Лабиринт

Лабиринт. История одного героя.

«Раздражающие и банальные мелочи не отражаются в моем сознании, предназначенном для большего; я никогда не мог взять в толк, чем различаются буквы». X. Л. Борхес «Дом Астериона»

Увертюра.

Глаза быка были налиты кровью, опустив голову, взрывая копытом землю, он исподлобья разглядывал человека, осмелившегося встать перед ним - перед владыкой стада, хозяином лугов. Юноша был высок ростом и широк в плечах, но рядом с гороподобным зверем он выглядел пятилетним мальчиком рядом с атлетом-борцом. Терпение быка закончилось так же внезапно, как на него нашла ненависть ко всему миру, он белой лавиной ринулся вперед, юноша отпрянул в сторону, но бык успел, мотнув огромной головой, достать его рогом. Брызнула кровь, песок окрасился в пурпур жизни. Юноша нанес удар мечом - точное, молниеносное движение, меч прошел между ребер, пронзил насквозь сердце и, устремившись вслед за своей жертвой, вырвался из рук тавроборца. Бык. еще не осознав собственной смерти, промчался десяток метров, резко замер, тяжело повернулся. Вся его морда была в кровавой пене, глаза бешено смотрели на юношу, который, грузно опершись на копье, пытался остановить кровь, хлеставшую из плеча. Песок побережья был словно вспахан и орошен живительной влагой, солнце начинало падать в море, а прилив начинал извечное завоевание пляжа... Бык покачнулся, ноги уже не могли держать вес тела, глаза тускнели. Вот он упал на колени, пошатнулся еще раз, рухнул на бок... Победитель вырвал меч из тела поверженного чудовища и ничком повалился на залитый кровью песок.
А потом пришли сны - тревожные, беспокойные, переходящие в кошмары. Люди, быки, быко-люди и человеко-быки. Кровь, смерть, многоликая смерть, не менее многоликая, чем жизнь. Черный провал мрачного входа, петли коридоров, сумрак и разбросанные изуродованные тела. Огромный зал, холодящий сердце своей пустотой, которая нарушалась лишь грудами костей. И рев, рев, низкий и страшный, идущий будто бы из-под земли, даже не рев, а гул. На смену темным коридорам пришли просторы равнины, просторы, попранные бесчисленными воинами в многокрасочных одеждах, они голосили, потрясали оружием, несли разрушение и смерть. На встречу им шел небольшой отряд, закованный в латы, отряд, поражающий своей дисциплиной и мощью, но все равно обреченный на гибель. Стройными рядами они выходили из ворот Акрополя, они шли в бой во славу своему городу и богам, их было мало, и они были готовы умереть за отчизну. Потом его внутреннему взору открылась горная дорога, перевернутая колесница, умирающая в конвульсиях лошадь с разорванным брюхом, из которого в дорожную пыль вывалились окровавленные внутренности. И юноша, высокий ростом, широкий в плечах, убитый отцовским проклятьем, но еще живой, стоящий перед гороподобным черным быком, черным как ночь, с глазами налитыми кровью, нервно взрывающим копытом серую пыль, которая клубами дыма окутывает его. Другая колесница, несущаяся по той же дороге, но она не может успеть, даже Гермес не может успеть - отцовское проклятье уже свершилось, юноша, подброшенный вверх титанической силой, дважды перевернувшись в воздухе, упал на широкую спину быка. потом в дорожную пыль, копыта быка окрасились кровью, и сразу же наваждение прошло - кровь отхлынула от его головы, он поспешно ретировался на свое горное пастбище. Потом были погребальные игры, царь приносил в жертву Посейдону того самого быка, а потом пришла темнота.

Действие первое. Доспехи царя.

