Улыбка чеширского кота

“Что ты видишь в зеркале???” — Алиса смотрела на свое отражение, будто видела его в первый раз. Прошло всего-то три дня, всего три дня, в каждом не более 24х часов, а ее отражение так и не изменилось. Снова…такое незнакомое до боли лицо улыбалось в ответ на ее улыбку, кривилось, когда Алисе было плохо, и, просто плакало вместе с ней…это лицо делило ее радости и горе, делило все, и хорошее и плохое, но что-то стояло между ними, этим лицом и ее настоящим Я. Наверное, это все было из-за луны на небе, она была так похожа на улыбку чеширского кота, яркую и светлую, такую загадочную и призрачную…настоящий чеширский кот, несуществующей породы из книги Л. Кэрролла, спал на мягком кресле, сливаясь с бархатной обивкой, бардового цвета. Он так же улыбался во сне, и Алисе казалось, что небо, это тоже зеркало, только оно отражает всего лишь одну улыбку из миллиона, улыбку ее Чеши.   
…Все идет не так…стрелки часов шли задом наперед, и время как-то прекратило свой бег…наверное, сегодня один из дней, когда случаются вещи, ранее никому не известные, или словно подснежники из-под тротуара, вылазят сны и воспоминания. В небесном зеркале качались звезды, ранние и такие нежные, а в зеркале земном тонули ее глаза, зеленое отражение утонувшей печали, и дверь в никуда, а вернее наверх, в лабиринт темного и не путевого сознания, там, где играла губная гармошка, и танцевали призраки несуществующих людей. Все веселились, наверное, и она должна была бы веселиться. Но как-то не лежала к этому ее заблудшая душа, душа устала от вечных вечеринок, праздников третьих стран и простых поводов “за жизнь”. Ее жизнь уже давно была “за” так, что просто тянуло в небо, …а на небе тоже веселились. Кто-то заливал землю божественным шампанским из своего бокала, кто-то смеялся и танцевал, кто-то там высоко наверху пел и веселился под губную гармошку милого кота…странного кота с не менее странной улыбкой, свернувшегося калачиком на ее любимом кресле. Любимое кресло, любимый кот, любимая погода, любимый дождь….лю…от какого слова??? Лю-блю….лю-не-блю…или как там…смешинка закралась в уголки ее губ, и начала ехидно щекотать ее язык…лю-хм??? Ну, еще, еще…давай, придумай новый финал старой сказке про Алису, заблудившейся в стране снов и проснувшейся в этом новым мире.
Сегодня все было очень глупым. Глупым был ее вид (очень глупо смотрелись ее глаза, этакий щенячий взгляд, который нравился всем и разбивал сердца неверных), глупой была погода (третий день дождя, как в том сентиментальном романе, написанном безумцем), глупыми были все— даже люди. Некоторые, постоянно звонящие ей домой, были особенно глупы, и эта глупость раздражала ее больше всего. Наверное, поэтому, в такие моменты, когда глупость охватывала ее горло тисками удушья, хотелось не просто кричать в пустоту пыли, а кричать, чтобы все, все эти глупые и такие невообразимо холодные люди слышали, что не может она так, что ей плохо, что все проходят мимо, лишь на минуту захватывая ее прицелом своих глаз…но жалость она не любила, как и не любила холод, вот поэтому она просто хотела кричать. Высказать им всем все, что она о них думает,…но если уж зашла речь о том, что она не любила, то надо заметить, что не любила она очень мало. Еще она не любила, когда ее обижали, и когда ее не замечали…наверное, это все передалось ей от какой-нибудь пра-пра-…бабушки принцессы, а то, что ее пра-пра-пра…какая-то там бабушка была принцессой, Алиса знала. Просто знала, как и то, что ее зовут Алиса, и что еще чуть-чуть, и она утонет в своем отражении в серой пелене дождя. Странное знание никуда не уходило, и вообще, было ли оно странным?
Ей было как-то не по себе, что Чеши сливался с обивкой кресла, став мягким кусочком на твердой поверхности, и чтобы откинуть от себя мысль о том, что она совсем одна в пустой комнате затянутой дымкой холодного ожидания, Алиса начала считать, что она любит (для разнообразия). Она любила ромашки и розы, любила солнце и легкий дождь, любила тишину и гул безобразия. Она многое любила, и не любила никого. После этой мысли в сердце завыл щенок, чьи глаза смотрели на нее, и не осталось ничего иного, как взять в руки телефон. “Банально”, подумала Алиса, но ничего другого на ум потомка жестоких и благородных кровей не пришло. Пожав плечами и еще раз, взглянув в окно, она набрала пустой номер…простое сочетание цифр и гудков. Ей просто хотелось с кем-то поговорить. Даже неважно, что этот кто-то может быть просто дураком, или вообще, бабушкой лет этак шестидесяти, но ей было все равно. Параллель между двумя вышеперечисленными возможными характерами она не проводила, просто в ее в благоневерной и ужасно быстро летящей жизни, эти два типа раздражали ее больше всего. Если дураки почему-то часто восхищались ей, то бабушки наоборот, пытались проводить с ней потенциально замороченные беседы о длине ее юбки или же о тяжести цепи на шее. И те, и другие получали в ответ всего лишь одну фразу, которая под формат ее настроения никак не подходила. Формат обычно обуславливался тремя причинами: я нежна, я не нужна, и никто мне не нужен. Сегодня программа сломалась, и она осталась без формата. Это-то и было страшно, когда за окном легкие нити дождя, превращающиеся в полотно неизвестного художника, когда на душе скребутся кошачьи лапки, когда в окно пробивается тусклый свет фонарей, давно выбитых дураками третьей стадии своего полного отупения.
