Нинель
Что ж тебе затравить? А ладно – про Нинку и расскажу. Тут год назад такой фуфел с ней вышел! Теперь то смешно, а тогда всей нашей братии некогда было.
Ездил, видишь ли, к нам на вокзал один дядечка. Его так все и звали. Не знаю, откуда пошло, но и неважно это. Прикол в другом. Крутой дядечка был. На серебристом шестисотом подкатывал и знаешь зачем? Шалав он видите, любил. Говорил на других не стоит, и чем девка грязней, тем лучше. А уж вонючей нашей Нинки на всём свете не сыщется. Это я тебе точно говорю. Даже Дядечка по первой её в машину сажать не решался – зайдут за третье депо и Нинка всю братву вечером угощает.
А как-то раз Дядечка пьяный приехал. Да не так чтобы с душком, а натурально - в драбадан. За рулем, правда, сам сидел, но двух слов сказать не мог. Окошко приспустил, башку наружу высунул и икает. Сашок, это наш парковочник – на стоянке побирается, сначала и не понял что ему нужно. Потом докумекал – Нинку позвал. Она хотела опять за депо, да куда там – нетранспортабельный Дядечка вусмерть.
- Что, родной, прямо здесь сработаем, - это она у него спрашивает.
А он пьяный то пьяный, икать не прекращает, но за ширинку двумя рукам схватился и головой замотал. Потом обратно в мерс опрокинулся и Нинке правую дверь открыл....
Вернулась она только через два дня в ночь. Мы с Сашком на этой лавочке и сидели. У него денёк хлебный получился – на две поллитровочки с ушами хватило, вот и разкумарились. А Нинель подлетает ни здрасте, ни до свидания из горла грамм сто пятьдесят хватила и за пути помелась. Лица на ней не было.
Сашок по такому случаю даже поперхнулся. Сколько лет его знаю, а такого казуса не припомню. Глотка у него лужёная – водка, обычно, как по маслу прокатывается, а тут застряла. Но он поднапрягся на место ей протолкнул и говорит.
- Что эт с ней? Обсосалась никак?
Ничего я ему не ответил, только чувствую - под ложечкой засосало. Слава богу, хоть та ночь хорошая выдалась. В мае дело было, весной во всю шибало, и жить хотелось. Гадость всякая не такой сопливой казалось и настроение потому особливо не испортилось.
Одним словом слиняла Нинка за пути, а я понял - что-то произошло. Это ж все наши знают - лучшей нычки, чем заброшенные отстойники не найти. Там такого навалено! Старые вагоны, паровозы, трубы ржавые - почище любого лабиринта нагородили. Как на нас, бродяг, менты облавы зачинают так мы там ховаемся. Ещё ни одного случая не было, чтоб кого выцепили. Только в тот раз не с ментами цокнулись – комсомольцы, добровольцы пожаловали, из тех, что нынче «крутыми» обозначают.
Оформились они на трёх джипах, батальон хренов, и давай наших на счёт Нинки трясти. Первый Сашок под раздачу попал. Пару фонарей ему прямо на стоянке организовали и ещё пару ребёр уже в сортире подпортили. Понапрасну, конечно. Сашок, при таком обращении, парень-кремень. Если б ему соточку налили тогда, может, и не выдержал, а на грубости он не падкий.
За Сашком моя очередь подкралась. Подходит ко мне тот, что главный и спрашивает: «Где тут у вас этакая разэтакая». Я ему: «зачем вам, добрые люди» и тут же в рыло схлопотал.
- Не добрые мы, - говорит.
Спасибо, просветил.
- Уже вижу, - отвечаю, – но всё одно зачем?
И опять в рыло.
«Нет, так дальше не пойдёт - думаю. Не то чтоб собственного обличья жалко - его и не такие паровозы трамбовали, но неприятно. - Пора эту милую беседу сворачивать».