Пока сын был мал, царица никогда не заговаривала с ним о его происхождении, лишь иногда намекая на таинственную и величественную историю его зачатия. Дети знати потихоньку шушукались между собой, называли сына царицы приблудышем, но вслух боялись даже заикнуться о своих мыслях, страх перед его дедом - правителем и воином, любовь к его матери - нежной и ласковой со всеми, удерживали их. Но вот юноша возмужал, несколько раз случайно услышал разговоры сверстников, которые хвастались подвигами своих родителей. Однажды его спросили, почему никто не видел его отца, а когда он сказал, что отец его - Посейдон, его подняли на смех. Он был сильнее своих друзей, жестоко избил нескольких, вернулся домой. Жестокая тоска обуяла его душу - он ведь был уже достаточно взрослым, чтобы не тешить себя утешительными рассказами матери. Несколько дней прошли в размышлениях над своей злополучной судьбою, а потом он поехал на охоту с дядей и двоюродным братом. Когда бешеный бык убил под дядей коня, он мог придти на помощь, но замешкался, какой-то гул, исходящий отовсюду, сковал его движения. Какая-то внешняя воля приковала его на доли мгновения к одному месту. Конь дико заржал и встал на дыбы, все заходило ходуном - так уже случалось, он уже слышал голос сотрясателя земли. Теперь, разгневанное божество мстило за себя и неверие людей в слова его сына - мелькнула. молнией пронзив мозг. мысль-стрела. Он вспомнил, как жестоко издевался над ним двоюродный брат. Это была расплата за неверие, месть отца за поруганную честь жены и сына. Бык дважды мотнул головой, и брат матери рухнул мертвым на песок. Его сыну7 тоже не удалось спастись. Бык, медленно повернувшись, направился к последнему охотнику.
Вырвав меч из сердца быка, юный герой повалился ничком на тело поверженного чудовища. Он еще не знал, сколько бед ему придется претерпеть из-за своего невольного бездействия, из-за проклятия родного дяди, сколько еще раз он будет вырывать меч из груди поверженных врагов.
Он не мог оставаться дома - все здесь напоминало ему о невыполненном долге крови, о проклятье родича. Все искоса смотрели на него, хотя в лицо все славили его - великого воина, защитника слабых. В душе у него росла горечь, пропал сон, даже в дневные часы мучили кошмары. Мать все это видела и понимала, что сыну нельзя оставаться дома, что его ждет нечто большее, чем судьба простого правителя мелкого северного царства - его ждут опасности, слава, победы. Она боялась за него, но тем не менее не могла пойти против воли Парок - так было предначертано уже давно, еще в ту ночь, когда властитель Афин развязал ее пояс. когда легкое платье, кружась, опустилось на пол беседки на берегу моря. Поначалу она действительно приняла его за морское божество - могучий и прекрасный, он вышел на берег из волн, пройдя прямо по дорожке, выстланной лунным серебром. Лишь потом он открылся ей и оставил под громадным валуном свои доспехи и меч, велев отвести к этому камню их сына, когда тот возмужает.
Она помнила, с каким трудом Эгей передвигал эту скалу, и удивилась легкости, с которой ее сын откатил глыбу в сторону.
Все уговаривали Тезея отправиться в Афины по морю, но он отказался от легкого и безопасного путешествия - ему надо было пройти путь очищения - пройти по страшной дороге, через Мегару. через Элевсин, что-то влекло его к мистическому культу Богини, столь же могучей, как и его названный отец. Он верил, что приближение к Богине снимет с него грех - смерть родственников навсегда страшной тенью встала за его спиной.
