Живая вода

 
Колодец, колодец, колодец…
Колодец, когда-то дававший жизнь, теперь её забирал.
Кто-то когда-то сказал ему, что из колодца, даже днем в небе видны звезды.
А теперь он сам видел их.
Они висели где-то высоко над ним, эти четыре звезды.
Четыре. Как раз столько, сколько было на его погонах.
Он потрогал на ощупь прохладную выпуклость металла.
Пять маленьких лучиков, как пять пальцев на руке.
На чьей -то, но только не на его…
Сначала ему отрубили указательный палец, на правой.
Как сказал через переводчика старший, чтобы он больше не смог нажимать на спусковой крючок.Тогда, у него еще хватило выдержки и сил грустно съязвить в ответ, что он
с левого плеча из Калашникова выбивает столько же, что и с правого, и «завалит» любого.
Ему тут же перевели отпасованный обратно ответ.
А он, все понял и без переводчика, лишь взглянув в блеснувшие своей дикой колкостью прищуренные глаза старшего.Тяжелый ботинок, придавил, припечатал к теплой упругой глине, левую ладонь, и он успел таки сжать зубы, и прикрыть веки, в ожидании предстоящего.
Он почувствовал сталь, еще до ее прикосновения к своему телу, но предугадать дальнейшего все-таки не смог. Все произошло так же быстро и неожиданно,как и в первый раз.
Сказать, что ему было больно, значило ничего не сказать.
Боль пришла чуть позднее, а тогда после щелчка, когда двухфаланговый обрубок отскочил,
и занял на растрескавшейся глине, место рядом с ранее, несколькими минутами назад отрубленным пальцем, он не осознавал всей боли.
Пытаясь загасить в себе дрожь, глотая слезы, он смотрел на них, теперь уже не на свои частички тела, задыхаясь от унижения, безысходности, средневековой дикости, и этой теперь уже ставшей понятной ему определенности своего бытия.
«Боже ты мой, ну кому он теперь будет нужен, такой – помеченный».
Он не знал, почему пришла к нему эта запоздалая, глупая, и такая неуместная сейчас мысль.
Но она лишь мелькнула в мозгу, как мелькают, чиркают звездочки, пробегая
перед своей кончиной, в бывшем мгновение назад им родном ночном небе.
Что нужно этим от него? Тот, отдававший короткие отрывистые команды, словно прочел его вопрос.Заговорил размеренно и напевно, словно читал суру из древней священной книги.
Подбирая слова, переводчик, глядя то на своего командира, то на него - командира с другой стороны, попавшего в их руки, переводил.
«Мы не звали вас сюда. Ваше правительство поступило опрометчиво, предприняв этот шаг, послав два года назад свои войска, в нашу страну. Вы понимаете меня, командир?»
Он не ответил.
А говоривший, словно не рассчитывая на это, продолжал.
«Вы же офицер, и не хуже меня знаете, что ни один, - переводчик сделал ударение,
и, взглянув на еле заметный кивок одобрения старшего, повторил, - ни один народ не смирится с оккупацией. А подобный опыт в многовековой истории нашей страны
имеется. Жаль, весьма жаль, что те, кто принимал решение об этом вашем вторжении,
плохо знали историю».
Он замолчал, смежив веки, давая понять, что на этом разговор окончен.
На гнетущую тишину наслаивалось лишь легкое шуршание осыпающегося песка, да постукивание четок, в его руках.
Пленника опустили в колодец.
Просто опустили.Не бросили, как побитую собаку.
Его аккуратно опустили вниз, не понятно для чего.
Следом, не шлепнулся моток веревки, его транспортное средство.
Он подумал, что это, пожалуй, его счастье. На этом временном отрезке жизни.
Счастье, что его не стали мучить, добивать, издеваться дальше.
Но то, что веревку не бросили в след, говорило о явном решении на этом, с ним не кончать.
Хотя об этом сейчас, после всего пережитого за сутки: боя, пленения, издевательств –
как-то думать больше не хотелось. Пока.
Лейтенант помнил этот колодец.Они были здесь около года назад…
Два года назад здесь была вода. Это рассказал им проводник.
Еще он сказал, что сам Всевышний так решил, высушив воду, с тем, чтобы
неверные, пришедшие на эту землю с оружием, не могли утолять свою жажду.
В этом квадрате, на его карте, их было помечено, пять.
Пять древних колодцев.Пять колодцев, когда-то наполненных живительной влагой.
Когда-то…Потом вода ушла, непонятно куда, но остались ходы – кирязы, соединяющие
эти самые колодцы между собой, и, используемые повстанцами для скрытых перемещений.
Вот и подойдя к этому, он приказал бросить в него гранату, следуя инструкциям –
для профилактики. Через несколько секунд ожидания, лишь ветер своим завыванием, перекатывающий верблюжьи колючки, напомнил единственным звуком о том, что не взорвалась
брошенная граната.
Лейтенант, заглянув в темное чрево колодца, бросил через плечо: «Сержант, а давай-ка,
еще одну!» Сам бросил ее в надежде, что сдетонирует первая, неразорвавшаяся.
Раскатисто где-то под ногами ухнуло, он прислушался.
Не-а. С первой все-таки осечка.Ну, и Аллах с ней.
Это было… он прикинул: да, одиннадцать месяцев назад. Второй его рейд.
А вот этот, по-видимому, стал последним…Пальцы устали. Ох, как устали его пальцы.
Он, сцепив руки «замком», пытался как-то унять кровь, озноб и еще что-то,захлестнувшее его сознание.Прислонившись спиной к камням, ощущал их отрезвляющую прохладу.
Боль притупилась, и вдруг ему показалось, что он чувствует, Боже ты мой, он
чувствует эти свои несуществующие пальцы.
