Глава вторая

ГЛАВА ВТОРАЯ,
с которой собственно и начинается многотрудное путешествие наших героев по Миру Сказок

1
Перегудов, Шаман и Леша огляделись по сторонам.
- Вот... Вот мы и на месте.
- Неужели мир сказок выглядит так...
- Как?
- Ну, так... так обычно. Здесь все вокруг словно мы где-нибудь в саратовской области.
В Мире Сказок стояла осень мирного цвета. Такая мирно-сказочная осень. Лужи были наполнены водой, правда, неизвестно, живой или мертвой. Вода была также в свинцово-веселых тучах, заполонивших сказочное небо. Шел невероятно сказочный дождь (непосвященный, конечно, мог бы подумать, что это самая обыкновенная осенняя изморось). Словом, вода была всюду и везде, ее было сказочно много, и Мир Сказок можно было сравнить с огурцом, который, как известно, тоже на девять десятых состоит из воды.
Вдобавок ко всему, воздух был весьма прохладен, и всем очень скоро захотелось в другую сказку.
- Что ж, начнем наше путешествие, храбрые други-рыцари,- Алексей неуверенно усмехнулся. - Победим кровожадного злого дракона и принесем принцессе его зубы в надушенном платочке.
- Ну-ну... Куда прикажете, сэр Ланселот?
Их выбросило в мир сказок прямо посередине старой дороги, которую когда-то, при условии, что раньше в Мире Сказок было тепло и сухо (как бывает лето перед осенью), можно было назвать пыльной. Теперь же дорогу эту иначе, чем сплошной лужей, назвать было решительно невозможно - совести не хватало. И, тем не менее, спасители человечества решили двигаться именно по дороге, как бы мокра и плоха она ни была; в конце концов, к таким дорогам им было не привыкать, а дороги при всех своих минусах имеют приятную особенность: за редким исключением они всегда куда-нибудь да приводят. И они двинулись.
Идти было не то, чтобы приятно. Однако довольно о погоде, будет. Путников угнетал отнюдь не только дождь и ветер. Мешало сознание того, что они, как в той сказке, ищут "то -- не знаю что" и с этой целью бредут "туда -- не знаю куда". Как по нотам.
Шли долго и бесцельно. Дождь, как это ни странно, вскоре прекратился, хотя намного суше от этого не стало. Подбирался вечер. Дорога, по которой они шли, видимо, устав тянуться меж полей, нырнула в сказочный лес. Березы и осины, не говоря уж о мохнатых елках, были сказочно обыкновенны. На душе у всех было, мягко говоря, невесело, ноги давно промокли насквозь, разговаривать не хотелось. Идти тоже не хотелось. И уж конечно не хотелось никого спасать. Если честно, то хотелось оказаться дома и желательно под теплым шерстяным одеялом. Такое вот было у всех троих настроение, а Лешке еще и капало за шиворот. И тут подул теплый ветерок и всколыхнул дремавшую до того листву деревьев. И вдруг полилась музыка...
Музыка зазвучала неожиданно и, казалось, отовсюду сразу: хрупкие, нежные перезвоны, негромкие и волнующе прекрасные. Никакой определенной мелодии - просто переливы. Слышались в музыке то словно издалека летящий грустный и прекрасный напев, то журчанье ручья в полуденную марь, то что-то еще, что не удавалось определить - волнующее душу и успокаивающее нервы. Все трое остановились и, удивленно оглядываясь, жадно впитывали в себя чарующие звуки. Постояв некоторое время в изумлении, они двинулись дальше, и никем доселе не слышанный божественный оркестр сопровождал их в темнеющем лесу. Сумрак уже не казался тоскливым, капли недавнего дождя перестали быть противны, - словом, с песнею шагалось веселей.
Музыка вскоре прекратилась - это стих порыв ветра. Смолкли колокольчики, исчезло нежное дрожанье струн. Путники, слегка очнувшись, с сожалением  и все еще не прошедшим удивлением переглянулись.
- Что это, по-вашему, было?
- Не знаю, что это было, но это было прекрасно... Как бы мне хотелось уметь играть так же хорошо, как бы хотелось, - Борис Иванович сокрушенно покрутил головой, - Но я не смогу даже повторить эту мелодию...
- Не надо так, Борис Иваныч, зачем. Вы прекрасно играете, я уверен, и если будет такая возможность, обязательно должны нам сыграть, договорились? Уверен, у вас получится не хуже. Ну а сейчас нам пора идти - уже темнеет, а мы еще не выбрали места для ночлега.
И они двинулись дальше.