Кто я? Сын Посейдона, сотрясателя земли и повелителя волн, представшего матери в обличии Эгея, царя Афин, или же сын царя Афин, который был принят матерью за Посейдона. Мой дар чувствовать приближение пляски аидовых быков в их мрачном подземелье, куда их заточил Посейдон, мог быть простым даром предчувствия - вон лошади же чувствуют за несколько минут, что земля ходуном заходит под ногами, птицы начинают нервно кричать, взмывают с веток, тревожно лают псы, забиваясь в угол. Да и у людей я видел тот же дар. Но почему тогда меня сковала какая-то сила. сковала как раз в тот момент, когда моя помощь была нужна больше всего моим родственникам - ведь никогда раньше такого не было. Месть Посейдона за неверие людей в его знамения? Или просто человеческая слабость в критической ситуации? Слабость человека или гнев бога? А могу ли я собственную злость на брата, собственный страх перед надвигающимся землетрясением и бешеным зверем списывать на какой-то гнев моего покровителя? Не списывать, не оправдывать - а ведь так и было - я же всегда чувствовал приближение землетрясения минут за десять, тут предчувствие пришло одновременно с дикой пляской земли. Животные тоже не почувствовали - видать, страшная сила притупила врожденный инстинкт, не позволить человеку встать на пути бога, жаждущего расплаты. Самооправдание, бесчестье, сознательно взятое на собственную душу, или смиренье перед высшей силой, смирение и понимание своей судьбы. Кто же знает? Кто мне ответит? Почему все получилось именно так? Зачем же я вообще появился на этом свете, если такие страшные вопросы наполняют мой разум?
Прокруст оказался не таким уж страшным великаном, прикованный к собственному изобретению - ложу в скале, - он, пожалуй, даже был жалок и беспомощен. Меч свистнул, разрезая воздух, голова скатилась в специальную яму к жукам и скорпионам на съедение.
- Ну, вот тебе твое ложе оказалось как раз! Только для головы отдельное место потребовалось, а так вполне подошло.
Два дня потребовалось ему на то, чтобы выжечь луга ядовитых трав. перебить всех соратников Прокруста, притаившихся по горам, разрушить замок на вершине горы. раздать награбленное добро окрестным крестьянам. Впереди была длинная дорога, множество врагов, но первые шаги были уже сделаны, а по дороге полетела слава о молодом воине, уничтожающем разбойничьи гнезда, чудовищ и прочую нечисть на своем пути...
Конь встал на дыбы, от неожиданности рука замерла на гарде меча - колоссальный монстр неторопливо направлялся к дороге со стороны каменистого берега. Огромная черепаха, с оскаленными клыками, закованная в броню, не дававшую не единого шанса добраться до тела, спокойно, с сознанием собственной непобедимости вперевалочку на дорожную насыпь и преградила путь. С непостижимой ловкостью громадная голова мотнулась в сторону, чудовищные челюсти, шутя, раздробили тополь копья. Поток камней лишь на мгновения заставил черепаху замереть - первый человечишка осмелился сопротивляться ей. Два удара мечом по глазам навсегда лишили ее света, а потом страшный кусок скалы, рухнувший на голову ослепшего чудовища, лишил ее жизни. Юный герой с трудом стащил мертвое тело в море. он не заметил светящиеся глаза под водой, не услышал, как узкие рыбьи губы шептали слова проклятья убийце своего чада. Морская нимфа никогда не простит ему этой смерти. Но ему было ничего не известно, да даже если бы он знал - все равно ему были абсолютно безразличны любые проклятья, он продолжал свой путь, его ждали Афины, ждал отец. ждали бесчисленные подвиги и свершения.
Короткая, победоносная война с кузенами за афинский престол, защита отца от чар постаревшей, но не утратившей своих магических чар, Медеи, прошенье всех братьев и расправа над ними - все это занимало его, все его силы, все его мысли. Лишь когда в Аттике установился мир, когда утихли последние недовольства, задушенные железной рукой молодого правителя, у него появилась возможность задуматься о том, что принес он на родную землю, во владения своего отца.
Мне уже 25 лет, я достиг всего, что возможно для смертного - у меня есть власть, законно переданная мне отцом, слава, справедливо заслуженная в борьбе со злом и несправедливостью, богатство, столь великое, сколь возможное в Аттике, самая красивая наложница во всех Афинах. Что же мне надо, что гнетет душу? Меня поддержали боги в моей борьбе - меня разбудило предчувствие беды, и я убил змея в спальне отца. я чудом увернулся от отравленной стрелы, пущенной в меня моим братом, сыном моего дяди. Я смог победить Медею, сетью своих чар опутавшую весь дворец, я верну л стране мир и покой, дороги по всей Элладе безопасны, чудовища повержены, разбойники получили по заслугам, изменники наказаны. Закон воцарился в землях, подвластных моему отцу и мне.
