Три D

Кровавая реальность.
Это видение посещало Александра в последнее время особенно часто, стоило только закрыть глаза. Ему представлялось, что он то ли в кабине боевого вертолета, то ли он сам — вертолет, по крайней мере ему не было видно ничего, кроме стволов двух пулеметов по обеим бокам его. Александр делает высоко в небе вираж и в почти отвесном пике устремляется к земле. На концах стволов вспыхивают и начинают бесшумно мерцать ярко-желтые язычки колючего пламени, а где-то далеко внизу и в то же время у него перед глазами крупнокалиберные пули месят нечто бесформенно-кровавое. Это мог быть человек, а могло быть и что-то другое, неважно, Александру было ясно одно: это было живым только что, а теперь пули, его пули, терзают эту тушу, вышибая из нее кровавые брызги и отрывая куски мяса, одновременно наполняя его душу восторгом, близким к сладострастному.
Александр открыл глаза и, недовольно поморщившись, снова закрыл: сил не было уже видеть облезший потолок караулки, осточертевший за время работы в этой фирме. Соседнее помещение, в котором за пультом системы наблюдения сейчас сидел напарник, было отделано шикарно, по всем требованиям пресловутого «евроремонта», а караулку, где бывали только охранники, никто и не почесался ремонтировать. Сменили только табличку на двери –– с «Материальная кладовая» на «Караульное помещение». Поставили обшарпанную медицинскую кушетку, стол, электрическую плитку: нате вам, охраннички, отдыхайте здесь по очереди, ешьте под осклизлыми канализационными трубами и тусклой голой лампочкой. Падлы.
Приступ неконтроллируемой злобы захлестнул Александра, как нередко бывало в последнее время. Он судорожно сжал зубы и резким ударом врезал кулаком в стену.
Суки. Засадили в конуру как шавку, охраняй их за гроши. Здесь меньше только уборщица получает. И попробуй только вырази неудовольствие –– враз неприятности наживешь. Сиди два часа за пультом, потом два часа в этой каморке, потом снова за пульт. Всем говорить «Вы», не хамить, улыбаться, быть предельно корректным… Сами улыбайтесь. Платили бы по десять кусков баксов, как директору, тогда бы и спрашивали… Да хрен с ними, с бабками, хоть бы относились как к человеку! Секретутка вон, перед каждым посетителем прогибается, готова тут же на столе разлечься, даже Сереге, напарнику, глазки строит –– а как же, чеченский герой, медаль «За отвагу», нашивка за ранение –– а на него, Александра, вчера как на выродка смотрела, когда он пришел с заявлением на материальную помощь. Конечно, он же простой бывший мент, ни медалей, ни хрена…
Скрипнула дверь и лежащий на кушетке Александр повернул голову в ее сторону.
Ну надо же, Любочка, секретутка, только что про нее вспоминал… Что-то она неприветливая какая-то. Ах да, комната не нравится, паршивая слишком для такой цацы…
–– Тихонов, директор сказал тебе заявление писать, по собственному желанию с завтрашнего дня. Сегодняшнюю смену дорабатываешь.
Дверь снова скрипнула.
Александр зажмурился. Нечеловеческая обида смешалась с мгновенно вспыхнувшей злобой, судорогой сведя челюсти. Это было уже во второй раз в его жизни.
Впервые его уволили из МВД, полгода назад, примитивно придравшись.
