Кусочек неба

Уже который день голова Подмышкина была занята глупыми вопросами. «Что есть любовь? Что есть чувства?», - произносил он про себя, розово выпячивая по-женски пухлые губы. Перед глазами беспрестанно летала свора  дуркующих, сорвавшихся с цепи амуров под ручку с явно нетрезвыми купидонами. Да, да, доброго, милого герра Подмышкина посетила любовь.
Вся глубина переживаний и эмоций несчастного  скрывалась в небесной голубизне ровно уложенных волос прелестной Авроры Никитичны. И не беда, что Аврора давно лишилась третьего и четвертого зуба, слегка косила на левый глаз и прихрамывала на правую ногу. И дело было совсем не в её шепелявости, картавости и гнусавости - отнюдь. Аврора скрывала истинное блаженство в густой копне своих тонких, иссини голубых нежных волос.
Подмышкин уже неделю как сменил старую, пожухлую тужурку, совершенно неопределенного цвета. Даже не смотря на то, что человеческий глаз может различать несколько сот тысяч всевозможных цветов и оттенков, ни один профессионально практикующий художник не мог определить истинный колор сего творения. Видавшие самые непредсказуемые виды, стоптанные сапоги за полтинник тоже потеряли свою актуальность, и не доставляли владельцу, доселе вполне приемлемого, сапожного комфорта. Вместо этого на достопочтенном герре Подмышкине красовалась ярко-алая жилетка, с вышивкой сказочных птиц и опьяняюще страстных лилий; бархатный пиджак цвета винного бордо, и сверкающие даже в тени деревьев черно-белые красавцы-штиблеты. Герр Подмышкин был полон решимости, желания и сливовой наливки из трактира напротив.
Долго обдумывая план завоевания charmant Авроры Никитичны, Подмышкин заканчивал уже пятый обход периметра её прелестного дома. «Сейчас или никогда!», - решался перезрелый Ромео, благо окна нежного создания горели ярко и призывно. В мозолистых руках своих герр сжимал нечто коричневое и бумажное.
В это время милейшая Аврора Никитична в одиночестве глушила спотыкач. Её грустные, полные томной печали и скрытого огня бледно зеленые глаза блуждали по потолку, стенам и старому комоду. Аврора была не в духе. Чудеснейший оренбургский платок, так идеально подходивший к её выходному платью цвета беж, был немедленно раскуплен за три недели до получки. Аврора таяла и вяла как нежный тюльпан под копытами старой почтовой клячи.
Вдруг, как из тумана, раздался звонок. Сей звук был творением другого с Авророй измерения, что потребовало немедленного повтора. Звонок снова робко звякнул. Аврора, передвигая отекшие от стояния в очереди за зарплатой ноги, проковыляла в переднюю.
- Кто? – спросила она голосом умирающей гагары.
«О, небесное создание, это я!» - пронеслось в голове Подмышкина, но все что он смог сказать, было:
- Я, - прохрипело Нечто за дверью.
- Кто я? – вновь вырвалось из груди на последнем издыхании.
Подмышкин был полумертв и бледен. «Нет, я не вынесу. Это слишком для моего больного израненного сердца!».
- Подмышкин, Аврора Никитична, Подмышкин, - еле прощебетал Ромео, терзая коричневую оберточную бумагу своего подарка.
-  Какой Мишкин? Не знаю я никаких Мишкиных, – Аврора тоже умирала от выпитого и неудавшегося.
-  ПОДМЫШКИН, Генрих Раймондович.
- Герр что ли?
- Ну, да, - замялся Подмышкин, - можно сказать и так.
- Что ж сразу-то не сказал, - заворчала Аврора и повернула ключ.
Блаженная передняя блаженного создания утопала в ярком электрическом свете. Его бесконечные потоки отливали небесную голову Авроры нежно голубым, а кое-где и ультрамарином. Подмышкин был готов умереть прям здесь - на темно-зелёном  затоптанном половичке.
 Аврора долго не могла остановить свой всё ещё блуждающий нетрезвый взгляд на том, кто так мило позвонил этим вечером в её забытую миром дверь.
- Проходи, - последовал приказ Авроры, дабы поподробнее  разглядеть ночного гостя.