Много ли, мало ли прошло времени, но, когда они вышли к реке, уже было темно и на небе зажглись звезды, среди которых путники с удивлением узнали Большую Медведицу, Кассиопею и некоторые другие созвездия северного полушария. Стало теплее, вокруг было весьма красиво: слева был лес, из которого они вышли совсем недавно, справа катила свои воды едва видная и почти неслышная река. Пространство между лесом и рекой, по которому они сейчас шли, было ровным и довольно сухим, что было приятно.
Сделав вместе с рекой левый поворот, путники моментально остановились и в сомнении переглянулись между собой, не зная, как им поступить дальше. Дело в том, что на самом берегу, метрах в ста от них, горел костер. У огня кто-то сидел - отсюда было не разобрать, кто.
- Что будем делать, - шепотом поинтересовался шедший до этого чуть впереди Лешка, - Подойдем?
- Я бы не стал рисковать. Может, это какие-нибудь там разбойники - лучше будет обойти их стороной.
Шаман беззвучно рассмеялся. Борис Иванович, видимо, задетый за живое, стал оправдываться, гневно шепча на Шамана:
- А что вы смеетесь? Ничего тут смешного нет. В сказках очень даже часто встречаются злые кровожадные разбойники, к тому же, время сейчас ночное, темное... Я думаю, лучше обойти стороной, от греха подальше.
Леша, к которому была обращена последняя фраза, задумчиво покачал головой:
- Если мы будем бегать от местных жителей, то, боюсь ничего у нас не выйдет. Чтобы найти Кудрявого, нам нужны сведения - как можно больше самых разных сведений. Так что предлагаю войти в контакт с местной формой жизни.
- Ладно, не будем спорить, - помирил всех Шаман. - Ждите меня здесь, я скоро вернусь.
И исчез в темноте. Вернулся он минут через пять, с почему-то довольно веселым выражением на лице. И тотчас - к Борису Ивановичу:
- Ни разу еще я не был в этом мире и не видел разбойников живьем... Однако мне все-таки кажется, что мальчик и собака, сидящие у костра, не могут быть отнесены к зловещей категории романтиков с большой дороги. Как по-вашему, господин музыкант?
- Не юродствуйте, вам не идет, - ответствовал Перегудов сухо. Смутившийся Шаман замолчал. Неловкую тишину разбил Лешка, предложив все-таки подойти к огню.
Подойдя, они действительно увидали одиноко сидящего мальчика с рыжими волосами. Мальчику на вид было лет десять, хотя при неверном свете пламени можно было и ошибиться. Чуть в стороне, в полумраке лежала довольно крупная собака и, по всей видимости, дремала. При звуке шагов пес, однако, поднял голову, и трое невольно замешкались. Но не последовало ни лая, ни даже ворчания, коим собаки обычно заявляют о себе, поэтому путешественники успокоились, заключив, что собака опасности не представляет и уж во всяком случае не собирается на них нападать.
Мальчик, который в это время ел, поднял голову и оглядел незнакомцев внимательно, но без особой тревоги. Затем немного подвинулся, освобождая место у огня для всех троих. Кивнув в знак благодарности, путники с удовольствием расположились вокруг пламени: ночь была все-таки довольно прохладной и сырой.
Разговор начал Борис Иванович:
- Как тебя зовут, мальчик?
Мальчик в ответ подозрительно посмотрел на заговорившего, словно не одобряя подобной развязности, и ничего не ответил. Борис Иванович попытался еще раз:
- Ответь мне, пожалуйста, как твое имя?
- Рыжий, - последовал ответ.
- А мама тебя как зовет?
- Мама меня не зовет, мамы нет у меня. - Помолчав, мальчик вздохнул и добавил, - Ночью иногда сон такой, что женского роду созданье говорит, что мама моя она, и зовет за собой, к мертвякам, значит. Но бабка Деревянка бает, то нечистый души моей просит: то, говорит, в речку прыгай, то - ягод наешься нехороших. Деревянка бает, что нечистый-то - он как есть женского роду, вот и искушает, потому, говорит, душа твоя чистая еще, а он такие души любит.
И мальчик снова принялся за еду. Путники были несколько потрясены многословностью Рыжего и не знали, как продолжить разговор. Потом Лешка спросил:
- А бабка Деревянка, она - кто?
С неохотой оторвавшись от своей деревянной миски, мальчик ответил:
- Деревянка - она многое про такие вещи знает: и как порчу навести-снять, и как хворого вылечить, и как от Него уберечься. Ее у нас в округе все, почитай, знают. - Затем, прищурившись, он ткнул пальцем в своих собеседников и добавил:
- А вот вас я раньше что-то не видал. Вы откуда сами-то будете?
