Хроника времён Великой Ингрии

 
  Звучали то скрипки, то флейты. Ласкало теплое солнце. Июль. Июль на даче, что может быть лучше. Не бесконечная возня в грядках, с лопатой в руке, а именно отдых на даче. Лёжа на лужайке, засеянной газонной травкой, смотреть на верхушки сосен в соседнем лесу и на свои тридцатилетние яблони и клумбы с красными цветами. Вот мама, красивая, в летнем сарафане, спускается со ступеней крыльца с бутылкой запотевшей минералки и целует его. Её язык… какой-то большой, шершавый. Он лижет его по щеке….

  Человек проснулся. Огромный лысый пёс, в котором можно было угадать черты ротвейлера и добермана, одновременно, лижет его щёки.
-Уйди Собчак, - человек ласково оттолкнул его, и сел, оглядевшись вокруг. Насколько хватало глаз, была видна свалка мусора. Огромная территория, заваленная всем, что только было можно себе представить. Здесь было всё: от кузовов автомобилей прошлого века до использованных женских прокладок.
Июльское солнце палило почти также, как и во сне. Только более беспощадно.
И было оно зловещим красно-оранжевым, окруженное кольцом, словно нимбом, в котором можно было разглядеть весь спектр красок.  Всего девять утра, но дышится с трудом, сухость во рту, хочется найти тень. Говорят, в прошлом веке такого не было. Хотя, наверное, врут. Кто помнит, что там было.
 
Большинство обитателей помойки встали и медленно, в очередной раз, обследовали всё вокруг, хотя всё это было исследовано ещё вчера, и вряд ли можно было, что-нибудь найти. Сегодня все ждали. Ждали то - что должно было появиться вот, вот. Ради этого они и жили здесь.
 Человеку на вид, двадцать, с чем-нибудь, а может и все тридцать. Хотя разве поймёшь. Может и все сорок.
 Редкие белесые волосы, бесцветные глаза, неестественная худоба, фиолетово-синие пятна по всему телу.
Так выглядели почти все обитатели помойки. Джинсы, рваная кожаная куртка и резиновые сапоги делали его похожим на нашего современника, хотя сейчас шел две тысячи шестьдесят второй год.
Он уже давно жил на свалке. Свалка отделялась от города огромной стеной, со свинцовыми пластинами. Там за стеной шла жизнь, совсем иная, чем жизнь на свалке. Его коллеги бомжи говорили об этом. Но их туда не пускали. Их удел был находиться здесь. Стеной был окружен весь Петербург - столица Великой Ингрии. Нева заходила в огромные трубы под стеной и протекала по ним через весь город и, пройдя дезактивацию, поила это огромное ненасытное чудовище.
Стена была очень высокой. Железобетонная толща, одетая в свинец и резину, и дезактивирующие станции, на специальных башнях, расположенных по всему периметру.
 
 Только охранники и спец персонал могли, постоять минуту-другую на башне и посмотреть сквозь очки противогаза на Великую Ингрию, оставшуюся за стеной.
 Теперь там доживали свой век все те, кто пострадал после выброса.
Те, у кого уцелели частные дома, продолжали жить в них. Некоторые держали мутирующую скотину, некоторые выращивали скользкие и вонючие огурцы и огромную картошку. Но большинство собирало, расплодившиеся, в последнее время, во множестве, грибы, невиданных размеров и форм. Грибы эти росли всегда и везде, и даже зимой под снегом. Они напоминали огромные белые лисички и были довольно сносны на вкус. Их ели в любом виде. Обыватели жарили их или варили, бомжи просто ели сырыми. Но истинным удовольствием была, конечно, охота на крыс. Огромные, подчас крупнее небольшой собаки крысы водились везде. На них охотились не только бомжи, но подчас и горожане выскакивали из своей огромной стены в открытых джипах в прорезиненных костюмах и противогазных масках и из автоматов и дробовиков расстреливали целые полчища крыс. Они не ели их, нет. Просто развлекались. Зато бомжи, а порой и сельские жители не брезговали этой простой, питательной пищей. Главное – это уметь приготовить. Грамотно выпотрошить и достаточное время прожарить. А лучше всё-таки отварить. Некоторые не умели. Ели плохо выпотрошенных или сыроватых и тогда заболевали, какой-то заразой, похожей на простуду, и часто быстро умирали. Хотя случалось, что кто-то и выздоравливал.

 Человека звали Алексей. Некоторые любили называть на западный манер Алекс.
 
Запад. Это слово притягивало, как и сто и двести лет назад. Там говорят, всё было не так-как у нас. Говорили, что там есть врачи и лекарства и люди не умирают от лёгкой простуды. Там настоящие продукты из курицы и рыбы. Нет радиации. Они сумели поставить на границе мощные дезактивирующие станции, управляемые со спутников и эта система не пропускает радиацию к ним. Постепенно они дезактивируют и Ингрию, как самую прозападную из стран, появившихся на месте бывшей России. В Питере уже не только на стене, но и на всех зданиях и крупных улицах стоят такие станции. А здесь, за стеной, уровень в двести - триста микрорентген считается нормой.
 Ингрии повезло, что она ближе к Европе. Поэтому у неё и порядок, по сравнению с другими странами. В Средней Азии и Казахстане уже сорок лет идет война. В Сибири война, на Дальнем тоже. Кавказ, после ядерной бомбардировки трясут землетрясения. В Московии банды убивают каждый день сотни людей.
А Ингрия, заваленная импортным мусором, который она принимала за деньги из Европы, 
 была сравнительно процветающей и спокойной страной, пока не произошел этот, огромной силы, выброс.
               
Никто толком так и не объявил, где произошёл выброс, то ли на заводе по
переработке химических отходов, в городке Красная Яма, на юге Петербурга, а может, авария произошла на железной дороге, проходящей мимо. Просто в одно прекрасное утро дозиметры зашкалило, и солдаты в прорезиненных комбинезонах и противогазах выгнали всех, кто попал в зону заражения в огромный контрационный лагерь для пострадавших от выброса. Там и умерла мать Алекса. Выбравшись из лагеря, он пешком дошел до своего дома. Всё было разграблено и сожжено мародерами. Не было ни денег, ни работы, пропали все документы.

 Волею судьбы, сам город пострадал меньше. Ядовитое облако ушло на юг.
 Случилось это много лет назад, и теперь Алекс жил здесь, на этой гигантской свалке. Когда-то на месте этой помойки стояли городки-спутники Питера. Между ними деревеньки. Поля. Лес. Теперь, на месте пронесшегося ядерного смерча расположилась огромная свалка, без конца и без края.
Кое-где, из-за гор мусора виднелись развалины, стоявших здесь, царских дворцов, коттеджей богачей, городских и сельских домов, руины заводских цехов, всё это заселялось бомжами и крысами. Всё, что не успели вывезти войска, было разграблено. Кое-где хозяева, с оружием в руках, до сих пор из поколения в поколение обороняли свои домики от многомиллионной армии бомжей, но силы были не равны, и поэтому большинство домов пустело, или просто заваливалось тоннами мусора.
 Они стояли полу сгоревшие, покосившиеся, без дверей и окон, словно укоряя, смотрели своими чёрными оконными проёмами на Великую Ингрию и её обитателей.
   
 Свалка ждала. Все напряглись. И вот, наконец, половину неба закрыл огромный геликоптер. Опознавательные знаки говорили о том, что на этот раз он из Чехии. Многие потянулись к тому месту, куда должен упасть контейнер. Бомжи уже знали, в какую часть свалки упадет мусор. Об этом их предупреждали служащие свалки. К слову сказать, здесь была своя иерархия и довольно строгая организация. Сотрудники свалки предупреждали, куда будет производиться выгрузка, за это они получали свою долю от бригадиров. Бригадиры организовывали переборку вываленного мусора. Всё ценное собиралось в общую кучу и передавалось скупщикам. Сюда шла более-менее целая одежда, металлические изделия. Иногда попадалась посуда, сломанная теле-радио аппаратура, порой даже что-то из мебели. Бывало, попадался автомобиль, который ещё можно было починить, автозапчасти, сантехника, компьютеры.
Европа избавлялась от ненужного ей, прошловекового хлама. Новые технологии заполоняли её, и огромное пост российское пространство пришлось как раз кстати.
 
Перекупщики грузили всё в огромные фургоны и увозили дальше, вглубь России,
где за треснутый шведский унитаз можно было выручить три-четыре евро. Сумма баснословная, по теперешним временам. Хотя, всё познается в сравнении. Например, в Питере кусок импортной клонированной свинины стоил семьдесят евро.
 Евро - магическая бумажка заменявшая в этом мире всё.
Алексей слышал, ещё в детстве, что в России были раньше другие деньги - рубли, но необходимость в них окончательно отпала после раздела страны, и почти все новые страны, образовавшиеся на территории России, объявили национальной валютой американский доллар.  А с началом кровопролитнейшей гражданской войны в США, произошедшей после избрания чернокожего Хаммера президентом от демократов, курс доллара упал, и сейчас за один евро давали целых пятьсот баксов. Америкосы, которых, к началу века, все просто ненавидели, уже тридцать лет бомбили свои собственные штаты и прилегающие страны. Наверное, это помогло и Европе, которую они, наконец, оставили в покое, начать строить нормальную жизнь и только в России, раздираемой территориальными войнами и заваленной отходами, жизнь была очень далека от идеала, который каждый нормальный человек рисует себе.

 Бригадиры, забрав свою долю, делили полученные евро, среди бригады. И так как еды вдоволь росло и бегало повсюду, полученные деньги шли на дешевое искусственное пиво «Балтия № 1300», которое продавалось с выезжающих из города автолавок, вооруженными до зубов, продавцами в резиновых костюмах.
К вечеру автолавки уезжали, и свалка светилась кострами, у которых ели, пили, спали бомжи. Тёплые зимы, последние годы, царившие здесь, помогали. Но всё равно выживали только сильнейшие. Бригадир делился с бандитами, наезжавшими каждый раз после переборки партии мусора, у него был старинный радиотелефон, по которому он мог всегда с ними связаться, они же поддерживали его абсолютную власть внутри бригады. Каждый вечер и ночь, то там, то здесь слышались короткие, негромкие автоматные очереди, а посреди свалки всегда можно было наткнуться на обглоданные крысами трупы. Милиция редко вмешивалась в дела свалки, только если разборки начинали принимать очень массовый характер, из-за городской стены прилетал милицейский геликоптер и разгонял собравшихся, нервнопаралитическим газом и резиновыми пулями.

