Братишка-землячок

Лейтенант Ерфеев стоял возле развилки и ощущал подошвами как размякает,  плавится под ногами асфальт. Лето выдалось бестолковое. Целую неделю дождь лил. Подмыло край насыпи, под асфальтом образовалась пустота, а потом выбоина на дороге. Попросту говоря, дырка.
—Наверное, хотели заделать да ждали, когда вода спадет — рассуждал Ерофеев — и видать забыли, потому как уже неделю солнце шпарит, не то что высохло - выгорело все, а дырка как была, так и осталась. Видимо ждут теперь, когда жара спадет. Так бы и забыли про нее вовсе. А тут вчера кто-то гнал и колесом в эту дыру, толи руль повело, толи еще что, короче улетела иномарка в кювет. Жив — считай повезло, не тут то было, видать в машине кто-то из шишек был, иначе почему столько крику? Начальству нагоняй. Почему нет предупреждающих знаков!? Как допустили? Нигде порядка нет, разгильдяи, такую страну разворовали! А он как всегда крайний.
Стоит теперь здесь третий час как часовой смотрит, чтоб другой начальник в кювет не улетел. Только у нас в начальстве такие кретины. То пальцем не шевельнут, то рвение проявляют. Вместо того чтобы ремонтную бригаду поторопить – часового выставили. А тут ни тенька, ни забегаловки. И жара ужас какой-то — мучался Ерофеев,— Не приспособлен человек к такой погоде. В горле пересохло, на зубах песок скрипит. И вот еще беда кузнечики в поле: стрекочут и стрекочут. По началу вроде не задевало, а теперь кажется, крыша от них едет. Такое ощущение, что кузнечики когда-нибудь замолчат, а в ушах звенеть будет до конца жизни.
Да обидно главное стеречь идиотов. Ведь летят, как ненормальные. Ну куда, спрашивается, торопятся на тот свет? Говорят им, говорят. Нет, они знай себе, на газ давят. Ну и, конечно, когда прешь без разбору разве дырку углядишь. Не зря говорят «дуракам закон не писан». Пора бы уже привыкнуть, что дороги у нас говенные, нет, летят как по сабвею.
Особенно эти, что на танки пересели, (так он именовал джипы иномарки). Им, конечно, все ни почем. Эти вообще хозяева жизни. Все купить могут, машину, права, девчонку на дороге…
А начальство …Сами небось в теньке оттягиваются. «А ты стой, проявляй бдительность… Родина тебя не забудет …» Пока дорогу починят я тут сдохну. Главное ведь и не едет почти никто, и не уйдешь никуда...»
В это время по тому самому шоссе бежал во всю прыть новенький джип Гранд Чероки, в котором сидел Павел Макаров – директор небольшого, но весьма прибыльного цементного заводика. Он здорово торопился, впрочем, как всегда за последние три года. Третий год человек на износ работал без выходных. Жизнь такая: зазевался, замешкался, глядишь тебя уже обошли, обмишурили, оставили позади. Это раньше ездили медленно, когда на зарплате сидели, тогда за тебя начальство думало, а ты свои сто двадцать «рэ» получал и на рыбалку в пятницу червей копал. А теперь хочешь надо и не хочешь надо: пятница, суббота — без разницы. Ох, не понимали раньше выражения  «охота пуще неволи». Вот она охота в чем: выбиться, вырваться всем смертям назло. Некоторые думают, что мы жадные, все нам мало. А мы выжить хотим — пробиться головой сквозь эту стену. И пока ты бьешься, бежишь, торопишься ты выживаешь, замешкался — все. Не подмазал, не отстегнул — наехали, не проконтролировал — разворовали, не прочитал вовремя —  уже глядишь какой-нибудь новый закон ввели, и заводик твой кто-то к рукам прибрал. И доверить никому нельзя, вожжи из рук выпустил и все, пиши пропало».
Паша Макаров был отнюдь не из породы жуликов. Раньше работал, как все, а как появилось свое дело, проявилась в нем  хватка мужицкая, уцепился и держался намертво. Кто-то видно был у него в родне из кулаков недобитых. О том хорошо или плохо от налогов уходить, ловчить, заискивать перед администрацией и потакать порой бандитам, он особо не задумывался — принимал жизнь такой, как она есть. То, что надо было для спасения Дела, было для него святым. В этом и заключалась его правда.