- Да мы не местные. Вот, путешествуем, досюда дошли.
- Чего ж налегке-то путешествуете? Ни сум, ни коней. Вы уж не разбойники ли часом лихие? Коли так, то лучше уходите подобру, нечего вам возле честных людей делать.
- Да какие ж мы разбойники? - это Борис Иванович снова, - Нешто похожи? Нас, видишь ли, самих ограбили, недели две назад, вот с тех пор и идем пешком. А сами мы издалече, земля наша - почитай год пути отсюда, если пешим. Украина - слыхал, может?
- Не, не слыхал, - Рыжий, похоже, успокоился и теперь был даже полон к путникам сочувствия, - Ограбили, значит. То-то я и гляжу - ни коней, ни даже котомок каких... Это хорошо еще, что живые остались: у нас в лесах ох и лютуют, режут почем зря... Вы, может, есть хотите?
- Ничего, потерпим. Ты скажи, есть тут недалеко деревня али город какой? Нам бы подзаработать да лошадок купить...
- Город есть, как же - вниз по реке, дня три пути. Прям за рекой пойдете - не заблудитесь.
- А сам ты где живешь, Рыжий?- спросил Шаман, думая, что со стороны Бориса Ивановича благородно, конечно, отказаться от еды, что предложил Рыжий, но есть-то хочется, и еще как - до города точно не дотерпеть.
- Раньше в деревне жил нашей, да деревня намедни вся как есть сгорела - Емельян Однорукий постарался. Теперь вот здесь обитаю.
- Может, с нами пойдешь? Мы не обидим, обещаю, а ты нам поможешь, все-таки местный, провожатым будешь. Да и тебе веселей будет - все лучше, чем здесь-то сидеть одному. А мы если что - защитим. По рукам? - и Лешка протянул руку ладонью вверх.
- По рукам, - ответил после небольшого раздумья Рыжий и хлестко хлопнул по лешиной ладони так, что тот от неожиданности вздрогнул.
- Хорошая у тебя собачка, Рыжий, - безмятежно проговорил Шаман, любуясь очертаниями животного, - как ты ее кличешь-то?
- Ты что, аль белены объелся? - весело поинтересовался Рыжий. - Какая это тебе собачка? Волк это, погреться пришел, утром опять в лес уйдет. Али нету у вас волков?
Трое взрослых вздрогнули и поежились. Действительно, одного взгляда на зверя было достаточно, чтобы убедиться, что мальчик не шутит: матерый волк лениво созерцал всю кампанию, блаженно жмурясь от тепла, источаемого пламенем.

2
Наутро, проснувшись от того, что солнце светило им в глаза, Леша, Шаман и Перегудов поднялись и огляделись. Солнце стояло еще невысоко, но уже было очевидно, что день обещает быть великолепным и теплым. За ночь от туч не осталось и следа, и небо было девственно-чистым. Легкий ветерок колыхал деревья и гнал рябь по воде. Река оказалась при свете дня довольно широкой - до того берега было не меньше ста метров.
Угли были еще горячими, но кроме них троих у костра никого не было. Тому, что вчерашний зверь куда-то исчез, путники наши не особо огорчились, однако Рыжего тоже не было видно, и это их удивило. Впрочем, мальчик скоро появился со стороны леса, голый по пояс и с каким-то объемистым свертком в руках. Когда Рыжий подошел поближе, мужчины увидели, что тот несет свою рубаху, полную белых грибов.
- А, встали наконец! - поприветствовал их мальчик. - А я вот грибков насобирал, сейчас пожарим, да поедим перед дорогой: путь-то не очень близкий.
- Да уж, не помешает, -согласился Шаман, у которого в животе выводил фуги целый симфонический оркестр.

Когда тронулись в путь, был почти полдень. Отъевшись как следует, путники были вполне довольны жизнью, к тому же погода установилась просто великолепная. Солнце грело в полную силу, и от вчерашнего дождя не осталось и следа - глядя на воцарившееся кругом великолепие, наши герои с трудом могли поверить, что еще вчера они были голодны и мокры до нитки, и сей воистину сказочно прекрасный мир казался им серым и неприветливым. Было похоже, что, определив нынешним временем года в Мире Сказок осень, они несколько ошиблись: несомненно, стояло лето. Лето, разумеется, сказочное.
