Троллейбуса не было почти двадцать минут, из-за чего в институт Андрей опоздал. К счастью, ненамного – всего на четыре минуты. При опоздании более пятнадцати минут преподаватель в аудиторию уже не пускал, отмечая в журнале «н».
Еще в прошлом семестре студенты обнаружили, что весь материал практически дословно взят им из учебника Федоровича «Канализация и очистка сточных вод» за 1976 год. Лекции он читал стоя за кафедрой монотонным, без всяких эмоций голосом, практически не делая пауз между предложениями. Однако, к посещению своих занятий относился очень серьезно, самолично проверяя присутствующих дважды за лекцию в конце каждого академического часа, тратя на это добрых десять-пятнадцать минут занятия. За прогулы спрашивал нещадно: иметь три-четыре пропуска без уважительной причины – обеспеченные два балла на экзамене.
Это был уже пожилой, около шестидесяти лет, мужчина. Высокого роста, худой, с длинными руками, заканчивающимися непропорционально широкими, как у людей физического труда, кистями. Одет всегда одинаково: в дешевый серый костюм, вечно в жирных пятнах и белой пудре мела, светлую рубашку с потертым воротником и галстук невзрачной расцветки. Поверх воротника у него торчал огромный морщинистый кадык, перекатывающийся вверх-вниз, в процессе речи. Звали его Август Иванович Сидоров. Можно было только догадываться, почему его отец с такими простецко-русскими именем и фамилией назвал сына Августом. Впрочем, такое сочетание ему подходило: несмотря на жуткое косноязычие (возможно из-за этого, в свое время ему пришлось заучить чуть ли не наизусть триста страниц отточенного и выверенного автором и корректорами текста учебника), явную глупость и неряшливость в одежде, была в нем некая претенциозность на интеллигентность, выражавшаяся, обычно, в чтении длинных бессмысленных нравоучений студентам. Вдруг посредине лекции, когда одуревшие от скуки студенты начинали шуметь, он тяжело вздыхал, мог даже на некоторое время мученически прикрыть рукой глаза, и произносил:
- А вот вы задумывались когда-нибудь, как тяжело мне читать лекции? Ведь, вот вы одеты, обуты, сыты, учитесь бесплатно. И вместо того, чтобы быть благодарными мне и вашим родителям за это, вы себя так некультурно ведете. Ведь вы будущие инженеры, так сказать. Наверное, вы еще молоды и не понимаете… Да… Да, конечно, сегодня воспитанность и культура не самое главное… Я вот, бывало, иду с лекций домой и думаю, что из вас вырастит? И есть ли моя ответственность за это?.. Может, я вам что-то не додаю?.. Ведь это неуважение, проявление неуважения, в первую очередь, даже не ко мне, а к своим соседям, которые в отличие от вас, я конечно не про всех говорю, тот про кого я говорю, я надеюсь их совесть… они меня понимают… Так вот, те которые меня хотят, а вы мешаете им. Я все-таки надеюсь на вашу лучшую половину вас, что может быть когда-нибудь, может потом, поймете, как нехорошо вы поступаете…
Студенты его за это не любили и за глаза называли Пидоров.
Андрей зашел в аудиторию: «Здрасте-извините,» – невнятно пробормотал он в сторону Августа Ивановича. Тот сурово посмотрел на него, но ничего не сказал.
Свободные места были только на двух первых и самом последнем рядах. Андрей, конечно же, выбрал последний: конспекта по газоснабжению он сроду не вел, и, скрывшись за широкими спинами впередисидящих однокурсников, можно хотя бы не водить ручкой по бумаге, изображая, что записываешь лекцию.
Усевшись, Андрей открыл с обратной стороны конспект по математике. Некоторое время бессмысленно смотрел на чистую страницу. Затем нарисовал стрелку. Почему-то всегда, когда ему нечем было заняться, он рисовал стрелки. Они у него получались разнообразнейшими: совсем простые – прямая линия, заканчивающаяся вытянутым треугольным наконечником, некие хитроумные гарпуны, на рисование и раскраску которых уходило, порой, не менее получаса, зловещие пики, с кучей маленьких, острых отростков, крючков, игл, как будто взятые из ночных кошмаров опричников Ивана Грозного.
Это занятие ему, впрочем, быстро надоело, и он решил потренироваться в расписывании. Поставил роспись внизу листа. Она у него вышла корявая, какая-то слишком скромная, неловкая. Из-за стрелок свободного места уже не было и пришлось перевернуть страницу. На чистом листе начал ставить росписи: от гигантских, чуть ли не в пол листа, до малюсеньких всего на две клетки. Стало получаться заметно лучше, особенно нравилась этакая эффектная закорючка в самом конце. Но все же чего-то не хватало. Подумав, Андрей решил добавить впереди первую букву имени. Вышло еще хуже: «А» была уж какая-то очень простая, прямолинейная, чем портила замысловатый зигзаг фамилии.
Вдруг он вспомнил, что однажды в одной из газет читал статью известного российского графолога, который утверждал, что по форме росписи можно судить о личности ее владельца. Из всего прочитанного Андрей запомнил только, что чем больше задран вверх конец росписи, тем более человек амбициозен, уверен в своих силах. Посмотрел на свое произведение. Да… с амбициозностью у него явно плоховато. Сама роспись еще ничего: хоть ненамного, но приподнята кверху, однако, закорючка, которая так пришлась ему по душе, шла резко вниз, сводя на нет всю его уверенность в себе. Пришлось от нее избавиться. Расписался снова, задрав на этот раз роспись градусов под семьдесят от горизонтали клеток тетради. Без закорючки получилось уже совсем не то.
«Ай, достало!» – со злостью захлопнул он тетрадь, с завистью смотря на соседей справа. Те с упоением играли в "Морской бой": скрючившись над самой партой, чтобы не было заметно с кафедры и, прикрывшись друг от друга свободной рукой, они перебрасывались зловещим шепотом: «е-два – ранил; е-три – ранил; е-четыре – мимо… У гад!».
Впереди Андрея о чем-то тихо переговаривались два его одногруппника Костя Кузнецов и Слава Голицкий. Чтобы хоть чем-то занять себя, он начал прислушиваться к их разговору.
- Люда, конечно, это… Высшая девушка, тут ничего не скажешь… Такая вся ладненькая, стройненькая. Фигурка – аккуратная, аккуратная – все при ней: ножки длинные, попка… - все как надо. И одевается, конечно, всегда на все сто! - шепотом говорит Костя.
- Да уж, - покачиванием головы подтверждает Слава, - а глаза у нее какие, ты видел? Она же натуральная блондинка, а глаза у нее зеленые! Ты представляешь, мало того, что здоровенные такие, так еще зеленые! А губки у нее…
- Так, что самое интересное, и с мозгами все в порядке, с ней же всегда поговорить можно нормально, видно неглупая девушка, совершенно!
- Грудь у нее небольшая, - морщится Слава.
- Ну и что? А тебе, что нужно, как у Коноваловой, полтора метра в обхвате? Она и должна быть маленькой. Надо, чтобы грудь свободно умещалась в мужской ладони, а все остальное – это мясо. Вот будет у тебя жена с большой грудью – сейчас то это, может круто, а потом, с возрастом, она у нее как отвиснет по самый пуп! Физику учить надо! Сила тяжести: «мэ-жо» - знаешь, что это такое? А у Люды, у нее и сорок все, как надо будет. В таких же девушках, самое хорошее, что они за собой следят, и она, что в двадцать, что в пятьдесят – будет на все сто!
- И вот кто-то же ее… Ты представляешь, - горестно вздыхает Костя.
- Да уж, - соглашается Слава, - такая тебе меньше чем за пять пробок из-под «Кока-колы» ни за что не даст.
- Не меньше, - убежденно подтверждает Костя. – Так раньше-то можно было и «Кока-колу», и «Фанту», даже «Спрайт», а теперь только «Колу».
- Не-а, я слышал: «Фанту» тоже можно, но «Фанта» - это же вместе вливайся, зачем тебе это? В таком случае лучше уж поменять пробки на модный стаканчик с надписью.
- Конечно, вон у нашего Сусела папа – зав. филиала «Приорбанка»… Откуда, например, у него десять пустых пачек от «Мальборо», он же даже не курит? Конечно, - убежденно заявляет Костя, - папа за него их и насобирал. А столько пачек – это верный шанс выиграть джип. Вот помяни мое слово: через месяц он точно будет на нем рассекать. Так мало того, я у него еще как-то серую конфетку «Эм-энд-эмс» видел, представляешь?
- Серую конфетку?! Ты что! – восклицает Слава. - Хотя, конечно, - был бы у меня такой папа… Серая конфетка – это вернее даже, чем обертка от «Кнорр» – стопудовый шанс выиграть путешествие на двоих по Золотому кольцу России!
«О чем это они, что за бред? – недоумевает Андрей. – И почему Люда должна за пять крышечек от «Кока-колы» кому-то давать? А вдруг даст? – мелькает ревнивая мысль. – Тьфу, блин, бред!» – злится он сам на себя.
Люда была давней, с самого первого курса, страстью Андрея. Именно страстью: необъяснимой, тайной, мучительной, до перехватывания дыхания и дрожи в коленках. Невысокого роста, отчего с вечно приподнятой, с непонятным вызовом, головкой, на длинной шее, копной, всегда распущенных, золотистых волос, с зелеными неестественно большими, как на картинах Матиса, глазами. Со всеми мужчинами она держалась абсолютно одинаково: с легким оттенком приятельства, без тени жеманства. Разговаривая, подходила к собеседнику почти вплотную, могла даже тихонько дотронуться до его руки, как будто специально сводя с ума своими прикосновением и дурманящим запахом, при этом с легкостью прерывая все попытки фамильярства одним горделивым взмахом порхающих ресниц.
Возможно, именно в этой кажущейся простоте в сочетании с абсолютной неприступностью, было нечто даже более сильное, чем в изяществе фигуры и красоте бездонных глаз, что сводило с ума, вызывая в мужчинах любого возраста целую гамму чувств от похотливо-животного возбуждения до желания писать стихи или защищать Родину. Что даже Сидоров, казавшийся, далеким от всего мирского, не имевшего отношения к проблемам снабжения канализацией жилищных массивов, иногда при взгляде на нее сбивался с плавного пересказывания Федоровича и начинал рассказывать пошлые анекдоты времен написания учебника.
- Ищенко… Где Ищенко? Я вроде видел его сегодня, как сквозь туман доноситься до Андрея голос Сидорова.
- Я, Я – Ищенко! выкрикивает Андрей, вскакивая с парты. – Здесь я, здесь!
- Что ж вы не отзывались? – укоризненно качает головой Сидоров. - Я вот вам чуть «н» не поставил, а у вас уже он один есть. Потом бы ходили ко мне обвиняли, что я вас неправильно отметил.
- Не расслышал.
- Надо расслышивать, а то, что это такое?.. Кузнецов, - продолжает перекличку он.
- Я.
- Куликов.
- Я.
После Сидорова можно было сразу же ехать домой. Следующей по расписанию шла лекция по сопротивлению материалов, которую, вопреки жутким студенческим сказаниям «о сопромате», вела старушка – «божий одуванчик», никого никогда сроду не отмечавшая. К тому же, лекции она читала таким тихим голосом, что слышно ее было только на первых двух партах. Ходили на ее занятия только уж самые озабоченные отличники, к числу которых Андрей себя не в коем разе не относил.
Занятия у Сидорова всегда почему-то вызывали у Андрея непреодолимое чувство голода, и, зайдя в квартиру, он тут же бросился на кухню.
На плите борщ, жгуче красный, как он любит, с большим куском вареного мяса. На второе в гусятнице свиные отбивные – большущие, больше ладони, с тоненькой кромкой сала; рядом в большой кастрюле с водой картошка, уже почищенная и порезанная длинными, тоненькими ломтиками для жарки. Андрей зажег под сковородой огонь, положил туда картошку. Налил побольше подсолнечного масла, чтобы получилось, как во фритюре.