 Геликоптер завис над местом, указанным ему из диспетчерской и медленно от его
днища отделился огромный контейнер, будто бы половина геликоптера плавно стала опускаться вниз на огромных стропах.
  Не дойдя до земли, метров двадцать контейнер остановился, открылись створы, и тонны мусора обрушились на землю Великой Ингрии. Раздались предсмертные крики тех, кто оказался слишком близко.
Образовавшаяся куча получилась высотой метров двадцать и в диаметре метров сто.
- Вперед! - словно полководец скомандовал бригадир. Но этого уже и не требовалось.   
  Около пятидесяти человек уже карабкались, слаженно разгребая чешское барахло.
 Геликоптер подтянул пустой контейнер, створки которого закрылись и умчался от зловония свалки.
Через два часа он будет проходить дезактивацию на чешской границе. А потом
сидя в пражском кабачке, пилоты будут пить пиво и, смеясь рассказывать о том, как русские свиньи копаются в их дерьме.
 Алекс смотрел на коллег, но ноги его не шли к куче. Его тошнило, голова кружилась. Он не хотел лезть в эту грязь. Он даже не понимал почему. Это была не брезгливость. Брезгливость исчезла давно. Может, просто нездоровилось или что-то внутреннее, неизвестное, чисто генетическое вдруг толкнуло его на какой-то протест против существования в виде помойного жителя.
-Алекс, что с тобой? - подошел бригадир.
-Не знаю, что-то кружится башка.
-Ты что, городской чистюля? Лезь. Я не буду, не поить, не кормить тебя даром.
-Нет, не сегодня. Можешь не платить мне.
-Нет? Или ты полезешь или уберешься из бригады сейчас же.
-Мне плевать на твои команды. Лезь сам в это дерьмо. Ты ведь сам никогда не лазаешь, а получаешь больше всех.
Крайние бомжи приостановились и стали вслушиваться в перебранку. 
 Бригадир почувствовал, что на карту поставлен его авторитет, и огромная железная труба мгновенно обрушилась на голову Алекса. Тот упал. В эту минуту из-за кучи мусора выскочил Собчак, всегда добродушный и ласковый. Не лаем, ни каким-то иным способом, не показывая своей агрессивности, он вспорхнул к горлу бригадира и в одно мгновение сомкнул свои тиски – челюсти.
 Все стояли, оцепенев, никто не предполагал такой развязки. Оттаскивать пса никто не решался. Через пару минут Собчак поднял свою окровавленную морду от бездыханного тела бригадира и упал, скошенный, внезапно раздавшейся, автоматной очередью.
 
 Никто не заметил, как из-за куч мусора появились два охотника за крысами.
Один из них, повыше ростом, был в светло-зеленом резиновом костюме и легком американском противогазе. Другой, в ярко оранжевом костюме и в специальной противогазной маске, с большой обзорностью.
-Ну что уставились, копайтесь дальше, - гаркнул зеленый.
-Мы отвезем этого в больницу, и сообщим ментам про труп, - добавил другой.
 Бомжи удивлённо переглядывались: ни в какую больницу бомжа не возьмут, даже если его приведут горожане. Никакого бомжа вообще не пропустят через питерскую стену, а в Ингрии загородных больниц давно нет.
 Даже маленькие сельские поликлиники вообще не работали уже лет пятьдесят. Кто помоложе даже не знали, что это такое - «Больница».               
«Крысятники» взяли Алекса под мышки и поволокли к своему джипу. Бросив его в багажный отсек, они понеслись прочь.

  Открыв глаза, и привстав, Алекс увидел, что они несутся по шоссе, ловко объезжая особо большие рытвины. У джипа-пикапа были огромные, около полутора метра в диаметре, широченные колёса.  За последние тридцать лет за питерской стеной могли ездить лишь такие машины, а внутри столицы у всех были маленькие, словно детские, «Фиаты» и «Рено» с водородными двигателями.
  Алекс снова рухнул на дно багажника и вспоминал Собчака. Пёс был его единственным другом уже много лет. Где он? Куда его везут?
 Через полчаса шум мотора стих. Алекс поднял голову. Вокруг стояли деревья.
Самый настоящий лес. Алекс ещё не видел такого. Он уже давно не выходил за пределы свалки. Он даже не задумывался о том, что там за ней. Казалось, что у свалки граница только одна - стена.
Охотники выволокли его из машины. Голову сильно ломило. Но кровь не шла. Видимо бригадир лишь вскользь прошелся трубой по его черепу.
-А, очухался. Ну-ка давай веди себя смирно, –оранжевый ткнул дулом автомата в лицо Алексу.
-Это твоя собака загрызла того бомжа? - добавил зеленый, - Ты преступник.
-Кого?
-Того, что треснул тебя, урод.
-Где Собчак?
-Собчак, ха-ха, так собаку звали Собчак. Кретин, ты хоть знаешь кто такой Собчак? В Питере стоит ему памятник. А ты, ублюдок, назвал так собаку. Я замочил твоего Собчака.
-Лежи и не рыпайся, а не то сдадим тебя ментам, тебе за одного только Собчака
введут инъекцию, сразу после суда.
-Собчак мертв? – прошептал Алексей.

 Его подвели к старинному, но ещё крепкому дому из красного кирпича. Втолкнули в коридор. Затем оранжевый облил его с ног до головы дезактивирующим раствором.
То же он проделал и с собой, и с зелёным.
 В единственной большой комнате стоял пластиковые стол и стулья. В углу лежанка из каких-то матрасов. У стены камин. «Оранжевый» бросил туда несколько огромных таблеток и поднес зажигалку. Сырой дом сразу стал наполняться теплом.
«Новые технологии», - подумал Алекс, и в тот же момент «зелёный», прикладом автомата сбил его с ног. Затем они снова подхватили Алекса и в мгновение ока всунули его руки в наручники, торчащие своими замурованными кольцами из кирпичной стены. Алекс так и остался с распятыми руками висеть в полуобморочном состоянии.
- Ну вот, теперь позабавимся, Исусик, - заржали оба.
 В доме они сняли противогазы и резиновые перчатки. Лица крысятников были намного свежее и отличались от тех, которые привык наблюдать Алекс на свалке. Они были как-то выразительнее, что ли, или даже интеллигентны. У одного даже росли усики, видимо он получил не очень большую дозу радиации.
Оранжевый стал нагревать в камине железный прут. Зелёный подошел и острым ножом несколько раз слегка полоснул Алекса по груди. Из тонких порезов засочилась кровь.
 «Садисты, или секта, какая- то»- подумал Алексей.
-Что вам надо!? - в надрывном крике спросил он.
В это время раскалённая кочерга дотронулась до его бока. Запахло точно также как на свалке, когда бомжи начинали опаливать на костре, сбитую метким выстрелом из рогатки, ворону или чайку.
 Боль пронизала всё тело и ударила в голову, в мозг. Появилась слабость, и Алекс без чувств повис на наручниках.
-Слабак! - проорал «оранжевый».
-Болевой шок, – со знанием заметил «зелёный».
-Вставай, падла, - «оранжевый» снова приложил кочергу к боку Алекса.
Тело изогнулось, и Алекс дико закричал, вновь придя в себя.
-Вот так! Клин клином, клин клином!- орали мучители.               

 Сквозь пелену слёз, тёкших сами по себе, от боли. Алексей увидел, как в комнату ворвались четверо милиционеров.
 Ловко орудуя прикладами, они уложили садистов на пол. Электрошокеры успокоили их моментально. Алекс слышал про знаменитые милицейские электрошокеры, они парализовали всё тело на час-полтора, и одновременно приводили мозг, задурманенную наркотиком или алкоголем в абсолютно трезвое состояние. Человек мог разговаривать, думать, но в то же время не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.  Это было старое российское изобретение и гордость наших учёных. Наручники теперь применяли очень редко. Алекс чувствовал, как его снимают со стены. Потом он полностью отключился.
 Придя в себя, он оглядел комнату. На столе был установлен старинный ноутбук с подсоединённой антенной, и видеокамерой. Милицию не особо баловали новинками электроники.

Старший, высокий, лет сорока, в темно-зеленом прорезиненном костюме с короткими усиками и выбритый наголо. Милиционеры были без противогазных масок.
Двое рядовых моложе старшего, лет на пятнадцать. Четвёртой была девушка, она подошла к Алексу и какой-то мазью намазала его раны.
У старшего были капитанские погоны с зелёными звёздами. В одежде только это его и выделяло. Менты были увешаны пистолетами, баллонами и гранатами. У каждого был короткий, автомат, малого калибра, но обладающий огромной скорострельностью.
Девушка улыбнулась:
-Тебе повезло приятель, что мы проезжали мимо и заглянули в этот дом.
-Спасибо, - прохрипел он в ответ.
 На мониторе появилось изображение человека в черной судейской мантии и в белом средневековом парике.
-Судья Меерзон Иван Иванович. Открываем слушание дела № 147 567 от 16 июля 2062
года. Излагайте суть дела, капитан.
-Я, капитан Пискунов, вместе с бригадой патрульно-постовой службы, передвигаясь вдоль Московского шоссе, в районе бывшего Рябово заглянул в заброшенный дом, - начал капитан, глядя в камеру, установленную рядом с монитором. - В нем мы увидели, как два садиста пытали неизвестного, по всей видимости, бомжа.
Вот здесь вы видите орудия пытки, пострадавшего и самих обвиняемых.
-Обвиняемым сделали инъекцию правды?
-Да, ваша честь.
-Пусть расскажут, как обстояло дело. Зачем мучили человека? Откуда вообще  его взяли?
-На ленсоветовской помойке. Мы хотели просто помучить его, а потом убить, - начал оранжевый.
-Мы считаем, что бомжи потеряны для общества и хотим сделать мир чище, - продолжил другой.
-Вы уже совершали подобные вещи?
-Да, ваша честь.
-Капитан, мне всё ясно. Личности преступников установлены?
-Да. Ваша честь.
-Всем известно, что физически воздействовать на кого-либо может только уполномоченная государством служба. Только государство решает, потерян для общества какой-нибудь бомж или нет. Тем более что в последнее время президентом готовиться широкомасштабная кампания по социальной адаптации бомжей. А вот такие мерзавцы уничтожают государственное имущество. Тот же бомж, как и любой другой человек – это государственное имущество, а гнуснее порчи госимущества преступления быть не может. Посему, оглашаю приговор, - произнес судья, растягивая слова.
 Все встали, кроме Алекса и обвиняемых.
-Обвиняемые приговариваются к смертельной инъекции. Всё их имущество, движимое и недвижимое, передается в казну. Бомжу выдать разрешение на то, что он может пожить в доме, где его нашли, десять дней. И советую устроиться на работу, сынок. В следующий раз я отправлю тебя на тот свет за бродяжничество. Внесите его в компьютер капитан, и выдайте паспорт. Закон теперь гуманен к этим несчастным.
-Есть, Ваша честь.
Девушка-мент, также с улыбкой, приготовила два небольших шприца.
-Пощадите, - трясся «оранжевый». «Зелёный» молча опустил голову на плечи. Электрошок всё ещё не давал им пошевелиться.
Девушка подошла сначала к «зелёному», нащупала на шее нужную вену и ввела шприц.
Кровь попала внутрь шприца и перемешалась с ядом. Менты, как зачарованные, смотрели на действия своей «медсестры».
-Как здорово вершить правосудие, - произнесла она и выдавила жидкость из шприца.
Зелёный захрипел и через секунды упал замертво.
 Милиционерша подошла ко второму.
-Пощади, пощадите, - продолжал выть он.
-Да заткнись ты – не выдержал капитан, отвлекшись от компьютера. – Наверное, об этом же просили тебя бомжи? А вот теперь твоя семья, после изъятия имущества, станут бомжами. Вот всё чего ты добился. Урод. Пожалей лучше их.
 В этот момент девушка выдавила яд в шею второму садисту и он обмяк и затих.