- Я, право, не смею, - полепетал Подмышкин, ещё более опьяненный не только цветом божественных волос, но и исходящим от её обладательницы перегаром.
- Смей, смей, - приободрительно промямлила Аврора и втолкнула посетителя в прихожую.
Да, у Авроры сегодняшний день, мягко говоря, удался не очень. Забыв о госте сразу же после закрытия двери, хозяйка прошла в ванную, которая находилась рядом, а точнее, прямо в конце коридора. Коридор, в свою очередь начинался в той самой передней, в которой стоял полумертвый Подмышкин. Столь подробное описание необходимо, дабы объяснить последующие события. Итак, герр Подмышкин размеренно трясся в прихожей, в то время как опьянённая от неудач и градусов Аврора Никитична снимала дешёвую косметику с усталых, отяжелевших век.
Подмышкин, битый мелкой дрожью, не мог произнести ни слова, вследствие открывшейся ему картины. Повернувшаяся спиной Аврора озаряла герру путь волнами небесной свежести. Зажмурившись от счастья, Подмышкин открыл рот, чтобы произнести те бесподобные и вечные слова, о которых мечтает каждая женщина. Но в это время божественная ручка Авроры Никитичной взметнулась ко лбу и… О, небо! Никогда ещё сердце Подмышкина не трепетало так рьяно! Нежнейшее создание засунуло свои влажные раскрасневшиеся пальцы под голубое и, придерживая сзади, отделило парик от головы! Достопочтенный герр Подмышкин, не произнося ни слова, замертво упал на цветной половик.
Аврора Никитична, задумчиво отложив кусочек неба на край ванны, почесала полулысый затылок. Недоумевая, что могло вызвать такой странный звук упавшего пальто, когда на дворе лето, Аврора решила узнать в чем дело. По мере того, как charmant приближалась к остывающему трупу герра Подмышкина, её пьяное сознание пыталось идентифицировать лежащее впереди Нечто.
Медленно подошедши к телу, Аврора стала вспоминать, кто же это перед ней. Убрав смятый коричневый бумажный пакет с лица умершего,  Аврора догадалась, что это герр Подмышкин.
- Однако… - произнесла обладательница небесного счастья и снова почесала полуголый затылок.  В момент произнесения данного слова на Аврору дохнуло чем-то несвежим и явно спиртным.
- Вот, пьянь! – догадалась женщина, и переключила своё драгоценное внимание на сверток.
Развернув аккуратно уложенный новый оренбургский платок, Аврора чувств не лишилась, но протрезвела мгновенно. Прелестное творение чьих-то рук кроткого серого цвета покоилось на вспотевших ладонях вечной возлюбленной. Затуманенным от слёз взглядом Аврора стала шарить по герру Подмышкину. Тот был мертв, как сухая герань на пыльном окне. Расширенные зрачки женщины пытались уцепиться за что-нибудь, что могло бы объяснить ситуацию. Вдруг, взгляд натолкнулся на белый уголок, торчавший из кармана пиджака. То была черновая заготовка речи Подмышкина.
«Mon ange, сегодня я явился в Вашу священную обитель, дабы поведать Вам всю глубину моих искренних чувств. Не прошло и недели, а Вы уже похитили навсегда моё бедное израненное сердце. Теперь мне не милы ни свет, ни небо, поскольку у них появилась сильнейшая соперница, коей Вы и являетесь, mon coeur. Я ни на что не надеюсь, но будете ли Вы так любезны принять сей скромный подарок. А в дальнейшем, клянусь, мне ничего не остаётся как покинуть этот бренный мир. Прощайте».
С криком «Любимый!» Аврора Никитична бросилась на хладеющую алую грудь Подмышкина, покрывая её горькими не утихающими рыданиями.
Через некоторое время, милая Аврора отложила ценный подарок, схватила Подмышкина за подмышки, и выволокла его на лестничную площадку, предварительно засунув, теперь уже предсмертную, записку в нагрудный карман ярко-алого жилета. В последний раз взглянув на неудавшегося любовника, Аврора Никитична захлопнула дверь, и бросилась к своему выходному платью прелестному цвета беж.