В тот вечер он был на патрулировании. Настроение было почему-то препаршивое, болела голова, лил дождь, а тут еще какой-то еврей пристал к нему: интересно ему стало, видите ли, почему на нем форма старого образца. Сначала Александр, разозлившись, хотел только закинуть придирчивого жида в «обезьянник», но напарник уперся, дескать не за что, и тогда Александр ткнул еврею дубинкой в живот. Откуда ему было знать, что этому паршивому старикашке –– то ли Гайтману то ли Гофтману –– недавно аппендицит вырезали и шов еще не зажил… Было заявление, была комиссия, был ковер у начальника, и отделался бы Александр строгачом, как это ни обидно –– случай-то пустяковый, –– но на случившейся по этому поводу медкомиссии психиатр признал его негодным к службе в правоохранительных органах. Александр, конечно, съездил ему в ухо, да ничего уже исправить было нельзя. Понаписали ему в медицинской карте всякой хрени –– тут и какие-то симптомы-синдромы, и «маниакально-депрессивный психоз», и «травма головы в анамнезе» –– и комиссовали, попросту турнули. И все из-за того старого жида. Ощущение обиды до сих пор не давало ему покоя. Три года беспорочной службы, бессонные ночи в патрулировании, благодарности от начальства –– все пошло коту под хвост из-за какого-то пустяка, из-за какой-то мелочи ему дали пинка под зад. И теперь вот снова пинок, и опять ни за что ни про что, после полугода работы без единого замечания. Точнее, без справедливого замечания, потому что нельзя же считать справедливым выговор за тот случай, когда он выкинул в дверь электрика, назвавшего его «вахтером»?
Александр сел на кушетке и сразу скривился от взорвавшей правый висок вспышки боли. Он торопливо сжал изо всей силы руками голову, как в тисках. Боль утихла немного, но не до конца. Александр знал, что теперь этот висок, в который два года назад попал кирпич, брошенный каким-то алкашом, будет ныть несколько часов и никакие таблетки не помогут, придется ждать, пока эта изматывающая боль пройдет сама по себе.
Его унизили. Унизили уже тогда, когда кадровик этой фирмы недовольно морщился, оформляя его. Унизили тем, что приняли на работу для того, чтобы было над кем издеваться –– Александр понял это только сейчас. Сотрудники фирмы смеялись над ним за его спиной, думая, что он этого не замечает, Александр теперь это понимал. Директор каждое утро здоровался с ним, тщательно скрывая иронию, но и это Александр сейчас осознал. Его тут держали за придурка, как клоуна, как скомороха. А теперь, когда игрушка надоела, его выбросили. Снова ему предстоят поиски работы, тоже унизительные.
Его оскорбили. Что делает мужчина, когда его оскорбляют? Мстит.
Александр, морщась от головной боли, наклонился и начал аккуратно шнуровать высокие ботинки. У него было кое-что, о чем не знал никто в фирме –– нож, коллекционный охотничий, из крупповской стали, заначенный Александром при осмотре одного места происшествия. Этот нож он носил с собой постоянно, несмотря на запрет на холодное оружие на территории фирмы. Теперь пришло его время. На этот раз Александр никому не позволит смеяться над собой, сегодня он должен как настоящий мужчина припомнить им все их издевательства.
Напарник Сергей обернулся на скрипнувшую дверь.
–– Ты чего, Саш? У тебя еще полчаса времени, отдыхай, –– и снова отвернулся к монитору системы наблюдения.
Делает вид, что ничего не знает. Вежливый такой, заботливый… Даже слишком. Показная слишком забота, чтобы быть натуральной.
Александр, криво усмехаясь, разглядывал аккуратно подстриженный затылок.
Герой хренов. Дамский любимчик. В Чечне он воевал. Якобы в спецназе. Уж кто-кто, а Александр знал, что и в спецназе есть писари, и что и писарям иногда достаются шальные пули. То-то Серега каждый раз отмалчивается, когда его про Чечню начинают расспрашивать. Ему просто рассказывать нечего. Зато его здесь любят. И зарплата у него в полтора раза больше, и женщины здешние ему всегда улыбается. Со всеми вежливый такой, аж противно становится. Александру постоянно: «Саш, тебя подменить?», да «Саш, я могу посидеть вместо тебя, если хочешь…» И вовсе не по доброте душевной, а чтобы показать, какой он, Сергей, крепкий и выносливый, а Александр –– тщедушный и хлипкий. Мало ему разницы в росте чуть ли не в полметра…
Хватит.