 Капитан поднес камеру-сканер, к лицу Алекса, к его пальцам и губам.
-Готово, – он бросил Алексу пластиковую карточку – это твой паспорт, береги его.
там написано, что ты можешь пожить в этом доме. Но если через десять дней я найду тебя здесь, то отправлю за ними.
-Ты теперь не бомж, ты член общества, поздравляю, мажь этой мазью ожоги раз в день. Бинтовать не надо, - добрая милиционерша подмигнула Алексу на прощание и с силой поставила ему на грудь баночку с мазью. Алекс взвыл и скорчился.
 Двое ментов, помоложе, утащили трупы садистов с собой. По лесной дороге прошуршали шины, и стало тихо.

Алекс лежал на старых матрасах, раны и ожоги ныли, но как-то уже приглушенно.
Алекс улыбался. Это было ощущение, которое он давно забыл. Ощущение крыши над головой. Так и не вставая, даже чтобы закрыть дверь в дом, Алекс уснул.

                **

 Было семь утра. Андрей Александрович Лукашин проснулся нельзя сказать, чтобы в хорошем настроении. Наутро он всегда чувствовал себя разбитым и подавленным. Его врач по этому поводу только отшучивался, что, если после сорока, с утра ничего не болит, - значит, вы умерли.
Андрей Александрович не любил врача, и не верил ему, но что делать, когда
все более-менее порядочные специалисты, ещё лет восемьдесят назад, уехали из этой проклятой всеми страны и теперь, даже чиновников правительства лечили форменные идиоты. Господин Лукашин был в правительстве Великой Ингрии министром экологии и культуры.
 Когда-то, очень давно, это были отдельные два министерства, но теперь, когда в стране не осталось ни того, ни другого их объединили в одно. Да и вообще сейчас шла подготовка к тому, чтобы превратить их в подкомитет при министерстве рекламы и пропаганды. Это влекло снижение статуса, зарплаты и очень портило настроение.
Вдобавок всё усугублялось тем, что, несмотря на то, что Лукашинскому ведомству выделялось лишь полтора миллиона евро в год, а министерству поддержки монополий, к примеру, сто миллионов, спрашивали с него, как будто и в самом деле велась работа по поднятию экологической чистоты и культуры населения.
   Он постоянно заслушивался на заседании партийно-хозяйственного актива правительства о мерах по наведению чистоты, улучшения экологии и поднятии культуры в Питере. Готовил планы мероприятий. Но так как они не финансировались, планы оставались лишь на бумаге. Президент со всей серьёзностью спрашивал его об их выполнении, прилюдно ругал и критиковал Андрея по телевидению. А потом в личной беседе дружелюбно хлопал по плечу и ласково говорил:   
-Успокойся, Андрей Александрович. Ну, должен же народ видеть, что мы повышаем культуру и боремся с экологией. Ты же знаешь, что средств нет. А побыть козлом отпущения за твою зарплату можно. Да и запад должен видеть, что я, президент Великой Ингрии, пекусь об экологии и культуре. А запад, сам знаешь, это инвестиции. Это контракты на импорт. А инвестиции — это наша жизнь.
Андрей Александрович прекрасно знал, что один только ежегодный карнавал мутантов
с пятигорбыми верблюдами, людьми-слонами, волкозайцами и другими плодами радиационного фона обходятся городу как два бюджета его министерства, но он молчал. Молчал, потому что не умел ничего делать, кроме как быть министром. Да и денег пока не хватало, чтобы всё бросить и уехать в заветную Австралию, куда устремлялись все чиновники его ранга, выйдя в отставку. -А ведь ещё мой отец каждое утро бегал по утрам по парку, – промычал Андрей Александрович, глядя на серую дымку над мегаполисом.
Отец рассказывал ему, что тогда в далёком 2001 году, когда российская дума приняла закон, позволяющий захоранивать на территории России ядерные и химические отходы, все думали, что это будет происходить где-то в Сибири или в глуши тундры.
Но практичным буржуям того времени было выгоднее устроить это здесь под Питером на существующем полигоне Красная Яма. Сначала всё было хорошо: красивые газончики и берёзки, вокруг завода по переработке, автомобили на водородном топливе, возросшая мощность электросети, раздача бесплатных гамбургеров и колы по воскресеньям в «Макдональдсе». А потом страшный выброс радиации, вместе с чудовищной силы пожаром, только чудо спасло тогда сам город, а пригороды, все роскошные южные пригороды захлебнулись в радиационном пекле.               
 Андрей Александрович посмотрел на карту Великой Ингрии. На севере города, в районе Сестрорецка красной линией проходила граница с Суоми. «А ведь когда-то у нас там была дача» - с горечью подумал Лукашин. Финны выкупили тогда все дачи. Скупали землю, предприятия. Строили свои коммуникации. Это была экономическая агрессия. Находились горячие головы, которые хотели воевать с финнами, но политические интересы победили, и в результате граница отодвинулась к Сестрорецку и Всеволожску без единого выстрела.
Теперь на Ладоге хозяйничали пираты всех мастей. Карелы искали там нефть. Карельская республика, вместе с Вепсией занимала все берега Ладоги от Шлиссельбурга до Свири и Валаама. Карелия поначалу вела переговоры с Суоми об объединении, но те объединятся не захотели.
В Вепсии у власти были анархисты, которые давно готовились к войне с Карелией.
 На западе воинственная Эстония, проглотившая до этого Псковщину, строила свои дезактивирующие станции на границе, уже в районе Кингиссепа. А всё остальное от Южной окрестности Питера до Великих Новгородских Земель и было Великой Ингрией, министром которой являлся Андрей Александрович. Почти половину этой территории занимала свалка, кормившая город. Она была заштрихована на карте желтым, словно безлюдная пустыня, однако все знали, что там живет многомиллионная армия бомжей, сумевших устроиться в ингрийской жизни только там. Но об этом никто старался не думать.
 Да и зачем о чём-то волноваться. В городе было немногим более миллиона жителей.
Сбылись слова кого-то из членов правительства России начала века: «В будущем россиян станет меньше, но жить они будут лучше».
Те, у кого была хорошая работа, жили в шикарных квартирах с бассейнами и банями, заказывали еду на дом. В домах были дезактивирующие станция, у каждого маленького автомобиля, с водородным движком. Работа давала право на медицинское обслуживание, а в нём, после выброса нуждались все. Работали, в основном, или на каком ни будь из нескольких оставшихся в Питере, крупных предприятиях-монополистах, или на свалке. Там требовались профессиональные экскаваторщики, трактористы, охранники, диспетчеры, огромная инфраструктура опутывала – это самое огромное предприятие на территории бывшей России.
Но всё это благополучие было, каким-то мнимым. Стоило потерять работу и всё.
Прощай бассейны и машины.
Отложить средства на черный день не получалось ни у кого. Зарплаты хватало лишь на то, чтобы прокормить себя и семью и оплатить квартиру, дезактивацию и лечение. А больны были почти все. Радиация и химия не пощадила никого. Малокровие, астма, жуткие формы аллергии, опухоли. Люди старались вовсю держаться за жильё и зарплату, уходящую на его содержание.
Переселяясь в районы, эконом класса, люди почти лишались персональной дезактивации, и уровень медицинского обслуживания для них становился ниже. Статус человека определяла карточка-паспорт. Там было всё. Самым главным фактором отношения к человеку стала его категория. Основой для присвоения категории, была всё та же прописка. Человек, живущий в доме категории «Е» никогда не мог получить, то, что получал человек из дома категории «L».

 Экономистами было рассчитано так, что каждый все, что он зарабатывал тут же тратил, больше зарабатывал – больше тратил. Ведь каждый стремился быть здоровым. Сделать здоровыми детей. Это и стало стимулом жизни. Национальной идеей. Стремление повысить категорию.
Таким образом, само собой всё четко регулировалось и в принципе устраивало и сам народ, так как все были примерно равны, и оставалось только лишь молиться, чтобы не стать неудачником.
По праздникам люди ходили на карнавал мутантов. Дети любили цирк уродов. Молодёжь - бои без правил и нудистские дансинг холлы, где звучала электронная музыка «хеу», основанная на ритмах северных народов и изменениях частоты фона.
Люди постарше смотрели свои пятьдесят программ телевидения, которые щедро им
преподносило министерство рекламы и пропаганды, участвовали в интерактивных ток-
шоу, иногда ходили в рестораны, отведать, якобы натуральной, говядины и выпить
самого дорогого пива «Балтия- 2062».
 Без пива, впрочем, не обходилось ни одно из мероприятий, оно как-то вытеснило все другие напитки. Была «Балтия-чилдрен» без алкоголя. Была «Балтия-1300»-бурда для нищих, которую часто раздавали бесплатно.  Сладковатая «Балтия-ёрш» для любителей захмелеть побыстрей и ещё десятки сортов.
 Немногие непьющие злопыхатели утверждали, что «Балтия» изготавливается из искусственных красителей, вкусовых добавок и технического спирта. Поговаривали, что в некоторые сорта добавляли наркотики, но руководство «Балтии» парировало эти обвинения и говорило, что эти слухи распускает их основной конкурент «Пепси-Кока», которая сама допускает процент наркотиков в своих напитках.
 
