История с вином

-Доброе утро, - приветствовал я дядю Сашу, возившегося на кухне. –Доброе утро, Лешик, как голова не болит, после вчерашнего? – поинтересовался дядя. Вчера вечером к дяде приехал его старый товарищ, Владимир Григорьевич. Ну и в честь дорогого гостя гостеприимный дядюшка опустошил свои «винные погреба». Начали, по-моему, с рома, а закончили … я не подберу достаточно убедительного названия этой субстанции, но больше всего по цвету и по запаху она напомнила мне «разморозку» из криогенного дыхательного аппарата. Впрочем, зная дядюшку, я бы не удивился, окажись это и в самом деле «разморозка». Но в это я верить упорно не хотел, припомнив кое-какие свойства этой жидкости. В общем, после первого стакана, сознание, по-видимому решив, что сей напиток слишком экзотичен, благополучно исчезло, оставив тело  наедине с самим собой.  – Дядя Саша, мы потом, что, «разморозку» пили? – неуверенно улыбаясь, спросил я. – Каков орел, сразу видно – акванавт, – сзади раздался голос смеющегося Владимира Григорьевича, - с одного приема опознал! – Садитесь за стол, рыба горячая, - посмеиваясь, пригласил дядя, - ты что, Лешка, этого живительного напитка до сих пор не пробовал? Вот молодежь пошла, - обратился он к Владимиру Григорьевичу, аппетитно поглощавшему рыбу, - двадцать пять лет парню, шесть лет, как акванавт, - в притворном возмущении погрозил мне дядя. Мне от этих откровений стало не по себе, да  и желудок оказался не в восторге от услышанного. Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что дядя форменным образом помер от смеха, а Владимир Григорьевич нарочито серьезно сказал, - Да брось ты Сашка над парнем издеваться, а то еще вывернет его, как макаку на штормующей яхте. Желудок мой, при этих словах решил повременить и подождать развития событий. – На «разморозку» действительно похоже, но самом деле – спиртовой коктейль по моему рецепту, «азотный наркоз» называется, - отсмеявшись, объяснил старый живодер. Я окончательно успокоился и приступил к завтраку. Рыба оказалась горячей, а пиво – холодным, как и полагается. Дядя с Владимиром Григорьевичем завтракали, перебрасываясь короткими фразами о давних, одним им известных событиях, и заразительно смеялись. Судя по всему, речь шла о проделках зеленого змия в среде акванавтов.
Тут дядя вспомнил анекдот, о чем нам и сообщил. – Лекция в доме моряка на тему «Супружеская измена», - рассказывает дядя Саша, - тема актуальная, соответственно народу – полный зал. Лектор говорит: «Считается, что моряки чаще других изменяют своим женам, но вопреки устоявшемуся мнению, они занимают лишь третье место среди других профессий. На первом же месте стоят актеры». С первого ряда поднимается щупленький мужичонка и отвечает: «Простите, но в это с трудом верится, я, например, тридцать лет хожу, а жене ни разу не изменял». С дальнего ряда раздается молодой густой бас: «Вот из-за таких козлов мы до сих пор на третьем месте».
Пока звучал бородатый анекдот, я успел доесть свой завтрак, но все равно было смешно. Умеет дядя рассказывать, этого у него не отнимешь. Владимир Григорьевич ухмыляясь, в долгу не остался. «Выныривает, значит, русалка, вся из себя такая симпатичная, а на руках – ребенок. Рыбаки остолбенели, а она, сердешная, и спрашивает, - Где найти водолаза Жору не знаете, случаем?»
Дядя посмеялся, и спросил, - Володька, помнишь историю с подъемом баржи, когда командира-акванавта в порт отозвали? Судя по тому, как хохотал Владимир Григорьевич, он хорошо помнил эту историю. Дядя от него не отставал. Наконец, он вымолвил, - расскажи пацану, Володька, это стоит послушать.
