Романтический герой

Он очнулся в 12.47 по Гринвичу в квартире напротив центрального гастронома, потянулся, хрустнул костями, почесал сине-белые вьющиеся волосы непонятной длины и снова отключился. В углу мирно дремали часы, и полувыжатый лимон одиноко страдал на треснутой тарелке. Позавчерашний чай тоскливо прилип к столу, вступив в контакт с плесневелым вишневым вареньем. Варенье качало права, так как оно на столе появилось гораздо раньше. В 12.53 позвонил телефон, он быстро сел в кровати, нащупал в подушке трубку и сонно засопел в нее. Трубка сопротивлялась, но он сумел взять ее в руки и заставить работать в нужном ему направлении. Звонили с глупым вопросом: «Почему у тебя задернуты шторы правого южного окна?». Во странные люди пошли, кто ж это открывает шторы правого южного окна в такую рань! Он снял с века паутину, вынул яблочную косточку из уха и, насвистывая нечто среднее между полонезом Огинского и последним шедевром группы «ВиаГра», отправился на кухню. На кухне у него жила нервная лягушка с фиолетовым отливом в черную с белым крапинку. Крапинка появлялась, когда лягушка начинала сильно нервничать, а нервничала она частенько, например, когда ей попадался полудохлый таракан или жевательная резинка  трехгодичной давности. Да, тяжела лягушачья жизнь, но ничего не поделаешь, лягушкой быть, с лягушками жить, по-лягушачьи квакать не в тему.
Он поставил на огонь ржавый чайник, понюхал лимон и мгновенно воспрял духом. На окне скромно зевнул фикус, а на столе в тон ему упала ложечка от сахарницы. Он надел джинсы и шерстяной свитер на голое тело, старенькие кроссовки, взял несколько распечаток и вышел. Люди попадались по дороге странноватые – то грязновато-синий человек с мобильным телефоном, то салатовая женщина с походным рюкзаком, то какая-то полудохлая макаронина. Стоп, но макаронина - не человек! Впрочем, никогда нельзя быть уверенным на все сто. Он добрел до парка, приземлился под деревом на оливкового цвета траве кое-где усыпанной желто-бардовыми пятнами первой палой листвы, развернул распечатки и окунулся в водоворот джаза, доносившегося из внутренних наушников его души. Он пел и читал, а, может, спал, а может просто жил так, как спал. Ведь никогда нельзя быть уверенным на все сто, что ты сейчас делаешь именно то, что кажется окружающим и тебе, что ты живешь, а не спишь…