 Безработным Великой Ингрии нужно было регулярно отмечаться на бирже труда и по её направлениям работать хотя бы три месяца в году, на свалке, это давало им право на пособие, которое позволяло жить в маленькой однокомнатной квартирке с душем и кухней, три раза в день питаться в «Пельмендональдсе», жареными пельменями и пить самую дешевую «Балтию».
«Пельмендональдс» и «Балтия» являлись основными спонсорами программы по борьбе с безработицей и получали солидные транши от правительства на развитие производства.
Но если человек нарушал эти несложные правила ингрийского общежительства, он моментально выбрасывался за городскую стену, и обратной дороги для него не было.

Основным условием проживания в городе была квартирная плата. Платил больше - жил лучше, платил меньше - жил  хуже, не платил вообще, отправлялся за стену. Правила были просты. Стоило не уплатить в течение двух месяцев и всё, ты безжалостно отправлялся за границу города. В магнитном паспорте, делалась соответствующая отметка, после которой ты навсегда пополнял армию бомжей. Некоторые счастливчики, правда, сумели устроиться на работу и за городом, и тогда у них появлялась крыша над головой, но таких были единицы.   

 Глядя из окна своей водородной «Волги», Андрей Александрович невольно думал: «В какое же дикое общество, превратились мы все, за какие-то тридцать-сорок лет. А может, всё началось гораздо раньше? Кто теперь это вспомнит, да и зачем вспоминать?» Он отогнал от себя эти мысли. Он не имел права так думать. Он министр. Министр счастливого народа.
 Около десяти он въехал во двор Смольного, отпустил водителя и медленно пошел
по скверу мимо памятников, украшавших двор. Здесь стояли Ленин, Киров, рядом с ними Пётр, работы Шемякина, восстановленный, после того как вандалы отпилили ему голову в Петропавловке. Памятник двум первым мэрам города, стоявшим в обнимку и простирающим вперёд ладони, рядом с ними крупный эколог начала века, Фролов, дальний предшественник Лукашина, благословивший ввоз ядерных отходов.

  Выделялась скульптурная композиция семьи академиков, все в очках и шарфах поверх пиджаков,  передающих друг другу, по цепочке скульптурное изображения дворца Эрмитаж. Муссолини, подарок итальянского правительства. Чуть поодаль скульптурное олицетворение счастливого народа, над ним памятник нынешнему президенту.

 Здесь было на что взглянуть. Все остальные памятники в городе, которые не успели свезти сюда, за охраняемые ворота, были или разбиты людьми, или разрушены временем. Андрей Александрович любил проходить здесь, он чувствовал себя причастным ко всему, что происходило в Ингрии, когда-то он в душе надеялся, что и его заслуги воплотятся в бронзе. Но теперь он больше хотел в Австралию.
"Почему же за границей так люди хорошо живут?" – терзался всё время он, - "Наверное потому, что там чиновники не хотят уехать за границу. Им ведь не надо, они и так за границей".
 Он вошел в здание Смольного и, пройдя просветку охраны и газовую ви-ай-пи дезактивацию, зашагал в приёмную президента.

 Президент – маленький худощавый с редкими светлыми волосами человечек, на этот раз был задумчив.
 -Привет, привет, Андрей Александрович, – не вставая с кресла, он указал рукой на стул. За руку он ни с кем не здоровался.
-Здравствуйте господин президент.
-Я бы хотел обсудить с вами один проект, Андрей Александрович.
-Я весь внимание, господин президент.
-Вам ведь конечно известно, какое влияние на всю экономику нашей страны
оказывают корпорации, создающие здесь свои филиалы. Это самый мощный источник доходов бюджета и благосостояния. Но мы вынуждены признать, что источник этот не вечен, потому что потребительские возможности нашего рынка ограниченны. Вдобавок численность народа в городе падает, а поэтому падает и покупательная способность города. Хорошей рабочей силы тоже уже не хватает. Теперь ведь эмигранты к нам не стремятся, как пятьдесят лет назад. Армия бомжей, количество которой уже давно превысило количество горожан в пять раз тоже требует затрат.  Удивительно и то, что смертность среди горожан, проходящих дезактивацию, регулярно посещающих   врачей, всякие клубы, хорошо питающихся, превышает смертность среди бомжей. А рождаемость, у людей, которые едят крыс и радиоактивные грибы, не имеют акушерской помощи, живущих в домах из картона и развалинах, намного превышает   городскую. Горожане редко заводят семьи. Вот вы, например, и то не женаты, а ведь вы министр.
  -Ну, если речь идёт обо мне, господин президент, то я согласен, хотя я не уверен, что лично взорву демографическую ситуацию в стране.
-Ирония здесь не к чему. Мы должны переменить ситуацию в корне. Нужно дать городу свежую кровь.
 Президент немного помолчал и продолжил:
-Нужно открыть новые рабочие места, а для этого вытащить из среды бомжей наиболее лучших, а там есть такие, уж поверьте, и начать создавать нового человека. У нас есть резерв – наши бомжи. Пока это балласт, который тянет нас ко дну, но есть план, как превратить его в движущую силу нашего общества. Мы родим нового человека, и тогда начнётся подъем на всех видах рынка.  Начнется борьба за выживание и люди станут умнее, острее, активнее. Начнут создавать новые предприятия. Мы снова разрешим любые виды мелкого бизнеса. Статистика говорит о том, что и рождаемость возрастёт в подобных условиях и новые корпорации придут, они увидят, что мы перспективный рынок. Растормошим старые заводы. Вон их сколько. Сами начнем выпускать чего ни будь. Только надо решить – чего? А там ускорим дезактивацию и начнём развивать туризм. Построим гостиницы, может даже заставим владельцев открыть Эрмитаж.

 Лукашину казалось, что президент бредит, но что-то подсказывало ему - это всё лишь вступление и основное шоу впереди. Андрей Александрович живо представил себе туристов, летящих на геликоптере через самую большую в мире помойку и еле заметно улыбнулся.
Но президент вошёл в раж и продолжал:
-Короче говоря, у нас идёт самый настоящий застой, который надо всколыхнуть, но для этого нужно создание нового, принципиально нового рынка. Речь идёт не о каком-то временном коммерческом проекте. Речь идёт о перестройке нашего общества.
Президент перешел на шепот:
 -Это будет революция. Я хочу объявить войну существующему положению вещей. Войну тем, кто не примет этот проект, даже если это будет «Балтия».
  Президент умолк, бесшумно прошелся по кабинету, затем театрально замер посредине
 и глядя в глаза Лукашину, продолжил:
  -Для этого всего мне нужна команда. Команда, не связанная с корпорациями. Команда людей, которым дорога Великая Ингрия, которая не довольна нынешним загниванием. Нужна новая и свежая кровь. Чистые и честные политики поведут нашу небольшую, но великую страну вперёд. Вы согласны войти в такую команду?
    -Конечно, - не задумываясь, ответил Андрей Александрович. Он прекрасно знал,
что если он откажется, после того как президент посвятил его в свои планы, то через час, большее два с ним приключится инфаркт и врачи, конечно же, не смогут ничего поделать.
  - Но, господин президент, я не понимаю каким образом всё это сделать, я не вижу выхода из нашего застоя. То о чём вы говорите, может произойти через много лет. У нас давно нет никакого рынка. Наши заводы в руинах. Свалка не может приносить больше прибыли, чем она приносит, даже если мы всех бомжей переселим в город и обучим в университете. Туризм? Не понимаю, как. Мелкий бизнес? Не понимаю зачем. У нас нет резервов.               
-Ошибаетесь, и поэтому вы министр, а я президент.
 
Андрей Александрович привстал и почтительно поклонился.
-Пройдём в соседнюю комнату. Вы увидите, что мы сидим на золоте. Недооцениваете науку.
В комнату отдыха допускались лишь самые приближённые лица государства, и было их не много. Лукашин входил туда впервые. Войдя, он удивился, как много народу уже было там: вокруг широкого, но низкого, уставленного крепкими напитками стола, на креслах расположились шесть человек. Министр пропаганды и рекламы Кравченко, начальник охраны президента Запордуев, заместитель министра госбезопасности генерал Швара, генерал армии Разумовский, ментовский генерал Свищов и какой-то неизвестный Лукашину маленький полный иностранец.
  -Ну вот, Андрей Александрович, прошу любить и жаловать - это и есть та команда, о которой я вам говорил. Вы знакомы со всеми, кроме мистера Ван Румана, дорогого гостя и финансового вдохновителя нашего проекта.
Они поздоровались. Лукашин сел со всеми и через момент держал в руках фужер со столетним коньяком из смольнинских погребов.
-Все вы, безусловно, знаете, господа, что сейчас твориться в США, некогда самой могущественной и великой державе, - начал президент, -но эта держава потеряла чувство реальности и во внутренней и во внешней политике и вот результат. Двухсотлетние расовые противоречия выплеснулись наружу.  И сейчас там от юга до севера нет уголка, где не лилась бы кровь, не было повышенной радиации, и не рушились бы небоскрёбы. Цветные побеждают в этой войне. Под контролем негров все руководящие посты более чем на половине   территории штатов. А это означает после войны перераспределение капитала, абсолютно невыгодное очень значительным финансовым кругам. Продолжайте, мистер Ван  Руман.
- Война в штатах вишля на тот рубешь, когда бомбардировками уже ничего нелза
ришить, нужны действия сухопутной армии. А этой армии у белых фактически не осталось, когда как к цветным прибывают пополнения из Африки, Азии, Латинии. Нужны солдаты и мы с вами вместе дадим их штатам. Вернее, продадим. Вы даже не представляйт сэбэ, о каких суммах идёт речь. Это миллиарды евро. Миллиарды.
- Где же мы возьмём этих солдат? - простодушно заметил Андрей Александрович.
-Бомжи, дорогой коллега, бомжи, - ответил президент.
-Но как? – изумился кто-то ещё.
-А вот как, - Ван Руман встал и открыл встроенный раздвижной шкаф.
-Я приехать к вам, не с пустыми руками.

