Глава 4. Рвётся боль во мне раненой птицей

Глава 4.

Рвётся боль во мне раненой птицей.

Ночью Марьяна долго не могла заснуть. Её мысли метались, как птицы по небу, и слёзы периодически подкатывали к горлу. Как же всё глупо на этом свете, и глупее всего её собственные безрассудные чувства, которым нет объяснения и нет выхода, а потому и покоя. Поняв, что заснуть она уже все равно не сможет, Марьяна встала с постели и подошла к окну. Погружённый во мрак Васильевский спал подобно усталому зверю, засыпанный снегом и мусором. На улице было холодно и таинственно, звёзды, как белые острые колючки, пристально смотрели вниз. Внезапно за спиной Марьяна услышала какой-то тихий шелест и вздрогнула от этого. Осторожно, чтобы не спугнуть непонятный источник звука, она обернулась и увидела красивого молодого человека в длинном чёрном не то камзоле, не то сюртуке. Не было бы ничего удивительного в его облике, если бы не огромные, чёрные крылья за его спиной. Марьяна сдавленно вскрикнула и вцепилась в подоконник. Человек, улыбнувшись, сделал ей знак не бояться.
-Не пугайся, - сказал он мелодичным мягким голосом, - Я твой друг. Зови меня Сирин.
-Ты не вор? – наивно уточнила Марьяна, в душе надеясь, что это всё-таки какой-то сон.
Пришелец рассмеялся, помахав в такт своим словам крыльями.
-Вы, люди, помешаны на ворах. Однако вас можно понять. Нет, я не вор, я друг, и я пришёл, чтобы помочь тебе.
-Помочь мне? Именно мне? Зачем?
-Не только тебе. Есть ещё кое-кто, и ты его знаешь. Это ради него ты помчалась сегодня в город, вопреки всем доводам рассудка.
Марьяна вся сжалась и скомкалась, – откуда это существо знает о том, где она сегодня была, и откуда оно прознало о её чувствах?
-Я вижу недоумение на твоём лице, - проговорил Сирин заботливо, - Но не удивляйся ничему. Я кое-что знаю, но не всё, к сожалению. Я не могу предвидеть будущее, зато мне великолепно известно прошлое. Именно в этом моя сила, и с помощью этой силы я хочу помешать мраку поглотить наш светлый город. Зло пришло, чтобы править. Зло уже здесь, и ты можешь чувствовать его во всём – в воздухе, в воде, в вое ветра, в дыхании людей. Ты и я, и Князь – мы можем помешать нечисти поглотить Петербург. Конечно, если у нас хватит сил. Но мы должны постараться, потому что эта битва – последняя, другого шанса у нас не будет.
Марьяна молча слушала странного гостя, и что-то внутри неё отчаянно стремилось к нему, стремилось верить каждому его слову, как будто только в нём может  найти она спасителя для своего мятежного сердца.
-Княжна, - обратился Сирин к Марьяне, - Ты так внимаешь моим словам, значит, ты мне веришь?
-Я тебе верю, кем бы ты не был, - тихо проговорила Марьяна, - Скажи только, исправится ли когда-нибудь то, что нарушено обстоятельствами?
-Милая Княжна, мне не дано этого знать так же, как и тебе! И я хочу, чтобы всё это прекратилось, наверно, даже больше чем ты и Князь. Поэтому я здесь. Княжна, ты не должна была идти сегодня на это безрадостное мероприятие. Хорошо ещё, что ты догадалась не ходить на кладбище, там уж тебе совсем не место.
Он посмотрел на Марьяну внимательными, добрыми синими глазами.
-Милая, ты должна беречь себя,-  продолжил он, - Бог знает, что могло с тобой случиться. Ты даже не представляешь, как много от тебя зависит, и если ты  будешь продолжать относиться к себе столь небрежно… всё пропало!
-Всё пропало? – опасливо переспросила Марьяна, - Что же может случиться?
-Многое. Я знаю, твоя боль сильна, и она не даёт тебе покоя, но затем я и пришёл сюда, чтобы помочь тебе.
Он недолго помолчал, глядя сквозь Марьяну на сверкающий за её спиной Васильевский.
-Твои чувства странны, но только для людей, не для меня. Поэтому не доверяй свою боль никому, кроме меня. Под чужими взглядами твоя любовь из душистого цветка превратится в сухой комочек сгоревших иллюзий. Не дай твоей боли вырваться наружу и погубить тебя. Твоя любовь тебя убьёт, если ты не научишься ею властвовать. Помни, что от тебя зависит многое, и ты должна себя беречь. Следуй за зовом сердца, но не заходи слишком далеко, потому что лестница страданий всегда ведёт в бездну.
-Ты говоришь страшные вещи, - проговорила Марьяна, уже немного привыкнув к тому, что беседует с неким духом, - Неужели всё так серьёзно?
