Повесть о том, как прожить полгода

Четко очерченная явь иногда сродни бегству, но эти полгода в сравнении с человеческой жизнью или одним единственным днем, который наступит завтрашним утром, нельзя назвать моим или чьим-то завтра. Завтра не будет; весна – будет; снег – растает; двинется, сначала неторопливо и горбато, а позже ломано и струисто лед по Неве; больной, филонящий процедуры, сбежит собирать желтизну мать-и-мачехи в щербинках асфальта прилегающего к больнице двора; в окна контор станет ломиться обогревшееся солнце и его лучи будут скакать по клавишам клавиатуры – только это будет сегодняшняя весна. Она целиком умещается на ладони и ее последний день будет моим последним полным днем. Днем полным мною живым, последним предвестником не наступления осени.      

Входя в свои полгода я продлеваю мое сегодня. Обнаружив себя вытесненным из вчера,  сознательно выпав из завтра, несущего в себе твои неприкосновения, я не желаю принимать завтрашние дары или разочарования, какими бы они были.   

Это мое сегодня, это отсутствие завтрашнего меня, и вполне резонен вопрос – на что мне мое сегодня, на что мне полгода? Возможно, ответ покажется невероятным, но я слишком счастлив чтобы  их воровать у себя.   

Любой за плечами кого лежат еще не пережитые полгода скажет Вам, что не чье-то «нет» привело его к ним, не хладность любимой толкнули его туда и не никчемность себя придала смелости отречения от завтра в ограниченном  продлении сегодня. Причина безысходности вообще всегда  одна. Растущее, живое чувство или мысль нельзя смутить, ее нельзя испугать безответностью,  собственной нескладностью, не приемлемостью или даже гибелью. Чтобы не случалось на свете, Вы гордо запрокинете голову и всегда останется тихая заводь ощущения того, что сегодня Вы выбрали не лучший путь, что есть лучшее решение, лучший цвет, гнездящийся не где-то вдали, а в Вашем собственном сердце. В самом деле, когда мы любим, когда из своей любви черпаем силы и теплоту огромными пригоршнями – кто осмелится сказать, что этой любви не существует? Она более чем реальна – посмотрите, вот я черпаю из нее и мое лицо озаряется улыбкой которую я могу раздарить или которую могу сделать заразной для каждого встреченного мною лица. Вот она струится лучами из моих ладоней и отражается в твоих глазах…

Как имеющий за плечами вхождение в полгода, со всей ответственностью Вас уверяю, что самое сложное в первые дни, это не торопить их, не убеждать себя что нет никакой разницы между тем сегодня или погожим летним деньком – она есть. Сегодня осыпал мой город совершенно дивный снег, и если под него подставить распахнутый рот, то огромные снежинки кажется попадают в него – ан нет, за каждой из них приходится гоняться, будто совсем иных себя они  мнят. Попытка отказаться от падающего в сегодня снега есть просто малодушие, но боже, какую прорву меня оно занимает. Словно ребенок я малый, и отрекусь от себя живого уловив ее все тот же знакомый мне взгляд. Нет господа, я не встану на темную сторону себя, не озлоблюсь, не погибну в унынии, у меня есть всего полгода и они более чем мои, полгода на мою безмерную любовь к тебе, мой ангел, полгода на все твои известные мне «нет», полгода на снег, на разноцветные елочные шары, гирлянды утыканные огонечками. Прости меня, мое солнце, за сегодняшнее малодушие, я проснусь по утру свежим и бодрым, выгляну в окно и первым проснувшимся взглядом утону пусть не в твоих глазах, но в снеге  засыпавшим мое малодушие, мою мелочную хандру и пугливость.

Что происходит после пережитого малодушия и что ломится во все поры проснувшегося себя бодрым? Приходит надежда, надежда что я справлюсь и в уголках моих глаз ты не заметишь моих полгода, по прошествии их не заметишь моего исчезновения и сегодня тебе приснился прекрасный сон. Тебе снился прекрасный сон – будто тебе стало легче от невидимости меня. От того, что войдя в свои полгода я подписал себе, возможно,  единственно верный приговор в том что еще при жизни становлюсь холодным, чопорным и никогда твоих ушей или глаз не достигнет видение того, что все что было во мне живого, все что могу я назвать словом жить, встретило очень короткий ответ – «нет». Для себя мертвый это все равно как никакой, как кто-то посторонний, и пичуги в моей груди утихли, от того эти полгода. Без пичуг это не жизнь, господа, без пичуг это сплошная туфта. Полгода большая штука – я успею приучить тебя к равнодушию себя но, господи, не приведи меня самому привыкнуть к нему. Ты привыкнешь, а я тебе не скажу о том, что это такое стать мертвым; ты привыкнешь, перестанешь замечать и не столкнусь я в твоих глазах со слезами – тебе просто станет не ясно как дивная трепетность оказалась во мне мелкой мишурой новогодней, и если ты принимаешь мои обещания или хотя бы что-то их принимает на свете, то это я обещаю тебе или чему-то неведомому, что хранит в ладонях твое счастье. Единственная уступка привыканию, которую мне придется пережить, это то что мои руки мне станут опять более знакомыми, и мне придется принять их как более часто встречаемые. Опять я стану, как это дано каждому от рождения, сравнивать руки прохожих со своими, неведомая нить, связующая все формы деревьев и лепестков воедино черточками твоих ладоней затухнет в невидимости, неласканности твоих рук мною. 

Если кто-то скажет что это сложно или что это один из роскошных даров любви, то будет совершенно не прав. На все дары ты ответила «нет», подмешав к нему погоду, время года, тысячи прожитых не со мною лет, и за это подмешивание я очень признателен. Скорее даром любви было бы биться до исступления в твои окна, так же как это делает мое буйное сердце и встречать твое «нет» все более жестким, глаза все более грустными, все более медлительными движения… - нет, мне проще наступить на себя, задушить свой крик, оборотиться на время дешевым фигляром, и скорее всего эти полгода я продержусь. Продержусь также и целую вечность – каким уходишь, таким остаешься во всегда. Твои зрачки запомнят меня дешевку, меня без боли, меня вовне. Тебе приснился вчера добрый сон – да, мой ангел, кому-то угодны мои полгода и я не стану молить всех святых вытащить меня из них.

Ну вот и все, завтра лето. Надо не забыть полить цветы, а то пока меня найдут… цветы не люди, не умеют жить надеждой или просто собой без влаги и солнца, и в этом смысле может каждый из нас более цветок нежели то, что принято называть человеком. Только не часто мы это в себе замечаем, что скорее к лучшему. Надежда и вера – этим двум не научусь уже никогда, прости меня за это. Разошлю эту повесть по журналам, вдруг  прокуренному редактору будет нечем заполнить несколько страниц юношеского журнала  и чьи-то глаза прикоснутся к моим полгода, только я наперед знаю чьи. Весь мир давно поделился на тебя и нетебя/меня, а значит прикоснутся к этим строкам мои глаза, и строки неведомые тебе, нечитанные тобой, будут блуждать в мире и им, пусть даже не прикоснувшимся к тебе, я буду завидовать как снежинкам кружащим у твоих ресниц, как шороху листьев и череде шагов тебя в не наступившей для меня осени.