Глава 3. На бал Сатаны злые души слетались

Глава 3.

На бал Сатаны злые души слетались.

Ярослав проснулся с чувством тревоги, царапающим душу, и, открыв глаза, долго смотрел в потолок. Холодный воздух сквозил изо всех щелей, нагнетая и без того мрачные мысли. Посмотрев на часы, Ярослав с досадой отметил, что проспал утреннюю службу в церкви, хотя всегда просыпался, как только колокола начинали выводить свой торжественный перезвон. Нет, что-то явно изменилось, разладилось, пошло наперекосяк с того рокового воскресенья. Город в опасности, надо молиться о его спасении. Ярослав оделся и, даже не позавтракав, пошёл в церковь. На пороге он споткнулся о коврик, - ну вот, ещё одно дурное предзнаменование! И свечка долго не загоралась, всё капая и капая оплывающим воском. Что-то нехорошее, дьявольское, потустороннее творилось в городе, как будто все черти преисподней съехались в блистательный Петербург на бал. Ярослав долго стоял перед маленькой иконой Святого Александра Невского и просил покровителя города о его спасении.
…Чувство умиротворения, умаслившее душу Марьяны, когда она стояла в Андреевском соборе перед иконой Спасителя, сменилось едкой тревогой, как только она ступила на гравий перекопанной Шестой линии. Какое-то неприятное чувство, смесь тоски, досады, ужаса и гнева, плескалось в сердце. Сегодня похороны, - Боже, они назначены на двенадцать, а уже почти десять! Появится ли Яковлев? Как узнать об этом? А если не придёт? Марьяна подняла голову на свой высокий доходный дом, горделиво возвышающийся над соседним. Вернуться домой и весь день сидеть у телевизора, мучаясь сомнениями? Нет, это невозможно, невыносимо. Лучше поехать прямо туда, всё самой увидеть, всё самой узнать. Всё равно сидеть дома нет сил, да и смысла. Не больше смысла, чем пялиться в экран телевизора. И Марьяна решительно зашагала в сторону метро. Она сама не знала, зачем едет к Таврическому и как сможет помочь; она понимала, что от её присутствия ничего не изменится, но сила человеческих чувств зачастую сильнее сил разума. Для Марьяны находиться дома было так же невыносимо, как и ожидающему  невыносимо сидеть на одном месте, тупо глядя на входную дверь, - он идёт к окну, выходит на улицу, хоть это и не поможет тому, кого ждут, прийти скорей. Марьяне хотелось плакать. Сидя на мягком диване электрички, всё то время, пока поезд мчался, преодолевая длинный перегон между станциями, Марьяна сдерживалась, чтоб не разрыдаться. Ей было невыносимо обидно, как будто это её унизили и растоптали, бросив на растерзание злым языкам бессердечной толпы. Хотелось, чтобы весь этот кошмар поскорей закончился, прекратился, чтоб опять хлынул свет, разогнав мрак. Всё происходящее казалось Марьяне жуткой нелепицей, глупым фарсом. Пересаживаясь до Чернышевской, она заметила, как много в электричке народу. Неужели все они едут туда же?
 На улице стоял мороз, он бросил Марьяне в лицо пару колких щепотей ледяных солнечных лучей. Закутавшись в шарф, Марьяна свернула на Кирочную и поспешила по ней к Таврическому саду. Она забыла перчатки, и её руки, которыми она придерживала шарф, начали коченеть. Но Марьяна не замечала телесной боли. Боль душевная заглушала её. Мелькали дома, машины, люди. Она в кого-то врезалась, кого-то толкала. Толкали её, но Марьяна упрямо шла, почти бежала вперёд, вдыхая ледяной воздух  в окостеневшие от неизвестности лёгкие. Она не знала, что там, впереди, даже не могла предположить, но ей было всё равно, - она ждала лишь единственного человека на свете, а зачем и почему именно его – не понимала. Завидев ограду Таврического, Марьяна пообежала. Бежать было тяжело, неудобно в зимней одежде, шапка съехала набекрень, сердце трепыхалось, как наполненный кровью воздушный шарик и готово было лопнуть и растечься красным на белом снегу. Внезапно Марьяна уткнулась лицом в хвост очереди, тянувшейся в Таврический. Пьяным взглядом окинув замёрзших людей, с трудом удержалась, чтоб не спросить, кто последний. И так всё ясно. Спиной оперевшись об ограду, она обмякла на ней, как бабочка на булавках в коллекционном альбоме. Цель достигнута. Отодвинув рукав куртки на покрасневшей от холода руке, Марьяна, слепо сощурившись, посмотрела на часы. Десять - двадцать пять. Зачем надо было приезжать так рано? Посмотреть бы, не пришёл ли Яковлев. И Марьяна медленно тронулась вдоль очереди, как будто во сне.
-Куда вы, девушка? – окликнул её чей-то голос, - Всё равно не пустят. Туда Путин пять минут назад зашёл.