-Не хотелось бы тебя пугать, но всё на самом деле плохо, - вздохнул Сирин и опустил шуршащие крылья.
-А…а Князь? – Марьяна догадалась, кого так называл Сирин.
-Князь? О, он в порядке, как ни странно. Мне удалось отговорить его от безрассудства, и на днях я собираюсь вновь его посетить. Бедняжка, надеюсь, он не будет так пугаться, как в прошлый раз…
Сирин смолк буквально на одну короткую, звучную секунду, потом вновь воспрял
-Надеюсь, ты поняла всё, моя милая Княжна? – произнёс он с нежностью. – Я не покину тебя, пока тьма не уйдёт. А пока она не рассеется, мы должны бороться.
…Бороться… Бороться… Эти слова звучали в голове Марьяны, когда она проснулась как обычно утром на своей кровати. Был ли Сирин? Или  это был странный сон? Всё казалось миражом, видением, но видением не душным и колким, а сладким и вселяющим хрупкую, но такую желанную надежду. Бороться, бороться… Но с кем? С кем?…
…Ярослав шёл по Коломяжскому проспекту, размахивая полупустой сумкой, и наблюдал за тем, как разные машины легко обгоняют его слева. Вот прополз, гудя, автобус, вот какой-то трейлер прогудел свирепо, огибая едва шевелящийся «Запорожец». Высотные кирпичные дома, как штыки, втыкались в серо-голубое небо. Замаячила стройка – полукруглый, похожий на римский Колизей, светло-бежевый дом с пустыми пока окнами, облепленный кранами, как заботливыми сиделками. Белый крест напротив зала собраний Свидетелей Иеговы возвышался гордо и торжественно. Ярослав с неприязнью покосился на опрятное, и, казалось, ещё пахнущее евроремонтом полосатое здание, обнесённое лёгкой оградой. Ближе к вечеру сюда толпами повалят люди – вот дураки! Лучше бы сходили на концерт какой-нибудь, а лучше – в настоящую церковь, к настоящему Богу.
Подойдя к ларькам, бутылочно-зеленой стеной выросшим между стройкой и дорогой, Ярослав обнаружил, что тот ларёк, в который он стремился, закрыт. Похожий имелся на другой стороне проспекта Испытателей, и Ярослав пошёл сквозь толпу через дорогу. Выйдя на Богатырский, он окинул взглядом перспективу – проспект убегал вдаль и где-то там, за горизонтом, упирался в пустырь; огромные дома, похожие на Китайские стены, торжественно и важно провожали его полёт, возвышаясь над людской и автомобильной суетой. Внезапно, относительную тишину разбил приближающийся вой сирен. Ярослав и люди вокруг завертели головами в поисках источника звука. Вой нарастал, раздваивался, усиливался, и от этого нечеловеческого звука уши и сердце сводило судорогой. Наконец, Ярослав увидел, как на Богатырский со стороны Чёрной речки выезжают пожарные машины с включёнными мигалками, милицейские автомобили и маленькие автобусы. Процессия двигалась медленно, и издаваемый ею щемящий вой проникал, просачивался в душу, словно яд. Ярослав вспомнил, что это, вероятнее всего, похоронная процессия, провожающая в последний путь пожарных, погибших на прошлой неделе при тушении завода имени Свердлова. Боль затрепетала у него в груди, и всё внутри скорчилось и съёжилось от этой боли. Ещё одни похороны… Только вокруг них не было и не будет такой суеты и такого пафоса, как вокруг тех, что он наблюдал вчера. Настоящие герои всегда уходят незаметно. Скорбная процессия, направляющаяся к Серафимовскому кладбищу, медленно проследовала по Богатырскому и скрылась за поворотом вдалеке, вой затих в морозном воздухе.  Настроение у Ярослава испортилось. Ему было жаль пожарных, до слёз жаль, вдобавок он вспомнил про похороны Собчака и поднявшуюся в связи с этим муть. Что-то явно происходило в этом странном городе, что-то творилось недоброе и тёмное.
