Исповедь литератора

Когда я только начинал писать свои первые вещи, мир вокруг казался радостным и наивным. Люди были по большей части добрыми и все их плохие поступки сводились к паре простых вещей – ковырянию в носу и к тому, что домой не унесли то, что можно было унести. А так как и все плохие фильмы, которые мне удалось к тому времени посмотреть, были именно про это, то заниматься плагиатом совсем не хотелось. Зато хотелось писать о любви, большой и светлой. О нежных поцелуях у водосточной трубы, когда мартовские коты аккомпанируют нежным всплескам адреналина, когда голуби взлетают к небесам от резкого падения двух сцепленных тел, и словно умирают старушки на первых этажах старых домов, не шелохнувшись прислушиваясь к недоступным для них радостям весны. Именно такие вещи у меня и получались. Нежные, чистые и добрые. Сначала их никто не хотел даже читать, наверное именно за их наивность и веру в светлое и большое. Но потом случилось чудо. У меня появился свой литагент. Был он молодым, симпатичным и очень хватким.

Точнее он для моей жены был «он», а на самом деле – это была она. Стройная, стильная, походка от бедра, сигарета в тонких пальцах на отлете, взгляд пронзительный и томный, улыбка многообещающая и вообще  - мечта, а не девушка. Но так как отношения между автором и литагентом должны были быть чисто деловыми, мне быстро настучали по рукам при первой же встрече, тем самым убив в зародыше романтический порыв, но зато подсказали как внести легкие штрихи в мои никому не нужные эссе, чтобы они сразу стали раскупаться бешенными тиражами. Всего-то и надо было исправить, что название первой книжки.

Простое односложное, не останавливающее взгляда даже литературных критиков как оно заиграло, когда моя разумная (я мог ее уже называть моей, потому что мне она так и сказала «Я от тебя теперь никуда») заменила его на созвучное ударное словосочетание «Эро-неваляшки». Я даже не успел подписать несколько экземпляров для друзей. Расхватали все, ни в одном магазине не осталось, даже на складе, даже у издателя. У последнего стащили по-моему даже оффсеты, потому что когда я пришел к нему попросить десяток книг для себя, он лишь развел руками и мило улыбнулся. Ах да, он еще добавил, что чемодан денег унесла мой литагент. «Сгибалась бедная под тяжестью, но тащила», - сказал он мне. «Там что, медяки были», - пошутил я. На шутку он обиделся и заявил, что ничего кроме свободно конвертируемой валюты он своим клиентам не выдает. Из чего я сделал заключение, что скоро придется мне сдавать на права, так как новая машина мне обеспечена.

Моя талантливая однако сразу заявила, что ни о какой машине речь идти не может, потому что так как я водить не умею совсем, то лучше уж она наймет мне шофера с нормальной машиной, чтобы я не напрягался, а спокойно сидел сзади, именно сзади, а не справа, как я уж было рассчитывал, и думал, думал, думал.

 - О чем?, - спросил растерянный я.

 - Как о чем?, удивилась она,  - конечно о новых книгах. Ты думаешь, успех так дальше за тобой и пойдет? Не-е-ет, писательство – это тяжкий труд, - протянула она, обдав меня ароматным дымом тонкой сигареты.  – Главное, что ты теперь знаешь в каком направлении работать. Первая книга прошла на «ура», но это потому, что ее никто не читал. Для рецензий они взяли то, что написано в аннотации.
 
- А что написано в аннотации? – спросил все еще наивный я.

 - Да так, ничего страшного, я просто взяла и вписала туда пару строчек про твою прошлую жизнь, - ответила надменно она.

 - Извини, а что ты знаешь про мою прошлую жизнь?,  - я хоть и наивный, но мог себе представить, что может заинтересовать требовательных читателей. Наверняка моя неприступная решила сослужить мне дурную службу и выкатила в аннотацию что-нибудь из моих романтических историй. Правда, я никого не убивал и не мучил во время секса, да если быть честным и жене то ни разу не изменял, но даже платонические томления не хотел бы выводить наружу. Жена у меня хоть и добрая, но сковородка на кухне всегда имеется.
 
- Да ничего я про твою жизнь не знаю, - заявила мне моя обожаемая. От сердца у меня отлегло, сразу все плохие мысли отлетели прочь и я возрадовался. – Я просто написала, что ты был директором подпольного борделя и собирал истории о клиентах побывавших у тебя. Это нынче очень модно.
Так я узнал, что такое «черный пиар».