Марьяна оглянулась, но не различила в толпе окликнувшего её. В её голове всё расплывалось и текло, как растаявший снег, мысли отказывались шевелиться. Путин… Зачем мне Путин, думала Марьяна, продолжая идти вперёд, провожаемая недоумёнными взглядами. Она вспомнила, что вчера по телевизору всё говорили о том, что кто-то хочет устроить теракт, убить президента, и поэтому будет много охраны. Марьяна задрала голову. На крышах домов никого не было видно, но она точно знала, что там сидят снайперы – много снайперов с винтовками, и весь этот живой хвост, присосавшийся к жёлтому пудингу Таврического, и она сама, под прицелом. Почему-то Марьяне стало смешно, и она засмеялась. Все под прицелом, как куропатки, как жирные утки. На неё покосились с неодобрением. Кое –кто даже плакал, а она имела наглость улыбаться. Марьяна не хотела этого делать, просто была до такой степени взвинчена, что в любой момент могла упасть в истерике – смеха ли, плача ли, - уже не важно.
«Лучше бы взорвали что-нибудь, - подумала Марьяна, с какой-то несвойственной ей ненавистью глядя на дворец, - Пусть это всё взорвётся. Всё равно ЕГО там нет.»
Тем временем к Таврическому, как акулы приплывают на запах крови, съезжались важные гости. Их было много, они спешили на бал. Ярослав смотрел прямую трансляцию по каналу «Петербург», вглядываясь в лица пришедших. Чубайс, Немцов, кажется, Басилашвили, Хакамада – её не узнать невозможно, а там, Бог ты мой, сам Березовский. Его-то каким ветром сюда занесло? Вон там, в сторонке, вдова в шубе, ещё какие-то люди, ещё, ещё… Конечно же, Яковлева нет. Впрочем, подумал Ярослав, правильно сделал, что не появился. Это явно не его бал, и его там не ждут. Такое ощущение, что всё начало работать против него. Это подло и несправедливо. Какая-то комедия – глупая, злая и нелепая. Она начинала раздражать Ярослава.
…Марьяне удалось попасть в Таврический только в первом часу. Она толком не понимала, зачем всё-таки решилась войти внутрь. Ей было невыносимо смотреть на все эти лица – ложь повсюду, фальшь и пафос. Все эти прощальные речи, последние «прости», деланые скорбные выражения лоснящихся лиц. Как затравленному зверю, Марьяне хотелось забиться в угол. Эти люди внушали ей страх, эти люди были мертвей того, что лежал в гробу. Шаря по их лицам взглядом, ощупывая их, как в бреду, Марьяна искала среди них одно-единственное живое. Но нет, вокруг одни мертвецы. Не выдержав, Марьяна выскочила из очереди и опрометью бросилась к выходу, расталкивая и распихивая попадающихся ей на пути. Теперь она уже не могла сдержать слёз и рыдала вовсю – от горя, от злобы на них на всех, злобы на себя. Зачем надо было идти сюда, зачем, если и так понятно было с самого начала, что тот, в чей адрес сыплются проклятья, не придёт, потому что они все – святые. А он – Князь Тьмы. Его нет, но его тень безмолвно висит над ними, и сотни пуль летят в неё. Марьяна бежала прочь от Таврического, и слёзы высыхали от мороза на её щеках. Ей хотелось сломать, скомкать небосвод, разбить, растоптать его от отчаяния. Она бежала вдоль очереди, выросшей уже до Кирочной, и ужас охватывал её от одной мысли о том, что все эти люди заодно с теми, кто там, во дворце, прячет запах серы под пеленой лживых слёз. Как быстро черти превращаются в святых! Коль скоро можно сделать святого из грешного человека! Внезапно Марьяна остановилась. А вдруг Яковлев приедет на кладбище? Перед глазами почему-то сразу встала Лавра – надвратная церковь и часовенка, выглядывающая из-за ограды Лазаревского кладбища. Надо ехать туда. Марьяна ускорила шаг, двинувшись к метро. Она шла, смотря под ноги, но скоро остановилась.
«Мне кажется или эта ворона меня преследует?» – подумала Марьяна, на мгновение забыв о похоронах. Сбоку, вдоль проезжей части, боком прыгала странно большая, просто огромная, чёрная ворона с гигантским хохлом и жутко блестящими глазами. Увидев, что Марьяна сбавила скорость, ворона тоже приостановилась и распушила перья, превратившись в огромный чёрный шар. Марьяна даже засомневалась, ворона ли это, уж больно птица была велика и походила, скорее, на орла.
«Глупости»,- отвергла все сомнения Марьяна и зашагала дальше. Каково же было её удивление, когда она, выйдя из метро на площадь Александра Невского, снова увидела эту ворону. Птица прыгнула в её сторону и распустила крылья. Их размах просто убил Марьяну своей неестественностью, а столь решительный настрой зверя заставил её опешить. Откуда взялась эта ведьма? Марьяна сделала шаг к Лавре, и ворона снова прыгнула, распахнув крылья ещё шире. Мистика какая-то, подумала Марьяна, и ради проверки попятилась назад к метро. Ворона немного уменьшилась в объёмах и сложила свои гигантские крылья.
«Она не хочет, чтобы я шла в Лавру, - догадалась Марьяна, - Чудеса. Но почему? И разве птицы умеют думать?»
Ворона выжидающе смотрела на девушку. Та устремила взгляд на окутанную лесами надвратную церковь. А, может, и правда, не ходить туда? Зачем, ведь Князь Тьмы всё равно не посмеет осквернить своим присутствием скорбь невинных душ, это ясно и без проверки. И Марьяна решительно повернулась к метро. Уже зайдя внутрь, она обернулась и посмотрела на площадь сквозь стеклянные двери. Ворона исчезла.