Пока картошка готовилась, Андрей не удержался и налил себе тарелку борща. Полную до краев, положив туда вареное мясо из кастрюли, предварительно мелко его порезав, чтобы можно было кушать прямо оттуда ложкой.
После супа начал жарить мясо. Куски такие большие, что для них пришлось взять отдельную сковороду. «Два куска, это, наверное, много, - раздумывал Андрей, - особенно после супа. А, черт с ним, скушаю! – решил он. - Тем более два куска – как раз занимают всю сковороду».
Картошка приготовилась быстрее мяса, чтобы не остыла, Андрей накрыл ее крышкой.
«Ну вот, конечно, а про гарнир забыл!» - стукнул он себя по лбу. На подоконнике в большой белой миске, прикрытые полотенцем от мух, лежали свежие, уже помытые огурцы с помидорами. Взял отдельную тарелку, мелко порезал в нее овощи. Там же рядом, у окна, в маленьких баночках из-под майонеза в воде растет лук. Срезал зеленые перья, постругал в салат. Все это тщательно перемешал, немного посолил и залил сметаной.
После еды сразу же полегчало: Андрей даже решил почитать. На столе валялась газета с завлекательным заголовком на первой странице: «Кто отец ребенка Наташи Королевой?» Андрей прошел в зал, лег с газетой на диван. Раскрыв ее, он наткнулся на статью, тут же отвлекшую его от проблемы установления отцовства ребенка певицы. Кто-то подсчитал, что если Билл Гейтс уронит стодолларовую купюру, то подбирать ее ему не выгодно. Его время, которое будет затрачено на подъем купюры, стоит дороже.
Стодолларовой купюры у Андрея не было, он взял, оторвал листок бумаги приблизительно такого же размера, бросил его на пол. С часами нагнулся, поднял его. Для чистоты эксперимента проделал это несколько раз. Оказалось, что даже, если делать это чрезвычайно медленно – максимум тратиться три секунды.
Взял калькулятор. «Итак, - начал рассуждать он, - в минуте шестьдесят секунд, в часе – шестьдесят минут, в сутках - двадцать четыре часа. Стоп. Ему же еще надо спать – отнимаем треть. Нет, ни фига: все богатые люди – трудоголики и спят максимум по пять-шесть часов. Итого: в сутках - восемнадцать часов. В году - триста шестьдесят пять суток, если, конечно, он не високосный. Значит, за минуту он может поднять двадцать стодолларовых купюр, за час – тысячу двести, за сутки – двадцать одну тысячу шестьсот, за год, если поднимать их без выходных и перерывов на обед, – семь миллионов восемьсот восемьдесят четыре тысячи стодолларовых купюр. Умножить это число на сто на калькуляторе не получалось, так как он у него был восьмизначным. Пришлось взять бумажку (ту же, на которой проводил эксперимент) и написать на ней 7.884.000 (ручки под рукой не оказалось, и он сходил за ней в соседнюю комнату). Дописал к этой цифре еще два нуля. Получилось нечто ужасающее: 788.400.000. Семьсот восемьдесят восемь миллионов четыреста тысяч долларов в год – не фига ж себе!»
«Вот гад! – разозлился Андрей. - И откуда у него столько денег?" – подумал он, почесал живот и снова лег на диван.
Читать ничего больше не хотелось, Андрей взял пульт от телевизора и начал им щелкать. По ОРТ показывали «Последнего героя», по «Культуре» шел доисторический, еще немой фильм: какая-то женщина с обведенными черными тенями глазами трагически тянулась к длинному мужчине во фраке и цилиндре. Тот непреступно хмурился.
Андрей стал беспорядочно переключать каналы, выискивая что-либо достойное внимания, однако в дневное время большинство каналов вещание не вело. Наконец, щелкнув последней девятой кнопкой, Андрей наткнулся на местное кабельное телевидение. По нему предавали службу американской религиозной общины «Год олвейз виз ю».
Сначала крупным планом показывали большой, переполненный людьми зал, по которому между рядами бегает с микрофоном проповедник - мощного телосложения мужчина. По ходу движения он совершает множество мелких суетливых движений, выкрикивая что-то по-английски в микрофон. За ним, не отставая ни на шаг, повторяя все движения, словно древнегреческая Пифия, носится маленький лопоухий переводчик.
Через некоторое время, окончательно загоняв переводчика, священнослужитель вбегает на сцену. Широко расставив ноги, он берет в обе руки микрофон, отчего становится чрезвычайно похожим на Фредди Меркюри, исполняющего «Божественную рапсодию».
К религии, вообще, и к религиозным сектам в частности, Андрей относился так же, как к гомосексуализму - с безразличной терпимостью, пока это не касалось лично его. Решил переключиться обратно на «Последнего героя», однако, вдруг крупным планом показали лицо проповедника, и внимание Андрея привлек здоровенный нелепый прыщ на самом кончике носа. Была в его белесом гное некая странная притягательная сила, что Андрей отложил пульт в сторону и стал внимательно слушать проповедь.
- … дай, я выну из глаза твоего, а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! – тычет проповедник пальцем с экрана, с такой злобой, что Андрей аж вздрагивает от неожиданности, - вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучек из глаза брата твоего!
Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтоб они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас.
Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят. Если ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею?
Проповедник суровым взором обводит аудиторию. После каждой фразы ему приходится делать паузы для переводчика. Такая задержка между крайне эмоциональными мимикой и жестами американца и русским пониманием содержания его речи еще больше усиливает ощущение некой театральной фантасмагории.
- Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш небесный даст блага просящим у Него.
Берегитесь лжепророков, - говорит вам Иисус, - которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные: по плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые: не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. Итак, по плодам их узнаете их.
Не думайте, что Я пришел принести мир на землю, - все больше заводится проповедник, взбудораживая своей экспансивностью малыша-переводчика. Тот пытается повторять его движения, что из-за разницы в габаритах выглядит очень комично. - Не мир пришел Я принести, но меч; ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человека – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; И кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня.
Как завороженный Андрей никак не может заставить себя переключиться на что-либо другое.
…И когда настал вечер, приступили к нему ученики Его и сказали: место здесь пустынное, и время позднее; отпусти народ, чтобы они пошли в селения и купили себе пищи.
Но Иисус сказал им: не нужно им идти; вы дайте им есть. Они говорят Ему: у нас здесь только пять хлебов и две котлеты. Он сказал: принесите их Мне сюда. И велел народу возлечь на траву и, взяв пять хлебов и две котлеты, воззрел на небо, благословил и, преломив хлебы, положил в них по котлете. А затем дал полученное ученикам, а ученики – народу. И ели все и насытились; и набрали оставшихся кусков двенадцать коробов полных; а евших было около пяти тысяч человек, кроме женщин и детей. И получило это кушанье название «Биг Мак», и всего в нем вдоволь: булочка-тост с семенами сезама, двойная порция натуральной рубленой говядины, репчатый лук, кусочки маринованного огурца, салат-латук, плавленый сыр «Чеддер» и специальный соус «Биг Мак».
Ибо сотворено оно на радость истинным верующим, почитающим «Спрайт», как кровь Господню и призревшим «Севен Ап» – желчь Диавола – напиток фарисеев и чернокнижников.
«Кола» была настолько холодная, что от нее стыли зубы. Пить не хотелось, но из жадности Андрей чуть ли не залпом выпил одну за другой три четвертьлитровые бутылки; содержимое остальных пришлось все же вылить на землю. Бутылки открывались с нежным пшиком, искрящиеся пузырьки, отрываясь от дна, медленно поднимались наверх, образуя около самого горлышка нежную белоснежную пенку. В спешке Андрей не догадался прихватить с собой открывашку, и поэтому пробки пришлось отколупливать ключом. Для этого, он просовывал кончик ключа под изящную гармошку ободка и, проворачивая его там, отрывал пробку от горлышка. Пустые бутылки аккуратно ставил в ряд вдоль бордюра. Их тут же подхватила юркая старушка, смерив Андрея удивленным взглядом. Осмотрев себя, он обнаружил, что стоит на улице в домашних тапочках и спортивных штанах. Зажав в руке добытые пробки, Андрей вернулся домой.
"А что я ей скажу?" – вдруг сообразил он. - Приезжай у меня есть пять пробок из-под «Кока-колы»? Идиотство какое-то… Не пойдет, надо придумать какую-нибудь нейтральную причину, чтобы встретиться, а там…
"Что придумать, что придумать? – размышляет Андрей, ходя взад-вперед по комнате. Голова была удивительно пустая. Однажды он ей уже позвонил: осмелев после выпитых двух бутылок пива, решился набрать номер Люды, предполагая ее куда-нибудь пригласить. Однако, услышав в трубке знакомое: «Алло», он вдруг осознал, что не знает, куда ее приглашать и зачем, и что он там будет с ней делать, и вообще, ему начало казаться, что все, что он может ей предложить, о чем решит поговорить, должно быть ей абсолютно неинтересно, и, не сказав ни слова, он бросил трубку.
«Что придумать? Что придумать? – повторяет он. - Надо чтобы это обязательно касалось института, - почему-то решает он, - там, типа, конспект, книгу, какую попросить…»
- Йес! – радуется он, вспомнив, что у них одинаковый вариант задания курсовой работы по термеху, а завтра как раз практическое занятие. - Типа, я потерял свое задание, - на ходу придумывал он, - и прошу дать мне данные. Во… точно!
Пальцы сами собой набрали нужный номер.
- Да, - раздался из трубки чем-то раздраженный мужской голос.
- Здравствуйте-Люду-позовите-пожалуйста-к-телефону, - на одном дыхании выпаливает Андрей.
- Щас, - с неохотой произнес мужчина. На другом конце провода некоторое время слышны какие-то непонятные шубуршания, затем раздается нежное людино:
- Алло.
- Привет, это Андрей. Ну, Андрей, с тобой мы вместе в институте учимся, - почему-то ему кажется, что у нее как минимум полсотни знакомы Андреев и он, это, как раз тот последний из них, которого она предполагала услышать.
- Да, я поняла.
- Да, вот… Я, вот звоню… Как твои дела?
- Нормально.
- Слушай, вот… это… Как у тебя с «термехом»?
- А как с ним должно быть?
- Ну, ты уже начала что-нибудь делать?
- Да, в принципе, еще, как-то рановато, по-моему: задание же только вчера раздали.
- Ты понимаешь, я куда-то свое потерял, а у нас же с тобой один вариант, не могла бы ты мне дать все данные.
- Хорошо, сейчас продиктую.
«Вот черт, об этом я не подумал!» – со злостью хлопает себя Андрей по лбу:
- Нет, нет, по телефону не надо, давай я лучше куда-нибудь к тебе подъеду и перепишу.
- Да зачем, - удивляется она, - тут всего полстранички, чего ты из-за них будешь ехать, давай лучше продиктую.
- Нет, нет, тебя очень плохо слышно, да у меня и ручки под рукой нету и вообще... Давай лучше где-нибудь встретимся.
- Ну ладно, если ты так к этому стремишься… Я, правда, не понимаю зачем, но ладно… Ты знаешь, где я живу?
Конечно! …А нет, не знаю, - опоминается он. Еще в прошлом году по номеру телефона он отыскал в компьютерном справочнике ее адрес, затем даже по электронной карте нашел дом.
- Так знаешь или нет?
- Нет, не знаю, ну откуда мне знать?
- Ты сегодня какой-то не того, может, съел, что не то? – усмехается Люда.
- Нет… да. Нет, нет, конечно, я вообще еще ничего не ел, как пришел с института, - зачем-то врет Андрей.
- Ладно, тебе возле метро где-нибудь удобно?
- Да, конечно.
- Хорошо, тогда через тридцать… Нет, давай, через сорок пять минут на станции Фрунзенской. Как выйдешь из вагона, направо… А, вообще, давай чтобы не потеряться внутри, в самом метро, хорошо?
