Любовница

         Я не понимала, что происходит. Не со мной. С ней. У меня все было прекрасно: любимый муж, любимая дочь, любимая работа. Еще любимая сестра, которая уже несколько дней мучилась чем-то, но не решалась открыться ни мне, ни подруге, никому…

   Я ее старше на семь лет. В детстве мы, как и многие, не ладили… Вечно что-то делили. В 20 я вышла замуж и стала жить отдельно. Через год родила дочь. Только тогда наши отношения начали налаживаться. Саша приходила ко мне, помогала, сидела с Сонькой. Ей нравилось быть наконец на равных со взрослым человеком, у которого взрослая жизнь. Да я и уже переросла тот возраст, когда воспринимаешь младшую сестру, как неизбежное зло.
Сашка всегда тянулась к старшим. Сначала подражала мне, потом заводила друзей и подруг старше себя. Я понимала сестру. Я сама была такой же, мне тоже было неинтересно с ровесниками. Мне нравилось, что и она мне доверяла. Когда в пятнадцать в первый раз поцеловалась, пришла ко мне, и мы долго разговаривали. Она боялась, что узнают родители и будут против, потому что молодому человеку тогда было уже двадцать. Я успокаивала ее, я верила, что она никогда не сделает того, о чем в последствии ей будет стыдно вспоминать. И я прекрасно понимала ее страхи, ведь сама когда-то пережила то же, и мама всегда дрожала за меня, хотя, казалось, бояться было нечего. Теперь подрастает моя собственная дочь, и я начинаю понимать свою маму…
С тем парнем она быстро рассталась. Уже не помню из-за чего, это и не важно. Она была красива, и времени сожалеть о ком-нибудь у нее не было. Один за одним сменялись молодые люди. Но страшно за нее мне не было. Даже мама потом успокоилась. Мы видели всех Сашкиных ухажеров, и все они неизменно оказывались очень симпатичными, порядочными, умными… и старше. Но это уже никого не волновало. Ей было уже не пятнадцать, а пять лет – это не разница.
Но тогда  что-то меня насторожило. Она нервничала. Она совершала множество ненужных движений и говорила ненужные слова. Это было не свойственно ей. Полный самоконтроль – то, чему я хотела бы у нее научиться. И вот она теряла его. Она не контролировала себя. Она понимала это, и это давило на нее. Она прятала дрожащие руки, бесилась, была готова разрыдаться, но сдерживала себя и молчала. Признаюсь, я испугалась тогда. Я представила себе самое, по моим понятиям, страшное: ее соблазнил и бросил мужчина, а она залетела. Ничего страшнее я не придумала. И я решила, что сестру надо спасать. Ребенок ей в семнадцать лет не нужен.
Никогда не забуду нашего разговора. Она пришла ко мне внешне спокойная, задала дежурные вопросы о здоровье Соньки и мужа, попросила кофе. Я сварила кофе, подала ей. Она взяла сахарницу, но та выскользнула у нее из рук, звонко брякнулась на пол и разлетелась на несколько осколков. Сашка закрыла лицо руками и заревела.
Есть люди, которые плачут постоянно. Просто им нравится, когда их жалеют. Но жалости они чаще всего не вызывают, скорее раздражение. Сашка не плакала никогда. Даже в детстве плакала редко. А потом и вовсе перестала. Сжимала зубы, бледнела, но все без звука и без слез. А тут разрыдалась просто от того, что разбила сахарницу. В первую минуту я смотрела на нее, как на приведение. Я сама онемела от испуга. Я испугалась ее слез, таким стихийным бедствием они мне показались. В следующую минуту я уже стояла рядом с ней на коленках и ревела, обнимая свою маленькую и, как оказалось, страшно любимую сестру.
Она рассказала. Она не могла больше держать в себе. Страшного в ее рассказе было куда меньше, чем нафантазировала я, но легче от этого не становилось.
Ей было семнадцать. Ему тридцать. Случайный знакомый, ничего особенного. Приятный обаятельный мужчина. Как-то встретились случайно на улице, он подвез ее до школы. Она в то время выпускные экзамены сдавала. Он зачем-то спросил телефон. Она, не раздумывая, дала. Он позвонил. Она рассказала, что провалила экзамен, в котором была уверена абсолютно. Не долго думая, они договорились встретиться и выпить кофе для восстановления душевного равновесия. Встретились. Но поехали почему-то к заливу. Обоим захотелось уединения. Болтали. Было легко и весело. Когда приехали, смотрели на залив… Были одни. Он угощал ее клубникой, ее любимым фруктом. Она не смогла объяснить, как оказалась в его объятиях, осыпаемая поцелуями. Наверно, сама толком не поняла. Но сказала, что так хорошо ей не было никогда. Ни с кем. Потом он сказал, что у него есть жена и дочь, которых он любит, и что никто не должен знать, что они бывают вместе. Тогда Саша решила, что никогда больше не поедет с ним. Семья для нее – свято. Но он позвонил опять. И она опять поехала. Она не смогла отказаться от этих объятий и поцелуев. Просто не смогла. Она почувствовала себя рядом с ним любимой и желанной, то, о чем мечтает каждая женщина. Он ни на чем не настаивал. Она захотела сама. Она стала его любовницей…
Когда-то я думала, что это грязные, порочные женщины уводят мужей от законных жен и детей. Теперь самое чистое, честное и непорочное существо рыдало у меня на плече и говорило, что не может отказаться от этой сказки. Я успокаивала ее, но чем я могла успокоить? Я ведь была женой, разве могла я сказать сестре, что она права? Я бы загрызла ту, которая покусилась бы на мое семейное благополучие. Но слушая Сашу, я начинала чисто по-женски ей завидовать. Никогда мой муж, даже будучи женихом, не дарил мне охапки цветов, никогда не поил меня шампанским в лесу, никогда его объятья не уносили меня куда-то далеко-далеко от всех мирских забот… и у меня мелькнула мысль, которую я вначале испугалась, прогнала, но которая все равно возвращалась: а смогла бы я отказаться от сказки???