Однако отказываться от заработанных денег не хотелось, тем более, что вместо машины, моя длинноногая подарила мне чудесные часы – настоящий платиновый «Ролекс». А жене целую пачку денег. Я думал, что жена, увидев Марину (теперь-то уже можно раскрыть ее имя), меня просто прибьет на месте, она в общем-то так и собиралась сделать, но ощутив в своей руке пару норковых шуб и как минимум полгода безбедной жизни на Сейшелах изменила свое решение. Они вдвоем заперлись на кухне и о чем-то долго шушукались. Я за это время успел сыграть пару уровней моей любимой игры, но был жестоко втащен обратно в реальность властной рукой жены.
Почувствовав поддержку еще одной особи женского рода она пообещала  выкинуть все диски с играми на помойку, чтобы я не тратил зря свое драгоценное время, а сразу же садился писать.

 - Писать что,  - очумело, но вежливо вопросил я.

 - Как что? Конечно книгу, - Моя несравненная взяла меня за руку и отвела во вторую комнату. Прикрыла дверь, в которую пыталась влезть жена и, посмотрев в глаза, начала длинный разговор.

 - Ты понимаешь, что теперь тебе нужно много писать. Утром просыпаться и, выпив кофе, сразу садиться за книгу. Ты. . .
 - Но я не люблю кофе, - попробовал вставить я.

- Как это не любишь, мы же с тобой только кофе и пили? – Моя недогадливая зашипела как кошка.

 - А я чтобы тебе приятное сделать. И потом я же неаккуратный, я этот пакетик с чаем обязательно на себя выверну.
 
- Так, все, не перебивай. Ты должен садиться и писать книгу, -  снова завела она свою пластинку. А я очень не люблю когда мне вот так вот начинают говорить что я должен делать. Ну и что, что мы денег заработали, я же не робот какой-то хотел я возразить. Но она не дала мне этого сделать. Она начала долго и в общем-то по делу описывать как вели себя великие писатели, как они трудились, не зная не компьютера, который всегда исправит ошибки и поможет заменить целый кусок текста, ни таких замечательных литагентов, которые всегда продадут любой бред, какой бы писатель не написал.

На бред я хотел обидеться, но не стал. Я просто спросил.

- А что писать-то. Для того чтобы писать нужно вдохновение. А вдохновение нужно найти или создать. . .
В этом месте моя божественная прервала меня тем, что встала и вышла из комнаты. И только захлопывая дверь сказала, - Вот и ищи его – вдохновение, и чтобы через неделю я прочла что-нибудь новенькое.

Я, конечно обрадовался, что она ушла. И тут же сел за компьютер, поиграть. Вечер прошел чудесно. Жена что-то там бурчала на кухне, потом в соседней комнате, собака царапала лапой, просясь на улицу, но мне совершенно не хотелось вставать, поэтому я плюнул и на одну и на другую. Так прошла неделя, я ходил на работу и в Интернет, жена уехала, как и обещала на Сейшелы, собака свыклась с мыслью, что погулять ей в ближайшее время не светит, и все было хорошо.
И тут появилась моя валькирия. Она влетела в комнату, взмахнула ресницами, огляделась по сторонам и не найдя творческого беспорядка, а только беспорядок оставленного женатика приняла меры.

Посадила меня в машину (она в отличии от меня водить ее имела право) и увезла на дачу, к себе на дачу. Там она первым делом усадила меня в маленькой комнатке на стул перед компьютером и объявила, что теперь это мое рабочее место.

Так я узнал, что такое писать на заказ.
После этого потянулись долгие скучные дни. Мне разрешалось гулять по участку, потому что это полезно, смотреть на облака и слушать ветер, потому что это романтично, и есть свежие фрукты и овощи, потому что организму нужны витамины. На какое-то время меня хватило, я дописал несколько старых заготовок, попробовал себя в жанре эротического рассказа, как просила меня моя настойчивая, а потом загрустил.

 - Что случилось, милый, - спросила меня моя румяноланитная, когда увидела, что я сижу понурый. Ей очень шел свежий воздух и трехразовое питание. Из-за меня она оставила свою основную работу (про себя я уж и не говорю, мне пришлось ее просто бросить) и теперь целыми днями занималась только мной и моими проблемами.

- Ты понимаешь, не пишется, ничего не пишется,  - я развел руками и попытался вылезти из-за стола.  – Хочется каких-то светлых впечатлений, ощущений необычных.
Она остановила меня рукой, посмотрела прямо в глаза и, не отводя взгляда, словно сама себе произнесла:

- Значит новых впечатлений надо, хорошо. Придется побыть еще по совместительству музой, поработать многостаночницей…
А потом, потом я просто потерял дар речи. Моя пантера, все также поедая меня глазами,  грациозно села мне на колени, повела плечом, и легкий верхний наряд ее скользнул вниз. Я целовал ее всю – это было божественно, это было просто немыслимо. И эти нежные тонкие кисти, длинные пальчики, ароматную атласную кожу шеи, опускался ниже, пробегал губами по ключицам и доходил до белеющих холмиков. Вот только когда мы начали целоваться губы в губы, я понял, что такое курящая женщина. Оказывается – это даже хуже чем предсказывали, это гораздо хуже, чем целовать пепельницу.
Правда, новые впечатления я получил, и еще недели две работа спорилась. По крайне мере моя сладкая нашла неопровержимое средство давления на меня, чуть что, она садилась мне на колени, обвивала руками шею и, прижимаясь ко мне своим чудным телом, всячески настраивала меня на рабочий лад.