- Хорошо.
- Ну, тогда до встречи… Ручку не забудь, - смеется она в трубку.
- Да, пока, то есть до свидания, - уже гудкам сообщает он.
Андрей приехал почти за двадцать минут до назначенного времени. В вагоне, в котором он добирался, на стене висел рекламный плакат магазина бытовой техники «Электросказка». Стройная девушка в коротеньком голубом платье, чрезвычайно похожая на Люду (Андрей про себя решил, что это хороший знак), с довольной улыбкой прижимает к себе пылесос. Девушка, безусловно, была красивая, однако, не обладала той самой людиной неуловимо-женственной сутью, из-за которой возникает желание раздолбать Трою или пристрелить Дантеса. Такую просто хочется взять в жены и спокойно растить вместе с ней детей.
Андрей думал сначала купить Люде цветы, на затем посчитал, что это будет лишним.
Она появилась с другой стороны, чем он ожидал ее увидеть. В короткой, чуть выше колен, обтягивающей черной юбке и красивой вязаной кофте. Распущенные, как всегда, по плечам волосы.
- Здравствуй, - (она всегда говорила «здравствуй» или «здравствуйте» в зависимости от возраста собеседника) – вот задание, что ты просил, – достает из сумочки надвое сложенный листок тетрадной бумаги и протягивает ему.
- Спасибо, я сейчас перепишу быстренько, - Андрей оглядывается по сторонам в поисках места, где можно списать данные.
- Да не надо, я уже дома для тебя все написала, бери – это твой листок.
- Спасибо большое.
Сложив страничку еще раз пополам, он засовывает ее в задний карман джинсов.
- Ну, тогда ладно, я пошла, завтра в институте увидимся, - произносит она, зачем-то глядя на него в упор своими зеленющими глазами.
- Подожди, - берет он ее за локоть.
- Да? – вскидывает она бровь.
- Я вот тут, вот, это … - он достает из куртки пробки из-под «Кока-колы» и протягивает ей на открытой ладони.
- И что? – удивляется Люба.
- У меня сегодня дома никого не будет аж до вечера, можем пойти ко мне, - неожиданно для самого себя выпаливает он.
- Зачем? - на ее лице написано изумление.
- Ну, как…, - сует он ей пробки, - для этого…
- Для чего для этого?
- Вот…, краснее он, - это для тебя – бери.
- Ты что, совсем рехнулся?! Идиот, - небрежным движением она отпихивает его руку, разворачивается, так резко, что распущенными волосами задевает подбородок Андрея. Ошарашенный, он еще некоторое время смотри ей вслед, слушая удаляющееся цоканье ее каблучков.
- Никогда, ни один мужчина не сможет убрать квартиру так, как это сделает женщина, - категорически заявляет Сергей, высасывая мякоть из очередного кружка апельсина. – Я пару лет назад снимал квартиру. Приводить ее в порядок, как ты сам понимаешь, хоть изредка, но надо. Так вот, я заметил, что когда я это делаю самостоятельно: хоть целый день провожусь; - кажется, ну все: от и до… и так, и этак, вроде в каждом уголке… А не фига!
В то время у меня девушка была постоянная. Она приходит, я смотрю: чики-чики… так, бамс! За каких-то два-три часа вымоет, вылижет все так… Я, наверное, если бы неделю комнату драил – ничего похожего не получилось бы.
Я даже свою теорию под это разработал. Вот смотри: в семье оно, обычно, как? Мужчина работает, а женщина следит за домом, делает там все по хозяйству, правильно? То есть, если логически рассуждать, то готовка еды, уборка, стирка – это прерогатива женщин.
Было заметно, как он доволен, что так к месту вспомнил такое сложное умное слово.
- А нет, ничего подобного. Вот, например, во всех самых лучших и дорогих ресторанах повара – мужчины, однако, где ты видел мужчину-прачку или мужчину-горничную? А знаешь, почему так? Ты когда-нибудь пробовал подметать или мыть пол… даже пусть пылесосить? А стирать или полоскать белье?.. – обращается он к Руслану. - Так вот, все, что касается уборки и стирки делается в полусогнутом положении – в позе абсолютно противоестественной нормальному мужику. Так что, дело вовсе не в, якобы, пресловутой женской аккуратности или терпении; махать веником и обезьяну можно научить, все дело в физиологии, точнее даже в сексологии, - победно заканчивает он, откинувшись на спинку стула.
- Да…, - с изумлением качает головой Руслан, - большей ахинеи я давно уже не слышал. А если мужик гомик, значит, что ему убирать и стирать нормально?
- Ты знаешь, к сожалению, или к счастью, у меня нет ни одного знакомого гомика! - с достоинством заявляет Сергей.
- Слушай, у тебя, наверное, с этим какие-то проблемы: сколько тебя знаю, ты все на этих бедных баб гонишь? То ты мне доказывал, что женщина – это побочный продукт мироздания, обзывая их ходячим инкубатором, теперь у тебя вообще получается, что они только раком работать и могут, - усмехается Руслан. - Нарвешься же однажды на какую-нибудь продвинутую феминистку, она тебя за такие слова или пристрелит или засудит за причиненный моральный ущерб. Это называется: «дискриминация по половому признаку». Да и вообще, теперь же все изменилось: женщины тебе и в футбол играют, и штанги тягают, в космос летают, некоторые даже президентами становятся.
- Что, что изменилось? – заводится Сергей. - Ничего же на самом деле не изменилось, все осталось, как и было. Ну, раньше в моде была мяукающая блондинка с большими сиськами, сейчас худощавая брюнетка в стильном пиджачке – «бизнес-вумен».
Чтобы подчеркнуть свое презрение, произнося слово «вумен», он, вытянув трубочкой губы, сильно тянет букву «у»: «в…у..мен».
- Что из этого? - не унимается Сергей, - Все равно взаимоотношения остались теми же самыми: мужчина выдумывает себе образ желанной женщины, каждый раз новый, а та из кожи вон лезет, чтобы ему соответствовать. Что изменилось?
- Ай, как говориться, горбатого…, - отмахивается на него Руслан, - давай лучше выпьем еще.
- Не вопрос, - с радостью, что за ним осталось последнее слово соглашается Сергей.
Вечером Андрею позвонил его студенческий товарищ Руслан и пригласил сходить в бар попить водки с ним и своим бывшим одноклассником Сергеем. Расстроенный происшествием с Людой Андрей с радостью согласился.
Бар представлял собой полуподвальное помещение в самом центре города, перед входом которого почему-то повесили надпись «Продукты». Впрочем, в народе к нему прилепилось название «Бабочки». То ли от желания соригинальничать, то ли в ностальгической тоске по ушедшему детству с зеленым сачком на длинной палке и полулитровой банке с набросанными на дно пожухлыми травинками и закрытой крышкой с прорезанными в ней перочинным ножиком неровными дырками, владельцы бара украсили стены помещения стеклянными рамками с засушенными экзотическими бабочками с длинными латинскими названиями. Бар был маленький, всего на пять-шесть столиков, стоящих практически вплотную. Два шумно работающие вентилятора не могли справиться с табачным дымом и жарким духом разгоряченных алкоголем посетителей.
- Ну, что? - вопрошает Сергей своих собеседников, разлив из стоящего на столе графинчика каждому по полной рюмке, - третий, как говорится, ваш студенческий – «за любовь».
- Почему третий? – удивляется Андрей. – Это же уже четвертый.
- Раз четвертый, тогда «за оргазм», - безразлично соглашается Сергей. – Кстати, вот, сколько спрашивал, никто не может сказать, а что дальше идет после «оргазма»?
- «За родителей», - подсказывает Руслан.
- «За чистоту отношений», - поправляет его Андрей, - а потом уже «за родителей».
- Кстати, - вдруг вспоминает Сергей, - недавно скачал из Инета… Картинка: поделена на две части: вверху – «мужской оргазм» и один переключатель типа рубильника – «вкл.–выкл.»; внизу – «женский оргазм» - и там целая панель управления, там всякие ручки, кнопки, датчики со стрелками, прикольно, да?
Вдруг взгляд его останавливается, он как будто начинает к чему-то прислушивается. Расстегивает куртку, из-под нее противным электронным трезвоном раздается мелодия: «Сердце красавицы склонно к измене…»
- Алло, - прикладывает к своему уху сотовый телефон Сергей, - Да? А ты, что уже звонила? Да, нет, просто не слышал. Тут в баре шумно… Ну хорошо, хорошо, постараюсь не поздно.
- Вот, блин, - ругается он, глядя на табло телефона, - опять два непринятых вызова. Как стал носить его во внутреннем кармане, так постоянно не слышу. Вот опять: мама третий раз уже звонит, а я только теперь поднял. Раньше-то я его на поясе носил, даже специальный чехольчик купил с зажимом, чтобы за ремень цеплять.
- А сейчас что так не носишь? – спрашивает Руслан.
- Так знаешь, мне один дядька умный рассказывал, что там от него такое излучение идет, что ну его на фиг! Оказывается, если тебе позвонили, а ты в это время телефон возле уха держишь, а ближайшая сота оказывается со стороны другого уха, так он говорит, что может возникнуть типа «эффекта микроволновки»: мозги у тебя чуть ли не закипят и от этого запросто можно даже дуриком стать. Ну его… Он же когда звонит… Вот если я музыку в это время слушаю, так он компакт сбивает. Или может запросто комп повесить, если ты, например, в момент звонка пересохраняешься или загружаешь какую прогу.
- Так ты классное место себе нашел – ты же его возле сердца носишь! – замечает Андрей.
- Да фиг с ним, с этим сердцем, главное, что с пояса вовремя убрал!
- Можно взять посмотреть? – просит Андрей.
- Конечно, бери, - протягивает Сергей ему телефон.
- Слушай, а чего у тебя там какие-то непонятные иероглифы на дисплее? – удивленно рассматривает он трубку.
- Сам ты иероглифы! Это арабский язык, я его специально установил в протест против американцев, что они Афганистан бомбят. Я теперь даже в «Мак Дональдс» не хожу, а покупаю себе только шаурму.
- А как же ты им пользуешься, ничего же не понятно?
- Нормалэ, все под контролем! – заявляет Сергей. - У меня все записано, смотри, - Сергей достает из кармана миниатюрную записную книжку. - Один – пять – три, - нажимает он в этой последовательности кнопки, - вот, пожалуйста, – секундомер, пользуйся. У меня тут все занесено, - показывает он на книжку.
- Подожди, подожди, - Руслан выхватывает трубку, - так это же иврит! – восклицает он.
- Да…, ну и ладно, - пожимает плечами Сергей. - Да и, вообще, какая разница: иврит, арабский? Давай его сюда, - забирает он телефон у Руслана и прячет обратно в карман куртки.
Руслан, глядя на Андрея, крутит пальцем у виска, кивая в сторону Сергея. После выпитой рюмки Андрея неудержимо тянет в туалет и ему приходится встать из-за стола.
Туалет на бар общий, без разделения на женский и мужской, отчего запирающийся на защелку. За неаккуратно покрашенной белой дверью комнатка с рукомойником европейского типа: сверху вместо привычных красного и синего кранов одна ручка, крутящаяся в двух плоскостях: вверх-вниз – регулировка напора, влево-вправо – температуры воды.
Далее кабинка с унитазом, на двери которой кто-то старательно красивыми объемными буквами вывел «DM». Надпись зачеркнута красным фломастером и ниже нервным неровным подчерком: «Depeche mode – fuck off ! It`s cool…» и далее целый столбик названий групп на английском языке, известной из которых Андрею была только Marilyn Manson.
Изучив музыкальные пристрастия посетителей сортира, Андрей зашел в кабинку. Создавалось впечатление, что каждый входящий в туалет считал своим неприменейшим долгом увековечить свое посещение какой-либо надписью.
