Пищеблок

Томаш уже не помнил, сколько времени он не ел: шестнадцать часов, двадцать, а то и все сорок.  В желудке невыносимо жгло, словно туда попало большое количество концентрированной соляной кислоты, но он был пуст и, поэтому, ничего не мог переваривать. В кишечнике что-то клокотало и бурчало: там уже не из чего было извлекать питательные вещества, чтобы поддерживать жизненные функции организма. Мозг перестал что-либо соображать и, кроме единственной мысли о том, чтобы заполнить пищей нутро, ничего не мог воспроизводить  в своих извилинах.  Чувство голода было настолько нестерпимым, что заслоняло собой все реальности бытия. Человеку, как и любому другому живому существу, хотелось поскорей избавиться от голодных страданий. Поэтому он, словно сомнамбула, направлялся к ближайшему универсальному пищеблоку, где находились практически неограниченные запасы питательных веществ.
Томашу казалось, что он шел целую вечность, прежде чем на горизонте показался силуэт громадных размеров здания. Сразу глаза заблестели у него как у одержимого. Издав нечленораздельный возглас, похожий скорей на свирепый рев хищного животного, нежели на возглас разумного существа, Томаш с удвоенной энергией, превозмогая пренеприятные ощущения внутри, шатаясь из стороны в сторону, ринулся вперед, содрогаясь при одной только мысли, что ему вдруг не удастся до него добраться, или, по  какой-то невероятной причине, пройдёт мимо. Но уже ни что не могло его удержать или сбить  с прямолинейного пути. И громада гипперреалистического сооружения неуклонно приближалась. Томаш тогда еще не знал, что этот пищеблок станет для него роковым, а если б даже и знал, то все равно не смог бы изменить траекторию своего движения – движения в никуда…
Входная дверь в здание оказалась запертой. Томаш попытался выломать её с разбегу своим телом, но это ему не удалось ни после первой попытке, ни после семнадцатой. Казалось, что какие-то зловещие силы не дают ему  достигнуть желаемого. Вконец обессиленный, Томаш стал бить  в дверь кулаками, и раскатистые удары долго не давали покоя мелким зверькам, которые обитали в окрестностях, питаясь отходами пищеблока. Он совсем отчаялся, оставив уже все надежды проникнуть внутрь, когда тяжелая металлическая дверь  плавно отъехала в сторону. После чего Томаш на четвереньках, используя последние энергетические  резервы организма, заполз внутрь. И сразу же, от перенапряжения, потерял сознание.
Снилось ему бескрайнее море пищевого концентрата, как он с разбегу ныряет в эту густую коричневую жижу, и как она сразу начинает проникать ему в рот, в нос, в уши и другие отверстия тела. И  он с наслаждением поедает эту массу, не успевая даже, как следует,  её пережевать. Желудок быстро тяжелеет и стремительно тянет его ко дну, все глубже и глубже…
Придя в себя и открыв глаза, Томаш увидел, что находится в громадном зале. Всюду стояли большие круглые, диаметром по двадцать метров, ёмкости-агрегаты с пищевым концентратом. Сразу воспрянув духом, Томаш добрался до ближайшего из них, взял специальный шланг-пищепровод с загубником на конце и засунул его в рот, крепко зажав зубами. Затем дрожащими, от волнения, руками установил тумблером максимальное давление и, нажав на зелёную кнопку, включил подачу жидкой пищи. Через мгновение раздался мелодичный звон сигнального зуммера, вспыхнула нежным светом зеленая лампочка и, приятная на вкус, пищевая масса хлынула, под давлением, по гибкому шлангу, затем через ротовую полость по пищеводу стала быстро наполнять пустой желудок.
О, с этим приятным ощущением ничто не могло сравниться в целом мире! Все внутреннее естество Томаша прониклось непередаваемым плотским восторгом, от которого на душе сразу стало спокойно и приятно. Впрочем, несмотря на это, сытость почему-то не наступала. Желудок  довольно таки быстро наполнился и стал быстро увеличиваться в размерах. Нелепая животная страсть не давала человеку остановиться и прекратить подачу пищевой массы, которая уже с огромной силой давила на стенки желудка, причиняя нестерпимую боль. Но даже и эта боль не могла пересилить жажду насыщения, и Томаш не собирался  прекратить  поглощение еды. 
Желудок вскоре достиг критического состояния, грозясь в любой момент лопнуть.  Впрочем, когда Томаш начал  терять сознание, от невыносимой боли, то он,  было,  хотел отключить пищевой агрегат и даже, с большим трудом, дотянулся до красной кнопки и нажал её. Но, по какой-то невероятной причине, она не сработала.  Осмыслить происходящее Томаш уже не успел. Стенки живота, не выдержав огромного давления, с глухим звуком разорвались, и густая пищевая масса  хлынула наружу. Он даже не сумел издать предсмертный вопль, так как  во рту все ещё был зажат шланг-пищепровод. Лишь глаза его сильно округлились и чуть не повылазили со своих орбит.  Ими Томаш уже не мог видеть, как темно-коричневая крепко пахнущая жижа выплёскивалась из разрыва в собственном животе, постепенно разливаясь по гладкой поверхности пола.  И ужасная сущность наступающей смерти, наконец, заслонила собой звериное чувство голода в его сознании…
Пищеблок продолжал жить своей, отличной от всего разумного и человеческого, жизнью. Агрегат не переставал работать и концентрат по прежнему, как ни в чем не бывало, выливался из ёмкости, проходя через внутренности мертвого, но ещё теплого тела, которое в нелепой позе развалилось на полу и вскоре утонуло во всё пребывающей пищевой массе.

20 декабря 1991г.
г. Запорожье.