Глава 6. Длна волна вслед за другою стремится смыть наш стольный

Часть вторая.

Маскарад. Прелюдия.

Глава 6.

Одна волна вслед за другою стремится смыть наш стольный град.

Всё началось с того, что Ярослав купил в ближайшем к нему книжном магазине на Богатырском занятную книжку «Петербург в фольклоре» и до такой степени увлёкся чтением, что, в конце концов, дошёл до маниакальной увлечённости всем  так или иначе  имеющим отношение к Петербургу.  Накупив всевозможных книг, справочников, монографий и просто карт, Ярослав принялся путешествовать по городу мысленно, тщательно изучая дома и улицы. Но не хватало практики, и поэтому Ярослав решил взглянуть своими глазами на то, о чём он так долго и так внимательно читал.
Первым объектом своих исследований Ярослав избрал Васильевский остров. Это таинственное место давно привлекало его, но так как работа отнимала много времени, прогулка постоянно откладывалась. Теперь же, со сломанной рукой, Ярослав получил возможность осмотреть вожделенную часть питерской суши подробнейшим образом.
Он вышел из «Василеостровской» пол-одиннадцатого утра, - не сиделось дома, поэтому, проснувшись в девять, Ярослав быстренько позавтракал и поспешил в путь. Народ обволок его своей беспокойной массой и увлёк на Средний, бурлящий автомобилями и общественным транспортом. Васильевский очаровал Ярослава своей строгой пестротой и милой неухоженностью, которая, несмотря на печалящий взгляд разброд, весьма шла всем этим милым домам и домишкам. У Ярослава не было какого-то определённого плана, поэтому он пошел, куда глаза глядят, - сначала по Среднему, а потом у лютеранской церкви Святого Михаила свернул на Третью линию. Отойдя почти на проезжую часть, Ярослав поднял глаза на это монументальное готическое сооружение и нашёл его чрезвычайно привлекательным, несмотря на то, что архитектор как-то необдуманно впихнул его между домов, словно это было обычное здание.
Пройдя по Третьей, Ярослав свернул на Большой и дошёл до фельтеновской лютеранской кирхи. Это весьма красивое классическое светло-зелёное  здание с чумазыми апостолами Петром и Павлом в белых нишах Ярослав не раз видел в разных справочниках.
«Охраняется государством», - сурово предупреждала табличка.
«Оно и видно», - усмехнулся Ярослав, посмотрев на торчащую из руки одного из апостолов арматуру.
Выйдя на Первую линию, Ярослав окинул пытливым взором перспективу и, увидев справа от себя тянущееся до самой набережной унылое и монотонное здание бывшего Кадетского корпуса, решил туда не сворачивать. Заметив на стене дома, углом выходящего на Большой и Первую, отметку об уровне воды при наводнении 1824-го года, Ярослав мысленно примерил этот уровень на свой рост. Получилось где-то по пояс. Ярослав двинулся по Первой, представляя то, как бы он шёл тут по пояс в воде, а потом, перейдя на Съездовскую, стал изучать дома, выстроившиеся напротив в строгий рядок. Над всеми ними чванливо возвышался бывший доходный дом адмирала фон Нидермиллера, ныне факультет журналистики СПбГУ. Выставив два своих мрачных, как башни средневекового замка, эркера, он тёмной массой нависал над улицей. Ярослав пару секунд потратил  на изучение его мощного фасада, после чего свернул в Кубанский переулок.
Он бродил по восточной оконечности острова бессчетное количество времени, глазел на дома, заглядывал в подворотни и переулки, заходил в магазины и парадные. Выйдя после долгих странствий снова на Первую линию, Ярослав увидел ещё одну церковь, вписанную в промежуток между домами. Её величественная, но сильно обшарпанная колокольня доминировала над застройкой, печальным серым силуэтом вырисовываясь на фоне белёсого неба. Ярослав задрал голову и рассмотрел, что на ней нет креста. Рука чёрного ангела, застывшего на заржавленном куполе, также была пуста, хотя в ней явно угадывался крест, исчезнувший, по-видимому, очень давно. Ярослав прошёл мимо крыльца, покосившись на икону над входом. Святая Екатерина… Несчастная и разграбленная…
Когда Ярослав стоял на углу Среднего и Съездовской, ожидая зелёного света, в спину ему выстрелила полуденная пушка. Холодный ветер со стороны Петропавловки донёс до него этот резкий, гулкий залп, заставив вздрогнуть от неожиданности. Взглянув на свои часы, Ярослав отметил, что они спешат на пять минут. Подумав о том, что слышит этот залп всего  второй раз в жизни, Ярослав пошагал по Среднему по направлению к метро с чувством радости и удовлетворения от замечательной прогулки.