«Слава богу, дорогу люблю, за рулем отдыхаю, и машина радует». Джип бежал резво, сто пятьдесят шел играючи. Шоссе пустое почти. Дорогу Паша знал хорошо. Возле постов ГАИ сбрасывал до 60, и то днем тормознули. Документы проверили.
Хорошо, что он по случаю ксиву себе справил сотрудника ГИБДД — в разговоре с гаишниками иногда помогало. «Черт его знает, что за начальник, может лучше не связываться»— иной раз по такой схеме удавалось мирно разойтись с милицией. Тут каждая минута дорога, а они как мухи осенние. Еле шевелятся. Морды красные от жары, потные. Скучно видать, вот они человека остановят, если есть к чему придраться заработают, нет — лишних пять минут убьют.
Вот кого Паша терпеть не мог так это ментовскую братию. Дармоеды, сидят на государственной шее, а пользы от них никакой. Лучше бы бандитов ловили.
— Так они же и есть бандиты, — вел он сам с собой диалог. Мафия самая настоящая. Это я раньше думал «как же так: стоит какой-нибудь лейтенантик и с каждой тачки по сотне сшибает. Полковник, небось, и в неделю столько не заработает, который на зарплате сидит. Что же получается у полковника место хуже, чем у лейтенанта? Полковник-то что же дурак что ли?. Мучился вопросом пока друзья не объяснили.
«Что-ты говорят — да его, лейтенантика твоего на хлебное место  больше в жизни не поставят, если он полковнику  хоть раз вовремя не отнесет. Он полковнику, полковник генералу. Это же структура!»
Ясно кто туда идет: крохоборы и жулики. А недавно случай с ним был —Тормознули на въезде в Москву попросили багажник открыть, а у него как раз полный багажник огурцов, по случаю взял для дома для семьи.
И сходу вопрос: «Командир, огурчиками не поделишься?». Он и согласия дать не успел, — уже выбирают, какие покрепче. Да огурцов не жалко, хамство неприятно. Какой он им командир!
Ведь не стыда ни совести, ясно же зачем им огурцы — закусить просто нечем.
Или вот приятель на днях рассказывал — возвращался из пригорода, смотрит девчонка стоит, зазывает. Ну что парень холостой, можно сказать пожалел, чтобы зря не стояла, остановился, заплатил хозяину, через пол километра буквально тормозят.
— Кого везете?
— Дочку в школу, говорит — мол, мужики, ну что сами не видите что ли кого везу?
А те улыбаются, но все равно комедию ломают: « не положено!». В конце концов, второй раз пришлось за девчонку платить: первый раз сутенеру, второй раз ментам. Ну как это?
Только Павел предался воспоминаниям как бац, мента и не заметил. Когда увидел было уже поздно, гаишник показывал, жестом: «тормози, нарушил..»
Павел чертыхнулся, взял документы из бардачка, вылез из машины (злой как черт) пошел навстречу милиционеру.
Шли друг на друга прямо как в детстве во время уличной драки.
Что-то в лице есть неуловимое, по каким то признакам всегда один определяет, что противник слабее или наоборот сильнее, с одним стоит права качать, а с другим лучше уступить.
Павел обладал этим чувством, а потому сразу взял, как ему показалось верный покровительственный тон.
— Лейтенант, какие проблемы?
— Инспектор Ерофеев, превышение скорости. Отдал честь лейтенант. Это у вас проблемы, а какие сами, наверное, знаете.
— Извиняй командир, лечу, опаздываю.
Макаров терпеть не мог когда к нему обращались подобным образом, и тем не менее, автоматически сам же перешел на этот хамовато начальственный тон. (Черт, а как кнему обратиться? Не ваше же блогородие, господин офицер). И продолжая злиться теперь еще и на себя добавил: «Вот документы. Вот удостоверение сотрудника ГИБДД.»
— Забирайте ваше удостоверение, платите штраф.
Денег не было жалко. Но спокойствие лейтенанта, корректная речь, молодость и потная физиономия, выводили директора из себя. И он пошел на принцип.
— Я как сотрудник ГИБДД имею право не платить.
— Очень сомнительно.
— Ну я поинтересуюсь, лейтенант, у твоего начальства, они как также считают.
И тут лейтенант сдался. По его лицу Макаров понял, по жесту руки какому-то обреченному. Струхнул, видать, может с начальством проблемы, решил видимо не связываться. Почему точно не известно, только понял Паша, что сейчас отдадут ему документы и скажут: «извините за задержку» и инцидент будет исчерпан.
Лейтенант и впрямь отдал документы. И с горькой усмешкой сказал.