Но натура я тонкая и чувствительная, и по ночам стал плохо спать. Все снилось, что моя страстная опять ко мне подходит и, наклонившись близко-близко, так что я ощущал ее тонкий аромат, вдруг начинала на меня орать:

- Пиши! Пиши! Я твоя Муза! Муза-а-а-! … В этом месте я обычно просыпался и что было дальше не помню, зато появлялось дикое желание писать.

Моя предприимчивая сумела издать мой месячный труд стапятидесятитысячным тиражом. К этому времени подъехала с моря жена, но они как-то умудрились договориться, на процентной основе я думаю, что я пока поживу у Марины, потому что только она знает, как за мной ухаживать, и как заставить меня РАБОТАТЬ!

- Работать! Работать я сказала, - начинала теперь моя неспокойная каждое утро. А на улице стоял май, и все девушки по моим предположениям должны уже были ходить полуобнаженными.  Из дома я теперь выходил только на веранду. Меня выпускали, точнее выгоняли, туда каждые пятнадцать минут в час, все строго по команде. Никаких контактов с внешним миром, никаких отлучек и увольнительных.
А письма от благодарных читателей все шли и шли. Курьеры из издательства привозили их с периодичностью раз в два-три дня и вываливаали эти два мешка прямо на крыльце. Я таскал их в дом, а моя экономная протапливала ими камин.
Так я узнал, что такое писательская слава.

При этом моя загадочная все время интересовалась над чем я сейчас работаю, что в планах и что можно будет представить в редакцию через неделю. Когда я делал что-то, что ей не нравилось, она била меня по рукам, но теперь делала это уже длинной гибкой плеткой, кажется она называется «стек», а может «стек» это что-то другое, не менее болезненное, я не знаю. Короче говоря, замыслил я убежать. Хоть куда-нибудь.
Где она хранила деньги я  знал, сколько там моих тоже представление имел. Поэтому, когда она однажды уехала в магазин за продуктами, заперев меня предварительно на ключ, я выставил окно на злополучной веранде и прыгнул в сад. Прыгнул как был, в шлепанцах, домашнем трико и футболке размера XXL. Промчался мимо яблонь, которые только-только завязались, и выскочил на улицу.

На станцию было нельзя, пришлось ловить попутку. Это-то меня по всей видимости и выдало. Так как меньше ста единиц условной валюты мелочи у меня не было, то водила получивший такой куш отпраздновал это дело после прибытия домой по полной программе. В процессе приятного времяпрепровождения был отловлен моей дидактической (она же юрист по образованию), допрошен с пристрастием и указал на место моего пребывания. Там меня и взяли, тепленького и со вкусом водки во рту.

Так я узнал, что такое несправедливость.
Спеленали, бросили на заднее сиденье машины и привезли обратно. Моя агрессивная встала надо мной в позу тигра-убйцы и сказала, что посадит меня на цепь, что и проделала. Цепь оказалась противной, и ошейник очень натирал шею. Кормит она меня теперь только раз в день, и то если я заработаю. За каждую написанную мною страницу она чуть откручивает барабан, на котором намотана цепь, и я могу сделать шаг в сторону тарелки супа, стоящей в другом конце комнаты. Правда обычно, когда я добираюсь до нее, суп уже бывает съеден котом. Кота я хочу просто прибить, но не мог раньше до него дотянуться. Кот очень домашний и страшно пушистый и я поймал его на мышку (компьютерную).

Сейчас он сидит у меня рядом, примотанный моей же цепью к ножке стула. Прибивать его я передумал. Я закончу еще пару предложений, распечатаю все что написал, засуну ему под его кожанную курточку, в которой он щеголяет по квартире, и хорошим пинком отправлю милое пушистое создание за окно. Бывает голубиная почта, а у меня будет кошачья. Пока моя неусыпная приедет из магазина, кот наверняка успеет выскочить на улицу, а там его кто-нибудь поймает и прочтет, то что я написал, потому что кричать я уже устал, все равно на помощь никто не приходит. Если кто прочтет все здесь написанное, не забудьте позвонить в Союз писателей и милицию, пусть они за мной придут, адрес там ниже указан.

Ну а если мне не повезет с этим посыльным, и он попадет в руки хозяйки, то меня ожидает две участи. Либо моя сексапильная меня прибьет, когда прочтет эти строчки, либо найдет себе нового литератора, тем более, что моя популярность резко пошла вниз, а меня может быть отпустит!