…Когда грохнула пушка Петропавловки, Марьяна как раз выходила из церкви Святой Екатерины на Съездовской. Она не часто приходила туда, но каждый раз появляясь там, она жертвовала хотя бы десять рублей на её восстановление. Выйдя из полутьмы храма на яркий свет, Марьяна зажмурилась. Сердце сжалось от неприятного предчувствия. Все эти дни она пребывала в состоянии болезненного неведения, так и не зная о том, бросил ли Степашин перчатку, как приглашение на дуэль за честь безмолвного города, или всего лишь издали помахал шпагой. Марьяна даже думать не могла об этом – каждая мысль причиняла ей почти физическую боль. Неужели они – город и Князь – обречены, неужели всё предрешено и расписано  по ролям и нотам, - где-то там, высоко и далеко? Не видя никакого другого выхода и способа помочь тем, кого она любила, Марьяна молилась почти всю неделю, умоляя отвратить тьму от города. Когда она стояла у икон, покой и умиротворение убаюкивали её разум, но стоило ей выйти из-под сводов храма, тревога  и зло окружающего мира снова распаляли в душе её испепеляющее пламя страха.
Счастливое известие о том, что Степашин отказался от участия в выборах, настигло Марьяну уже вечером. Огромная скала свалилась с её сердца, но родник радости не спешил брызнуть из-под неё. Марьяна чувствовала, что не всё так просто, и это ещё не конец. Офицер не сдержал своё слово и не решился вступить в бой. Значит, чего-то испугался. Возможно, кто-то его отговорил. Вероятно, соблазнил чем-то более привлекательным и спокойным. Для Марьяны это было уже не столь важно. Теперь она с тревогой думала о том, кто сунется в драку следующим, и не будет ли этот кто-то ещё сильней, могущественней и бесстрашней. Хотелось отвлечься от мучительных мыслей, забыться, заснуть… Марьяна ощущала дикую душевную усталость, кок будто она живёт уже триста лет. Марьяна достала фотографии и стала их рассматривать. Медленное созерцание старинных снимков успокаивало и усыпляло. Казалось, будто тот мир – размеренный и спокойный – обволакивал её разум, внушая мысль о том, что всё будет хорошо…
…Выходные выдались для Ярослава горячими. В субботу он пошёл в универсам за продуктами для Масленицы, так как собирался её отмечать. Несмотря на то, что фактически весна уже наступила, погода не баловала теплом. Повсюду ещё лежал снег – целые скалистые горы снега, преодолевать которые для Ярослава с его сломанной рукой было весьма неудобно; солнце больше слепило глаза, нежели грело, и народ на улицах был какой-то по-зимнему серый и тусклый. Ярослав возвращался домой  с полной сумкой, идя по Испытателей мимо «Адаманта». Кишкообразная стекляшка элитного магазина тянулась вдоль дороги, тротуар рядом с ней был замощён весёлой розовой плиткой. Под ногами суетились шарообразные голуби, мимо проносились смердящие автобусы, деловито погромыхивали трамваи, увозя народные массы к озеру Долгому. И вдруг Ярослав увидел странную вещь. Нет, этого он никогда не замечал, хоть и ходил по Испытателей довольно часто. Плакат, там, на другой стороне, такой длинный и большой. Раньше там, кажется, сверкал шляпой ковбой «Marlboro» , теперь же картинка была совсем другая, какая-то странная и зловеще необычная. Ярослав много повидал на своём веку рекламных плакатов, однако такого ещё не встречал. На сером фоне – кусок стены и знаменитый чёрный атлант Малого Эрмитажа, стену эту поддерживающий. Внизу – надпись белыми буквами: «Наш город» и тревожно красными – «устал». Рекламируемый объект категорически не просматривался. Ну не атланта же кто-то «раскручивал»? И при чём тут «устал»? Кто устал? И от чего? От зимы, что ли? Или от предвыборных президентских листовок в почтовых ящиках? Лично Ярослав устал от гипса на своей руке, но он об этом никому не сообщал. Пожав плечами, Ярослав направился дальше. Проходя мимо зала собраний Свидетелей Иеговы на Коломяжском, он укоризненно и немножко неприязненно покосился на это холёное сооружение. Бедные вы, бедные, ни вам Масленицы, ни Великой Пасхи – одни заседания.
