О Никупе я так немного совсем расскажу это читать надо первым

Это был великолепный праздник! Я носиком нырнула в его подмышку. А он так запросто пальцем одной своей ноги почесал голень другой ноги и улыбнулся, как дракон какой-то:
-Для тебя побрил. Я ради тебя вообще… знаешь, сколько могу?
-А мотоциклик свой дурацкий слабо на мусорку? – заиграла я глазами. Мне почему-то давил лифчик. Я его сняла.
А он обиделся:
-Ну, одень! Зачем сняла-то?
-А ты что, голубой что ли? Зачем?
Так суровенько он посмотрел на меня. Мне даже чаю захотелось. Пришлось снова одеть ему лифчик, и опять прижаться к нему. Мы вдвоем выглядывали в утреннее окно. Во дворе с аркой копался дворник дядя Саша Бурун. У него фартук сиреневого цвета.
Никупь опять на меня так грозно зыркнул. А я давай в атаку на него:
-Одела, одела! Не смотри так. Вон видишь, дядя Саша как рано встает! Чтобы чисто было. Люди ведь не любят, когда бумажки всякие болтаются под ногами. А дядя Саша их собирает.
Никупь на меня смотрел и слушал внимательно. Вообще, лифчик на его волосенной груди ну, просто не смотрелся. А одел он его ради шутки. Мы всю ночь не спали. Не хочется-то вообще об этом вслух так запросто говорить, но мы… мы любовью занимались. Да. Начали в час ночи, а закончили около семи. Даже без чего-то… Без пяти семь, да!.. У меня даже, хи-хи, там побаливать чуть-чуть стало. Ну, так, чуть-чуть. Приятная боль такая. Глупости это все, конечно, я понимаю, но просто так иногда хочется всем рассказать... Ну, о чем-нибудь таком. Вот. А тут дело такое: кто всю ночь не спит, у того к утру в голове всякий туман бывает. И мысли какие-то наркотические попадают, и ноги плохо держат. Вот и Никупь сейчас чудил по-черному практически.
Дядя Саша Бурун, дворник, встал передохнуть со своей метлой поганой и закурил папиросу. И на нас так посмотрел. А я улыбаюсь. А под окнами Никупя мотоциклик стоит. Очень красивый мотоциклик. Никупь за него отдавал три тысячи долларов, если не врет, гадина. У Никупя вообще деньги всегда есть. Он богатый. Я потому сначала и приклеилась к нему, что он мне пиво на халяву покупал и в книжном магазине книги про животных и про комнатные растения. Наверное, за это я и полюбила его. И глаза у него черные.
Ну и вот смотрит дядя Саша на мотоциклик и говорит голосом князя из какого-то художественного фильма:
-Я когда вас слышал сегодня, у меня слюни текли… А мотоцикл уберите. Дайте подмести нормально.
-А нас так громко слышно было? – Никупь спросил и улыбнулся мне. – Мы старались больше «мыкать», чем «акать».
-Не знаю, - уже изменил голос дворник дядя Александр. – Но слышно было здорово. А что, родители не имеют ничего против?
Я улыбнулась дворнику. Мой голый загорелый животик (плоский животик) терся о потрескавшуюся белую краску подоконника. И на животике оставались не только красные следы, но и кусочки старой краски. Никупь это заметил и бережно провел своей огромной ладонью по животику моему, как бы стряхивал эту всякую ерунду. А потом ладонь его и ниже опустилась так: юрк! У меня даже свело что-то и бедра сами друг о друга затерлись. Никупь очень ласковый, хоть и большой по размерам. Никупь сказал:
-Ответь дворнику. Хватит тащиться.
-Шалуны! – посмеялся дядя Саша Бурун. – Чего вы там?
-Да нет, - уже я улыбалась и жалась своим тонким малюсеньким плечиком к огромной туше Никупя. – Они у меня на Кубе, родители-то...
-Я знаю, - кивал дядя Саша. – А если узнают?
-Ну, не будут же они проверять. А приедут они только в декабре.
Дядя Саша посмеялся:
-За это время можно девственности лишиться раз так несколько. Лишилась?
-Лишилась, лишилась, - смеялась я и отбежала от окна. Никупь чего-то еще сказал и побежал за мной. Он тоже был голенький, как и я. Только лифчик мой маленький растянул на всю свою большую волосистую грудку. И ляжки у него в два или три раза больше моих. Хорошо, что трусики не одел мои.
Когда он меня догнал на кухонке, я обняла его, и рукой сняла лифчик:
-Кофе попьем? Там есть еще.
-Пойду только мото уберу. А то ему подметать.