Александр осторожно достал нож, бесшумно приблизился к Сергею, подсунул ему под кадык лезвие и размашисто рванул им на себя и в сторону. Сергей всхлипнул и сгорбился в кресле, вцепившись в подлокотники и прижав подбородок к груди. Александр ожидал, что он вскочит и бросится на него, но Сергей замер в этой позе и не шевелился.
Выждав несколько минут, осторожно обошел вокруг кресла и заглянул напарнику в лицо. Тот был мертв. Открытые светло-голубые глаза были наполнены странной смесью внезапного ужаса, недоумения и обиды. Черная форменная куртка на груди была залита широким обильным потоком крови, которая еще сочилась из-под подбородка.
Этот теперь уже не будет насмехаться. Александр почувствовал прилив гордости. Он поступил как настоящий мужчина и у него были все основания быть довольным собой. Теперь они все узнают его. Вот если бы еще голова не разламывалась от боли…
Он знал, что у Сергея в кармане на правом рукаве есть ключ от сейфа. В этот сейф Александру даже заглянуть не разрешали –– ну правильно, клоуну это ни к чему… Ничего, теперь он отыграется.
В сейфе хранилась «Сайга-410», самозарядный гладкоствольный карабин, сделанный на базе автомата Калашникова. Оружие стояло со сложенным прикладом в нижнем отделении, а сверху аккуратно расположились разноцветные пачки с американскими патронами «магнум»: в основном картечь, но и пулевых вполне достаточно. Объединяло их одно –– усиленный заряд пороха, что, собственно, и отличает патроны «магнум» от обычных. Александр снарядил оба десятиместных магазина, сунул в карман пару пачек про запас и вышел в коридор.
Фирма располагалась в отдельном двухэтажном особняке. От входной двери, возле которой находились пост охраны и караулка, коридор шел до другого конца здания, где была лестница на второй этаж. На каждом этаже в коридор выходили по четыре двери кабинетов. И лестница, и вход были единственными. Александр пожал плечами: дело немудреное, если мимо себя никого не пропустить, никому отсюда не уйти без своей доли возмездия. Они в мышеловке.
За первой дверью располагалась бухгалтерия. Ну-с, давайте разберемся, почему охранник Тихонов получал намного меньше охранника Онуфриева…
Дверь от удара ногой чуть не слетела с петель, брызнув щепой от вылетевшего врезного замка. За порогом Александра ждал сюрприз: кабинет был пуст. Был стол, заваленный бумагами, был шкаф с папками и столик с компьютером, а бухгалтерши не было.
Он положил карабин по-охотничьи на согнутую в локте руку и почесал в затылке. Вообще-то этого следовало ожидать: время обеденное, наверняка бухгалтерша гоняет чаи у финансистов, в соседнем кабинете. Ну что ж, мы люди не гордые, пойдем туда, благо к финансистам тоже кой-какие претензии имеются…
Александр резко развернулся на шорох за спиной: в дверном проеме стояла бухгалтерша. Ага, услышала шум в своем кабинете и пошла посмотреть что здесь происходит. Александр с любопытством наблюдал, как возмущение на ее лице сменяется страхом, а потом паническим ужасом.
Опа! Бухгалтерша рванулась в сторону, и Александр нажал на спуск. Выстрел отдался в голове взрывом боли. В глазах потемнело, но Александр успел увидеть, как грузная бухгалтерша крутнулась волчком от попавшей в бок пули и рухнула на пол где-то за косяком.
Александр стремительно выскочил в коридор. Дверь финансового отдела была открыта и следовало ожидать, что из кабинета сейчас высунется еще один любопытный. Кто это будет, совершенно неважно –– все в этой фирме заслужили наказание, так или иначе. Он взял прицел на край двери и покосился на бухгалтершу. Та, скорчившись, неподвижно лежала на полу, на потертый линолеум уже набежала лужица крови.