Над бачком крупными буквами было выведено: "Слава – гомосексуалист". Андрей почему-то чрезвычайно порадовался за неизвестного Славу: что вместо привычного «пидора», его назвали таким нежным длинным словом, да еще написанным без единой ошибки. Под ним философское изречение: «Мужчина, женщина… какая в жопу разница…»
Еще ниже требовательный призыв: «посмотри направо!» Андрей послушно смотрит направо, там тем же подчерком: «посмотри налево!» Андрей автоматически поворачивает голову: «а теперь посмотри назад!» Несмотря на то, что с расстегнутыми штанами поворачиваться весьма проблематично, Андрей послушно исполняет приказ неизвестного графиттимейкера. На внутренней стороне двери надпись: "Ты сюда ссать пришел или головой вертеть!»
- Вот сволочь! - злится Андрей. Застегивает ширинку: то ли от злобы, то ли от выпитого это у него получается с трудом.
Вернувшись, рядом со своими друзьями Андрей обнаруживает двух девушек, видимо, подсевших к столику во время его отсутствия. Одна крупного телосложения, с ярко крашенными волосами и миловидным птичьим лицом, вторая – в длинном черном облегающем платье с вызывающим декольте и таким же взглядом немного раскосых серых глаз.
- Познакомьтесь, девушки, это – Андрей, - представляет его Сергей, - это – Света, - показывает он Андрею на рыжую, это -…, кивает он в сторону обладательницы черного платья, - Марина.
- Очень приятно.
- Ну, ты садись, а я сбегаю, куплю еще чего-нибудь выпить, - суетится Сергей.
…Когда покупаешь джинсы, первое, что необходимо сделать для того, чтобы определить настоящие они или нет – это внимательно рассмотреть их с изнанки. Во-первых, на внутренней поверхности карманов должна быть большая фирменная лейба. Затем, подшитая к поясу - так называемая, «вошинг инстракшин» – руководство к стирке, где обязательно указывается размер джинсов, состав их материи: непременно стопроцентный «коттон», и различные значки, показывающие, как правильно следует их стирать. Еще одна лейба находиться сзади, на поясе, ровно по центру. Там просто может быть указан «трейд марк» фирмы-изготовителя.
С внешней стороны в обязательном порядке пришита еще одна большая кожаная лейба. Раньше ее пришивали по всему контуру, теперь же некоторые фирмы, особенно у которых клевые «трейд марки», типа «Версачи» или «Вигосс», крепят ее только сверху и снизу, чтобы под ней можно было пропускать ремень.
Классические джинсы, типа «Вранглера» или «Леви Страуса» обязательно проклепываются во всех местах пересечений швов, только внизу ширинки заклепок нет, за то там шов более крепкий, двойной.
Если джинсы длинные – это не страшно. Главное, когда будешь их выбирать, смотри, как они сидят на бедрах: спереди и сзади. У некоторых бывают такие длинные молнии, что когда садишься, она топорщится и кажется, что у тебя там что-то нехорошее. Если же джинсы длинные, перед тем, как обрезать, обязательно сначала их постирай, потому что они могут сесть. Даже очень хорошие джинсы могут сесть.
Не в коем случае нельзя мерить джинсы на босую ногу, следует обязательно одеть туфли. Джинсы надо покупать с небольшим запасом по длине, так как в процессе носки они собираются в коленях в мелкую гармошку, отчего несколько укорачиваются. Да и вообще, короткие джинсы – это просто ужас! Кроме того, если ты будешь носить длинные джинсы с высокими каблуками, то твои ноги будут казаться длиннее, чем есть на самом деле.
Голоса раздавались откуда-то сбоку. Андрей попытался раскрыть глаза. Слепящий дневной свет, казалось, материализовавшись во что-то тягуче-жидкое, влился в голову, окатив вязкой болью затуманенные алкоголем мозговые клетки. С тихим стоном он закрыл глаза – сразу же стало легче.
«Главное, лежать и не двигаться, - думал Андрей, - и не в коем случае не открывать глаза. Кто это, интересно, разговаривает?»
Из вчерашнего он отчетливо помнил, как вернулся Сергей еще с одним графином водки и пакетом апельсинового сока. Они его выпили, или словами Сергея «уговорили», затем поехали к девушкам в гости в общежитие. Там они пили еще, затем пошли все пятеро курить на балкон. Андрей хоть и не курит, но зачем-то поперся со всеми. Там Сергей рассказал о своем друге – лейтенанте милиции, который держит крышу над двумя проститутками и коммерческим киоском в их районе. Проституток, как он уверяет, охранять намного выгоднее, но за то более хлопотно: их постоянно пытаются затащить на «субботник» (то есть заставить работать бесплатно), из-за чего ему все время приходилось ездить разбираться. С малолетними «хэбэбэшниками» (в сноску: презрительное прозвище от аббревиатуры "ХББ" – хочу быть бандитом) или с нормальной братвой проблем практически никогда не возникало, достаточно просто показать им свое удостоверение. Но иногда попадались отморозки, которые ментовские корки не уважали, и приходилось просить помощи у ОМОНа или местной братвы. Теперь он с проститутками работать больше не хочет, а лучше возьмет себе под крышу еще несколько киосков. Тем более что этой зимой девушки все равно работать не будут, так как в следующем году заканчивают «физфак» университета и им необходимо писать дипломы. Андрею почему-то стало ужасно обидно за девушек, что их вот так легко можно променять на коммерческий киоск. Ему, казалось, что проститутки с дипломами «физфака» – это что-то такое чрезвычайно возвышенное, из детства, что-то вроде Софьи Ковалевской или Зои Космодемьянской.
Затем они вернулись, выпили еще. Пили, кстати, почему-то за него самого, притом стоя. Чем заслужил подобную честь, он абсолютно не помнил. Потом к ним пришли еще какие-то девушки, с ними была еще такая маленькая, с короткой стрижкой. Наташа, кажется. Или Таня. Нет, Таня – это другая, которая повыше, с дебильным пронзительным смехом. А эта Наташа, кажется… Попытка заставить голову работать спровоцировала новый приступ головной боли. «Ладно, ладно, черт с ним, пусть будет Таня, тьфу! Наташа, - чтобы не прерывать поток обрывочных воспоминаний сам с собой соглашается Андрей.
Она еще ему все улыбалась, улыбалась... Дура. А потом начались танцы, и они танцевали медленный. Сначала к ней подошел Сергей, но ему она отказала. А мне не отказала. Потом мы вместе с девушками еще выпили. Затем снова медленный, мы целовались, потом кассета закончилась, и мы с ней пошли к ней в комнату за другой… И, кажется, там и остались. Я еще никак не мог расстегнуть ее лифчик. Интересно, получилось у меня это все-таки или нет?
Значит, я у нее и говорит это она, - продолжал рассуждать Андрей. - Но она же не может говорить сама с собой. Со мной она тоже говорить не может, потому что я еще сплю, или если даже и не сплю, то лежу с закрытыми глазами. Значит в комнате кто-то еще. Боже! Может, мы взяли еще с собой кого-то, и я с двумя сразу!? – ужасается он. - Нет, нет, такое, я бы помнил…»
Только сейчас он почувствовал, что под правой щекой лежит что-то острое, больно колющее. Несмотря на головную боль, он достал это, чтобы рассмотреть. Оказалось, черный с мелким кружавчиком лифчик, застегивающийся спереди. «Значит, все-таки получилось», - с облегчением выдохнул Андрей, откинувшись на подушку.
Убрав из-под себя лифчик, он поднял голову, чтобы осмотреться кругом. Он лежал на одной из двух сдвинутых вплотную кроватях в самом углу комнаты. Возле стояла тумбочка с наваленными в беспорядочную кучу различными баночками из-под крема, тюбиками, губной помадой, каким-то синим полотенцем, гигиеническими ватными палочками, и прочими принадлежностями женского туалета. Впрочем, это было единственное беспорядочное место в комнате. Остальное свидетельствовало о крайней аккуратности хозяйки: письменный стол, книжная полка над ним, низкий доисторический холодильник, неприятно жужжащий, еще один стол, по-видимому, хозяйственный, снова полка для посуды, стены с обоями в мелкий розовый цветочек; все было заставлено, завешено кучей разнообразнейших вещей. При этом казалось, все в этой комнате: вазы, жестяные банки из-под кофе, книги, глиняные статуэтки, открытки, картинки в деревянных рамках, будильник-радио, тарелки, сахарница, пустые бутылки, имело свое определенное, тщательно продуманное место.
За столом спиной к Андрею в малиновом халате сидела его ночная пассия с так и не вспомненным именем, боком к ней незнакомая девушка – плохо покрашенная блондинка: волосы у корней чуть ли не на сантиметр темно-коричневые, с надменно-презрительным ко всем и вся выражением лица, какое обычно бывает у некрасивых толстух, читающих Жорж Санд. Возле нее стояли высокий стакан из тонкого стекла и наполовину полная двухлитровая бутылка минеральной воды. Время от времени она наливала себе полный стакан минералки и пила ее жадными глотками, оставляя на краю стакана жирные пятна от губ.
- И откуда ты все это знаешь? – восхищенно спрашивает свою собеседницу Таня-Наташа.
- Так я у себя в Руденске почти год на рынке торговала. Сначала как раз джинсами, потом стала косметику продавать: духи, одеколоны всякие. Про это я тебе, вообще, «Войну и мир» напишу.
Бутылку она не закрыла, и мелкие пузырьки, отрываясь от дна, с тихим шипением медленно поднимались вверх. Андрей заворожено наблюдал за их подъемом, представляя, как берет бутылку и делает здоровенный глоток: вода льется куда-то внутрь него… Попытался сглотнуть слюну, но во рту было абсолютно сухо.
Тем временем минералки оставалось все меньше и меньше. «Сейчас эта сволочь все выпьет и мне ничего не достанется, с ненавистью думал Андрей. - Нужно срочно что-то делать. Надо попросить попить у этой…, как ее… Тьфу, блин как ее все-таки зовут?!»
Блондинка в очередной раз налила себе полный стакан и отставила минеральную воду, таким образом, что Андрей перестал видеть бутылку - мешала спина Тани-Наташи. Чтобы рассмотреть, сколько осталось минералки, ему пришлось приподняться с кровати на локте, та тут же ответила на его маневр противным скрипом пружин. Обе девушки одновременно обернулись в его сторону.
- Проснулся, наконец! - расплывшись в улыбке, кидается к нему Таня-Наташа, сев на краешек кровати. Андрей, наконец, смог отчетливо рассмотреть ее.
Невысокого роста, плотная, с широкими бедрами и большой грудью, выпирающей под ярко-красным махровым халатом. Почти идеально круглое лицо, казавшимся чем-то извечно напуганным или удивленным из-за немного выпученных глаз и небольшой заячьей губы, обрамленное белыми, с мелкими кудряшками волосами (Андрей даже вспомнил, что такая прическа называется «химия с эффектом мокрых волос»).
- Что, плохо? – с сочувствием спрашивает она, нежно гладя его по голове.
- Угу, мычит он в ответ, дай, пожалуйста, попить.
Она бежит к столу, наливает минералки и подносит Андрею.
- Можно я полежу еще? – возвращая пустой стакан, просит он.
- Конечно, конечно, лежи, сколько хочешь. Может тебе кофе или чаю приготовить? – спрашивает Таня-Наташа, всем своим видом показывая готовность к угождению любых его желаний.
- Нет, нет. Дай я просто полежу еще немного, хорошо? - умоляюще просит Андрей, чувствуя в желудке резкое нарушение того самого описанного рекламой кислотно-щелочного баланса.
- Ладно, лежи, - с неохотой соглашается она, целует его в щеку и возвращается обратно за стол. От ее ласки Андрею становится еще хуже.
«Где интересно, мои трусы?» – пытается вспомнить он. Лежа, незаметно ощупывает вокруг себя постель; совершая титаническое усилие, наклоняется, осматривая пространство вокруг кровати – нигде нет.
