Двойная утрата

Когда мне раньше было плохо, я ныряла в хорошую компанию, очень много курила, ужасно хотелось выпить и я пила. Заливала во внезапно образовавшиеся дыры алкоголь.. загоняла внутрь себя кипящую от градуса лаву, поглощавшую все проблемы и пожиравшей то, что еще миг назад так настойчиво расстраивало. Я нетвердой походкой входила в мутное беспамятство и, ехидно улыбаясь, невнятно для  окружающих, но придельно убедительно для себя произносила обожженым ласкутом языка мстительную речь:

-- а меня это пратически не трогает! Я выше.. я могу пережить.. перешагнуть.. перетереть еще целые чувства на тайных жерновах сердца и души, а затем получившийся порошок развеять в атмосфере пьяного дурмана и сигаретного дымка..

Я так внушала себе и мой разум, на время ослабленный проверенными средствами, верил, постепенно слабел и мягко погружался в пухово-влажное месево полуреальных снов. Когда бил час пробужденья, рассудок вновь не давал никаких поблажек и я, во всех смыслах,- трезво рассматривала ситуацию, разглядывала каждую ее тонкую черточку, меняла ракурсы и удовлетворенно сознавала, что всенародные средства помогли.


Да, все-таки помогали. Помогали, потому что это была не боль, как казалось, а мелкие, неприятные, удручающие, ядовитые, досадные, но обиды. Когда неожиданно пришла настоящая беда, я забыла про традиционные способы спасения. Боль была настолько огромна, что ее острых краев, так безжалостно режущих меня, не было видно. Мозг отказывался принимать явный факт, а сердце упало гирей на землю при известии о трагедии. 
Что я делала? Забыла про алкоголь, его существование вдруг стало тайной; табак для меня еще не придумали. Была только валерьянка.

--Бутылек.. скольно ее пьют то? Никогда не думала, что пригодится.. все же - сколько? Ложка? Столовая или десертная?.. неудобно, зачем эти ложки? Прочь!.. Стакан.. выливаем содержимое бутылька.. немного воды.. должна быть гадость.. почему считала, что гадость? Совершенно безвкусная.. где эффект?.. колотит как прежде..

Считая квадратные метры, я ходила по огромной квартире, где никого не было. Незавершенная идеальная чистота уже смирилась с тем, что мохнатые пылинки, лишающие ее обычного статуса, не будут вытерты. Тряпка, до того как позвонил телефон  танцевавшая в моих руках по поверхности мебели, боялась о себе напомнить и обреченно валялась там, где я ее бросила – на ковре. Тяжелые резные стрелки больших часов остановились, занесли этот миг в черную летопись и скорбно продолжили путь, ступая по циферблату как можно бесшумней. Я заметалась по комнатам, стала что-то искать. Что именно? Сама не понимала. Заглянула в зал, три движения головы и ясно – не то. Теплая от ухаживаний солнечных летних лучей кухня похолодела, лишь только зашла я.. Когда я выходила, она уже билась в истерике, как немой паралитик, а в мусорке поблескивал второй бутылек валерьянки. Паркет под ногами не скрипел, стиснул дощечки, как я зубы, и стойко выносил тяжесть моего нелегкого тела. Очередная комната с трогательной готовностью, которую я не оценила, потому что не заметила, показала все, что в ней находится, абсолютно не пряча. Но там не было того, что искала. Не было. Квартира открывалась мне, как бы аккуратно поднося к глазам каждую вещь, ненавязчиво указывая на разные детали и даже оголяя без стыда недостатки, обычно так тщательно скрываемые. Но я продолжала искать. Металась по дому, где никого не было. Из пяти его обитателей я одна.

--Одна.. но ведь пока одна.. потом они вернутся..

Бросаю мутный от слез взгляд в высоту потолка, сильный укол в сердце:

--..вернутся. Но теперь нас четверо.