Он не ошибся. Из-за края двери высунулась голова старой ведьмы, начальницы финансового отдела. Глаза испуганно распахнулись и Александр снова выстрелил. Пуля попала ей в голову, оставив на лбу над левым глазом неаккуратную рваную дыру; крашеную кремовой краской стену коридора за ее спиной забрызгало красным. Начальница мешком повалилась на пол возле двери, а из кабинета донесся истошный вопль. Александр бросился туда, мимолетно пожалев, что у него не ружье 12-го калибра: от такой пули голова старухи разлетелась бы вдребезги, это было бы гораздо зрелищнее…
В кабинете за накрытым столом, окаменев, сидели еще три тетки, с совершенно белыми, как снег, лицами. Надменные стервы, для которых охранник –– прислуга, которые проходили мимо поста охраны даже не взглянув на него, сейчас внезапно осознали, что их будут убивать. Взгляд Александра зацепил стол и он мгновенно озверел: они пили кофе, который был ему не по карману, они жрали сервелат, который он покупал по сто грамм раз в месяц, у них на столе был торт –– не по случаю праздника, а просто потому, что им захотелось его.
Александр вскинул ствол карабина и бегло всадил каждой из них по пуле в грудь, кривясь после каждого выстрела от раздирающей мозг боли. Женщины одна за другой попадали на пол, он обошел вокруг стола, стреляя каждой в голову. Александр торопился: работы было еще много.
Кадровик в соседнем кабинете, тоже бледный, сидел в напряженной позе за столом, вцепившись руками в края столешницы и с ужасом косясь на карабин. Почему-то он даже не попытался бежать, хотя не мог не слышать вопли и выстрелы. Может быть, он просто растерялся, а может быть, на него напал ступор, который бывает у животных перед убоем, когда они чувствуют свою скорую смерть.
Александр молча подошел и бросил взгляд на бумаги на столе. Так и есть: перед кадровиком лежал готовый приказ об увольнении Александра: по собственному желанию, на основании заявления. На документе не хватало только резолюции директора. Не будет вам заявления, не будет на этой бумаге резолюции. Будет на ней кое-что другое…
Александр, по-прежнему не говоря ни слова, зашел за спину кадровика, взял его за затылок и деликатно подтолкнул голову к столешнице. Кадровик покорно уткнулся лицом в приказ. Александр приставил ствол к затылку и нажал на спуск.
Голова подпрыгнула, как мячик, и упала обратно на стол, прорванный лист бумаги залило кровью. Скоро она зальет всю столешницу. Александр поменял магазин и набил опустевший патронами.
Следующий кабинет, огромную комнату, занимали курьеры, техники, менеджеры и прочая шушера. В коридор успели выскочить двое из них, очередные любопытные.
Два выстрела, два взрыва в голове, два трупа. Александр похвалил себя: если он и дальше будет так аккуратен, патронов ему хватит и даже останется.
В кабинете царила паника. Полтора десятка человек застыли в неестественных позах или метались беспорядочно по комнате, пытались спрятаться за столами, лезли в шкафы, судорожно дергали шпингалеты, забыв о решетках на окнах, лихорадочно тыкали пальцами в кнопки телефонов. Объединяло их одно: Александр для них был исчадием ада, только что на их глазах убившим двух человек. Если бы они не потеряли рассудок, то, может быть, всем скопом навалившись на него, могли бы с ним и справиться, но паника превратила этих людей в перепуганных животных, парализовала их волю, оставив только инстинкты, сильнейшим из которых оказался страх. Гвалт стоял невыносимый: кто-то орал на Александра, кто-то орал в телефонную трубку, кто-то орал просто так –– от ужаса.
Электрик, здоровый дядька, всегда кичившийся своей силой, швырнул в Александра стулом –– тот еле увернулся. Обозлившись, так вдавил спусковой крючок, что чуть не сломал его. Выстрел, взрыв в голове. Электрик схватился за бок, сложился пополам и повалился на стол. Еще выстрел, еще взрыв. Электрик захрипел в агонии на полу.