«Как же я теперь без трусов? Как я теперь домой пойду?» – думает Андрей. Неожиданно на него нахлынивает волна жалости к самому себе - такому голому, беззащитному, с больной головой!
И тут, радость! То синее, лежащее на тумбочке, что он сначала принял за полотенце на тумбочке, и оказалось его трусами. Удостоверившись, что на него никто не смотрит, Андрей незаметным движением схватывает их с тумбочки и тихонько под одеялом натягивает на себя. В трусах становится сразу легче: голова начинает меньше болеть, буря в желудке прекращается. Андрей даже решается встать с кровати и подойти к столу. В комнате тепло, и почему-то, ему, кажется, что для соблюдения светских приличий трусов было вполне достаточно.
- Может все-таки кофе? – снова предлагает Таня-Наташа, - у меня хороший есть – «Чибо».
- А нельзя просто чаю?
- Конечно, конечно, чаю, так чаю! - радостно восклицает она.
- Любовь, - неожиданно бросает блондинка, смерив холодным взглядом Андрея.
- Что? – вздрагивает он, поворачиваясь зачем-то в сторону Тани-Наташи. Та стоит, нагнувшись к тумбочке в поиске кофе. Махровый халат туго обтягивает крепкие ягодицы.
- Люба, - повторяет блондинка, - зовут меня так.
- А…, - с неожиданным облегчением потянул Андрей, - а меня – Андрей.
- Очень приятно.
- Ошень при…, взимно, - почему-то сильно смутившись, невнятно бормочет Андрей.
- Смотрите, что я нашла! – вдруг сообщает Таня-Наташа, держа в руке бутылку «Жигулевского» пива, - это я вчера покупала для себя, но нас же девочки к себе позвали, так я и не выпила. Спрятала, чтобы потом выпить. Может, хочешь пива? – предлагает она Андрею.
Он в раздумье пожимает плечами. Откуда-то ему было точно известно, что опохмеляются по утрам только самые заядлые алкоголики, к которым он не в коем разе не хочет себя относить, но пива хотелось ужасно, и откуда-то, возможно из того же источника, он знал, что за то оно очень помогает.
Однако Таню-Наташу в стремлении позаботиться об Андрее, было уже невозможно остановить. Выискав все в той же тумбочке большую пивную кружку (кружка была знатная – высокая, тяжелая из толстенного стекла, с надписью «Holsten»), она перелила в нее содержимое бутылки. Выпив за один глоток почти половину, Андрей почувствовал себя именно тем самым заядлым алкоголиком, впрочем, мысль об этом его уже абсолютно не пугала.
- Я, вообще, обычно «Балтику» пью: «единичку» или «троечку», а тут на остановке киоск, где я обычно пиво покупаю, был закрыт и пришлось в магазине идти. А там ведь «Балтика» дорогая, так я решила «Жигулевского» купить. Оно тоже бывает ничего, когда свежее. А какое пиво ты больше всего любишь? - спрашивает она у Андрея. При этом она носится туда-сюда по комнате, роется в тумбочке, выбегает за дверь, тут же возвращается с кучей непонятных свертков, банок. Часть ставит в холодильник, доставая оттуда еще какие-то пакеты. Выбегает из комнаты с электрическим чайником, приносит его обратно, включает в сеть, снова куда-то убегает, при этом не перестает говорить.
- А ты не куришь? – не дожидаясь ответа на первый вопрос, снова обращается она к Андрею. Пока тот открывал рот, она в очередной раз успевает выбежать на коридор и вернуться обратно.
- Нет.
- И я не курю. А вот Люба смолит постоянно. Но если ты хочешь тоже, можешь покурить прямо здесь. Я вообще не люблю, конечно, когда у меня в комнате курят, но ладно, не выходить же вам на коридор, курите уж здесь. А я свою соседку Аню… Ну ты знаешь, - кивает она в сторону Любы, - я ее за то, что она любит здесь, прямо в комнате курить – ой, как гоняю! А это у меня колбаса. Своя между прочем, домашняя, у нас папа колбасу сам всегда делает. Хочешь, я тебе бутербродик сделаю? – сует она под нос Андрею один из свертков. В нем нечто мерзко-коричневое, от одного запаха которого его чуть не стошнило прямо на пол.
- Нет, нет, не хочу. А сколько, кстати, уже времени? – поспешно спрашивает он.
- Время? – она подбегает к тумбочке, - у меня тут где-то часы должны стоять. Выуживает с кучи на тумбочке маленький красный будильник, - времени уже пятнадцать минут двенадцатого.
От ее суетливости (красный халат так и рябит перед глазами) с каждой минутой Андрею становится все хуже и хуже; запах колбасы поселил в нем тоску по свежему воздуху.
- Я пойду, наверное, уже поздно?
- Куда ты, а чай?! – в ужасе восклицает она.
- Нет, нет, спасибо. Я дома… мне домой надо, - умоляющим голосом просит Андрей. Идет к кровати за одеждой.
«А ведь ее надо будет еще поцеловать!» – с ужасом вдруг доходит до него.
- Да, конечно, - всхлипывает она, - иди. Но ты зайдешь сегодня ко мне вечером, я буду обязательно, зайдешь?
- Хорошо, хорошо, - стараясь не смотреть в ее сторону, Андрей выбегает на коридор.
Унитаз сливной водный (УСВ) нашел широкое применение в современном жилищно-эксплуатационном хозяйстве. Он характеризуется рядом преимуществ по сравнению с аппаратами аналогичного применения (писсуарами, ночными горшками, «утками» и т.п.): прост в эксплуатации, имеет большой ресурс работы, удобен при монтаже, обладает необходимыми прочностью, стойкостью к ударным нагрузкам.
В настоящее время известно более двухсот УСВ различных по конструкторским особенностям. Общим для всех видов подобного рода аппаратов является наличие спускного механизма (кнопочного, рычажного, цепочного и т.п.), корпуса с рабочим днищем, крышкой, канализационным стоком. В качестве рабочей жидкости в УСВ может быть использована водопроводная вода в диапазоне температур от +5 до +50.
Основным недостатком всех УСВ является необходимость его частой регенерации, заключающейся в промывке корпуса теплой водой и различного вида моющим средством. В результате чего резко увеличиваются трудо- и энергозатраты на его использование, повышаются амортизационные расходы.
Очевидно, что главным фактором, влияющим на продолжительность работы УСВ без необходимости регенерации является количество и вид спускаемых в него человеческих фекалий (лат. homos fecalicus), или, так называемого, говна. Таким образом, прежде чем, рассматривать проблемы, возникающие в процессе эксплуатации УСВ необходимо рассмотреть классификацию говна. Нами разработана классификация, согласно которой все известное на сегодняшний день говно подразделяется на:
1) Колбасообразное, обладающее высокими твердостью и плотностью. Говно этой группы характеризуется широкой цветовой гаммой: от светло-коричневых до темно-красного цветов, иногда попадаются абсолютно черные образцы. Диаметр колеблется от 1 до 4 см, максимальная длина достигает 40-50 см. Внешне говно данного класса чрезвычайно похоже на копченую колбасу сортов «Кровяная» (ОСТ 3479-76), «Охотничья» (ГОСТ 8645-65), отчего и происходит название группы.
2) Жидкое или полужидкое. К этой группе относят говно жидкой фазы и нерастворенный раствор твердой фазы говна в жидкой. Степень загрязнения внутренних стенок и непосредственно рабочего днища УСВ этим классом говна самая большая. Это связано со способом извержения анусом человека (процесс дефекализации): импульсной струей или разбрызгиванием, при этом поверхность зоны разбрызгивания в некоторых случаях может достигать 0,6-0,8 рабочей поверхности унитаза.
3) «Пьяная» какашка. К данной категории относят говно, созревшие в организме человека в среде с большой концентрацией алкоголя (отсюда, соответственно, и название группы). Главной отличительной особенностью для него является, в первую очередь, пронзительно кислый запах. По внешнему виду говно данной группы похоже на колбасообразное, однако обладает существенно меньшей плотностью и аморфностью формы.
Одним из наиболее распространенных на сегодняшний день методов увеличения времени работы УСВ без регенерации, является, разработанный известным ученым в области изучения проблем взаимодействия homos fecalicus с УСВ Савичем В.В., метод застелания поверхности рабочего днища туалетной бумагой (так называемый «метод ВВ»). Этот метод отличает простота, доступность и дешевизна расходного материала.
Однако, опыт эксплуатации УСВ показал, что применение туалетной бумаги не всегда позволяет полностью исключить соприкосновение фекалий с поверхностью УСВ, а в некоторых случаях приводит лишь к снижению площади их взаимодействия. Таким образом, проведение экспериментальных исследований, направленных на оптимизацию метода ВВ является актуальной на сегодняшний день научно-технической и практической задачей.
Целью настоящей работы является проведение комплексных исследований, направленных оптимизацию метода ВВ при использовании УСВ стандартных моделей.
В качестве объекта исследований нами выбран стандартный УСВ модели УТЭХ-67/13-99. В процессе исследований использовали более 45 кг говна, различного по своим физическим и органолептическим характеристикам.
Очевидно, что основным способом увеличения времени работы УСВ без регенерации является исключение взаимодействия рабочей поверхности унитаза с говном. В результате проведенных исследований нами было выявлено следующее.
При образовании говна первой группы в некоторых случаях получается, что его длина больше или равна расстоянию между точкой дефекализации и рабочим днищем УСВ. При отрыве говна от места дефекализации, за счет гравитационных сил происходит падение колбасообразного homos fecalicus. При этом, если проксимальный к поверхности УСВ конец говна, обычно, находится в центре застеленного туалетной бумагой днища УСВ, то падение дистального конца зависит от множества различных факторов, таких как геометрия говна, его плотность, скорость дефекализации и проч., из-за чего предусмотреть место его падения представляется невозможным. В результате чего, происходит загрязнение боковых стенок УСВ, не застеленных туалетной бумагой. Для исключения этого, нами предложен способ, заключающийся в том, что в момент отрыва говна необходимо создать перемещение точки дефекализации в направлении стока УСВ. В результате чего, дистальный конец окажется над стоком, и говно свободно проскользнет в канализацию.
Был проведен ряд экспериментов, подтверждающих целесообразность разработанного способа. Так в 97 случаях из 100 при возникновении колбасообразного говна при применении данного метода взаимодействия говна с поверхностью УСВ не наблюдалось. Однако, в 27 случаях получалось, что колбасообразное говно ложилось параллельно направлению слива, в результате чего резко уменьшалась площадь взаимодействия воды с говном, и мощности потока воды не хватало для преодоления силы сцепления говна с рабочим днищем УСВ. Это, однако, легко преодолевалось легким поворотом говна на угол порядка 10-15 градусов.
В случае образования говна второй (в некоторых случаях третьей) группы может возникнуть проблема, заключающееся в тот, что площадь его разбрызгивания значительно больше площади застеленного части рабочего днища. В этом случае, очевидно, что необходимо снизить факел разбрызгивания говна, что достигается путем максимального приближения точки дефекализации к рабочему днищу УСВ.
Таким образом, установлено, что наиболее эффективным на сегодняшний день способов увеличения времени работы УСВ без необходимости регенерации является метод, предложенный Савичем В.В. («метод ВВ»).
Предложена классификация homos fecalicus, согласно которой говно подразделяется на следующие три группы:
- колбасообразное;
- жидкое или полужидкое;
- «пьяная» какашка.
Наибольшее загрязнение внутренних стенок и непосредственно рабочего днища УСВ возникает при образовании говна первых двух групп. При возникновении говна первой группы нами предложен способ исключения его взаимодействия со стенками и рабочим днищем УСВ, заключающийся в том, что в момент отрыва говна следует создать перемещение точки дефекализации в направлении стока в канализацию. В случае образования говна второй или третьей группы следует стремиться к максимальному снижению факела его разбрызгивания, что достигается путем приближения точки дефекализации к рабочему днищу УСВ. На предложенный способ нами подана в Государственный патентный комитет заявка на предполагаемое изобретение.