Как же так? Зачем? В голове зародились странные мысли, мерзкие мысли – мозг пытался переключиться на что-нибудь другое, делал отвлекающий маневр. Я было поддалась, потопталась по прозрачно-гадким фантазиям несколько минут, а потом надела себя на жертвенный кол правды. Реальность оставалась неизменной и тогда начинающий понимать случившееся мозг обратился к тому, кто над всем:

--Господи, прошу тебя так, как никогда не просила. Я буду замечательной, очень хорошей. По Твоим меркам хорошей. Я буду жить спокойно, тихо, по правилам. Твоим. Никогда больше ничего, даже самую малость, не попрошу, только пускай это будет ошибкой. Совпадением. Недоразумением. Пусть она будет жива. Позвонит в дверь.. Умоляю.. ..

Закололо в груди так, словно садист-дятел увлеченно проделывает дупло. Только зачем? Чтобы в нем поселилась боль.

--А если полить валерьянкой? Бутылек пустой. Еще.. нету.. валерьянки нет.. валерьянки.. валерьянки.. нет.. нет.. .. ее тоже нет.. как и валерьянки.. остался только бутылек.. бутылек.. от валерьянки.. а от нее.. от.. нее.. ААааааААААаа..

Я дико кричала. Орала, срывая голос, чтобы слова были услышаны не стенами, не соседями, а Им:

--Если ты это не сделаешь, я ни за что не признаю тебя, оденусь сомнением, неверием. Будет все равно, что ты сделаешь со мной, когда уже сделал ЭТО с ней. Скучно стало, решил сменить игрушки??.. я никого не ненавижу, но я смогу! Тебе нужна такая бунтующая душа на земле?.. верни же ее!..

Я уже ничего не соображала. Просто ревела. Ревела во весь голос, который остался. Слезы не калились мягко по щекам, они нескончаемо брызгали из позеленевших глаз, заливая одежду и пол. Я сидела на паркете, в окружении алмазных капель влаги, возле стены. Стены, они родные, они знают ее также хорошо, как и я. Им тоже плохо. Стены безумно кричали о своей боли. Это мои прошлые крики отражались мнократным эхом.

Голова утяжелилась, словно наполнилась жидким металлом, принимающим форму мыслей, болит. Лицо опухло от слез, глаза ими разъедины. Как спасалась от несчастий? Сигареты, алкоголь? Не помогут. Не хочу, чтобы меня поглатило забытьё. Хочу помнить..

Помнить, что этим  ранним утром меня разбудили не яркие лучи летнего солнца, а ее теплые руки и тихие слова. Она уежала и попросила закрыть дверь. Я встала на автомате, полураскрыв глаза, дабы потом, опять опустившись на мягкую постельку, уплыть в сон. Я ругалась на надоевший засов и думала: почему у других людей дверь нормальная - захлопывается?! Дошла до прихожей, ориентируясь лишь на ее зеленую рубашку... услышала тихое похрапывание еще одного обитателя дома и позавидовала - почему меня вырвали из мира снов?.. Она повернулась и подарила  улыбку, которую я разглядела даже через призму несошедшего сна. Махнула привычным жестом рукой и села в лифт. Я закрыла дверь, щелкнула тяжелым  засовом и опустилась на кровать, открыв перед тем форточку... вместе с утренним воздухом шум дороги ворвался в комнату... но грезы тут же овладели мною, абстрагировав от реального мира. И я не слышала ни звука тормозов, ни визга колес, ни крика... А крика не было. Все произошло быстро.  Для нее.
..я довольна, что она меня разбудила. Я благодарна чертовому засову. Он позволил мне повидать ее еще раз. Последний. Больше уже не видел никто. Осталась только память.

Поэтому я хотела помнить и решила потерпеть, поняла, что никто и ничто не поможет, призвала всю силу и волю, чтобы вынести ощущение нудящей боли, вывернутой и изорванной души.
Я все так же сидела на полу, по телу бегали мурашки от ужаса, слезы лились потоком от безысходности. И тут..

Звонок в дверь.

Прерванный плач. Обрадованно-удивленный вопрос:

--неужели Бог услышал?

Смотрю в глазок. Непроизвольная улыбка исчезла, но слезы больше не появились. Сейчас нужно быть очень сильной.

Запускаю маму. Мой броско необычный вид ей говорит о том, что поизошло нечто серьезное. Она еще не знает что и снисходительно улыбается.. уголки ее губ резко вниз.. сумки на полу.. истерический голос:

-- ну что это, Господи?

-- а господа, мама, нет!


. . . . (*,*) . . . .