Вздох изумления пронёсся по залу, только президент спокойно сидел, улыбаясь кончиками губ. 
Из шкафа вышел человек, абсолютно голый, будто бы мужчина, хотя и без всяких половых признаков. На голове, казалось, у него шлем, но, когда он подошел ближе, можно было увидеть, что это верхняя часть головы единое целое с каской и маской, защищающей глаза. В левую руку был вживлён автомат, какой-то неизвестной всем присутствующим, конструкции, его дуло выступало вместо кисти, в правой руке, под ладонью, торчал вживлённый нож - мачете и куча ещё всяких крюков и приспособлений, явно для рукопашного боя.
Ван Руман бросил на стол несколько фотографий и сказал, выдержав паузу:
-Это мой телохранител, продукт генной инженерии и компьютеризации мозга, произведён в Амстердаме, количество рук можно увеличить ещё вдвое. Может управлять любой техникой, произведённой на Земле. Но главное достижение, в отличие от предыдущих моделей – это высокосознательный киборг, в его так называемый, мозг можно закачать определённую идеологию. У него может появиться цэл жизни.
-Цель моей жизни защищать Вас мистер Ван Руман, произнес киборг неожиданно приятным голосом, по-русски, абсолютно без акцента.
-Вот видите, - мистер Руман сел, – а теперь я хочу обратить ваше внимание на фотографии. Вот кем был Цербер в прошлом.
 На фотографиях был нищий клошар. На одной он был изображен собирающим милостыню в Амстердаме, на маленьком мостике. На других, уже в лаборатории, но раздетый он вовсе не походил на супервойна, который стоял перед ними.

-Наличие атлетических данных, как видите, вовсе не обязательно, главное не это, а возможность генетического фона, воспринимать изменения, которые мы будем вносить. Не все взятые для переделки модели смогут дойти до конца, - говорил уже президент. Его глаза стали словно стеклянными, губы сжались, пальцы непрерывно перебирали по столу. В такие моменты Андрей Александрович боялся его.
 -В начале нашего столетия уже делались попытки создать клонированных людей, но официально это было запрещено, - продолжал президент.
-Теперь же когда США и международные институты больше не являются мировыми жандармами никто не в силах помешать нам, создавать этих новых людей. Безусловно, господа, вы должны понимать, что после окончания войны в Америке, как уже говорил господин Ван Руман, наступит передел мировой собственности, да такой, с которым в истории ничто не может сравниться. И от нас с вами зависит, какую роль в этом переделе сыграем мы и наши потомки. Не даром мы называемся Великая Ингрия.  Кто сейчас эти люди? Хуже скота, копаются в дерьме, словно крысы и их около пяти, а то и шести миллионов. Они разносят болезни, нарушают законы, плодят себе подобных. Наши нынешние бомжи — это только угроза людям, решившим жить нормально. Мы же наполним их жизнь смыслом. Солдатам - киборгам будет присущ   патриотизм, карьеризм, беспощадность к врагу, упрямство, так же как и обычным военным. Они также будут рады орденам и медалям. Будут стремиться отличиться, чтобы получить доступ к более сложным и мощным видам оружия.  Это будет совершеннейшая из всех имевшихся на Земле армий. Одновременно с тем, как мы поможем нашим заокеанским братьям мы сможем создадим киберклонов и для себя. Не забывайте вокруг нас враждебно настроенные, мелкие государства.

Лукашин сидел ошарашенный всем услышанным и увиденным. Киборг стоял по стойке «смирно», и смотрел, казалось прямо на него. Лица присутствующих выражали восторг. Генералы кивали головой. Ван Руман тихонько хихикал. Президент продолжал что-то говорить, размахивая руками. Андрей Александрович почувствовал, что ему сейчас станет дурно, от взгляда этого киборга, налил себе полный фужер коньяка и осушил его залпом.
 
Поздно вечером он сидел в своей гостиной, у голографического камина, тянул коньяк и думал: зачем президент втянул его в эту игру. Видимо его заслуги добросовестного и безотказного исполнителя, наконец-то принесли плоды. Теперь он не просто министр захудалого министерства, он член тайного общества, которое возможно будет править миром, а может и уже правит. Кто такой этот Ван Руман? Может это член мирового правительства! Финансовый генерал, о которых, так много говорят, но, которых никто не видел. А он видел! Гордость начала переполнять его.  Андрей Александрович Лукашин сын простого учёного – учавствует в работе мирового правительства и от него зависит передел мира.    
Лукашин растянулся на старинной кровати, которую купил на аукционе в Эрмитаже ещё лет десять назад, и плавно отключился. Ему снились бомжи. Тысячи рук тянулись к нему. «Мы хотим быть солдатами»- скандировали они. Под утро приснилась женщина, молодая и красивая. Лукашин страстно хотел её и медленно и долго раздевал, путаясь в многочисленных одеждах, но, когда, наконец, раздел оказалось, что это мускулистый киберклон без половых органов.

Лукашин проснулся, вскочил и весь мокрый от холодного пота поплёлся в бассейн, проклиная головную боль и вновь начинающийся день.
               
                ***               
 
 Алекс пролежал, не двигаясь два дня. Непривычное ощущение крыши над головой было настолько прекрасным, что он не чувствовал даже голода. Вернее, не думал о еде. Покой был полным. Он проваливался в сон, и ему снились картины далёкого детства. Просыпался и лежал, глядя в потолок, потом снова засыпал. Такого счастья он не испытывал давно. С этим не могли сравниться ни ящик «Балтии», ни найденный в мусоре кусок золота, бывало и такое. Жалко только Собчака. Его единственного друга, который сейчас сопел бы рядом.
 Алекс спал, когда скрипнула дверь и в комнату проскользнула девушка в прорезиненном комбезе. Она прошла по комнате и в ужасе отпрянула, увидев Алекса.
Мгновенно в её руке оказался старинный револьвер, который она навела на Алекса.
Такой он и увидел её, открыв глаза.
-Ты кто? - пронзительным голосом спросила она.
-Алекс.
-Что ты тут делаешь? Это наш дом.
-Мне разрешили. – Алекс полез в карман за паспортом.
-Папа!! – завизжала девчонка.
В тот же момент в комнату влетел огромный бородатый верзила, лет пятидесяти и клацнул перед носом у Алекса помповым ружьём, неимоверного калибра.
Несмотря на эти, уставленные на него стволы, Алекс совсем не боялся этой парочки, скорее те опасались его, но курок ведь можно нажать и из опасения.
- Послушайте, меня привезли сюда двое садистов. На мне сейчас нет живого места,
я с трудом разговариваю, всё болит. Потом приехали менты, их арестовали, был суд и казнь, прямо в этом доме, а мне, по решению судьи разрешили остаться здесь на десять дней, чтобы подлечиться. Вот паспорт, туда внесли всё это. Они сказали, что дом заброшен.
Револьвер медленно опустился. «Помпа» продолжала смотреть в лицо.
Девушка взяла паспорт и вышла на улицу. Через пару минут верулась.
-Ну что там? - спросил отец.
-Все так, как он говорит, - ответила она, видимо в машине стоял компьютер,
на котором она проверила магнитную карту.
   - Ну, так и что с ним прикажешь делать, - было видно, что папаша с большим удовольствием пустил бы ему заряд картечи в голову, но стеснялся дочери.
  -Пусть валяется здесь, мы всё равно не пользуемся этим домом.
  -Слышь засадированный, - папа бросил Алексу его паспорт, -можешь жить здесь, пока не оклемаешься, присмотришь за домом. Этот дом наш,ты понял?
-Понял.
-Если хочешь, приходи потом, по лесной дороге три километра от сюда на запад.
Лес кончится, начнётся поле, там и увидишь нашу ферму. Я буду всё равно нанимать работников, если нужна работа – приходи.
Потом обратился к дочери:
-Оставь ему воды и пожрать что ли.
Папа закончил свою речь совсем миролюбиво и, даже опустил ружьё, хотя недоверие сквозило в его взгляде.
Девушка принесла Алексу несколько банок настоящей тушёнки и пятилитровый пластмассовый баллон воды.
-Консервный нож здесь найдёшь, – бросила девчонка на прощание.               

Хутор фермеров Сориных состоял из добротного кирпичного дома, и кучи пристроек и сараев облепивших его с разных сторон. В народе его называли Шанхай. Начинал его строить Анатолий Сорин, дед нынешнего хозяина. Дед этот был известен в этих местах как человек необычайно затейливый и предприимчивый. Он содержал авторемонтную мастерскую, которая однажды сгорела, потом в захваченной им муниципальной бане, без всяких лицензий, открыл «медицинский центр» по очистке организма посредством клизм и уринотерапии. 
 Центр не пользовался популярностью у местных жителей, и его пришлось закрыть, а баню местные власти вернули штурмом.
 Потом он жарил шашлыки на трассе, избирался местным главой, торговал лесом, правда, в убыток. Пускал бездетные пары, за умеренную плату, переночевать в, построенную им, огромную жёлтую пирамиду, обладающую, якобы, целебными свойствами, для зачатия. Под конец жизни, когда мясо в магазинах, уже невозможно было, есть не думая о ящуре, бешенстве и лептоспирозе, он сделался фермером, и стал выращивать свиней. Тогда-то дед Сорин и построил эту ферму, на которой теперь жил его внук, которого тоже назвали, в честь деда, Анатолием и его правнучка Зарина.