Кто-то попытался проскочить мимо Александра в коридор. Выстрел в спину. Человек выгнулся дугой и завалился на пол, гулко ударившись затылком об пол.
Выстрел, взрыв. Из макушки спрятавшегося за столом пожилого мужчины брызнуло кровью, взъерошив волосы.
Выстрел, взрыв. Плечо смазливой девицы в прозрачной блузке, застывшей столбом посреди комнаты, окрасилось красным, рука, закрывавшая зачем-то грудь, безвольно повисла. Визг буром ввинтился под черепную коробку Александра, запульсировал там болью. Еще выстрел, визг прекратился.
Выстрел, взрыв. Молодой парень, кажется, менеджер по чему-то-там, свалился с подоконника спиной на край стола. Александр не услышал, как хрустнул его позвоночник, он это почувствовал.
Выстрел, взрыв. Боль раскалывала голову уже постоянно, становясь совсем уж нестерпимой после выстрела. Выстрел, взрыв. Еще один менеджер лежит на полу, схватившись за грудь обеими руками, кашляя кровью. Александр зачем-то выстрелил ему в живот.
Выстрел, взрыв. Выстрел, взрыв. Карабин звонко щелкнул. Александр недоуменно посмотрел на него, потом сообразил и споро поменял магазин, передернул затвор. Выстрел, взрыв. Молодой парень, студент-практикант, съехал спиной по стене, заваливаясь на бок и оставляя за собой на светлых обоях кровавую дорожку. В стене появилась выщерблина.
Александр споткнулся о чей-то труп, чуть не упал и со злости ударил его прикладом. Даже после смерти они ухитряются ему пакостить.
Выстрел, взрыв. Александр хотел попасть в шею, чтобы перебить горло крикливой тетке –– заму по АХЧ, но пуля разбила ей нижнюю челюсть, изуродовав лицо.
Внезапно Александр понял, что в комнате не осталось никого живого. Он растерянно оглянулся в звенящей после выстрелов тишине. Трупы. Кровь на стенах, на мебели, на компьютерах, даже на нем самом. Перевернутые стулья. Никого.
Ему показалось, что один из шкафов легонько покачнулся. Ухмыльнувшись, поднял карабин. Выстрел проделал в левой дверце шкафа аккуратную дырку. Подождал немного и выстрелил в правую. На этот раз шкаф вздрогнул, потом еще раз и наконец в нем обрушилось что-то тяжелое. Александр открыл дверцу. Странно, эту девицу он раньше вроде бы здесь не видел, хотя уверенно утверждать все-таки нельзя –– пуля попала ей в скулу, довольно сильно изувечив лицо. Александр вышел в коридор.
Возле двери туалета остановился в задумчивости: почему-то ему было неприятно туда заходить, хотя там вполне мог спрятаться кто-нибудь, пытающийся уйти от справедливого наказания. На втором этаже наверняка слышали выстрелы, медлить было нельзя, но и пройти мимо этой двери –– тоже. Делать нечего, придется мочить их и в сортире. Александру так нравилась эта фраза, что он с удовольствием еще раз просмаковал ее вслух: «мочить в сортире». Прелестно.
Все кабинки оказались пусты и ему стало обидно. Обида быстро перешла в раздражение, а потом –– в новый приступ поутихшей было злобы. Он скрипнул зубами: они продолжают над ним издеваться, играют с ним в прятки. Трусливые подлые твари, они не хотят оставить его в покое даже в последние минуты своих никчемных жизней.
Александр всегда терпеть не мог лестницу на второй этаж из-за слишком высоких ступеней. Радовало одно: сегодня он поднимался по ней в последний раз.
На площадке второго этажа лицом к лицу столкнулся с появившемся из-за угла своим начальником. Плотоядно ему ухмыльнувшись, сделал шаг назад и выстрелил в объемистый пивной живот. Александра поразила реакция начальника: на его лице не было страха, было возмущение, граничащее с негодованием, было барское недовольство нерадивым холопом, но и только. Александру пришлось выстрелить еще раз.