Путь их пролегал вдоль реки, и по мере того, как становилось все жарче, желание искупаться охватывало их все сильнее. Гладь реки казалась им такой заманчивой, так хотелось, вздымая целые тучи брызг, окунуться в чистую прохладную воду... Первым не выдержал Борис Иванович:
- Вы, ребята, как хотите, а я больше не могу, очень хочется искупаться. Пошли, поплаваем!
Предложение было встречено с большим энтузиазмом, тем паче, что они как раз проходили мимо словно нарочно для них природой сотворенного пляжа. Леша и Шаман стали было скидывать с себя одежду, следуя примеру старшего товарища, но тут неожиданно разбушевался Рыжий:
- Вы что, с ума сошли - в полдень купаться?! Полчаса потерпеть не можете? Русалки утащат, сейчас как раз их время. Нельзя в полдень купаться, никак нельзя!
Мальчик был очень встревожен и взволнован, и поэтому, несмотря на несерьезность его доводов, Шаман и Алексей несколько приостыли, с удивлением глядя на неистово машущего руками аборигена. Сначала у обоих в голове мелькнула одна и та же мысль: "русалки - это сказки". Естественно, что следующая мысль была: "а уж не в Мире ли Сказок я нахожусь?". Борис Иванович, впрочем, не задумывался над сказанным Рыжим - он попросту не слушал, что говорил мальчик. Пока Лешка с Шаманом размышляли, пока они пришли к выводу, что лучше все же послушаться Рыжего и подождать полчасика, Перегудов уже несся к воде на всех парах и остановить его не представлялось возможным. Сопровождаемый одним отчаянным и двумя тревожными взглядами, Борис Иванович с совиным уханьем влетел в воду. И поскольку все они и в самом деле находились в Мире Сказок, обратно на берег Перегудов не вышел.

3
- Нет там ничего, - вынырнувший из реки уже десятый раз за последние полчаса Шаман, отплевываясь, выбрел на берег и без сил повалился на травку. - Ни тела, ни омута, ни коряг.
- М-да...- задумчиво протянул Лешка, - Так вот, очертя голову, сигать в незнакомую реку не дело, конечно, однако Борис Иванович все-таки плавать-то умел: видал, как прыгнул красиво?
- Умел, умел, он мне сам рассказывал... Черт, ну где же он тогда?!
Тут в разговор неожиданно вмешался Рыжий:
- Русалки его утащили, точно русалки! Подождать не могли, на солнце перегрелись! Взрослый мужик, а элементарных вещей не знает!.. - тут мальчик резко оборвал свою гневную тираду и испуганно, как-то по-рыбьи, захлопнул рот. Удивились и Алексей с Шаманом:
- Что ты сказал, Рыжий? Повтори-ка! - тон Шамана был вкрадчив, но глаза сверлили лицо мальчика, словно два буравчика.
- Убей меня Бог, если я знаю! - по лицу Рыжего было очевидно, что он не лукавит и действительно потрясен и испуган. Причем испуган больше, чем при исчезновении Перегудова: тогда в гамме его переживаний преобладала скорее озабоченность и волнение, подобные тем, которые испытывает экскурсовод, если обнаруживает, что какой-то незадачливый турист из группы куда-то подевался. Теперь же Рыжий был в крайней степени растерянности.
- Никак лукавый крутит, мысли путает. Я ведь даже не помню толком, что за слово я сказал, и как оно с языка мово слетело-то. Не, это все нечистый.
Нечистый или нет - это друзья решили выяснить потом. Сейчас же перед ними стояла задача гораздо более важная: выяснить, куда подевался Борис Иванович и найти его. Причем, чем скорее, тем лучше.
Сказать - легко, выполнить сложнее. Тем более если не имеешь представления, с чего начинать и вообще где искать. Как уже поняли Леша с Шаманом, обшаривать дно реки - дело гнилое и бесполезное. Пробовали обратиться с расспросами к Рыжему, но толку от этого тоже вышло немного. Все, чего они от него добились, это: во-первых, Перегудова утащили русалки, и разве трудно было подождать полчаса (услышав эту фразу в десятый, наверное, раз за последний час, Шаман закатил глаза, скрипнул зубами, но сдержался); во-вторых, где живут русалки, он, Рыжий, не знает и узнать не очень-то и стремится, вот только Деревянка баяла, что в Синь-озере, куда речка впадает, под водой стоит город чудный, русалочий как раз; а в-третьих, как туда попасть, он не знает и вообще лезть им туда не советует - один пропал, но двое-то осталось, а так все втроем и сгинут невесть зачем, и вообще, он, Рыжий, уже тридцать три раза пожалел, что связался с такими сумасбродами. На этом месте Шаман уже не выдержал, и, наверное, много всего было бы Рыжему наговорено и много нового о себе и об этом мире узнал он, но Леше удалось всех помирить, предложив все-таки двинуть дальше, а по дороге хорошенько обдумать, как горю помочь и товарища свово из беды вызволить. На том и порешили.