Алекс пришёл к ним на шестой день, после их встречи, рано утром, и заявил, что готов на любую работу.
 Его дезактивировали, напичкали лекарствами, одели резиновый костюм, хотя дозиметр, висевший у Сориных на крыльце, показывал всего восемьдесят микрорентген, и через два дня Алекс уже готовил картофелеуборочную машину к выезду в поле.
Из-за природных изменений картофель созревал теперь в июле, некоторые выращивали два урожая, но самое трудное было его продать. Сорины за два - три месяца труда на поле, обеспечивали себя картошкой на весь год, и несколько тонн продавали в Питер, в ресторан. Это позволяло им довольно безбедно жить. Они даже платили небольшие налоги и слыли в округе людьми уважаемыми.
Регулярно, при посадке и сборе урожая, они нанимали работников. Но местные долго не могли продержаться, так как Сорин не любил ни наркоманов, ни пьяниц.
Алексу он сказал сразу:
-Вот эти таблетки избавят тебя от тяги к алкоголю на год. Если хочешь у меня работать - принимай, даю бесплатно, но, если нажрёшься, хоть раз, сразу уволен. Я даю их всем придуркам, что устраиваются ко мне, но могут не пить далеко не все.
Уже через день Алекс с удовольствием отметил, что мысли о «Балтии», которые сушили его в старом соринском доме, исчезли, словно он никогда и не пил.
Такие таблетки очень дорого стоили, и достать их было трудно так как «Балтия»
скупала их оптом, не допуская в розничную сеть, но Анатолий где-то доставал.
Правда, на некоторых работников они всё равно не действовали, но, наблюдая за Алексом, Сорин с удовлетворением заметил, что тот, несмотря на первые полученные евро ни удрал в поселок и не пропил ни копейки. 
 Вскоре Сорин уже доверял ему сидеть за трактором. В свободное время Алекс лежал в отведённой ему коморке и читал все книги подряд, все, что находил в их доме.
Ему казалось, что он вернулся в своё детство в счастливый дом, в котором тоже была куча книг, и в котором жило счастье, пока ядерный выброс не уничтожил эту жизнь и не выбросил на помойку его вместе с миллионами других, в один миг лишённых всего, людей.
Увидев его тягу к книгам, Зарина взяла на себя роль библиотекаря и учителя.
Она смеялась, когда видела, с каким наслаждением он читает Майна Рида или Фенимора Купера. Ей казалось, что эти книги для детей. Она лишь потом поняла, что и имеет дело с ребёнком, с большим ребёнком. Она, смеясь, называла его газонокосильщиком и он улыбался, не понимая, что она имеет ввиду. В стране уже лет пятьдесят не показывали старых фильмов, на ТВ крутились лишь современные, напичканные рекламой, в которых сквозила идеология той группировки, которая находилась у власти в тот момент, когда кино снималось.

 Иногда они вместе смотрели старые фильмы с, чудом сохранившихся у них DVD дисков.
Однажды, когда отца не было дома, Зарина привела Алекса в его кабинет.
-Всё что мы с тобой проделаем должно остаться в тайне, иначе я очень огорчу отца.
-Хорошо.
-Я могу поднять твой Ай Кью. Знаешь, что это?
  Алекс покраснел. А Зарина невозмутимо продолжала:
 - Мы сейчас увеличим твои интеллектуальные способности. Это устройство ещё мой дед спёр у американцев, на «Каттерпиллере», во время пожара. Он был, одно время, пожарным. Здесь недалеко стоял завод «Каттерпиллер», построенный американцами. Но наши работяги никак не могли научиться работать на тамошней технике. Вот америкашки и придумали тогда этот прибор. Правда, это им не очень помогло. Весь завод случайно сгорел, по вине сварщика, тоже обученного, кстати, на приборе. Теперь этому сварщику стоит памятник в Питере, как герою, боровшемуся с американской экономической экспансией.
Продолжая болтать, она прикрепила Алексу, какие-то датчики на липучках и с очень тонкими иголками, которые воткнула ему в виски, в мочки ушей, на какие-то точки в голове, которые долго искала, и на запястья. Подключила коробку, куда уходили провода от датчиков кабелем к старинному компьютеру, которые были утилизированы даже в Ингрии, уже лет тридцать назад.
-Готов, газонокосильщик? - Зарина достала шприц и большую ампулу, и начала заправлять шприц.
Алекс кивнул. Зарина ловко перетянула резиновым жгутом руку Алексея и ввела ему в вену, какое-то вещество. В этот момент Алекс вспомнил виденный им недавно суд и смертельную инъекцию. Он испугался и захотел вырваться, но было поздно. Тело быстро охватил жар, будто в парилке и он провалился в небытие.
 Это было сильное средство, активизирующее определённые участки мозга, а при помощи тоненьких иголок, воткнутых в акупунктурные точки, в мозг и шло насыщение информацией.
Существовало три типа программ. Зарина закачивала Алексу IQ-2, программу
в течение получаса доводящую интеллект человека до уровня выпускника приличного колледжа.
-Зарина, кто разрешил тебе это делать,- раздался в дверях голос отца. -Ты ведь даже не знаешь о возможных последствиях, – Сорин подбежал к компьютеру.
-Какой это уровень?
-Второй.
-Если его мозг не осилит этот уровень, он просто сойдёт с ума. За такие опыты нас могут приговорить к смертельной инъекции, – шепотом продолжал он. – Дура, какая же ты дура.
Зарина отвернулась.
-Я хотела, как лучше. Он сообразительный. Я хотела сделать нового человека. Я давно мечтала об этом. Я хотела его сделать таким как я. Мне здесь ведь даже поговорить не с кем! – упрямо ответила она. – Что отключить?
-Тихо, процесс уже нельзя прерывать.
-А, что ему терять? Бомжовскую жизнь? Он нахватал столько радиации, что
всё равно долго не протянет. Я дала ему шанс стать высокоразвитым человеком.
Мне было интересно, я уже год как хотела провести над кем ни будь этот эксперимент.
- Убирайся отсюда. Эта программа создавалась лишь для того, чтобы просто улучшать профессиональные навыки рабочих. Я годами наполнял её информацией, но не для того чтобы использовать на первом встречном.   
Зарина вышла, хлопнув дверью. Алекс вздрогнул, но не открыл глаз.

 Зарина знала, для чего отец часами работал с этой программой. После смерти мамы, он долго пытался найти себе жену. Но не получалось. Ему нужна была точная копия мамы, а таких не было. Тогда-то в голову фермера Сорина, который, по предприимчивости, был в своего деда, и запала мысль найти себе жену с подходящими внешними данными и наполнить её мозг информацией через тоненькие иголки - датчики, воткнутые в нервные окончания. Но пока что не попадалось подходящего объекта, да и программа была ещё несовершенна.
 Сорин упорно продолжал работать над тем, что он должен был запихать в голову будущей подруге. Сейчас он с ужасом смотрел на судорожно вздрагивавшее тело Алекса при более интенсивном гуле компьютера. Выдержит ли голова Алекса? В неё попадал многолетний труд, бессонных Соринских ночей.
  Через полчаса Сорин выключил приборы, отсоединил датчики и отнёс почти бездыханное тело Алекса в его комнату.
Алекс проснулся на следующий день поздно, кружилась голова слабость и недомогание продолжало удерживать его в постели.
  За окном Сорин остервенело, вел трактор. Сзади Зарина сама управлялась с картофелекопалкой.
Алекс встал. В голове почему-то крутились непонятные английские слова какой-то
старинной песни, которую он раньше не слышал: «А kind of magic».
-Что за ерунда. Это всё волшебство, – перевёл он.
Программа IQ-2 включала в себя и английский язык, хотя и на начальном уровне. Голова точно разрывалась от скорости летающих там мыслей: «Надо идти в поле. Сегодня я проспал. А почему я должен идти? Зарплата. Сорин платит мне копейки, у меня нет контракта. Нет выходных. Почему я. Я, человек, высшее создание, должен идти и подчиняться другому человеку, какому-то фермеру и его чокнутой дочери.  Может сегодня же залезть к ней в постель. Ведь я не был с женщиной уже сколько? Даже не помню. И почему мне раньше не приходила в голову эта мысль.
Что же там она мне говорила об улучшении умственных способностей? Да, похоже, она и действительно растормошила мой мозг. Значит я стал умным. Ещё вчера я пошел бы выполнять эту тупую работу, управлял бы прошловековой картофелекопалкой и ссыпал бы картошку в хранилище. Ну, нет, не теперь. Что вообще я делаю здесь?»

Вопросы душили его. Алекс сел на кровать и, обхватив голову руками, думал, вспоминал то, чего раньше не знал, пытался расставить по полочкам весь тот объем информации, набитый в его бедные мозги всего за час. Голова болела, кружилась и её в прямом смысле, будто распирало от идей.
 Сорин повернул трактор домой. Вместе с дочерью они зашли в комнату к Алексею.
Тот сидел на кровати и о чем-то думал, глядя в одну точку.
-Как дела сынок? Не пора ли поработать?
-А не пора ли пересмотреть наши трудовые отношения?
-Что ты имеешь ввиду?
-Я хочу заключить контракт.
-Ну, ну. - Сорин сел на край кровати Алекса.
-Вы получите с урожая картошки порядка пяти тысяч евро.
-Тааак, – Сорин глупо улыбался.
-Исходя из законов экономики, не углубляясь в подробности, скажу, что зарплата наёмных рабочих должна составить, порядка двадцати процентов. То есть тысячу евро. Питание и ночлег, которые вы мне предоставляете, оценим в сто евро, максимум. Итого с вас девятьсот евро, плюс вы должны перевести за меня начисления в пенсионный и медицинский фонды чтобы они занесли всё это на мою магнитную карту. Вы же пообещали мне всего сто евро за сезон и никакого социального пакета. Налицо использование дармовой рабочей силы и нарушение трудового законодательства.
Зарина, прислонившись к стене, захлопала в ладоши и засмеялась. Сорин улыбался, но какой-то злой улыбкой.
-Какие ещё будут требования?
-А ещё сегодня ночью я хочу спать с Зариной и прошу на это её разрешения и вашего отцовского благословения.  Зарина перестала смеяться и, приоткрыв рот, опустилась на табуретку у двери, и зашлась хохотом.
-Благословение, значит.  Отцовское, значит, – Задумчиво повторял фермер, вставая и медленно выходя в другую комнату. – Отцовское. Согласие. Согласие. Отцовское.
-Ну, ну, ну. Да, да, да, - удаляясь, слышалось, по мере того как отец уходил по коридору.
-Ты хоть подумал, что спросил? – произнесла Зарина, приходя в себя.
-Я думал всё утро. Ты мне нравишься. У тебя никого нет. Почему бы и нет. Я, конечно, был бомжом, но теперь я наемный работник. И совсем не глупый, как ты сама знаешь.               
-Нет, мы не равны и никогда не будем.
-Отцовское согласие! – громко раздалось из коридора вместе с клацанием помпового ружья. – Сейчас ты получишь отцовское согласие и контракт, вместе с благословением!! – Взревел Сорин, врываясь в комнату.
Ноги Алекса выпрямились, словно пружины и он, в одно мгновение вылетел в раскрытое окно, при этом задев створку и услышав звон битого стекла.
Грохнул выстрел. Секунду Алекс лежал на траве, очухиваясь от удара падения и грохота выстрела, затем бросился к лесу, прямо через огородные грядки фермера. Грохнул второй выстрел.
-Папа, не надо! – раздался крик Зарины.
 Огромный пёс, кавказский волкодав, на счастье, Алекса был привязан и только раздирал собственную глотку свирепым лаем.
 У леса Алекс обернулся и вновь услышал выстрел и дымок у окна. Сорин пальнул в лес наугад, но догонять Алекса не стал.
 Алекс быстрым шагом пошел по лесной тропинке, стараясь успокоить дыхание и нервы.
 В лесу стояла мертвая тишина, отсюда давно ушли все звери и птицы, лишь
гигантские муравьи нарушали тишину своим топотом по опавшей хвое. Лес тоже напоминал свалку. Свалку мертвых деревьев.
 Никакой лесной службы давно не существовало. Её реформировали после отделения от России, а когда иностранцы перестали покупать радиоактивные брёвна, то она и вовсе самоликвидировалась. Иногда встречались белки с вылезшей шерстью. Временами каркали вороны. Далёкий гул геликоптера или редкой машины на шоссе возвращал Алекса к действительности и напоминал, что он на земле, а не в мифическом загробном мире.
 