Перед дверью приемной он задержался, чтобы растянуть предвкушение. Там, за порогом, были главные его враги: Любочка и ненавистный директор. Это директор дал команду сотрудникам фирмы издеваться над ним, а секретутка со всем рвением ему помогала. Сейчас аукнутся кошке мышкины слезки.
Александр вошел в приемную аккуратно, как входил обычно, притворил за собой дверь и прислонился к стене, направив карабин на сидящую за столом Любочку и с ухмылкой наблюдая за ней. Сначала она хотела возмутиться, потом испугалась карабина, потом снова начала было возмущаться, но вдруг разом изменилась в лице –– она ПОНЯЛА. Ее рука медленно потянулась к телефону, к единственному ее шансу. Усмешка на лице Александра стала шире.
Вообще-то он целился в телефонный аппарат, но пуля угодила Любочке в руку, перебив запястье. Она ахнула, вскочила, подняла к глазам покалеченную руку и уставилась на нее округлившимися глазами. Кисть болталась на лоскуте кожи, съехавшие золотые часики зацепились браслетом за раздробленную обнажившуюся кость; кровь стекала по ним тонким ручейком. Неизвестно почему, Александра заворожило это зрелище: кровь и золото, жизнь и богатство, бренность и вечность.
Боль снова ввинтилась ему под череп: Любочка завизжала. Выстрел. Любочка рухнула обратно на сиденье, медленно перевалилась через подлокотник и свалилась на пол вместе с креслом.
За дверью директорского кабинета послышались торопливые шаги, дверь приоткрылась из-за нее выглянул взъерошенный директор:
–– Люб… –– он сразу осекся, увидев лужицу крови на столе секретарши, а потом заметил и ее саму.
Выражение растерянности на его лице сильно не увязывалось с его обычным обликом. Раньше этот солидный тучный мужчина всегда носил маску высокомерного равнодушия, не замечая проходил мимо плебеев вроде Александра, и если бы не пышная кудрявая шевелюра, вполне соответствовал облику классического директора. Зажравшегося, возомнившего себя хозяином мира и рабовладельцем. Позволившего себе сделать из сотрудника милиции личного шута. От злобы у Александра потемнело в глазах.
Карабин в руках Александра директор заметил не сразу. Поначалу он понял только одно: в приемной что-то произошло и, к счастью, здесь есть охранник, которому можно приказывать.
–– Тихонов, быстро: «скорую помощь», милици… –– и снова осекся, увидев лицо Александра. Бледная кожа бывшего охранника Тихонова была с голубоватым оттенком, как у мертвеца; под резким разлетом сросшихся на переносице иссиня-черных бровей сияли антрацитовым светом совершенно пустые, бездонные глаза, каких не бывает у людей. Тонкие бескровные губы исказила жуткая гримаса-усмешка боли и злобы.
Директор попятился. Прежде ему никогда не доводилось видеть ничего подобного, поэтому ему не потребовалось, как Любочке, много времени чтобы понять, что где-то уже включен и отсчитывает последние мгновения его жизни невидимый счетчик. Он пятился, не в силах оторвать взгляд от потустороннего света глаз Александра, пятился, пока не споткнулся о маленький столик со столешницей из темного стекла у себя в кабинете. Пуля из карабина вошла ему в живот, когда он уже лежал на полу.

Он умер не сразу. Больше часа директор пролежал в своем кабинете на боку, зажимая обеими руками дыру в животе и остановив изумленный взгляд на мелком сером рисунке обоев. Он пытался осознать непостижимый космический вакуум, который он увидел в бездонных глазах Александра, черноту смерти. Он знал, что умирает, знал, что врачи не успеют его спасти и во вселенной ему отныне нет места.
Директор был еще жив, когда сержант наряда милиции, приехавший по вызову случайного прохожего, докладывал дежурному о происшедшем, не решаясь войти в фирму. Он жил и тогда, когда приехавший СОБР ворвался в здание, и когда бойцы отряда поднимались по лестнице на второй этаж. Он умер, когда их шаги загремели по коридору, но этого он уже не услышал –– к тому времени директор потерял сознание.

