Цена жизни

 Я медленно шел по темному коридору. Глухой каменный и темный. Нет, не черный, а именно темный, серый, это сводит с ума, ведь перед тобой только коридор, который местами соединяется с прочими такими же или выходит в огромные залы, освещенные факелами...
 Остальные должны были встретить меня дальше, и лишь за мной равномерно и тихо, как бы стараясь стать невидимым, шел Алекс. Как вам сказать, что значит здесь “должны были встретить”?.. Проще говоря, нам встретилась развилка, я на развилке пошел в другую сторону, что бы проверить наличие врагов, или нападения с тыла другой команды, хотя такого почти не бывает. А нашел я там лишь одиноко-бредущего, Алекса, который попросил взять с собой.
 Не знаю его, я про него вообще нечего не знаю, мы вместе около часа. Единственное, что могу сказать он очень тихий и забитый, да и то, что еще будет, когда при тебе перебьют всех твоих товарищей, а ты уйдешь...
 Мы пробирались дальше. Шли, разумеется, не с пустыми руками, у меня был автомат неизвестной мне марки. Единственное что я понял, что он совсем “не земной”, для него использовались специальные, тонкие, толщиной с небольшой гвоздь патроны. Кроме автомата был пистолет, тоже непонятный, но какой-то чересчур обычный. У Алекса был дробовик, очень надо сказать мощный, трехствольный, черный как ночь, со специально подделанным для драки прикладом. Он был безмерно красив, за такой другая команда могла убить. В этом была еще одна причина, по которой я опасался нового знакомого, уж слишком тих он был, да и оружие он сжимал, как ребенок сжимает руку матери или любимого мишку. А еще у него был нож. Простой армейский нож, но ножи в лабиринте это тоже редкость, у меня (а я здесь уже без малого второй год) не было никогда, я то видел их у других считанные разы, откуда у тебя это Алекс, черт тебя подери?
 Но вот коридор кончается и видно в слабом освещении факелов, я почти не разбираю комнату, общее черты видны, но и сейчас она по большей части лишь светлое пятно, средних размеров, которое с каждым шагом увеличивается, единственное, что выдает опасность это тишина, не простительно тихо там, мы останавливаемся. Алекс берет на изготовку дробовик, я автомат, медленно подкрадываемся к комнате...
 ...Волна врагов вырыла павшим могилы. Наши ребята завалены, трупами, которые медленно начали гнить. Сломанный надвое гранатомет сам по себе красноречивый рассказчик, который одним лишь видом может поведать то, чего не узнаешь ни от одного языка. Вот они здесь. Майк. Наш бывший командир. Наверное, ему просто вырвали грудь и печень, дьявол упаси так сдохнуть... Его пулемет погнут ровно в бок, почти на девяносто градусов. Обойма почти пуста. Битва шла боле двадцати минут. Командир погибал последним, зажатый к стене, со скупой расчетливостью на лице, думая уже лишь о том, как подороже продать себя, да погибнуть так, что когда на высшем суде будет вопрос о гибели, можно будет смело смотреть праотцам глаза в глаза, а не краснеть и отводить их в сторону.
 Бережно беру медальон у Майка. Вешаю себе на шею. Кто его знает, может даже и прорветься наша команда вперед, или хотя бы дойдет до победной точки. Заново соберем ребят, ну и опять как всегда. Алекс забрал все, какое можно оружие и патроны - немного кончено, нечисть почти всегда ломает и портит до неузнаваемости все что видит. Я подобрал пулемет, который лежал возле Хэнкса. Я посмотрел на друга. Господи помилуй, разве можно человеку…нет, не могу, не знаю. Надо идти дальше, а не разрывать могилы. Дойти до конца и победить, хотя я  находил щиты древних воинов, вот так же зажатых к стене и добиваемых врагами. Но идти надо - надо хотя бы потому что, тогда не становиться, незачем жить, а то, что надо жить и иметь желание жить всегда, знает каждый, и кто из нас забывает это, платит высочайшую цену, ни жизни, ни даже духа.