Неужели же есть что-то, что не может быть оправдано всеобщим благом? Мне уже вторую неделю во снах приходит видение горящей деревни - мы атаковали разбойников, засевших в ней, ночью. Пламя пожара, рушащиеся здания, и маленький мальчик, случайно попавший под залп моих лучников - три стрелы насквозь пронзили его маленькое тельце. Он умирал долго, тяжело из него уходила жизнь. Его мать убила моего знаменосца ударом плотницкого топора - она не была из разбойников, просто вступилась за сына. ее муж призвал всех сельчан к сопротивлению. Вместо карательного рейда против разбойников, грабивших мирное население, у нас получилась бойня. Нам пришлось спалить всю деревню, в пожаре и под нашими мечами и стрелами погибли все жители деревни, все разбойники - не ушел ни один. В истории Эллады, наверное, это опишут как великую победу, захват вражеской цитадели, триумф справедливости - опишут не из боязни расправы, а потому, что не узнают истины. Никто из моих воинов никогда никому не расскажет, что произошло, война, она на то и война, на войне гибнут люди, что об этом говорить... А перед моими глазами каждую ночь многократно умирает тот мальчик, и его мать с топором бросается к моему верному знаменосцу, брату по Элевсину, склонившемуся над ребенком. пытаясь хоть как-то ему помочь. И топор, как-то несуразно и неловко торчащий у него между лопатками. И все это залито бликами пламени, пляшущего по стенам домов, жадно облизывающего каждую соломинку, каждый прутик. Наутро, в бледных лучах холодного рассвета, я увидел лишь пепелище без единого дымка - ночью прошел дождь, - и виселицы - виселицы вдоль дороги...
Однажды я проснулся - весь в холодном поту - мой кошмар снова преследовал меня, и, выйдя из своих покоев, увидел внизу во дворе людей в богатых одеждах и отца, угодливо склонившегося перед ними. Меня никто не предупреждал, что мы кому-то платим дань, а все происходящее внизу напоминало именно сбор дани. Я сбежал во двор.
Оказывается, мы платим позорную дань царю какого-то далекого островка, у которого огромный флот, и который может блокировать всю нашу торговлю, может за считанные месяцы уморить голодом всю Элладу, а меня даже не ставят в известность! Мы отдаем семерых наших юношей и семерых самых красивых девушек на растерзание какому-то приблудышу жены Миноса! Вот оно как, ну, что же Минотавр, мы увидим, кто сильнейший, что же Минос, посмотрим, кто лучше воюет! На Крите, по слухам, до пятнадцати тысяч наших рабов, несущих самую позорную службу, унижаемых островными варварами. Отец, слышишь, я еду! Я еду с нашими ребятами, я убью Минотавра! Нет. это бессмысленно, братья мои, не пытайтесь отговорить меня, сограждане, пусть я погибну, но я не перенесу такого позора. Мы слишком слабы, чтобы начать войну с этим монстром, но его можно убить, можно убить Миноса, без него они ослабнут - и тогда наши галеры войдут в их порты, наши воины захватят их дворцы. Пока жив Минос и приблудыш его царицы, мы бессильны. Я еду, и, верьте мне, я вернусь!
Отец, потратив немалые деньги, уговорил одного греческого раба взять на борт меч - семейную реликвию - и старые доспехи Эрехтея, те подарки, которые он оставил под огромным валуном в священной роще на берегу моря лунную ночь много лет назад для своего еще не родившегося сына...

Действие второе. Лабиринт.