Александр прикидывал, надо ли всадить еще одну пулю в скорчившегося на полу директора. Решил, что не стоит: за все зло, которое тот совершил, одной только смерти в качестве наказания было явно недостаточно, даже долгое мучительно умирание от раны в животе было не совсем то, но боль в голове не давала сосредоточиться и подобрать более подходящий случаю вид казни.
Оказалось, это все. Последние три кабинета были закрыты, там несколько дней назад начался ремонт. Хозяева этих кабинетов временно переехали в другой офис, строителей сегодня перекинули на другой объект. В здании фирмы больше никого не осталось.
Александр ощутил странную пустоту в душе и смутное недовольство. Вроде бы, он сделал свое дело и не его вина, что остальных сотрудников он не застал в головном офисе и не смог наказать, но у него было ощущение, что дело не доведено до конца. Будто он что-то забыл.
Спустился на первый этаж и нерешительно остановился у барьера поста охраны возле входной двери. Боль тупыми ударами кувалды бухала в висок, аккомпанируя пульсу. Да, он что-то забыл. Но что? Здесь никого не осталось, это он знал точно. Как это не осталось?! А Сергей, герой долбанный?! Ах да, вот же он, в кресле… Тогда что же?
Его мысли оборвал резкий трезвон дверного звонка. Александр обошел барьер и взглянул на монитор расположенной у входа видеокамеры. Два человека в милицейской форме, оба с короткими автоматами, на одном –– тяжелый бронежилет. Александр разглядел звездочки на погонах –– лейтенант и старший лейтенант. Судя по званиям, не ППС, скорее всего вневедомственная охрана. Плохо дело. Ребята хваткие, хорошо выдрессированные, отлично владеют оружием. Если они захотят его убить, это для них будет задачей несложной. А они скорее всего этого хотят, иначе зачем они здесь? Что их могло еще привести сюда? Конечно, чтобы убить. Им мало того позора, который они устроили Александру из-за паршивого еврея. Увольнения им мало. Они хотят его смерти. Но он им не дастся. Он им покажет, как они ошибались, вышвыривая его из МВД.
Александр нагнулся к микрофону:
–– Добрый день, чем могу вам помочь? –– произнес он привычным тоном привычную фразу, тщательно сдерживая прорывающиеся истерические нотки в голосе.
–– Милиция, откройте дверь, –– ответил лейтенант такой же привычной для него фразой.
–– Простите, а в чем дело?
–– От вас был звонок в дежурную часть, сказали, у вас была стрельба. Нам нужно проверить.
–– А, это строители стены долбят, у нас ремонт…
–– Все равно откройте, –– лейтенант был непреклонен. Александр убедился в своих подозрениях: они твердо решили унести с собой его голову.
–– Будьте добры, поднесите к объективу ваши удостоверения.
Александр перепрыгнул через барьер, взял карабин наизготовку и протянул руку к клавише, открывавшей электрический замок двери, одновременно прикидывая, что и как ему делать. Старшего надо бить первым: на нем бронежилет. Лучше всего в лоб. Лейтенанта можно будет бить вторым, в корпус, особо не целясь. Даже если на нем и есть бронежилет, то легкий, который не устоит против пули «Сайги».
Замок звонко щелкнул, чуть погодя дверь распахнулась и Александр нажал на спуск, почти сразу –– еще раз. Все.
Прислонил к барьеру карабин, быстро затащил оба трупа в коридор и взял в руки один из автоматов. С предохранителя снят, наверняка патрон в казеннике. Задержись Александр на мгновение с выстрелом, они бы его изрешетили из двух стволов. Знают свое дело. Знали.