- Работали мы тогда с твоим дядей в средиземноморье и были примерно твоих лет. Угораздило греческую баржу сесть на рифы, да еще и средь бела дня. Капитан, должно быть, с лютого перепою страдал. Получили они небольшую пробоину, даже сняться с рифа ухитрились, только корыто все равно затонуло. Уж лучше бы и не дергались – нырять бы не пришлось, - посетовал Владимир Григорьевич, однако, широко улыбаясь, - но тогда бы и рассказа не было. Он хлебнул пива, и хитро глянув на дядю, продолжил, - Наша плавбаза ближайшей оказалась на тот момент, нас и запрягли соответственно. По существу, саму баржу доставать не пришлось, компанию только груз интересовал, а корыто было уже старое – доставать себе дороже. А везли греки ни что-нибудь, а вина. Нам, правда, об этом говорить не спешили, видимо в курсе были, на что способны два десятка русских моряков, наша плавбаза целиком соотечественниками укомплектована была, - пояснил Владимир Григорьевич в ответ на мой недоуменный взгляд. А дядя проворчал, - славные были деньки, а сейчас - иностранный легион, а не экипаж, - дядя сделал могучий глоток, осушив бутылку, - китайцы, негры, французы, русские, - всякой твари по паре.   
- Ящики были стальные, запечатаны на совесть, но мы вскрывать их не пытались, конечно, даже если бы знали, что там находиться – не стали бы. К пиратству приравнивается, - дядя засмеялся, видимо подумав, что сам он по этому критерию – заслуженный пират, разве что попугая-матершинника не хватает. – Но как оказалось, у греков на камбузе целый рундук всякой всячины заныкан был, - продолжал Владимир Григорьевич. Но трогать не решались – на борту режим строгий, заметят с пузырем – в водолазную книжку потом без слез не глянешь. А командир-акванавт у нас сущий черт оказался, как, в принципе, быть и должно, но тогда мнение у нас вовсе даже противоположное было. Вкалывали мы, как негры, начальник смены, Панкратов, на нас нарадоваться не мог. Правда, рундук мы доставать не спешили, рассчитывали попользоваться. Мы, конечно, не пьяницы портовые, но вина попробовать хотелось. И тут оказия подвернулась, командира в порт зачем-то вызвали. Панкратов, конечно бдил, но куда ему до командира. И решили мы себе каникулы, так сказать, устроить, - Владимир Григорьевич вместе с дядей Сашей широко заулыбались. - Погружались мы по двое, в вентилируемом снаряжении, я с твоим дядей был в паре, забирались на камбуз и открывали клапана в воду – под потолком воздушный пузырь набирался, как наберется достаточно -  открывали шлемы и прикладывались к бутылкам. Как почувствуешь, что достаточно, надеваешь шлем обратно и выходишь не спеша. Подаешь сигнал на всплытие и спокойно возвращаешься. На глубине быстро пьянеешь и на палубу выходишь уже совсем хороший. Панкратов видел, что акванавты пьяные из-под воды появляются, но ничего понять не мог, мартышка трюмная. А мы ему плели, мол, азотный наркоз это, от долгой и тяжелой работы на глубине, - дядя засмеялся, и я вместе с ним, - уличить он нас не мог, и потому приходилось ему терпеливо ожидать возвращения нашего командира. А тому, как на грех вздумалось связаться с плавбазой, ну и Панкратов все ему выложил, как на духу. Мы, правда, об этом тогда не знали. На следующий день Кирилл с Витькой оправились вниз, там еще оставалась здоровая бутыль, на всех бы нас хватило. - Но, - тут Владимир Григорьевич с дядей Сашей переглянулись, - через некоторое время, пришел сигнал экстренного всплытия, мы перепугались не на шутку, у нас тогда мысль мелькнула: «Доигрались». Но правда оказалась и вовсе неожиданной, - дядя Саша хохотал и Владимир Григорьевич тоже. – Не успели парни добраться до поверхности вовремя, - не в силах сдержать смех, проговорил дядя, - жуткий понос их прохватил, а ведь почти выбрались, - теперь мы смеялись, если так можно назвать наш безумный хохот, все втроем. – Они не хотели вылезать при нас из скафандров, но пришлось, в конце концов, остальные, правда, уже почти умерли от смеха, расползаясь по кораблю.  Наверное, нехорошо было смеяться, ведь и мы с Вовкой могли быть на их месте, - утирая слезы, проговорил дядя. Я сам сползал под стол, не в силах больше смеяться, а дядя продолжал, - Оказывается этот садист, командир-акванавт, выбрался таки из порта на ночь, и ночью же занырнул на баржу, нашел там оставшуюся бутыль и сдобрил содержимое слоновьей дозой какого-то зверского слабительного, а потом спокойно вернулся в порт. А ребят на глубине быстро прихватило.
С тех пор и завязали мы с Вовкой пить на работе, во избежание досадных недоразумений, - закончил дядя, смеясь.