А как? Да проще некуда. От толстенных шей коленки может, у кого в разные стороны и смотрят, но только не у меня. Повидал я в своё время шеи эти во всех ракурсах, как с ними обращаться в курсах. Так что взял я и натурально сунул свою торбу в ту довольную харю. Она у меня почти пустая была. Если б полная то, может, и пожадничал, а так – держи, родимый, её со всеми ароматами. Ты вообще представляешь, как сумарь у бомжа пахнет? То-то и оно. С непривычки голова закружится, в глазках чёртики забегают.
Нет, бычок мой сознания не лишился, только на полметра шарахнулся, да руками всплеснул – не дай бог до этой заразы дотронуться. А мне того и надо. Ноги в руки и по шпалам, вперёд по шпалам. Честно говоря, не очень и торопился. Бегать по нашей местности надо уметь, а комсомольцы то спортсмены, банки в качалках надули, а специальных навыков не приобрели. Не думали, видать, что такой расклад может выпасть.
Минут десять мы колонной шли. Я впереди трусцой, а они сзади на каждой железяке спотыкаются. Потом слегка я притомился и сказал мальчикам окончательное и бесповоротное досвидание. Под два вагона нырнул, у маневрового перед носом проскочил и адью. Очень они расстроились. Такого мне на прощание пожелали, и передать не могу.
Но смех смехом, а как в то утро на нору забился так два дня носа и не показывал. На вокзале настоящее светопреставление происходило, почище любого ОМОНа. Комсомольцев набежало – в три раза больше чем на втором съезде ВЛКСМ дедушке Ленину в верности клялось. Если б при застое на партсобраниях такую явку обеспечивали, мы бы до сих пор развитой коммунизм строили.
Я за этими тараканьими бегами из отстойника наблюдал. Наших там с каждым часом прибавлялось, и каждый оформившийся вместе с синяками свежие новости приносил. Сергунчики, это два брата у нас – Нинкины конкуренты, вообще еле живые прибыли. Заставили их комсомольцы джипам миньет делать. То есть на выхлопную трубу по очереди надевали и движок заводили. Ненадолго, на пару минут, чтоб не до смерти траванулись. Кто их остолопов этому научил!? Сергунчики по началу то чихали, но после пары сеансов прибалдели и сами новой порции просили. Что потом у нас все отстойники заблеванными оказались – так у кого с похмелья головка не бобо? Цирк!
А рассказали Сергунчики следующую занимательную историю. Оказывается, в процессе приятного время провождения, подслушали они интересный разговор. Всего эти остолопы из-за нефтебазы в мозгах, не запомнили, но суть - очень опасались два комсомольца не найти бумажку, что Нинка у шефа упёрла. Тогда, мол, не только Дядечку посадят, но и им всем много хорошего в жизни светит.
Мы как это услышали, так и поняли – без Нинки с её бумажкой нам не маячит. Это ж она не сотку у алкаша увела! Если человеку принудительная прописка горит, он на многое способен.
Объявили мы аврал и сабантуй. Каждую железяку в отстойниках наизнанку вывернули, животами отшлифовали и таки нашли. В котёл старого локомотива забила, стервочка. Про тот музейный экспонат даже мы позабыли, и если б не её богатырский храп с посвистом долго вокруг и рядом ходили. Но как никак вытащили воровку на свет божий и давай спрошать, нафига ей та бумажейка понадобилась и как она, что в ней разобрала.
Нинка, видишь ли, у нас шибко грамотная – целых полгода в первом классе проучилась и если знакомую букву на рекламном щите видит, очень радуется. Потому то я с самого начала во всей истории сомнения и имел. О чём ей дурочке сразу и сказал.
Кстати, может из-за того, что я нашим в первый момент её придушить не дал, всё хорошо и закончилось. Если б с ходу бить начали и Нинке хана и нас, потом комсомольцы задолбали. А так расчувствовалась наша шалашовочка, всё чин чином обрисовала, и выход нашёлся.
