Шёпотом с пустотой

«Знаешь, я никогда не видела рассвета. Я только сегодня об этом подумала. Как так получилось? Закаты можно нумеровать, а рождение нового дня…»

Маленький южный городок, на берегу обыкновенного солёного моря, прощался с солнцем. Влюблённые парочки мерно расхаживали по прохладным улицам и намёками обостряли чувства. Она же сидела на краю огромного обрыва, совсем близко к пустоте, и шепталась с ним.

«Когда – то, может быть, ты станешь маленьким оврагом, или море поднимется совсем близко к тебе, к губам. Я ведь знаю, что у тебя есть губы, только  их не видела, но я чувствую. А я стану землёй, горбиком таким бесформенным. Знаешь, что у нас будет общего? Никто и никогда не вспомнит, что ты был обрывом, а я человеком, потому что обрывов и людей, таких как я, боятся».

Нелли, так звали подружку обрыва, была несчастным человечком среди толпы самодовольных людишек. Она родилась со множеством внешних патологий, уродств, как называют их люди. Чем – то она походила на Дауна и люди боялись её, они только вслух рассуждают гуманно, а в делах себя городят от неприятных посягательств на свою душонку. Ещё они запрещают своим детям общаться с подобными «существами», ах как они глупы, ах как они лживы…

«Чем ты занимаешься ночью, когда не спится? Я звёзды считаю, если они есть, а если нет, то представляю, как кружусь в вальсе с принцем, какой – то маленькой страны, где все друг – друга знают, а главное любят. И никто из всех этих жителей не замечает моих… моих недостатков».

Ей было всего семнадцать,  и она училась в самой обычной школе. Были у неё и подруги, но только в пределах учебного дня. Всего однажды, услышав, случайно: «Да она нам всех мальчиков распугает», - больше и не хотела никого пугать.

«У нас сегодня в школе вечер был. И я стих читала. Марина Николаевна настояла, хотя другие учителя были против, боялись, что я декорации попорчу своим видом. Все Марину Николаевну странной  называют, а я не вижу в ней ничего странного. Если она способна любить, не обращая внимания на внешние недостатки, то она трижды человек. Может быть, и есть странность в этой троекратности?».

Учителя не понимали желания этой странной литераторши выставить Нелли читать стих. Зачем ей это нужно, когда вокруг столько обычных детей, но никто никогда не задумывался  чем её обычность отличается от обычности прочих.

«Что я читала? Тебе, правда, интересно? Ну не обижайся, это я шучу. Я читала Марину Цветаеву, знаешь это: «Ты дал мне детство лучше сказки, И дай мне смерть в семнадцать лет», - я бы тебе обязательно прочла, но что – то я устала, да и в голос его нужно читать».

Нелли обладала необыкновенно сильным голосом, об этом все знали, но молчали, что знают, потому что не хотели этого признавать. Так бывает. Она даже пела в хоре, но ставили её в самый последний ряд, где её почти  не было  видно. Так тоже бывает…

«Одна женщина подарила мне цветок, розу. Я видела, как она её вынимала из огромного букета и несла мне, смахивая слёзы. Мне никогда не дарили цветы. Это первая, моя (!!!), роза. Я её принесла, чтобы показать тебе. Смотри…».

Нелли подошла к самому краю и, опустившись на колени, протянула цветок высоте.

«Тебе правда нравится? Мне очень. Особенно мне нравится касаться её губами, так нежно. А можно я подарю её тебе? Всё равно засохнет и станет чучелом, а так я буду знать, что она хранится у тебя и всегда смогу вдыхать её аромат».

Слегка отведя руку, она махнула ею и выпустила цветок из пальцев в пропасть своих откровений. Снова подошла к краю и смотрела, как тот парит в воздухе.

«Зачем я это сделала? Ну, я же всё объяснила. Зачем мне дома ещё одно чучело… Ладно, я не буду, но я правда устала. Ты ведь даже и не представляешь,  как это тяжело постоянно чувствовать, что тебя не хотят, что к тебе не хотят. Со взглядами я уже  давно свыклась, но у меня ведь тоже есть душа и она тоже что – то чувствует… Она не кристальная, но она есть, и я тоже хочу БЫТЬ!!!».

«Быть, быть, быть…», - вторил её обрыв.

«Возьми меня к себе, пожалуйста…».

Это было сказано тихо, почти неслышно, но в ответ разразилось эхом: «К себе, к себе, к себе…».

«Я сегодня так счастлива, что могла бы умереть, не задумываясь. Знаешь, я не могу от тебя скрывать, я, правда, хочу умереть, именно сегодня. Впервые за много лет я счастлива от всего того, что было, и я совсем не хочу проснуться завтра с мыслью, что моё счастье – моё прошлое. Возьми меня к себя, в свою высоту, в свою тишину. Я не стану тебе мешать, я буду тобой с тобой».

Она выпрямилась во весь рост и, бросив взгляд назад, оттолкнулась от края. Живой воздух откинул её волосы и слегка приподнял  над землёй, а после отпустил, и она без слёз и крика понеслась в глубокую пустоту, разбивая в полёте человеческую чёрствость. Смерть приравняет её  ко всем, уже ушедшим, и никто не вспомнит её уродств, она об этом мечтала, она об этом ш-е-п-т-а-л-а…

                (март 2002)
                Солодовник Иван