… Марьяна вернулась от подруги поздним субботним вечером, проведя вне дома почти весь день. Зина, так же как и Марьяна, училась на заочном отделении геологического факультета Университета и работала в театральной кассе. Марьяна очень устала, но не жалела о проведённом у подруги дне, по крайней мере, ей удалось немного развеяться и с грехом пополам отвлечься от тяжёлых мыслей. Какое-то мгновение, когда она заходила в свой подъезд, украшенный остатками дореволюционной лепнины, ей показалось,  что всё по-прежнему, что всё хорошо. Но когда Марьяна попала домой, это чувство понемногу начало рассеиваться, а потом и вовсе растаяло, оставив на душе мокрый след тревоги. Марьяна взглянула на часы – двадцать один ноль-ноль, время икс. Марьяна знала, что именно в этот час земля разверзается и оттуда выходит Вельзевул. Холодноглазое, скользкое и бездушное чудовище по имени Сергей Доренко. Первые три минуты Марьяна мужественно боролась с желанием включить телевизор, но потом силы её иссякли, и экран всё-таки засветился. Позавчерашний день поплыл перед глазами Марьяны во всей своей мрачности, пафосности и холоде. Опять те же лица, те же речи, та же злоба в каждом звуке. Только плюс ко всему ещё и эти жуткие комментарии мёртвого голоса за кадром, отливающего пули для сердца Тёмного Князя. Марьяна не помнила, что бы на похоронах был Степашин, и, тем более, она не помнила, чтобы он произносил какие-то слова, но хладнокровно зафиксировавшая его речь телекамера вылила на Марьяну ушат ледяной, мутной воды. Казалось, весь мир шёл на неё войной, казалось, сотни змей в один час подняли свои головы и зашипели в счастливом предчувствии победы.
Добавил яду в бурлящую от переполняющих её чувств кровь Марьяны и господин Киселёв. В воскресенье чёрное солнце мертвецов стояло в зените. Его свинцовые лучи падали вниз, убивая своей тяжестью.
-Кто сменит Яковлева на посту губернатора Северной Столицы? – гнусаво вопрошал закадровый борец за демократию, закапывая Марьяну всё глубже и глубже в сырой песок отчаяния.
Отлично, они его уже похоронили. Свежий труп на кладбище их врагов. Яковлева похоронили вместо Собчака, там, на берегах чёрной Монастырки.
-…Очередь желающих попасть во дворец вытянулась до станции метро «Чернышевская», - говорил в камеру Павел Лобков – корреспондент НТВ, и слюна злорадного вожделения, казалось, капала с его губ на микрофон.
 Очередь в Таврический, как самое действенное оружие против Князя Тьмы! Все эти люди придут, чтобы закопать  его в пыль веков.
-Очередь из рук в руки с возмущением передавала свежий номер прогубернаторских «Санкт-Петербургских ведомостей», - продолжал Лобков с кровожадными нотками в голосе, разворачивая лист бумаги с чёрными точками букв, - На первой странице – информация об открытии Ушаковской развязки – одного из предвыборных обещаний Яковлева. О похоронах первого мэра  - маленькая заметка на второй странице.
Марьяна смотрела сквозь экран и, казалось, видела все внутренности телевизора, глаза ей застилали слёзы – толстая, глубокая пелена слёз; голоса, стучащиеся в её разум извне, грохотали под черепом гулко и страшно. Степашин… Так вот кто сменит того, чья тень заслоняет им солнце?..
…-Пришла пора нам, ленинградцам. Петербуржцам в Москве. Отдавать дань родному городу. Я к этому готов.
Похоже на приговор, казалось Марьяне. Каменное слово, как в «Реквиеме» Ахматовой. Все сговорились, все идут брать спящий город – подползают с суши, подплывают  с воды, реют в воздухе, едва касаясь кожистыми крыльям куполов и шпилей. Война объявлена, город на осадном положении. Они идут – идут брать её Петербург, ЕГО Петербург, - великий, одинокий, трагичный Петербург скованный зимними льдами. Печальная роль для бывшей столицы – погибнуть от мечей конквистадоров с кремлёвскими звёздами на шлемах!
Выключив телевизор, Марьяна упала лицом на диван. Слёз больше не было, только боль вытекала из распоротого сердца горькой водицей.
…Ярослав  посмотрел программу Киселёва и только разозлился. Что ходил в церковь, что нет, всё насмарку. Незлой и даже добродушный Ярослав в кои веки раз разгневался. Петербург! Это святое! Да как они смеют что-то там бормотать про него и делить его, как свадебный пирог! И какого - растакого дьявола списали они Яковлева на свалку, как старый самосвал!? Кого они сосватали в губернаторы блистательному Петербургу Петра и Екатерины? Какого-то джунгарского хомячка. Нет, не пойдёт. Кому-то угодно играть в игры, что ж, придётся прикрутить ему руки к игральной доске. Ярослав так разволновался, что даже поймал себя на греховной мысли. Он обругал покойного – и зачем это только Собчак так не вовремя умер? «…Его смерть была результатом травли…» - какие красивые слова, какие некрасивые дела. А чем эти господа занимаются сейчас сами, если не травлей? Почему можно травить того, кто и без того затравлен, и чью участь не сравнить даже с участью Александра Третьего, сосланного на задворки Мраморного дворца? Ярославу не хотелось думать о неизбежном, но он ясно представлял себе то, что те люди, кому зачем-то понадобился его любимый город, пойдут до конца. И, к сожалению, добро побеждает зло только в детских сказках и американских боевиках. А, значит, Чёрный Волк Петербург обречён. Его загонят за флажки и расстреляют телепулями. Первая очередь дана. Война объявлена. Кровь на снегу.