На Алису напала какая-то неизвестная хандра, и  стоя, в свою очередь, с пустой телефонной трубкой в руке, она пыталась хоть как-то от нее отбиться. Не смогла, и на душе появились точные порезы, будто кто-то прорвался сквозь броню признаний…Алиса повернула голову и увидела, как из темноты на нее смотрят два зеленых  глаза, будто ее отражение в глубине вод Стикса, на нее смотрел Чеши, она почувствовала, как его когти смели все сомнения и просто-напросто разорвали ее слезы. С новой силой в ней вспыхнули желания жить и творить, желание выйти на улицу и сделать много-много глупостей….
Вечная ночь обняла ее тело, дождь мгновенно проник сквозь короткое пальто, а дома на столе лежала не положенная трубка телефона, и чьи-то ярко зеленые глаза светились в темноте. Ей показалось, будто кто-то следит за ней, и, обернувшись, несмотря на хлеставший по лицу дождь, сквозь который хоть что-то разглядеть казалось не возможным, при ледяном свете луны, она увидела, как стоит чья-то тень в ее окне. Она могла бы поклясться, что это человек, но у людей не светятся глаза…прочь, и она побежала вперед, не глядя себе под ноги, задыхаясь от ужаса и холодной воды. В лицо летела грязь улиц, грязь слов, брошенных людьми, но ничто не могло остановить ее. В ее сердце остались тонкие раны, пропитанные ядом предательства…она не могла ничего больше придумать, она не могла думать вообще. Какая-то ее частичка осталась там, в почти пустой квартире, где рождалась новая жизнь, где взрывались тысячелетние планы, где била струей бешеная энергия…эта частичка отчаянно боролась с водоворотом тянувшим ее внутрь себя. Что-то оборвалось, и она со стоном пропала в телефонной трубке, заглушавшей тишину своим монотонным биением механического сердца.
Алисе больше некуда было бежать. Она стояла посреди пустого чужого двора…она была покрыта грязью, ее разбитые коленки кровоточили, но ей было все равно. Она поняла, что битва проиграна, что она сдалась еще там, в комнате, залитой безумным лунным светом, неисчезнувшего даже после начала ливня, даже после того, как улицы залили молоком...только сейчас она поняла, что дождь действительно перестал идти, и что ноги ее целует, густой, словно дым, туман. Странно ощущения пронзило ее…она будто снова стала маленькой девочкой, сидящей перед маминым зеркалом, и оттуда на нее смотрели такие яркие зеленые глаза…эти глаза все еще смотрели на нее, но она, увы, уже не была той Алисой, что исчезла и вернулась…она была другой.
Мокрой, брошенной, она походила на уличную кошку, что гуляет сама по себе, и никто никогда не сможет сказать, насколько ей одиноко…кошки хорошо прячут свои чувства, наверное, этому она научилась у Чеши…он все еще сливался с обивкой кресла, свернувшись в клубок, не обращая внимания на все происходящее…Алиса словно видела все это, наблюдая как с неба падают тысячи обещаний…они падали, а луна улыбалась в ответ, этой странной, невозмутимой улыбкой…ноги сами собой подкосились, и Алиса упала на землю, в лужу, поглотившею ее отражение, упала, но сил, чтобы попытаться подняться, у нее просто не было. Их выпил дождь и украл туман, теперь покрывавший не только ее ноги, но и все тело, в общем…она чувствовала, как потихоньку растворяется в это тумане, как становиться одной из мириад капелек, что поглощают все, поглощаемые сами…
На небе сияла луна, улыбаясь веселой улыбкой чеширского кота, несуществующего, как и сама жизнь, и ночь шла вперед, не торопясь и собирая свою дань…и светились чьи-то зеленые глаза, глядя только вперед, потому что впереди билось сердце, чужое и близкое, впереди было утро, и туман исчезал в новом водовороте, в водовороте силы…у той силы есть имя, банальное, как сказала бы Алиса, и как подумали бы многие из нас…но чеширский кот только закроет глаза, и раствориться, с первым лучим света, унеся с собой тайну имени, ведь никто не должен ответ на несуществующий вопрос…