Александру было известно, что обычно экипаж вневедомственников состоит из трех человек. Значит, еще один должен быть в машине, скорее всего, водитель. Он осторожно высунулся в дверь. Переулок был совершенно пуст, возле подъезда фирмы стоял «бобик», тоже пустой. На этот раз их было только двое. Вот и хорошо.

В случае отсутствия связи с нарядом вневедомственной охраны на место сразу выезжает группа быстрого реагирования. Группа могла бы быть у подъезда фирмы спустя всего несколько минут, но про этот наряд по чьей-то чудовищной халатности попросту забыли, вспомнив о нем, только когда через несколько часов пришел запрос из дежурной части МВД.

Александр вернулся в коридор и тупо уставился на трупы в милицейской форме. Получили свое… И все-таки, что же он забыл?
Ну конечно! А остальные-то?! Их что, так и оставить в покое? Начальник отдела безопасности наказан, а его зам, злобная крыса? А снабженцы? Эти наглые сволочи что, так и будут преспокойно разгуливать по планете? Ну уж нет! Александр просто обязан отомстить ментам за давешнее унижение и сегодняшнее покушение, это его долг. Сосед, который затеял у себя ремонт и грохочет каждый божий день до полуночи, тоже должен поплатиться. Продавщица из гастронома возле его дома, обсчитавшая его на прошлой неделе на десятку, наверняка уже забыла об этом, но Александр-то не забыл! Пришло время и ей вспомнить. Господи, да сколько же их еще! Сослуживцы по батальону ППС, однокурсники из школы милиции, армейские деды –– всем им нужно припомнить их издевательства над ним, Александром, иначе они так и будут смеяться над ним, тыча в него пальцами. Этого нельзя допустить, ни в коем случае!
Александр сурово поджал губы. Времени мало, а работы много. До вечера не так уж далеко, а в темноте работать будет труднее.
Он собрал с тел вневедомственников магазины с патронами, отщелкнул еще один от автомата и сложил их в свою сумку. Накинул на плечи короткую кожаную куртку и сунул под нее второй автомат, зацепив сложенным прикладом за ремень форменных брюк. Готов.
Александр вышел на крыльцо и остановился в нерешительности. С кого начать? Виноваты они в разной степени, но кара для всех одинакова: расстрел, поэтому кто будет первым, совершенно неважно. Пожалуй, начать лучше с тех, кто поближе. Александр попытался прикинуть. Головная боль мешала сосредоточиться и он все никак не мог определиться с планами.
В конце переулка появилась девушка в ярком легком сарафанчике. Александр остановил на ней свой взгляд. Глаза его хищно прищурились. Вот с кого надо начать. С этой стервы. Конечно, ему неизвестно, в чем она виновата, да это и не имеет значения –– это не его дело. Он не следователь, не прокурор, не судья. Он палач, его дело –– приводить приговор в исполнение, это его работа. Может быть, она проститутка, может быть, она мать свою задушила подушкой. Может, еще что-то сделала. Александра это не касается. Ему известно одно: приговор ей вынесен и он обязан расстрелять ее. И как можно быстрее, потому что до вечера не так уж далеко.
Девушка свернула во двор и Александр поспешно зашагал за ней, забыв прикрыть дверь фирмы. Там, за порогом, остались лежать мертвые люди –– мужчины и женщины, молодые и пожилые. Скоро их потревожат резиновые руки экспертов и между ними будут равнодушно ходить следователи, буднично обсуждающие какие-то свои дела. Потом их будут укладывать в кузов бортового грузовика, еще спустя какое-то время их небрежно разденут в морге. Но пока эти люди лежали в полной тишине, дожидаясь своего часа. Уборщица смоет кровь в кабинетах, строители, сделав ремонт, уберут остальные следы и в этих кабинетах будут работать другие люди, которые с деланным равнодушием будут рассказывать своим знакомым об этой истории, тщательно скрывая от них, что гордятся своей причастностью к ней.
Торопливым шагом удаляющийся от особнячка Александр об этом не задумывался. Он вообще ни о чем не думал: ему было некогда. У него было еще очень много дел.