Дома Ярослав с удовольствием растянулся на любимом диване. Телевизор включать не хотелось, причин тому было несколько. Во-первых, неумолимо приближающиеся президентские выборы давили на психику невозможным количеством политической рекламы и нереальным числом сюжетов на тему того куда, зачем и с кем поехал и.о. Президента. Господин Путин только из утюга не выпрыгивал и из пачки сосисок не вылезал, поэтому при всём уважении к земляку, Ярослав предпочитал переключать канал, когда видел его на экране. Причина вторая и главная заключалась в следующем. С той поры, как госпожа Матвиенко заявила о своём желании навести порядок в Петербурге, центральные каналы с усердием, достойным другого применения, начали пропихивать образ единственной леди Правительства РФ во всех выпусках новостей. Ярослав уже смотреть не мог на её соломенную копну волос, крючковатый нос и безумного цвета костюмчики, и начинал весьма не по-христиански ненавидеть эту «московскую петербурженку». Помнится, в самом начале он ещё посмеялся над  желанием Матвиенко побороться за гипотетическую губернаторскую мебель/ сам Ярослав никогда не видел того самого кресла, о котором так часто упоминали в СМИ, и даже не знал, существует ли оно вообще/. Он прекрасно понимал, что русский народ – не финский, выбравший женщину аж президентом, он куда более дремуч и даме руководить собой не позволит. Однако, увидев, как серьёзно взялись за работу центральные СМИ, Ярослав засомневался. Раскрутить можно было хоть кого, были бы деньги. А деньги, - они всегда есть у кого надо, только не у тебя. Конечно, были же в России, в конце концов, и Екатерина с Елизаветой, да загвоздка только в том, что если бы не гвардейские перевороты, не было бы на престоле этих великих дам. Не выбрала бы тёмная, дремучая, крепостная Россия императриц, предоставь ей право демократического волеизъявления. Впрочем, и сейчас можно провести маленький переворотик в пределах одного отдельно взятого города и получить искомое – женщину-губернатора. Однако устроителям всего этого действа было абсолютно всё равно, женщиной будет этот губернатор, мужчиной, трансвеститом или вообще чёртом, главное, чтобы он не носил фамилию Яковлев. И был по возможности не Владимиром. Ярослав догадывался, что кто-то играет в игры, и эти игры ему не нравились.
…Ольга сидела на собрании Свидетелей, но проповедь не слушала. Её мысли были сейчас не с Библией, а с предстоящими выборами. Политическое шоу всё сильнее и сильнее засасывало Ольгу в пёстрый водоворот и не смотря на все строгие выговоры родителей, советующих дочери поменьше уделять внимания неправедному миру и больше – Свидетельским собраниям, Ольга всё равно с увлечением следила за разворотом событий. Нельзя сказать, чтобы всё происходящее радовало её. Не успели все самые передовые демократические силы выстроиться на Степашина, как он вдруг передумал. А ведь какой был кандидат – благородный, заботливый, честный и чистый! Идеал губернатора для Северной Столицы! Способный следовать курсом покойного Собчака и не возводить стеклянных замков на песке, вроде Ледового дворца, не спящий в обнимку с гранатомётом и не ласкающий бандитов. Правда, несколько попахивало от него кирзой и армейским сукном, и не было во всём его внешнем облике той изящной породистости, присущей истинному интеллигенту, но, во всяком случае, Степашин имел все шансы уничтожить Яковлева. Вернее, единственный шанс, которым он не воспользовался. И вот, новый кандидат, обладающий ещё более выраженными недостатками. Во-первых, она женщина. Женщина изначально имеет меньше шансов в схватке с мужчиной. Во-вторых, уж больно сомнительная биография  комсомольского работника. С такой биографией сложно доказывать свои демократические пристрастия и поднимать на флаг имя покойного мэра. Ольга прекрасно понимала замешательство растерявшихся и засуетившихся демократов, моментально потерявших ориентацию в пространстве. К тому же, Матвиенко плохо делает, что колеблется. Все эти консультации – «посоветуюсь с этой партией», «проконсультируюсь у той» – наводят на размышления. Уж не боится ли она Яковлева? Впрочем, как тут не бояться, когда в Петербурге что ни день, то новое убийство? Однако Ольга склонялась к тому, что Матвиенко всё же согласится. Такие женщины, они больше мужики, поэтому всегда идут до конца. И хорошо бы, чтоб ей повезло.
Выйдя из зала собраний на Коломяжский, Ольга окинула взглядом заснеженные просторы. В воздухе витали флюиды весны, и никто не мог предсказать, кому она принесёт боль, а кому – радость победы.