— Все правильно. «Сотрудник!». Можете ехать. Эх, сколько же вас по нашим дорогам едет. Все у них схвачено, за все заплачено. Ты ему слово он тебе справку, ты ему другое он тебе удостоверение. Сели на танки на свои и хоть трава не расти. Расступись, народ, хозяева жизни едут. Новые русские!
Я тут третий час на жаре стою — смотрю как бы вы в кювет не улетели так мне еще и мораль читают. Эх вы …Ну езжай, про совесть я так понимаю разговор заводить бесполезно.
Паша от возмущения чуть не поперхнулся.
— Это я то, новый русский?  Да я пашу с утра до ночи. Целый завод на мне висит. Встаю ни свет не заря, за день в десяток мест успеть надо — сплю в сутки по пять часов . Детей неделями не вижу!!
Макаров думал, что уже доказал свою невиновность милиционеру и даже несколько устыдил его, а поэтому в завершение своей речи считая, что инцидент исчерпан, достал свой бумажник и покровительственно протянул сотню.
— На, возьми, и впредь, прежде чем оскорблять человека, разберись кто перед тобой.
— Не возьму я твоих денег (лейтенант тоже перешел на «ты») — честные люди сами деньги не суют. Им деньги потом даются. Раз тебе положено нарушать значит езжай, делай, что хочешь и деньги свои забери.
Павел опешил. ( Мальчишка! Он же меня жить учит!). Ситуация была нелепее не придумаешь. Он сам совал гаишнику сотню, а тот ее упорно не брал.
— Ну и черт с тобой — проговорил про себя Макаров, но уйти так и не мог. Что же это получается, размышлял он про себя. Этот деревенский парнишка получается мне урок благородства здесь показывает. Обиделся он понимаешь ли. А?
С Павлом так часто бывало, почувствует он, что его надуть хотят, пусть по мелочи, пусть на какие-нибудть двадцать копеек — заводился страшно. Упрется и не уступит своего ни за что. Но чтобы мент оказался благороднее его! Это уж было верхом оскорбления. Этого он допустить не мог. А потому Макаров, сдерживая возмущение, проговорил:
— Нет, лейтенант ты мне это брось, бери деньги, не морочь мне голову. Я, небось, не тебе даю, а нашему государству.
— Ах, какие мы сознательные, он про государство вспомнил. Те, кто на государство работает, таких машин не покупают.
— Ну что не возьмешь? — свирепея, спросил Макаров.
— Не возьму, — с той же ненавистью сказал лейтенант.
— Ну и черт с тобой. — Дошел Макаров до машины, хотел сесть за руль и понял, что не может он вот так уехать. Так спасовать так облажаться. И перед кем? Перед мальчишкой этим. И тут еще одна мысль возникла, а может прав он парень-то. Сам ведь я на него попер, «командир, в чем проблемы»?  А как надо «товарищ», «гражданин начальник» как на зоне. Черт не поймешь сейчас, как и сказать, чтоб не по хамски вышло. Все ведь обращения вежливые что были — все устарели! Только воровские формулировки и звучат современно.
И тут лейтенант вновь подошел к машине. Он опять перешел на Вы.
— Извините, я вас предупредить обязан, там, через двадцать метров выбоина на дороге, за счет этого вчера авария была, меня, собственно говоря, сегодня и поставили здесь. Вы там поосторожнее.
И тут Павла будто толкнуло что, может быть совесть.
Вдохнул он, помедлил еще несколько секунд, а потом посмотрел, как удаляется лейтенант, и неожиданно для себя закричал совсем другим тоном:
— Эй, лейтенант, ну ты это, прости, нахамил я тебе, вроде как. Чес-слово не хотел. Ты может мне жизнь спас, а я права полез качать.
— Парень, обернулся, пошел на мировую, улыбнулся даже. Типа, с кем не бывает, все мы люди.
И тут Паша хлопнул себя по колену и сказал: «Слушай, а хош я тебе водички привезу холодненькой, нарзанчику?» Ну не мог он просто так вот взять и уехать.
Ерофеев сглотнул слюну резанул кадыком по тощей шее и сказал все также улыбаясь: «Нарзанчику это хорошо, это просто здорово».
— Ну, землячок, ну братишка, это пара пустяков! — обрадовался Макаров. —Тут километра три всего до  заправки, там у них холодильничек. Тебе ящик до конца смены хватит?
— Хватит, — сказал лейтенант и опять улыбнулся. Улыбка у него была хорошая: по мальчишески добрая какая-то совсем не милицейская.