Закончив чтение, Андрей посмотрел на обложку книги: «Сборник докладов международной научно-технической конференции «Современные технологии в санитарно-техническом оборудовании жилищно-эксплуатационного комплекса», г. Ханты-Мансийск, 6-12 августа 2001 года».
Позавчера, после лекции Сидоров раздал старостам каждой из четырех групп потока по такому сборнику. Сияя от гордости, он пояснил, что это очень важная конференция, которая проходит только раз в четыре года в Ханты-Мансийске. Выступить с докладом на такой конференции очень престижно, так как на нее съезжаются все самые известные специалисты по санитарно-техническому оборудованию из более чем пятидесяти стран мира. И он первым с кафедры удостоился подобной чести.
Андрей из любопытства, а, главное, в предчувствии скучнейших полутора часов лекции выпросил у своего старосты почитать сборник, однако, оказалось, что Руслан захватил с собой подаренную ему на недавно прошедший день рождения «Кама сутру» - большущую книженцию с цветными фотографиями и подробными комментариями к каждой из них. Затем, видно автоматически Андрей, положил сборник вместе с тетрадками в свой портфель и унес домой. Прочитанная им статья шла как раз за статьей Сидорова и называлась «Оптимизация «метода ВВ» при использовании стандартных моделей УСВ».
Сегодня Сидоров был чрезвычайно оживлен. Лекцию читал вдохновенно, громким голосом, как будто смакуя плавность заученного текста.
Одежда на нем всегда сидела очень плохо: вечно перекошенный пиджак, штаны – такие короткие, что когда он садился, в просвете между штанинами и коричневыми синтетическими носками виднелись черные густые волосы на ногах. Основной же проблемой для него являлся галстук: вечно перекрученный, скошенный набок. За два семестра обучения студенты подметили необъяснимую, но всегда точную зависимость: если его галстук перекошен на левую сторону, значит настроение у Сидорова сегодня хорошее, если наоборот – жди беды.
- Точка. Все поставили точку? – Август Иванович сурово осмотрел аудиторию, как будто значение всей лекции сводилось к этой точке.
- Как-то я сегодня рано кончил, еще целых десять минут до конца занятия. Я так рано еще никогда не кончал, но да ладно! Я бы вас, конечно, отпустил сегодня пораньше, но вы же как вылетите толпой, шумные… А если кто увидит, скажет: вот, Сидоров, плохо лекции читает, ему уже и читать нечего, так он студентов раньше отпускает. Давайте я лучше расскажу вам анекдот хороший. Встречаются два еврея…
Мучимый страшным похмельем Андрей вспомнил марктвеновский «Янки при дворе короля Артура». Что, когда гуманист-янки добился, наконец, абсолютной власти в средневековой Англии, первое, что он сделал, это отменил смертную казнь, для всех, даже самых закоренелых преступников. Но при этом отрубил голову придворному шуту, который рассказывал старые анекдоты.
К счастью, раздался звонок.
- А проверить то я вас и не успел! - спохватывается Сидоров. - Ну да ладно, - махает рукой, - пусть старосты сами отметят отсутствующих и дадут мне журналы.
Собравшись с духом, Андрей решается подойти к Сидорову.
- Да? – поднимает тот голову, удивленно смотря на Андрея.
- Я вот, тут читал вашу статью… Она очень-очень хорошая, - поспешно проговаривает Андрей, - но затем, случайно наткнулся на… вот… Сует ему сборник, открытый на только что прочитанной статье.
- О, ты молодец! Молодец, что ее прочитал. Вот от кого не ожидал…, - качает головой Сидоров. - Что вот ты так и сразу же на нее!… Молодец, молодец! – хвалит он Андрея. – Метод Савича – это да…Савич – это, вообще, конечно, величина всей «Канализации»! Действительно, великий ученый! С мировым именем! А в области изучения говна ему, конечно, нет равных! А ты молодец! – повторяет он, - нужные работы читаешь. Так и продолжай, если хочешь чего-нибудь достичь в науке.
Выходя из аудитории, Андрей лицом к лицу столкнулся с Людой.
- Здра…, - смущенно кивает он, пытаясь как можно быстрее пройти мимо.
- Андрей, подожди, пожалуйста……, - останавливает она его.
- Что?
Она подходит к нему близко, близко, кладет свою руку ему на предплечье:
- Ты извини меня за вчерашнее, хорошо? – произносит Люда.
- Да ты…, это я… да ты что…, - лепечет Андрей.
- Нет, правда, извини, я не хотела тебя обидеть. Просто это было не совсем… ну ты понимаешь… В общем, чтобы загладить свою вину я приглашаю тебя вечером на выставку к моей подруге Нелле. Она у меня художница-модернист, «Союз независимых художников фаллоконцептуального сознания», может, слышал?
- Не-а…
- Сходим тогда, хорошо?
- Со мной?
- Ну не с Сидоровым же! – смеется Люда.
- Любое искусство по своей сути двухполярно, - разъясняет Люда Андрею, по дороге на выставку. Оно бывает элитарным или массовым. В первом случае произведения искусства могут восприниматься только узкой группой интеллектуалов, во втором, наоборот, - его специально создают ориентированным на как можно более широкий круг людей различных по возрасту, полу и интеллекту.
Если представить себе некую шкалу, на одном конце которой элитарное, на другом – массовое искусство, то задачей каждого художника является поиск своего места или точнее идеального сочетания между массовостью и элитарностью. Действительно, например, какая-нибудь уж чересчур заумная книга, которую нормально смогут понять, разве что, только сам автор и его жена, в сто раз хуже, чем фильм про динозавров или тонущий «Титаник».
Однако существует еще один вид искусства, если, конечно, его можно так наречь, – так называемое искусство официоза – высоко профессиональное (этого у него не отнимешь!), напомаженное, прилизанное под власть, вылущенное от всего некорректного, мало-мальски живого, естественного, искусство юбилеев и государственных праздников, Мамаева кургана и статуи Свободы, Иосифа Кобзона и Френка Синатры.
Очевидно, что его нельзя назвать массовым: несмотря на большое количество песен, например, того же Кобзона, звучащих по радио или телевидению, вряд ли хоть одни нормальный человек в трезвом уме и памяти купит себе его диск. А если же все-таки попадется пожилой человек, который приобретет себе билет на его концерт, то, очевидно, не от желания услышать любимого исполнителя, а из-за ностальгии по молодости, ассоциирующейся у него с насильно насаждаемыми в ту пору песнями Кобзона.
Ну и уж тем более, это вид искусства не по каким признакам не подходит к разряду элитарного искусства. Вот за уничтожение этого жуткого аппендикса на теле мирового искусства и борется «Союз независимых художников фаллоконцептуального сознания».
Искусство официоза – это, прежде всего, искусство пафоса – искусство монументальных сооружений, многоголосых хоров и батальных сцен, с которым можно бороться только одним способом – пошлостью. Но пошлость должна быть не грубой пошлостью заборных надписей и базарной ругани, а пошлостью интеллигентной. Отсюда и символ их союза – фаллос, именно не то популярное слово из трех букв, а его филологически и интеллектуально приемлемый синоним.
Выставка проходила в невзрачном четырех этажном здании с белыми обшарпанными колоннами у фасада – явно, бывшем доме Культуры канувшего в Лету завода или текстильного комбината. Старая коричневая дверь, сбоку светлая табличка «Союз независимых художников фаллоконцептуального сознания».
У входа их встретил худой, страшно сутулый молодой человек с длинными, грязными волосами, завязанными в хвостик, одетый в черные джинсы и джинсовую рубашку. Близоруко понеся поданные Людой пригласительные билеты с аббревиатурой «СНХФС», он ковырнул их краешек ногтем, внимательно осмотрел с ног до головы Андрея, бормоча про себя что-то невнятное.
- Проходите по лестнице на второй этаж, там Нелла сама вам все покажет, - голос у него оказался неожиданно суровым тянущимся басом, как у Шаляпина на старых заезженных пластинках с семидесяти восьмью оборотами в минуту.
Нелла оказалась существом неопознанного пола. На голове шевелюра ярко красных волос, в некоторых местах как будто клочьями вырванных каким-то безумным парикмахером с тупыми ножницами. Однако неожиданность прически все же уступала неординарности ее гардероба. Темно-синие джинсы до того рваные, что, казалось, странным, как вообще они могли держаться на ее фигуре. Верхняя часть туловища скрывалась под толстым слоем разнообразнейших маек, одетых, впрочем, в строгом порядке: снизу самая длинная, затем короче, короче, и на самом верху зеленая вязаная безрукавка, едва доходившая ей до пупа. Вся одежда, включая джинсы, вывернута наизнанку швами вверх.
- Здравствуйте, товарищи, - поздоровалась она с ними. Позже Люда пояснила Андрею, что обращение «товарищ» имеет в своем понимании «товарищ по независимому искусству» и вовсе никак не относится к большевистской идеологии, - идите, пожалуйста, за мной.
Нелла вела их длинными путаными проходами, они поднимались и опускались по какими-то лестницам, открывали и закрывали за собой двери, в большинстве своем с кодовыми замками. Андрей никогда бы не подумал, что в таком, кажущемся небольшим снаружи, здании столько всяких переходов, лестничных пролетов.
Наконец, они вошли в длинный темный коридор, освещенный несколькими тусклыми лампочками. По его стенам были развешены громадные, почти в человеческий рост фотографии. Заметив, что Андрей на ходу пытается их рассмотреть, Нелла обернулась:
- Сюда можете не смотреть, это мои старые работы.
Андрей все же мельком успел разглядеть одну из фотографий. На ней Нелла с наголо бритой головой и ярко накрашенными губами в черном полупрозрачном нижнем белье. Фигура у нее оказалась неожиданно стройной: длинные ноги, большая высокая грудь, с трудом умещающаяся в микроскопическом лифчике. В полный рост она стояла, держась обеими руками за толстые прутья большой железной клетки с куполом и кольцом вверху, как обычно делают для попугаев.
Наконец они подошли к широкой желтой двери, на которой большими буквами формата Arial Cyrillic размером шрифта не менее шестисот пикселов написано «ЛЮБОВЬ».
Нелла набрала код и пригласила их зайти. По середине, открывшейся для обозрения комнаты, стояла большая деревянная тумба, чем-то напоминающая кафедру Сидорова. На ней лежал большой взведенный арбалет, вместо стрелы на котором лежал здоровенный, чуть ли не метр длинной член, весьма натуралистический, нацеленный на противоположную стену. На ней висела большая фотография обнаженной женщины, впрочем, даже не всей женщины, а только части ее туловища от колен до сосков. Коротко стриженый лобок обведен в виде мишени несколькими красными кругами различного диаметра.
Андрей подошел к члену, с любопытством потрогал его рукой – на ощупь тот оказался шершавым, похоже слепленный из гипса или асбеста.
- Пойдемте дальше, - предлагает Нелла. Они вышли из комнаты, снова попав в коридор с неллиными фотографиями. Пройдя немного дальше, они очутились возле точно такой же двери, только на это раз с надписью «СМЕРТЬ».
В центре комнаты, на узкой поликлиничной кушетке (даже застеленной с одной стороны желтой клеенкой, чтобы пачкалась грязной обувью посетителей), лежал манекен – труп молодого мужчины. Чтобы лучше его рассмотреть Андрей подошел ближе и тут же пожалел об этом. Труп казался весьма реалистическим, к тому же, похоже, как минимум двухнедельной выдержки. Иссине-серого цвета, в мерзких коричневых пятнах с белесыми гнойными подтеками. С выпученными остекленелыми глазами и жутким оскалом, открывающим гнилые черные зубы, как будто кто-то специально стянул ему на затылке кожу.