Он мог поклясться чем угодно, что правый, саднит, от занозы, которую он
подцепил вчера на привале.Попытка как-то зубами достать ее, не прошла. И буквально за какие-то сутки,палец воспалился.
А эти суки – «Подлечили…». А заодно и второй, для симметрии.
Он сжал сцепленные в единое ладони, сдавливая их между ног.
Но даже и после этого, ощущение того, что пальцы у него целы, не прошло.
Он напряг окровавленные кисти, сжимая их до тех пор, пока от бешеной боли
белые искры не поплыли у него в глазах.
Подняв голову, чтобы передохнуть, увидел голубой-голубой клочок неба
с четырьмя звездами. «Сколько, сколько их в небе, этих звезд?
Кто скажет ему? А впрочем, разве это так важно теперь…
Если поверье, верно, после его смерти, их станет на одну меньше».
Никто, пожалуй, даже и не заметит исчезновения среди бессчетного количества
звездочек, всего одной - его.На душе стало грустно и тоскливо.
Вечность, зависла над ним голубым пятном, с блестящими мерцающими точками.
Он, запрокинув голову, прикидывал: « Какая из этих четырех, его?
Через какое время, одна из них, скатится к нему в его вертикальный тоннель.
Тоннель, соединяющий жизнь, там, на верху, со смертью, здесь, внизу
«Тоннель между небом и землей».
Взгляд упал на песок.Осыпавшееся углубление. Здесь разорвалась первая брошенная тогда граната.Левая нога, подогнутая, затекла, он переменил позу, перенеся тяжесть
на другую половину тела, и вдруг, этой своей половиной, почувствовал что-то,
ему мешающее. Он приподнялся, и пот, прошиб его с головы до ног.
«Подарок судьбы…твою мать».Среди белесого песочного пятна, овалом вырисовывался корпус гранаты.Той самой, неразорвавшейся, почти год назад.
Он присел, и осторожно: минновзрывному делу был обучен, кое – как, чтобы
не задеть кровоточащий палец, разгреб песок вокруг, освободив то место,
где находился у гранаты запал - детонатор. Наклонился, и сдул ртом, прилипшие песчинки…
«А-а. Была, не была. Что ему теперь терять?» Взял орудие смерти в свои руки.
Руки подрагивали мелкой дрожью.«Да, браток, боишься…».
И ответил сам себе: «А кому же охота умирать от своей гранаты, вот так. Без цельно».
Взял осторожно, растопыренными в стороны пальцами, как горячую печеную картошку.
Вот так перекладывая, с ладони на ладонь, словно боясь обжечься, он осмотрел
свою находку, со всех сторон.
Осторожно выкрутив запал, а взглянув поближе, причину нашел сразу.
Песок, будь он не ладен, и был всему помехой.Зажав раненный палец, пошарил в нагрудном кармане.И на удивление, нашел, чудом, завалявшуюся канцелярскую скрепку.
Через несколько минут, он почувствовал: «Какое же это чудо - граната. Какое чудо!»
Никогда он не был так рад, как сейчас, этому своему новому приобретению.
Всего, навсего одна, задрыганная РГД.
Но именно с ней, он ощущал себя, здесь, сейчас, богачом.
«Ва - ах…» Он вытер рукавом, выступивший на лбу пот.«Ну, что «зверьки», он готов!»
Кое-как, надорвал майку, и приличным лоскутом обмотал левую руку, с зажатой
гранатой, оставив снаружи самодельное импровизированное кольцо из скрепки.
Как - то резко и неожиданно стало темно.Исчезло голубое небо, исчезли звезды.
Тень накрыла его тоннель.Голос переводчика с небес, прозвучал отдаленным эхом.
«Эй, лейтенант? Мой командир желает с тобой поговорить».
Он подумал: « Поговорили уже…», и посмотрел на свою правую, а затем на замотанную левую, с покоящейся, внутри гранатой. «Теперь разговор будет другим».
Дернули за веревку.Он понял - будут поднимать.«Ну, нет, зверьки – на этом, пожалуй, мы и остановимся!» «Он, лишит их удовольствия от дальнейшего представления».
Теперь он сам срежиссирует второе действие…Несколько томительных минут подъема.
И вот уже они.…Эти трое. Их лица в метре от его головы: они тянут к нему свои руки,
пытаясь подцепить и подтянуть его наверх.
Каменный карниз на краю колодца, мешает им: один из них, что-то кричит на своем вороньем гортанном языке, скаля крупные белые зубы, вращая белками расширенных
от невероятного напряжения глаз.
Как же они хотят выдернуть его наверх из этого черного чрева последнего пристанища.
А у него на душе отчего – то стало легко и спокойно.
«Так как у вас-то, говорят в подобных случаях? Аллах Акбар?»
А у нас, у россиян говорят: « С Богом! Да еще добавляют, «Аминь!»…
И, показал им, всем троим, так до последнего мгновения ничего не понявшим, протягивающим к нему свои руки, разогнутую канцелярскую скрепку.
Огненный столб выплеснуло: большую часть наружу.
Меньшую - бросило вниз, увлекая с собой лейтенанта.
Упав с такой высоты, на дно колодца, он умер не сразу.
Сам Господь Бог, дал ему счастливую возможность последний раз взглянуть на
кусочек голубого чистого неба, где постепенно, как титры немого кино, гасли,
таяли по очереди звезды: четвертая, третья, вторая…
Первая, мерцала дольше всех, потому что в отличие от тех трех, душ его врагов, вознесшихся на небеса, его еще была жива.
«Ну вот.… А это – это моя!»,- вздохнул он облегченно, когда последняя звезда,
упала к его ногам.

Матвей БЕЛЫЙ © 16/03/2002