 Алекс вышел из леса часам к пяти вечера, весь изодранный о бурелом. Прорезиненного костюма у него теперь не было. Он снова стал набирать микрорентгены. Но было как-то всё равно. В кармане у него было десятка евро, полученная у Сорина, а в животе пусто. В этом лесу ,почему – то, совсем  не было грибов. 
Выйдя на шоссе, Алексей, с радостью увидел полустёртое название населённого пункта на табличке, прикреплённой проволокой к перекошенной трубе: - «Любань».
«Любань, так Любань может здесь удастся, что ни будь съесть», - подумал он.
 Алекс добрёл до развалин старинного дома с вывеской «Витязь»
Внутри сидело несколько человек за разными столиками, и приговаривали «Балтию».
Алекс заказал себе кружку «Балтии» и горку чипсов с грибами. Медленно жуя чипсы и надуваясь пивом, он смотрел в окно на развалины домов и думал, как же надо было всем вместе так ненавидеть свою страну, чтобы превратить её в такое дерьмо. Думал, как быть дальше. Раньше его не посещали такие мысли. Он сравнивал себя прежнего с каким-то слепцом, открывшим глаза на этот мир лишь сегодня утром. Было впечатление, будто он сегодня вспомнил, то, что знал раньше. Знал, но забыл и теперь радовался, как ребёнок, вновь обретённым мыслям и знаниям.
Его душа трепетала. Он хотел подсесть к людям за соседними столиками и начать рассказывать об истории, о географии, об искусстве. Его распирало от желания встать и крикнуть: «Слушайте все…»
 Углубившись в мысли, он не заметил, как в кафе зашла банда местных скинхедов.
 Бритоголовых было четверо. Затребовав себе пива и усевшись, они водрузили на стол ноги и раскачиваясь на стульях тут же начали плеваться и оскорблять всех присутствующих разными словами. Народ поспешно ретировался. Алекс продолжал смотреть в окно.
 Через минуту один из них подошел к Алексу:
-Ты что не видишь, что здесь сегодня мы.
-Я, что мешаю?
Алекс почему-то никак не ожидал плохого, ему никогда не были неприятны эти ребята. Он не боялся их. Ну, скинхеды и скинхеды. Он же не еврей. Удар кастетом по голове развеял его заблуждения. В голове что-то зазвенело, и мириады жёлтых искр ослепили его.
 Скинхеды били его недолго. Как только Алекс упал без чувств, они вынесли его из трактира и бросили посередине Московского шоссе, предварительно выпотрошив карманы.
                ****

 Андрей Александрович вошел на станцию метро «Садовая». Собственно, метро уже давно не работало.
Ещё в конце прошлого века его стало потихоньку затапливать грунтовыми водами. Пытались чинить, но безуспешно. А через десяток-другой лет, метро окончательно прекратило действовать. Затем создавали Великую Ингрию, потом выброс, было не до метро. О нем вспомнили сейчас, когда необходимо было создать Завод. Так в верхах называли эту огромную лабораторию по созданию «нового человека». Слухи о том, что в метро что-то происходит, просачивались и наверх. Но народ это мало интересовало. В прессе промелькнуло сообщение, что там строят сеть подземных гаражей, и это всех устроило.
На самом же деле там был создан Завод. Бомжей отлавливали прямо на свалке и в закрытых огромных грузовиках отвозили в город. Назад никто не возвращался. Все считали, что производится программа правительства по социальной адаптации бомжей. Говорили, что их потом будут направлять на работы в Суоми. Некоторые сами просились в грузовики. Оставшихся устраивало, что конкурентов на свалке становилось меньше.
 Так или иначе, Завод функционировал и президент, и его команда ожидали, когда можно будет отправить первую партию суперсолдат.
На Заводе работало много иностранных специалистов. Они практически не вылезали оттуда. Андрей Александрович, отвечал за поступление нового человеческого материала и сортировку его по специальностям. Начинали, конечно, с раздевания и полной дезактивации, потом в особом зале к бомжу, получившему укол наркотика, подключали аппаратуру и проверяли уровень его интеллекта.
Для этого требовалось всего около пяти минут. Затем мозг обрабатывался, и накачивался информацией, в зависимости от того к какой военной специальности определяли пригодным бойца.
Процедура напоминала соринскую. Только техника была специальная и последних разработок. Здесь не требовалось повысить общий образовательный уровень. Нужно было лишь направить мозг на приобретение нужных навыков. Активизировать одни участки и притупить другие. Иногда этому мешали так называемые «лишние» участки.
 У некоторых «лишние» доли мозга удалялись простейшим хирургическим путём. Делалась, так называемая, лоботомия. Меньшие изменения делались, при помощи электрического тока.
 Затем десятки микроскопических датчиков вживлялись в те места, где находились нервные окончания, и через них корректировался мыслительный процесс, и закачивалась необходимая информация. Сюда входили и военные навыки, и знания тактики, и то необходимое честолюбие, о которых говорил Ван Руман.
Эту лабораторию называли интеллектуальным цехом. Здесь работали лучшие врачи и компьютерщики. Возглавляла цех, грузная дама с бульдожьим лицом, потомственный врач. Её бабка, ещё в начале века, применяла лоботомию при лечении наркоманов.  Потом проводилось тестирование, на котором мозг человека сканировался. Тогда и выяснялось, что получилось из бомжа.  Для всех стало неожиданностью, что люди с повышенными интеллектуальными способностями труднее поддавались «переделке». Почти всегда здесь требовались хирургические операции, и был велик процент брака, когда приходилось отправлять тело в крематорий. В таких случаях начальство приходило в ярость, ведь затраченные евро было не вернуть, себестоимость росла, а средств, как всегда не хватало. Хорошо, хоть, что не было задержек с человеческим материалом.
 Потом под наркозом делалась хирургическая операция. Одному вживляли автомат, другому пистолет и нож-тесак, третьего приспосабливали под управление пушкой или пулемётом. Такой солдат не сдавался в плен, и выбить оружие из его рук было невозможно. Гелевые мышцы накачивались нечеловеческой силой. Черепная коробка была единым целым с ударопрочной каской, выдерживавшей полторы тонны. Под ней рация с практически вечной батарейкой.
 Андрей Александрович шёл по коридору, через отсеки, двери которых сами раскрывались при его появлении, так как считывали специальный код на его комбинезоне.
Такие комбинезоны были у всех сотрудников.               
«Подопытные» перемещались из цеха в цех по огромному конвейеру. Было одно основное правило – конвейер должен двигаться, не останавливаясь ни на минуту.
Основной конвейер шёл вдоль главного прохода, их разделяла стенка. В некоторых
местах стенка была из прочного матового стекла и было видно, как хирурги сгибались над очередным «пациентом», лежащим бесформенной массой.
Одно место Андрей Александрович особенно не любил проходить. Проход здесь шёл по мостику, а внизу по дополнительному конвейеру шли отнятые конечности, в основном руки, на место которых имплантировалось оружие.
По началу Андрей Александрович не мог, без содрогания, думать о том, в какой проект его втянули, но после первых же полученных инвестиций, с которых он тоже получил свой процент, он перестал об этом задумываться. Хотя в отличие от входящих в проект врачей, которым, похоже, доставляло несказанное удовольствие отделять конечности, его душа интеллектуала и учёного, всё-таки тихо противилась участию во всем, что происходило.

 Но выбора уже не было. Андрей Александрович знал, если он откажется от участия в таком секретном проекте, то не сможет существовать даже в качестве киберсолдата. Он должен всё это вытерпеть ради Австралии, ради мечты.
 Сегодня был ответственный день. Межконтинентальный геликоптер собирался забрать первых суперсолдат. Эта группа должна была высадиться в тылу какого-то черного штата, и заняться уничтожением чернокожего мирного населения, для организации паники. Это были наиболее примитивные особи. Автоматчики, умевшие только лишь стрелять во всех, кто отличался от них и попадался им на пути. Каждая партия суперсолдат изготовлялась для конкретной операции. На эту диверсию руководство армии белых ставило много.
Разрушения и жертвы должны были быть огромны.
 Паника в рядах чёрных и перегруппировка их армии, вот на что рассчитывали белые.
Клоны были размещены в огромном зале. В назначенный час, пятидесятиметровые створки люка над ним раскроются и две тысячи «новых людей» должны были приступить к посадке в геликоптер.
 
