвал маленькую деревеньку в пять-шесть дворов (словно в насмешку) «Красным городом им. Берии». Чего ему не жалко? Сотни погибших во время Второй Мировой, ведь старик читал «Ледокола» Суворова и знал, что мы сами приближали эту бойню, не жалко сотен раскулаченных и крестьян, помирающих с голода, когда у них насильно отбирали хлеб, муку и пшеницу, не теребит все то зло, что причинили Сталин и Ленин, неужели не знал он позднее, после развала о мыслях Троцкого, разве не жалко ему раздавленных единой доктриной развитого социализма? Как будто все это стоило того конца, который он наблюдал в конце 80-х?