Утро было очень хорошим, как на картинах знаменитых художников. У меня плохо развит художественный слог, и я ничего конкретного сказать не смогу. Если только так… Ну, солнышко было. Июнь. Так здорово! Дождя уже не было четыре дня. У меня в квартирке все в очень большом беспорядке. Уже третий день я посуду не мою. Да некогда все. Мы все с Никупем катаемся на мотоциклике. У него друзей - куча. В бары всякие ездим. Танцуем. В институте я не была почти двести сорок часов. Это так много! Как там без меня? Но когда суббота, как сегодня, ни о чем не думается. Так легко. А на счет девственности дядя Саша очень не прав. Какое его дело? Я ее теряла без сожаления. А вот у Гарички, моей подружки, все было грязно. Она раздвинулась перед каким-то молдаванином из Иркутска. Он ее просто попросил, а она с ним пошла в ларек свой газетный и прямо на газетах. Сказала, что больно ей было, и газеты все запачкались. Ничего не продала потом. Выговор получила. Чуть не выгнали. Я вот, думаю, надо будет шторы все перестирать к декабрю. А то родители приедут и расстроятся. А вдруг они раньше приедут? Например, в ноябре. Тогда надо их стирать уже в сентябре. Пока высохнут. Одеваться неохота. Да я и люблю перед Никупем раздетой ходить. Что-то есть в этом. А он с меня и ест иногда. Куда-нибудь на меня положит какую-нибудь еду с майонезом, например, и слизывает. Да ничего в этом такого нет. Если мы любим друг друга, почему бы не побеситься? А дворик у нас маленький, двухэтажный. Я когда в институт иду или с Никупем куда, то все знают, видят. Асфальт тут у нас потрескавшийся. И котов много. По утрам тихо. Только трамвайчик, там за двором постукивает. Когда он проезжает, у меня ласточка трясется. Ну, это такая пластмассовая ласточка, как украшение настольное, на зеленой подставке. На стуле трусики мои. Чего они тут делают? Так свежо из окна! Так тянет! Я одела трусики, а то как-то холодно! Вот такое утро у нас здесь. Живу-то я почти в центре. А утро здесь всегда хорошее. Птички, солнечно и дворник.
Вернулся Никупь. Весь в крови. Я бросилась к нему и сразу в крови его испачкалась. У меня прямо между сись такое пятно получилось. Кровавое такое всё.
-Кто тебя? – спросила я. А у самой сердечко заколотилось. Я всегда за Никупя переживаю. Он иногда такой импульсивный бывает.
-С дворником! – Никупь отмахнулся и пошел в ванную умыться. У него нос разбит. А я знаю, что когда нос разбивают – это неприятно очень. Там и дышать трудно потом бывает. Чего ж тут хорошего!
А я по коридорчику снова в комнату добежала и к окошку. Там посреди дворика лежал дядя Саша на спине. У него руки в разные стороны лежали. И ноги тоже как-то так. Метла в стороне. Тихо так.
-Ой, ужас! – сказала я тихонько. А еще глаза опустила: смотрю на эту кровь еще, что у меня между сись. И от этого еще страшнее стало. Я, шлепая голыми ножками, вернулась в ванную к Никупю и спросила:
-Он что, залупался, да?
-Да немножко. Про тебя там говорил, - Никупь уже умылся и потемневшим полотенцем водил по лицу. – А я же вспыльчивый, ты знаешь…
-И что теперь? Он лежит там… Мертвый?    
-Да нет, - Никупь чесал свои длинные густые волосы. – Я его немного. Но там кто-то мусоров уже позвал. Пойдем напоследок?
Последний раз – это всегда сладко. Очень сладко, как белые остатки в коробке от клюквы в сахаре.
-А, может, ты убежишь? – я была наверху. Он так любил, и мне нравилось. – Или дай взятку дяде Саше.
-Не надо, - у него уже все так быстренько и обильненько закончилось. Я прикрыла ладошкой, чтобы не вытекало никуда. Горячо.
-Почему не надо?
-Да я еще в тюрьме ни разу не сидел, - сказал Никупь. – Надо попробовать. Хотя бы годик или два. Я тебе доверенность оставлю на мотоцикл. Посмотришь за ним? Только вечером не катайся, а то отнимут.
-Кто?
-Ну, кто-нибудь. Хотя мой мотоцикл все ребята в городе знают. Но все равно вечером не надо.
-Ладно, - я прижалась к нему и забыла, что прикрывала ладонью. Вытекло. Ладно. Ничего страшного.
-Ждать будешь? – спросил Никупь.
-Не знаю даже. А если вдруг жених и замуж выйду?
-Только за придурка не выходи. А мотоцикл дарю. Я еще куплю.
Уже совсем скоро мальчишки в форме пришли. И следователь с ними. Оформили Никупя и увели.
И вот какое утро получается. Осталась я одна с этим мотоциклом, и теперь дядя Саша со своей женой Леной мне враги будут. Плохо. И Никупя жалко. Очень жалко! А ничто беды и не предвещало. И, причем, в день рождения Никупя. Ему то ли тридцать два, то ли тридцать семь исполнилось – я точно не знаю. А я и подарок ему не приготовила. Зато теперь сама с мотоциклом. Надо позвонить кому-нибудь. А то чего сегодня вечером делать? Можно – Гаричке. Она всегда чего-нибудь придумает. Можем, например, в парк сходить на дискотеку. Или съездить. Бензин там есть в баке? Не хочется и рассказ этот заканчивать, да чего-то и писать не о чем пока больше.


***