 -Андрей Александрович загляните на минуту к нам, - догнал Лукашина молодой медик в белом халате.
 -Что такое?
 -Очень интересный экземпляр, совсем не похож на остальных.
 -Ну, пойдём.
Медик завел Лукашина в маленькое помещение с блестящими белыми стенами. Посередине стояло кресло, с пристёгнутым Алексом. Глаза его были полуоткрыты.
 Он не помнил, как попал сюда. Помнил лишь, что его подобрала милицейская машина. Потом его перекинули в другую машину. Сделали укол. Потом он очнулся здесь в яркой белой комнате с какими-то датчиками, наколотыми по всей его перебитой голове.
Алекс нутром почувствовал, что ничего хорошего от этого ждать не чего. То, что он услышал, подтвердило его опасения.
-Очень высокий коэффициент умственного развития. Можно сразу отправлять в крематорий, такого умника всё равно запорем. Но вы говорили о том, что лично вам нужен этакий высокоразвитый, преданный слуга. Судя по тестам – это то, что вам надо.
-Ну что же. Не слишком ли он высокий? – Лукашин не любил людей выше его самого, он им не доверял.
-Да нет же, смотрите.
-Хотите отстегнуть. Он не агрессивен?
-Да нет же, он под кайфом. Вставай братишка.
Медик быстро отстегнул ремни, стягивавшие Алексу запястья. Алекс встал и с минуту смотрел в глаза Лукашину. Он видел там своего врага. Врага природного, вечного, который родился ещё до их с Лукашиным рождения. Алексу казалось, что все беды, которые произошли с ним, да и со всем народом произошли вот от таких сытых и важных господ, которые испокон веков умели одинаково хорошо наживаться как на радостях, так и на страданиях людей.               
 
Медик ошибся. Алекс не был полностью под кайфом. Скорее всего потому, что кайф для экономии, разбавлялся. И Алексу достался сильно разбавленный. Алекс давно понял, что он здесь для какого-то чудовищного эксперимента и обратного пути у него теперь нет.
В мгновение ока он схватил со столика самый большой шприц и вонзил медику в горло. Медик захрипел, и широко качаясь, зашагал по комнате, пытаясь вытащить иглу. Андрей Александрович, опешив отступил к двери, но Алекс свалил его двумя сильными ударами ноги и, вооружившись маленьким скальпелем, тут же полоснул по горлу.  По шее и груди Лукашина тут же широкой струёй потекла красная густая кровь. Андрей Александрович лежал и молча как-то недоумённо смотрел на Алекса. Казалось, он не понимал, как же это так произошло. Он так и ушёл из этого мира с таким вопрошающим взглядом.  Скальпель выпал и зазвенел по полу.
  Сбив с ног шатавшегося медика, который пытался дотянуться до большой красной кнопки возле двери, Алекс остервенело бил его головой о каменный пол, пока красные брызги не окрасили отполированные плиты.
Алекс встал, его хоть и трясло, но мысли были, на удивление, ясными. «Терять то не чего», - пронеслось в голове.
Он стащил комбинезон и белый халат с медика
Он вновь почувствовал себя в привычной роли бомжа занимавшегося мародёрством после очередной разборки на свалке.
На столике он нашёл ещё один скальпель и сунул в карман. Алекс подошел к двери, лазер поймал штрих код на его халате и выпустил в коридор. Дверь за ним закрылась. Коридор был пуст. Куда идти было не понятно. Алекс пошел вдоль стеклянной стены. За ней хирурги копошились над окровавленным телом. Алекс на мгновение задержался и посмотрел. Мурашки пробежали по его спине. Он быстро зашагал по коридору. Стало страшно. Было ощущение словно в детском сне, когда за тобой по тёмной лестнице гонится монстр. Ты его не видишь, но знаешь, чувствуешь, что он рядом, здесь.
 Двери послушно открывались перед ним. Иногда встречались врачи. Иногда военные. Никто не обращал внимания на Алекса, и он шёл прямо вперёд, стараясь не смотреть никому в глаза. Несказанное облегчение он испытывал, когда двери очередного отсека закрывались за ним.
Наконец он остановился, оказавшись в полутёмном зале. Он прислонился к колонне, закрыл на секунду глаза и тяжело дышал, пытаясь сделать полный вдох.
-Что вы здесь делаете? – громкий окрик привёл его в чувство. –Здесь только персонал группы «Z».
Рядом стоял огромный охранник с автоматом на плече.
Охранник никак не ожидал никакого подвоха от человека в белом халате. В этом
охраняемом подземном секретном заводе никогда не было происшествий.
 Алекс воспользовался внезапностью и со всей силы воткнул скальпель в живот охраннику, затем резко полоснул им вверх. Солдат согнулся пополам и, захрипев, упал на пол. Тело его задёргалось в конвульсиях. Кроваво-коричневатый кишечник, словно сложенный резиновый шланг, пульсируя резко вывалился на пол. Забрав и автомат, и пистолет, Алекс бросился дальше по бесконечным коридорам.
Наконец увидел какой – то лифт. Сев в него нажал кнопку «вверх» и почувствовал, как с огромной скоростью поднимается. Двери раскрылись и перед Алексом открылась большая неожиданно залитая ярким светом площадка, на которой находилось около десяти врачей и двое охранников. Воцарилась тишина. Все смотрели на Алекса, в белом, с кровавыми брызгами, халате, с автоматом наперевес.
Алекс первый нарушил паузу и короткими очередями срезал охранников. Затем открыл огонь по остальным. Большинство упало. Двое улизнули в выходящий из зала коридор. Алекс бросился за ними и уложил их длинной очередью.
Затем вернулся в зал и забрал себе магазины от автоматов охраны. Взревела сирена. 
   Алекс бросился в другой коридор, но по нему уже бежали охранники.
Алекс первым открыл огонь, длинной очередью уложил троих солдат и, перепрыгивая через трупы, бросился вперёд. Он не разбирал дороги. Автоматические двери раскрывались сами собой, по пути попадались мужчины и женщины. В некоторых он стрелял, других просто отталкивал. Впереди возникла несколько милиционеров. Алекс пригнулся и открыл огонь. «Менты» поливали в него из помповых ружей. Алекс менял магазины. Коридоры наполнились грохотом и дымом. То тут, то там слышались команды и топот ног. Раздавались крики раненых. Звон стёкол. Иногда женский визг. Алекс менял позиции. Бил по любому движению без разбора. Своих вокруг не было.
Перестрелка переместилась в какие-то подсобные помещения с металлическими лестницами, переходами, залами с оборудованием.
Алекс, отстреливаясь, бежал, куда глаза глядят.
Патроны для автомата кончились. У Алекса остался лишь пистолет. Стреляя, не глядя, в сторону погони, он бросился назад. Спереди тоже раздавался топот, по железным полам, тогда Алекс нырнул в маленькую боковую дверь и запер её за собой штурвалом. Тёмно-красная кровь хлестала из правого бока. В обойме оставалось лишь несколько патронов. Шансов уйти не было. Алекс огляделся.
Это была, какая-то щитовая, всюду множество гудящих трансформаторов, кнопок, рычагов. Алекс увидел огромную ручку, какого-то рубильника и стал выкручивать ее, чтобы заклинить штурвал двери. Полуметровая ручка вывинтилась,
но рубильник при этом включился. Истекающий кровью Алекс вставил ручку в углубление двери и заклинил штурвал. С противоположной стороны начали дёргать дверь. В щитовую потёк паралитический газ. Алекс подошёл к щитам и отключил все крупные рубильники. «Может, хоть этим как-то наврежу напоследок».
Затем он медленно опустился на пол и прислонился к стене. Кровь уходила из ран вместе с жизнью. Уже не было сил даже пошевелиться. Алекс улыбнулся и, свесив голову, обмяк.
В голове вновь заиграла мелодия из давно забытого детства. То ли скрипки, то ли флейты, и свет, яркий свет в глазах. Алекс утонул в этом свете.

                *****
 Президент сидел в своём кабинете, когда к нему без стука ворвался начальник охраны Запордуев.
-Что вы себе позволяете? – спросил он.
-Беда, господин президент.
-Что случилось?
-Две тысячи суперсолдат из Завода, те, что должны были отправиться сегодня в штаты, ворвались в город, и убивают всех подряд. У них установка на уничтожение мирных жителей в тылу врага.
-Как это могло случиться? – прошипел президент.
-У нас не было времени разобраться, кто-то открыл люк для их выхода, до прилёта геликоптера.
-Ну что милиция, армия.
-Они рассосредоточились по городу – это ведь целая армия. – Они ворвались в «Мегапельмендональдс» и только там расстреляли четыре тысячи человек. Наши пока что не смогли убить не одного. Они просто дети по сравнению с суперами.
-Что мы можем предпринять?
-Только план С.
-Бежать в такой момент!
-Я уже поднял команду С, ваша семья, наверное, уже садится в геликоптер.
Нам надо спешить.
-Но Смольный так охраняется. Хотя да. Я просто не понимаю. У меня не укладывается в голове.
Президент обхватил голову руками и с воем рухнул на кожаный диван.
Запордуев ненавидел его в этот момент, как только мог.
-Всё усложняется тем, что у них специальная диверсионная программа, они уничтожают в первую очередь властные структуры. Они безошибочно находят районные и городские управления.  Они обязательно придут сюда.
Президент рванулся к сейфу и открыл его, не закрывая, как обычно, код спиной от начальника охраны. Достал небольшой чемоданчик и поспешил за Запордуевым в коридор. Уже слышалась перестрелка. Прозвучали взрывы.   
 Фигуры суперсолдат выросли перед ними уже на выходе из здания. Запордуев выстрелил в одного, но тот даже не шелохнулся. Пуля застряла где-то в двухсантиметровой бронежилетной коже. Их брал только крупнокалиберный пулемёт, длинная очередь, в одно и то же место.
Клон что-то рявкнул и, подпрыгнув к Запордуеву одним ударом размозжил ему голову своей рукой – автоматом.
-Послушайте я ваш отец, я глава государства. Это я создал вас такими сильными и
могучими, какие вы есть. Вы ошиблись, вы подняли руку на тех, кого должны защищать. Вы должны раскаяться. Раскайтесь, и тогда я прощу вас. Вас всех ждёт амнистия! – громко добавил президент.
Суперсолдаты слушали маленького серого невзрачного человека, глядя сверху вниз. Они словно понимали, что перед ними не обычный человек. Но, как только тот замолчал, один из них подошёл к президенту и в одно мгновение размозжил ему голову ударом мощной руки. Будто прихлопнул надоевшее насекомое, какую ни будь моль.
 Чемодан президента упал и раскрылся. Ветер поднял в воздух, никому не нужные теперь, бумаги и они понеслись над Невой, словно белоснежные, маленькие чайки из всеми забытого прошлого.

А. Оредеж 2001-05-25