Двери откроются снова, снова войдут люди - снова у меня будет оргия, снова люди вне моего дома будут славить моего приемного отца, много вина будет выпито, много новых детей будет зачато в пьяном угаре. Все будут славить Миноса - этого старого импотентного козла, который уже много лет не может управлять страной. Лишь моя воля ведет Крит к господству надо всей Ойкуменой! Только меня должны славить, лишь я могу принимать царские и божеские почести! Никто кроме меня не может назвать себя сыном Посейдона, лишь я имею доказательства, что это правда - нет в этом мире второго Астериона, нет и не будет!!! Я и только я! Пусть люди думают, что я - тупой отпрыск похотливой извращенки и быка, пусть так и думают, пусть считают, что Критом правит великий Минос, а я всего лишь - Минотавр, бык Миноса! Но настанет день, я выйду из своего дома - выйду и весь мир замрет, замрет на мгновение, а потом заорет - заорет от ужаса! Земля задрожит под моими ногами - я сын Посейдона, сотрясателя земли, великий Астерион.
Сегодня, уже скоро, начнется пир. я увижу, как умирают проклятые афиняне, как мечутся в тщетных попытках выбраться их девчушки, как они будут беспомощно трепыхаться в моих объятьях! Ничто и никто не сможет сдержать моей страсти, они будут моими - столько времени, сколько мне будет хотеться оставить их живыми. Когда мне надоест играть с ними. я просто убью их. Я мог бы позволить одной из них родить мне сына. но мне становиться скучно и я убиваю их. Мне слишком нечего делать, мои дни и ночи пусты - управление страной я веду через Миноса, который приходит ко мне раз в неделю. я высказываю ему свои пожелания, он их воплощает в жизнь. Не более получаса в неделю - и Крит растет моей заботой и великими помыслами! А после этого мне нечего делать - совсем нечего делать. Но сегодня, я уверен, сегодня, после расправы с афинянами, я распахну двери, я покину свой дом, я стану царем, я буду править сам. я пойду войной на Афины, а может на Микены, а может... Чу! Двери где-то вдалеке заскрипели - пора встречать гостей! Кровь, кровь - единственно-ценная в этом мире субстанция, нет ничего прекрасней вида крови, кровь несет жизнь, кровь несет смерть, она владеет мозгом, она управляет народами! Моя кровь, кровь Посейдона, бурлит в моем могучем теле, я несусь по коридорам навстречу своим жертвам.
Крит встречал нас овациями, мы собрали дань с Афин, мы привезли новых жертв Минотавру, мы победители всего мира, никто не может устоять перед нами. Мы будем пировать три недели - праздник во славу непобедимого Миноса, в очередной раз доказавшего всему миру превосходство критян над варварами. Наш флот сейчас воюет где-то в Пропонтиде, или уже добрались до Тавриды - Медея не подведет. никто из царского рода Крита не может не помочь своим! У наших ног весь мир, все подвластны нам, но многие об этом даже и не знают!
Царь со свитой лично встречал нас, наградил щедрыми дарами - мне, простому гребцу, подарил богатое золотое ожерелье! А этот наглец - афинский царевич! Когда царь кинул в море свое кольцо в знак ежегодного обручения со стихией, этот варвар нырнул в воду и достал это кольцо! Да еще и подал его дочери царя - Ариадне! Если бы можно было его убить - но. нет, надо откинуть такие мысли - он предназначен Астериону. Пусть Минотавр изорвет его в клочья - неслыханная наглость - варвар дает кольцо критской царевне! Его сердце будет вырвано из груди, он умрет в страшных мучениях, крысы Лабиринта будут пожирать его внутренности. Да будет так!
Когда я узнал, что мы не прикосновенны, так как являемся жертвами Минотавра, я понял, что могу вести себя вызывающе. Так. значит, говорят, что Минотавр - сын Посейдона! Ладно, посмотрим, братишка, кого отец любит больше, посмотрим, кто из нас умрет через три недели! Я не верю. что бог позволит жестокому монстру, на котором кровь тысяч невинных людей, продолжить существование. Увидев очаровательную девушку на причале рядом с жирным боровом в парадной одежде, я решил прилюдно подойти и поцеловать ее - просто, чтобы показать, что не страшусь своего будущего, что мне наплевать на их кичливое достоинство, на то, что они считают нас людьми второго сорта, а может, и не людьми вовсе, а презренными животными. Но случай подарил мне другой шанс поиздеваться над этой напыщенной, надменной нацией. Царь зашвырнул в море свое кольцо - дикий обычай обручения с морем, я сорвал всю церемонию, достав кольцо с морского дна, а когда я надел это кольцо на палец царевне при умолкшей от ужаса и удивления толпе, великий Минос побледнел и пошатнулся - триумф его был разрушен, предзнаменование получалось самое неприятное. Нас, скрутив, поволокли с причала, пока мы не сотворили еще какое-нибудь варварское безумство, сонмы стражников сопровождали нас.
