Детское

ДЕТСКОЕ.

От парадного до ее двери на пятом этаже 77 ступенек, а если шагать через одну, то пятьдесят пять.
Она знала наверняка, что ее опять забудут забрать из школьной группы продленного дня, и , пожилая учительница после недолгих препирательств со своей совестью, со словами: “ Бедная деточка”, - опять отпустит домой ее одну. Она точно знала, что дорога домой неизменно легка, что улыбается солнце, даже когда над городом висят облака, что счастливые мечты опять с ней, и что не так уж все и плохо. Если только отец в командировке, если мама задержится на работе, если не съели весь борщ, если никто из правительства не умер, и по телевизору не передают по всем каналам траурную музыку.
Она точно знала, что , если все вернутся домой непозволительно рано, часам к девяти вечера, будет скандал. Опять соседи будут стучать по батареям, мама закричит : ” Постесняйся хоть ребенка ,”- но ее опять никто не станет стесняться.
Она точно знала, что, если вдруг удастся уснуть среди истошного крика и глухих ударов, ее все - равно поднимет среди ночи мама со страшными кругами под глазами, и они вдвоем, как есть, в ночных рубашках , будут бежать куда- то, к какой-то очередной соседке, согласившейся из сострадания или, скорее, злобного интереса, приютить их на ночь.
Она точно знала, что утром хмурый и отвратительный папа будет локтем толкать маму и неловко просить прощения за ночное безумство, что мама опять простит его, и вечером все повторится опять, хотя возможны варианты.
Она точно знала, что на родительское собрание ее родители забудут придти, единственные из всех, и о ней, лучшей ученице класса, не скажут ни слова.
Она точно знала, что девочкам из класса мамы или бабушки пришивают воротнички, гладят форму и даже собирают портфель.
Она точно знала, сколько стоит батон хлеба, сто грамм колбасы и бутылка лимонада, на ценники пирожных она не смотрела- проверяла силу воли.
Она точно знала, что найдет миллион причин, чтобы не выйти во двор погулять, потому что она помнила, как стыдно, как будут приставать бабушки на скамейках, прогуливающие младенцев и облезлых собак, как дела дома. Она представляла, как они все, задрав головы ,уставятся на их обвалившийся балкон, будут обсуждать события прошедшей ночи.
Она точно знала, что , если спрятаться на дереве, то небо совсем близко, что там она очень хорошая, все знают об этом, восхищаются ею и дарят подарки.
Она точно знала, что ей никогда не купят раскладной двухколесный велосипед, как у Наташки и Вички, и , что она, в миллионный раз откажется от предложения прокатиться, из еще не понимаемого ею чувства внутренней гордости.
Она точно знала, что приятели опять будут у нее на дне рождения, а ей будет стыдно, что нечем играть, нечем удивить и нечего поставить на стол. Что родители, предав и спрятав глаза, виновато уйдут погулять, оставив ее как всегда один на один с проблемами и детством.
Она точно представляла, как она, помыв, одну из пяти ( не больше) тарелок, проводив гостей, будет сидеть на весенней кухне, включив все горелки, как ей будет торжественно холодно и тоскливо в ее восьмой день рождения.
Она точно представляла, как у мамы с папой опять не будет попадать ключ в замочную скважину, как они будут страшно ругаться матом. Как с пьяными слезами будут пялиться на нее, уставшую от обид, несправедливости, нелюбви, не ласки . как папа будет пытаться погладить ее по голове, а она как затравленный зверек, будет пятиться от него, и цедить сквозь зубы :”Убери руки”.
Она точно знала, что завтра все будет как всегда, что ступенек в подъезде ровно 77, до двери, ведущий в родительский дом.
А потом, позже , когда она выросла и разобралась во всех хитросплетениях судеб, ее родители были уже на небесах. Она им пожелала любви и от ее пожелания и прощения их родительским душам и ее, живой и настоящей, стало легко.