Поведала она следующее. Привёз её Дядечка к себе домой. Он оказывается в «Долине Нищих» живёт, имеет четырёхэтажную хибару и двух здоровенных ротвейлеров во дворе. Когда Нинка с Дядечкой на место прибыли эти звери нашу сосалочку из машины выпускать то не хотели, умней хозяина получились. Если б этот остолоп их послушался, ни у кого головной боли, в конечном итоге, не возникло – ни у него, ни у нас.
Но не послушался, зараза, - протащил Нинку в дом и первым делом, конечно, это, за чем привёз. Потом:
- Погуляй здесь, - говорит. - На первом этаже холодильник можешь пожрать, только не мойся – как проснусь, продолжим.
Вот про холодильник то он зря сказал. Нинка как его открыла, так и прибалдела. Сказать, что никогда раньше такого наша общественница не видела – слишком слабо. Она то думала, что если раз в неделю в вокзальный супермаркет поглазеть ходит, то уж в курсе всей кулинарной моды, а тут лежит много чего-то, всё такое красивое и не только название неизвестно, но непонятно едят ли это вообще. Долго думать Нинель, конечно, не стала. Мыслительный процесс не её стихия, а вот жевательный это да!
Перепробовала Нинка всё. Даром, что этот сарай, то есть холодильник, четырёхкамерный оказался. Время у не неё достаточно получилось – Дядечка целые сутки отсыпался, вот она и оторвалась. Пожуёт – прямо там, у холодильника, поспит, опять пожуёт – опять поспит. Что-то ей конечно совсем не понравилось, но это наверно то, что готовить надо было, а наша девица сгоряча сырым в хавалку запихнула. Но, в общем и целом, впечатления она вполне положительные вынесла. Год уже прошёл, а как кому из наших какой деликатес обломится, так она тут как тут и губку кривит: «А я вот у Дядечки такое ела!». Тьфу, стервочка.
И всё бы хорошо было, но желудок Нинку подвёл. Не привык он к таким разносолам. Селёдка ржавая – это да, мяско с прошлогодним душком – пожалуйста, а всякие там устрицы, да лягушачьи лапки, особливо, если их сварить забыли – ни в коем случае. Не выдержал он подобного огорчения, к концу суток взбунтовался, и решил очень быстро всё обратно выдать.
Напал на Нику такой серунчик, что и свет не видывал. Еле сортир отыскать успела. Часа полтора в нём просидела, а как выходить по сторонам глазами шасть, а бумажки то, что для естественных надобностей, и нету. По этому поводу она тоже уже целый год возмущается. «Представляете – гады, два стульчака поставили, а бумажки не положили!». Я то ей уже раз сто объяснял, что «второй» не унитаз был, а биде, но она так до сих пор и не допетрила. Но не в том дело, опять же. Понимать не понимать – её поскакушки, а вот то, что эта гадина начала там из себя леди изображать, это уже все напакостило. Дома то, на вокзале, она, если что и подолом подтереться может, а там бумажку поискать решила – как со спущенными штанами была, так по дому гулять и отправилась. А поскольку, ножки ей свои кривенькие в таком положении передвигать неудобно было, то в первой же комнате, что на дороге попалась она первую подвернувшуюся бумазейку со стола и слямзила. Что на ней написано, она не разбирала и, что без порток в кабинете хозяина расхаживает тоже, тупоуменькая, не допёрла. Такая вот у нас шикарная герла обитает.
А наша история дальше такой ход имела. Проснувшись, дядечка о Нинке и не вспомнил. Головка у него видно сильно бобо была, и разбудили его не по-хорошему. Нинка говорит, часа через два как она его бумажную драгоценность в сортир определила, начал в кабинете телефон разрываться. Он и раньше то подолгу не молчал, но позвонит чуть и притухнет. А тут как завёлся так и не умолкает, словно мёртвого будить надумал. Достал он дядечку из коматозного состояния и тут же обратно чуть не засунул. Послушал наш любитель грязных девочек, что ему трубка нашептала, пошарил глазками по столу, да как заорёт.