А девушка смотрела мне в след. Какие у нее бездонные прекрасные глаза... А волосы - никогда на материке я не видел волос подобного цвета - кажется, их цвет правильно называть медным. Они и струились по ее плечам, подобно потокам жидкой меди. Ее звали Ариадна, ей было шестнадцать лет, и я твердо решил на ней жениться. Все так и будет - злодеи будут наказаны, герой получит все, Эллада получит свободу и попранную честь, Крит станет нашим данником - все так и будет, потому, что так решил я.
Когда Ариадна пришла ко мне в наш барак, я был удивлен, она просто вошла в мою комнату (мне, как афинскому царевичу, отводились личные покои). Еще больше я удивился, тому, с какой простотой и легкостью она призналась, что любит меня и попытается спасти. Я привлек ее к себе, она не сопротивлялась, я сказал ей, что она станет царицей Афин, она улыбнулась, спросила, нет ли у меня брата, который женится на малышке Федре. ее сестре, и станет царем Крита. Просила не обижать ее отца, не причинять ему зла. Я обещал позаботиться о ее родственниках, а потом была дикая страсть, любовные ласки, безумие...
Она ушла в предрассветных сумерках, ушла. оставив уверенность в том, что все сбудется. На другой день она снова пришла, так продолжалось целую неделю, а потом нас отправили в Лабиринт к Минотавру.
Я нашел клубок ниток и отцовские доспехи и меч в том месте, о котором говорила Ариадна. Когда мне навстречу вышел быкоголовый монстр, он оцепенел от неожиданности. Схватка продолжалась недолго, я вырвал меч у него из груди, он все еще хрипел, силясь что-то сказать. Единственными словами. которые я понял, были - сын Посейдона, смерть и кровь. Удар мечом в горло прервал его хрип, чудовище дернулось и навсегда затихло. Мир был освобожден еще от одного порождения зла. Зря ты гневил Посейдона, называя себя его сыном, бычий отпрыск!
Через месяц Крит был нашим данником, а Ариадна моей женой. Я уезжал с острова, цивилизация которого погибла за месяц от серии землетрясений, по воле Посейдона разрушивших почти все дворцы, и от пламени пожаров, которые принесли с собой афинские галеры.
Ариадна осталась на острове Диониса, говорят, ее похитил сам бог, некоторые даже утверждают, что видели это. Мне кажется, что все мы просто были чрезмерно пьяны, я не могу винить богов. Я уверен, что вакханалия, в которой мы участвовали, и послужила причиной исчезновения моей жены. Я прочесал весь остров, пытался найти ее, нашел лишь логово пиратов в скалах, после чего предал остров мечу и огню. Ведь это все бред насчет похищение богом - эти выдумки оскорбляют Диониса, и я всем показал, что не верю в такие байки для младенцев. Позднее, когда извержение вулкана и землетрясение уничтожат остров, пойдет слух, что Посейдон насылает бедствия на моих врагов, что за моими воинами незримо идут полки Посейдона, завершая разрушение. Наверное, так оно и было... Пустота, оставшаяся в моей душе после этой резни на острове, никогда не уйдет. Ведь все произошло не так, как я решил, а, значит, и я - не сын Посейдона, точно так же как и Астерион не был им. Мы с ним были очень близки, я только сейчас это понял, мифические чудища, окутанные таинственностью и легендами, - а история впишет очередную героическую страницу в биографию Тезея...