На следующей двери висела надпись «ОЧИЩЕНИЕ». За ней огромная комната, в несколько раз большая, чем любая из предыдущих. Ярко освещенная, с выкрашенными в голубой цвет стенами и потолком.
- Одевайте, - Нелла протягивает Андрею и Люде по паре белых крыльев. Крылья здоровые, метра два в размахе, сделанные из настоящих перьев. Крепились они с помощью двух лямок, набрасывающихся на плечи, как в рюкзаке. Для рук к крыльям пришиты специальные кожаные шлейки, по-видимому, чтобы ими можно было размахивать.
Нелла сделала несколько пробных взмахов, видно проверяя, хорошо ли крылья сидят, затем вдруг с пронзительным криком начала носиться туда-сюда по комнате, бешено размахивая руками. Люда, ничуть не смутясь стала делать тоже самое.
Андрей стоял, в недоумении глядя на бегающих по комнате девушек. Стыдливо взмахнул крыльями, крикнув что-то негромкое. Затем в голове, как будто что-то щелкнуло, как это бывает перед прыжком в воду, и он с диким криком помчался за Неллой и Людой, в непонятном экстазе неистово размахивая крыльями.
Крылья оказались очень тяжелыми и уже через несколько минут, полностью выдохшись, они все трое, почти одновременно, повалились на пол. Ощущение было превосходнейшим: казалось, что ты действительно очистился от всего скверного, мерзкого, ненужного, что с тобой было до сих пор. Андрей, перевернувшись на спину, смотрел на голубой потолок, млея от приятной усталости.
- Ты проводишь меня домой? – спрашивает Люда Андрея, как только они вышли на улицу.
- Конечно, - с радостью соглашается тот.
Город вывалил свои прелести на вечерние улицы. Тут было все: длинноногие девушки, яркие витрины, зазывающие вывески баров, фонари, блестящие иномарки, лотки с красными розами на длинных, как жердь, ножках, нищий мальчик с жалостливой гармошкой, белоснежная церковь с золотыми куполами, как на пирожном-бизе, пожухлые после зимы деревья.
Они подошли к перекрестку, горел красный свет. Остановились, стали ждать зеленого. Рядом с ними стояли два негра. Один в репперском наряде: широченных, волочащихся по земле джинсах, потерто-голубой майке и красной бейсболке, повернутой козырьком назад. Второй, наоборот, в черном «с иголочки» костюме и начищенных до блеска туфлях, с большим золотым перстнем на руке. Они стояли, взявшись за руки.
Наконец, зажегся зеленый. Андрей, не оглядываясь по сторонам, сделал шаг на проезжую часть.
- Осторожно! – закричала Люда, схватив его за руку. Черное стальное тело «мерседеса» с включенным правым поворотником мелькнуло буквально в считанных сантиметрах от Андрея.
- Фу…, - с облегчением выдохнул он, - спасибо, - поблагодарил он Люду. Руку она не убрала, а наоборот, просунула свои пальчики между его. Руки у нее были приятно теплые, с мягкой нежной кожей.
До ее дома оказалось совсем недалеко. Большое красивое здание сталинской постройки, стоящее на самом проспекте. В таких домах обычно бывают просторные лифты с тяжелыми металлическими дверями и высоченные потолки в квартирах.
- Поднимемся ко мне, - то ли предлагает, то ли констатирует Люда. Они зашли в подъезд, Люда жила на четвертом этаже.
- Ты не обращай внимание на беспорядок: у меня родители уже три дня, как живут на даче, а у самой руки до уборки, конечно же, никак не доходят. Снимай обувь и проходи в комнату, - командует она.
Ее комната находилась в конце коридора. Справа от двери встроенный раздвижной шкаф с зеркальными створками, рядом, возле окна большущий голубой диван необычного дизайна: полукруглый, с блестящими стальными прутьями вместо спинки. На длинном письменном столе стояли компьютер с тонким, плоским монитором на жидких кристаллах и большой красный ящик из фанеры, похожий на тумбу для голосования, совершенно не вписывающийся в модернистский интерьер комнаты.
- Ты посиди пока, а я нам кофе сварю, ты будешь? – кричит из кухни Люда.
- Да, - отвечает Андрей. На диване валяется тонкая синяя книга в мягком переплете. Андрей, подняв, наугад открывает ее где-то посередине.
…религия всегда занималась проблемой души, считая, что совершенствование духовной сущности человека возможно только путем умерщвления плоти. Современные промышленные корпорации, наоборот, несколько не задумывались, точнее не интересовались бессмертием человеческой души, бросив все свои силы на удовлетворение желаний человеческого тела. В отличие от души – понятия неясного, размытого, толкование которого различно в мировых религиях и философских течениях; тело – как, хорошо изученный предмет ограничено по своим функциям. Очевидно, что даже самый экзальтированный потребитель не может потреблять больше, чем это требует его тело.
Первым, действующим до сих пор, эффективным способом ведения борьбы между крупными корпорациями за право удовлетворять нужды человеческого организма являлось изобретение новых или постоянная модернизация существующих предметов потребления. Отсюда, в частности, происходят прокладки с крылышками, рифленая туалетная бумага, бритва с тройным лезвием и прочие торговые продукты, обладающие такими качествами, о необходимости которых люди даже не подозревали до их появления. Эта псевдонеобходимость вколачивалась обычно в рядовых потребителей множеством непрерывно идущих изо дня в день рекламных роликов, чаще всего сравнительного плана, где обыгрывалось преимущество продукта с некими новыми свойствами по сравнению со старыми или производства других фирм, обычно анонимных, чтобы не вызывать нареканий в предвзятости или нечистоплотном ведении конкурентной борьбы.
Однако, на сегодняшний день, становится все более очевидным, что этот способ борьбы за потребителя является тупиковым, из-за причин, о которых мы говорили выше. Действительно, сколько не модернизируй прокладку, не придумывай новые типы и виды, потребность в них остается та же, так как менструальный цикл у женщины все равно происходит не чаще, чем раз в месяц.
Вследствие чего был разработан новый подход к решению данной проблемы, заключающийся в продаже товаров или предоставлении услуг, в которые намеренно закладывались некие дефекты, на исправления коих следовало обращаться к производителю за новыми товарами или услугами, которые, в свою очередь, вновь обладали определенными недостатками и так далее, до бесконечности.
Этот принцип широко используется фармацевтическими компаниями, клиниками по пластической хирургии и лазерной коррекции зрения, а также наиболее успешно работающими на сегодняшний день корпорациями по разработке программного обеспечения компьютеров.
На первоначальном этапе водворение этого принципа в жизнь было настолько успешным, что породило целый класс, так называемых идеальных потребителей, воспринимающих все в жизни через призму своего потребления. В народном фольклоре их образ запечатлен в анекдоте (а именно анекдот является на сегодняшний день единственным подлинным элементом фольклора), где на вопрос: «кто такие Моцарт и Бах?», звучит ответ: «Это те чуваки, которые пишут музыку для наших сотовых телефонов».
Однако, несмотря на кажущийся очевидным успех, современные рыночные аналитики сходятся во мнении, что в конечном итоге и этот путь также является тупиковым, так как может в некоторых случаях вызвать серьезное противодействие со стороны рядовых потребителей, выливающееся, порой, в демонстрации протеста с погромом зданий, принадлежащих наиболее одиозным промышленным корпорациям, а также, и что самое ужасное, в бойкотирование их товаров и услуг.
Исходя из этого, высказывается мнение, что необходимо кардинальнейшим образом менять сам подход к решению данной проблемы, переорентировавшись нисколько на телесные, сколько на духовные потребности потребителя.
Но тут мы сталкиваемся с тем, что рынок, так называемых духовных потребностей уже давным-давно поделен между собой представителями религии и шоу-бизнеса. Причем, если власть последних при кажущихся, на первый взгляд, силе и вездесущности достаточно поверхностна, то могущество церкви, монополизировавшей данную отрасль еще в средние века, является практически абсолютным. Кроме того, если шоу-бизнесмены легко идут на контакт с промышленными корпорациями (примером тому может служить рекламные щиты на концертах рок-групп, конкурсы балета, финансирующиеся табачными фабриками и проч.), то священнослужители с нехристианской суровостью охраняют свое влияние и не собираются идти на сближение ни коем образом.
Однако тут мы подходим к чрезвычайно интересному парадоксу современного мира. Если раньше рекламные ролики несли в себе, прежде всего, чисто информативную функцию – до сведения потенциального потребителя просто доводилась та или иная информация о товаре, необходимая, чтобы заинтересовать человека: его качества, те или иные преимущества перед другими. В последнее же время из-за жесткой межкорпоративной конкуренции в борьбе за внимание потребителей эволюционировалалсь (именно этот термин, не смотря на его явную филологическую некорректность, мы решили применить в данном случае) иная концепция рекламы, которая постепенно вытесняет все созданное до сих пор.
Так, в современной рекламе потребление того или иного продукта не просто позволяет избавиться человеку от неких своих обыденных проблем: запаха пота, перхоти, улучшить состояние здоровья, облегчить жизнь и тому подобное, а предполагает в себе решение всех, в том числе нравственных затруднений. Такая связь легко просматривается, например, в широко раскрученном ролике рекламы шампуня против перхоти. Шампунь позволяет избавиться от перхоти, в результате чего волосы делаются красивыми, ты становишься уверенным в себе и своих силах, что привлекает к себе внимание прелестной девушки. Броский, четкий слоган за кадром: «Ты готов ко встречи с мечтой!»
Таким образом, современная реклама не просто оттеняет преимущества тех или иных продуктов, а указывает путь, как с помощью их потребления стать, например, счастливым человеком, избавиться от серьезных духовных проблем.
Некоторые небеспочвенно успех современной рекламы связывают с интенсивным развитием науки в последние десятилетия, а также росту доверия к ней, восходящее в настоящее время чуть ли не в абсолют. Быстро осознав это, производители начали даже использовать научную терминологию в своих рекламных роликах. «Уровень кислотности pH 5,5, монитор на жидких кристаллах, липиды, протеины и прочее» – слова совершенно непонятные рядовому потребителю, но возможно от этого и вызывающие еще большее доверие с его стороны.
Главные особенности науки, в отличие от религии, - определенность всех существующих явлений, четкость и логичность научной мысли. Религия же всегда делала ставку на непонятность: таинство обрядов, необъяснимость божественной сути, тройнственность образа Бога и тому подобное. Церковь требует молитв, но не дает понимания, что за это будет и когда? Современный же рядовой потребитель нуждается в ясности – я куплю это и это – стану тем-то и тем-то. Кроме того, церковь проигрывает рекламе с чисто технической стороны в количестве и продолжительности воздействия, а также в отсутствие фото- и телегеничности, без чего оказывать какое-либо влияние на современного человека практически невозможно.
Таким образом, мы считаем, что объединение церкви с крупными промышленными корпорациями насущная необходимость, отчего в конечном итоге, выиграет и та, и другая сторона. Так, в церковь придут по-настоящему большие финансовые вложения, без которых все труднее и труднее бороться за внимание верующих, кроме того, как нам кажется, тиражирование изображения Христа на упаковке наиболее потребляемых продуктов, таких как, например, чипсы, стиральный порошок, гигиенические прокладки чрезвычайно популизирует святой образ в сознании рядового человека. Корпорации же попадут в, до сих пор закрытую для них, область человеческого сознания, что позволит существенно расширить рынок сбыта выпускаемых товаров и предлагаемых услуг.
- Пошли, кофе готов! - кричит Люда. Оторвавшись от чтения, Андрей идет на кухню. Люда усаживает его за маленький кухонный столик и сама садится напротив. Некоторое время они просто сидят молча пьют кофе.
- У тебя они с собой, - неожиданно спрашивает Люда.
- Кто они?
- Пробки.
- С собой, - краснеет Андрей. Собираясь на встречу он сто тысяч раз называл себя идиотом, но пробки все-таки захватил.