- Где! Кто! Куда! Зачем! Удавлю! – ну и много ещё чего интересного.
А Нинка то дура дурой, но чутьё на неприятности имеет железное. Как стартанула она от своего милого холодильника, просравшись то родная опят к нему приклеилась, так дядечка только в дверях её милый силуэт и углядел. Что-то там он ей на дорожку ещё пожелал, да она не слушала – мелась так, что даже ротвейлеры зубами хрястнуть не успели. Скоростью наша Нинель всегда отличалась, со всем остальным беда. Да не просто беда – полный абзац.
Как рассказала она нам этот карамболчик, так у братвы крылышки и поникли. Ну как, скажи на милость, объяснить этому Дядечке, дорогому, что не читать, не писать эта гадина не умеет и бумажку, просто, не по назначению использовала. Не поверит же что нечего ему мандрашку бить! Долго мы кумекали. Потом Вовчик, умная голова, два образования и три судимости, говорит:
- Ладно, честное общество, была, не была – попробую. Если что ящичек за упокой души раздавите, никак не меньше.
Взял он Нинку в охапку и пошёл. Она то повыкобенивалась, но быстро поняла, что мы не комсомольцы, на выхлопную трубу надевать не будем.
Вернулись они часа через три. Нинка злая как чёрт, а Вовчик едва нас увидел так свой ящик водяры требовать начал. Вот ведь человек! То говорил, что за упокой его души нам выпить, а как пронесло весь ящик себе законить начал. Но всё равно спасибо ему – отвёл беду.
А придумал он вот что. Спрятал Нинку ближайшей подворотне вышел к комсомольцам и говорит: «Дядечку зовите, говорить будем». Вывалился тот из своего мерса, «ну» - спрашивает. А Вовчик ему:
- Если докажу, что та бумажка уже в природе не существует, тебя устроит?
Дядечка подумал, подумал.
- Без базара, - говорит. – Только я не верующий. Как доказывать собираешься?
Тут Вовчик ему Нинкину версию выдал и своё предложение оформил. Дядечка опять подумал, подумал и говорит:
- Ну и дурак. Зови её.
Позвал Вовчик Нинель и Дядечка ей говорит. Тут вот твой кореш нам всё конкретно изложил и претензий к тебе я больше не имею. Даже, если хочешь, могу предложить десять штук баксов заработать. Мы тут с братвой мазу забили, она тебя собственно не колышет, но вот тебе бумажка, вот баксы. Иди на другую сторону виадука, чтоб у тебя сомнений в нашей честности не было, и оттуда прокричи, что на бумажке написано. Если правильно скажешь, можешь капусту себе оставлять, если нет – обратно вернёшься. А чтоб соблазна слинять не было, корешок твой с нами постоит. Идёт?
Ну, у Нинки глазки засверкали и…. потухли. Взяла она ту пачку зелени, к виадуку направилась. Идёт, родная, через шаг спотыкается, и деньги перед собой на вытянутых руках несёт. Знает ведь, что прочитать точно не сможет и знает, что Вовчик об этом знает.
А комсомольцы с Дядечкой притихли, Вовчика на части рвать готовятся. Ведь если идёт значит либо грамотная - соврал поручитель, либо линять с бабками собралась. При любом раскладе хана ему.
Ровно до середины виадука наша Нинка дотопала. Потом развернулась и чтобы не передумать бегом к Дядечке. Сунула ему в руки те баксы да как завоет. В прямом смысле слова. Как волк. Или ещё хуже. О да вот и она сама.
- Привет Нинель. Как сегодня позавтракала? Вечером то гуляем?
- Пошёл к чёрту старый хрен.
- Ну ладно тебе, ладно, присаживайся. Тут вот мил человек пиво выставил, а я ему за это байки травлю. Рассказываю, как ты за десять штук два слова прочитать не смогла.
- Это вы остолопы так думаете. Знаешь, что он там нацарапал? «Верни протокол, сука», так то.
А. Швед.
Свидетельство о публикации №202032500050