- Отдай мне их.
- Держи, - Андрей лезет в карман, достает пробки и протягивает Люде.
Она берет их, крутит в руках, затем небрежно кидает в стоящую на столе пепельницу.
- Ну, и зачем ты их принес?
- Не знаю, - обескуражено пожимает плечами он, - я уже ничего не знаю.
- А я знаю зачем, - глядя прямо ему в глаза, говорит Люда. - Я слышала, что кто-то распускает по институту слухи, что я, якобы, за пять пробок из-под «Кока-колы»…
Кто же это мог такое, вообще придумать! – заводится Люда, - это кому, кому!.. С какой больной фантазией может такое прийти в голову? Причем здесь вообще пробки?!
Я не знаю, - смущенно бормочет Андрей, - Теперь я сам понимаю, как это… странно. Бред, бред, конечно! Но это какое-то затмение. Ты… это… Я тебя… Ты, понимаешь, я готов на все, ты же знаешь… Я тебя…, ты понимаешь… Уже давно, с самого первого курса, как увидел… А ты… Я не знал как, а тут вот, это… В общем я… А они говорят… Нет, нет, я, конечно, не поверил, ты что, даже не думай! – возмущенно вскидывает голову он, - но… они говорили, а потом этот проповедник со своими «Биг Маками», «метод ВВ»… Я уже ничего не знаю. В последнее время мне постоянно кажется, что что-то не то, не так, как должно быть. Наверное, я сошел с ума!
- Если тебе кажется, что ты сошел с ума, проверь: может, это мир сошел с ума, - серьезным видом произносит Люда. – Это не я придумала, где-то прочитала, уже не помню где.
- Все равно, как ты мог такому поверить! Ведь это же!.. Я даже не нахожу слов!
От возмущения она даже вскакивает с табуретки, ходит туда-сюда по кухне. Снова садится, сделав несколько больших глотков, допивает кофе.
- Запомни: я никогда, ни с кем не спала, не сплю, и не буду спать, за что бы то ни было – ни за пробки от «Кока-колы», ни за бриллиантовое колье, ни за что! - с достоинством произносит Люда. – Да и, вообще, кто вам дал право обсуждать мою личную жизнь?
Она встает, идет, споласкивает под холодной водой чашку, снова наливает себе из кофейника:
- Ладно, давай забудем об этом, хорошо? – предлагает она.
Красный от стыда, Андрей молча кивает головой.
- Ну, я пойду, - через некоторое время произносит он. Допив в полной тишине кофе, Андрей начинает чувствовать себя неловко. Встав из-за стола, он выходит в коридор. Осматривается в поисках ложки для обуви – не находит – приходится, согнувшись в три погибели, оттянув указательным пальцем задник ботинка, запихивать в него ногу. Стоять в такой позе страшно неудобно. Андрей, вспомнив Сергея, подумал про себя, что, возможно, тот был прав.
- Ну, я пошел…, - наконец натянув ботинок, сообщает Андрей.
- Иди, - безразличным тоном говорит Люда.
Прихожая у нее небольшая: чтобы открыть ему дверь, Люде приходится приблизиться к Андрею чуть ли не вплотную. Без каблуков, в домашних тапочках она едва достает ему до носа. Одурев от ее близости, Андрей с неожиданной смелостью, обнимает ее за талию и притягивает к себе. Она ничуть не сопротивляется, казалось, губы сами ищут поцелуя. Подхватив на руки, Андрей уносит ее в спальню.
Какое слово он знал. Да и трудно было не угадать его, когда прошло уже два круга, и на табло из шести букв четыре были уже открыты. Крупное домашнее животное: первая буква: «К», вторая - неизвестно, третья – «Р», потом опять пробел, и затем «ВА». Последние две буквы отгадал он сам, заработав на этом пятьсот очков. Но затем ему выпал сектор «БАНКРОТ» и все заработанные очки сгорели. «К» и «Р» открыла, стоящая сразу же после него, здоровенная тетка с широким, крайне жизнерадостным лицом, золотыми зубами и пышной прической из рыжих волос. В начале игры она передала привет учащимся Рязанского военного училища восемьдесят третьего года выпуска и сестре Тамаре Генриховне из Усть-Каменогорска.
Третий участник – маленький, сморщенный мужчинка с испуганным взглядом и кучей мелких нервных движений первый раз крутанул барабан на «ПЕРЕХОД ХОДА», второй: решил соригинальничать и назвал «Ъ».
Сейчас был ход Андрея. Слово он знал, но крутить барабан было страшновато – мог опять выпасть «БАНКРОТ» или «ПЕРЕХОД ХОДА». Если мужчина, спев тонким фальцетом развеселую, им же сочиненную песню и передав привет загадочной Ларе М. с чувством выполненной миссии, просто стоял и влюбленными глазами смотрел на ведущего, то тетка всем своим видом демонстрировала явное желание продолжать игру.
- Ну, ваше решение? Назовете все слово целиком или будете крутить барабан? – задает вопрос Евгений Киселев. От всего него, особенно от этого, всем так знакомого и любимого взгляда умных глаз поверх знаменитых очков исходила какая-то такая теплая, добродушная энергия.
- Ит..а..ак? – повторяет он, театрально растягивая букву «а».
Тетка, кажется аж вся изошлась от нетерпения: она явно знает слово.
«Назвать слово или крутить барабан? Слово или барабан?» - Андрей понимал, как много зависит от его решения. Если проиграет – домой лучше не возвращаться. Шамиль ему этого не простит – слишком дорого далась эта поездка в Москву. Пришлось отпустить даже нескольких заложников, среди которых одного американского раввина – безобиднейшего старикашку, торговавшего ермолками в лагере беженцев. А ведь за него с легкостью можно было затребовать выкуп не меньше миллиона долларов. Да и вести через полстраны установку «Град» в подарок ведущему тоже было: «Ой, как не просто!»
Но выигрывать игру с нулем очков не хотелось. Тем более нераскрытыми, как он догадывался, были две буквы «О». Так что, в случае если его догадка окажется верной, сумма выпавших на барабане очков удвоится. А возвращаться домой без кофеварки или, на худой конец, соковыжималки с набором специальных насадок фирмы «Мулинекс» означало гарантированный семейный скандал. Он до сих пор помнил, что устроила ему жена, когда вместо шампуня «Шаума», он купил ей «Понтин Про-ви», да еще без витамина «Б-5».
- Итак, ваше решение? – повторил ведущий.
- Я беру деньги, – выдохнул он.
- Деньги, точно деньги? – удивленно спрашивает Киселев, - ведь вы всего в четырех шагах от миллиона, к тому же у вас есть еще одна неиспользованная подсказка – звонок в МЧС.
- Нет, деньги, точно деньги, - твердо повторяет он, - я не уверен в правильности своего ответа.
- Точно деньги? – еще раз переспрашивает Киселев. Было видно, что ему очень не хотелось, чтобы победила тетка. В отборочной игре она подарила ему ковер шесть на двенадцать метров собственного изготовления с вытканным автопортретом и обещала что, если пройдет в следующий круг станцует ему народный чувашский танец "Ытых Рам". В финальной игре ему этого удалось избежать, но он вовсе не был уверен, что подобное получится и в суперигре.
- Деньги, - еще более твердо произносит Андрей.
- Итак, деньги в студию! – восклицает Киселев.
Длинноногая красавица вынесла из-за кулис черный дипломат, положила перед ним:
- Итак, сто тысяч долларов или вы открываете букву?
И тут он решился: соковыжималка – вещь конечно хорошая и в хозяйстве абсолютно необходимая, но отдавать игру, находясь в шаге от победы, да еще женщине из Рязанском училища – нет, никогда!
- Я назову слово целиком! – с расстановкой произносит он. – Это – «КОРОВА»!
- И вы выиграли! – кричит Киселев, - Правильно, это корова! А сейчас уважаемые телезрители, попросим нашего победителя объявить… рекламную паузу!
Боже, вот он миг счастья! Наконец-то, он достиг этого! Сколько труда, было вложено, сколько крови, пота и слез было пролито, и все не зря! Теперь то он понимает, что испытывает спортсмен, выигравший Олимпийские игры, космонавт, вышедший в открытый космос, или обыкновенный человек, который вместо ящика, никчемных жевательных резинок вдруг обнаруживает у себя целую пачку «Орбит» без сахара.
«Рекламная пауза,» гордо произносит он. И перед глазами у него встает, так явно, как будто он сам где-то рядом: весь аул собрался у телевизора – старейшины, и, небось, его сынишка, совсем карапуз, восхищенно глядит на экран: «Там мой папка, это же мой папка!»
После рекламной паузы суперигра. Сначала следует определится с призом. Киселев раскладывает по секторам барабана карточки с названием суперпризов: телевизор «Самсунг» с суперплоским кинескопом, яхту, газовую плиту «Индезит», билет на Международную космическую станцию, полное собрание сочинений Фридриха Незнанского и набор прокладок «Олвейс-танга» для открытых трусиков «Танга».
Выпало последнее. Задание – крупное жвачное животное мужского пола из трех букв. Минута пошла. Секунды Киселев отсчитывал самостоятельно, почему-то в обратном порядке. Это страшно мешало сосредоточиться. А выиграть хотелось. Он представил, как приезжает в аул героем с выигранным набором прокладок и разулыбался во весь рот. Досчитав до нуля, Киселев начал считать обратно, но уже в семизначной системе. Каждую семерку он отмечал, делая топориком зарубки прямо на табло с загаданным словом. После десятой зарубки он сурово посмотрел на Андрея и спросил:
- Время истекло, у вас готов правильный ответ?
- Конечно, уверенно отвечает Андрей. – Я знал его с самого начала.
- Ну и… Who is mister Putin? – неожиданно переходит на чистейший английский Киселев, - Who is…?
Странно, но отвечать не хотелось. Не то что бы он боялся. Просто игра отняла у него столько энергии и сил, что хотелось просто вот так постоять в тишине, слушая, как Киселев считает секунды.
- Ну, who is mister Putin?! – не унимается Киселев, идя с топориком прямо на Андрея.
- Так ху или не ху! – сорвался он на крик, отвечай поскорей, не задерживай добрых и честных друзей!
Волосы у него поднялись дыбом, улыбка превратилась в жуткий оскал, топорик куда-то исчез, но за то вместо пальцев, откуда не возьмись, выросли длинные острые лезвия - вид его был ужасающ. Андрей в страхе дернулся от него всем телом и… проснулся.
Люда тихонько посапывала у него на плече, причмокивая во сне губами. Спящей она выглядела еще очаровательней, удивляя своей какой-то по-детски беззащитной красотой.
Хотелось в туалет, Андрей тихонько отодвинул Люду. Она, не просыпаясь, пробормотала что-то в ответ и перевернулась на другой бок.
Вставая с кровати, Андрей босой ногой наступил на что-то острое, больно въевшееся в пятку. От неожиданности он поджал под себя правую ногу и, тут же потеряв равновесие, начал падать, инстинктивно вытянув в темноту перед собой руки. Падая, он бедром задел что-то большое и тяжелое, стоящее на столе. В попытке приостановить падение, он уперся в это, оказавшееся красной тумбой, двумя руками. Та, не встречая на своем пути никаких препятствий, спокойно поехала со стола, потянув за собой настольную лампу. Скоординировшись, Андрей в каком-то сложном акробатическом этюде в последний момент ухватил ускользающую лампу, но падение тумбы остановить не удалось.
Раздался оглушительный грохот, затем как будто что-то металлическое начало сыпаться, долго-долго. Андрей включил свет. На полу с опрокинутой крышкой валялась тумба, из которой от удара вывалилась целая гора разноцветных бутылочных пробок.
Метод ВВ
© Copyright: Липкин Н., 2002
Свидетельство о публикации №202032900093
Свидетельство о публикации №202032900093
Рецензии