Пока искали в речке Перегудова, пока разговаривали да спорили, солнце спустилось ближе к горизонту и уже не пекло, как в полдень, а лишь мягенько грело. А не успели путники отшагать и двух десятков верст, как наступил - сначала закат, а затем и вечер. День, таким образом, получился крайне бестолковый и неудачный: прошли они всего около двадцати пяти верст и потеряли полдня в пренеприятнейшем происшествии, о котором и вспоминать не хочется, и забыть хоть на секунду никак невозможно. Стемнело, на небо снова высыпали звезды. Найдя место для ночлега, путники угрюмо развели огонь, расселись вокруг. Никто не разговаривал, все молчали. Рыжий поначалу, правда, пытался что-то рассказывать, но, натолкнувшись на глухое молчание попутчиков, тоже умолк. Доели остатки завтрака - без аппетита, механически, словно подложили дров в печку, - стали укладываться спать. Рыжий уснул почти сразу, видимо, намаявшись за день от жары и массы необычных впечатлений. Леша же и Шаман еще долго лежали возле умирающего костра без сна, глядя в усыпанное звездами небо. Потом сон пришел и к ним - видимо, сказалась усталость.
4
Считается, что сильно уставшие за день люди ночью снов не видят, а, наоборот, как правило, спят "без задних ног". Это не совсем так. Во всяком случае, на то и правило, чтобы были исключения. Вот Леша Сидельников - закрыл глаза в полной уверенности, что, когда он через секунду их откроет, будет уже утро. А вместо этого увидел сон.
Увидел Лёша чудесную картинку. Увидел он синее-синее небо, такое глубокое, что в нём, казалось,  можно было утонуть; в это небо можно было глядеть бесконечно, черпая в его первозданной магической красоте силы и спокойствие. Слева светило теплое ласковое солнце, которое уже не припекало, а приятно согревало продрогшего изнутри Лёшу; потоки тёплого воздуха поднимались также и от земли. Чудные незнакомые, но приятные на взгляд деревья с очень тёмными блестящими, будто металлическими, листьями росли там и сям; самое могучее из них простояло здесь, видать, никак не меньше двухсот лет. Зелёная, слегка выцветшая лужайка с небольшими проплешинами радовала глаз и дышала каким-то домашним покоем. Двор был широк и уютен, в одном из углов его журчал чистейшим звуком родник, а сквозь просторные проёмы во внешней стене открывался райский вид: куда хватало взгляда, простиралось безбрежное море зелени, среди которого островами белели казавшиеся отсюда  крохотными деревушки. Однако подлинным украшением пейзажа, несомненно, был замок. Сложенный из желтовато-бежевого обветренного временем камня, замок, несомненно, представлял собой шедевр древнего зодчества, и в то же время выглядел удивительно свежо, современно и ... вечно. Правильно было бы сказать, что с уверенностью замок нельзя было отнести к какому бы то ни было определённому времени, хотя опытный архитектор или, скорее, археолог наверняка не удержался бы от того, чтобы, опираясь на полученные в институте и библиотеках знания, построить убедительную теорию и даже, возможно, не одну. Лёша не был обременён подобными знаниями, а потому молча глядел и любовался творением не известного ему зодчего. Замок высился на горном склоне, на искусственно, но весьма изящно выровненной площадке и идеально вписывался в местность. Описывать архитектуру и композицию здания было бы делом неблагодарным и заведомо обречённым на провал.   Скажем лишь, что  замок поражал воображение разнообразием и безукоризненной гармоничностью деталей и форм. Заходящее светило расцветило здание в невообразимые по причудливости и красоте оттенки такого, казалось бы, невыразительного и пресного цвета, как жёлтый, так что замок казался сделанным из Солнца. Однако больше всего Лёшу потрясли узорные бронзовые воротца, за которыми был виден внутренний дворик замка: сделаны они были столь искусно, что полностью поражали воображение. Воротца эти, представлявшие собой решётку, сплошь усыпанную резными листьями, цветами и диковинными бабочками, вписывались удивительно гармонично не только в ансамбль замка, -  игра света и тени делала бронзовые листья чрезвычайно похожими на листья растущих вокруг деревьев. Всё это вместе взятое позволяло говорить о воротах как о подлинном шедевре. Лёша восхищённо выдохнул, и вот тут как раз и послышались ему приглушенные стоны и вроде как мольбы о помощи. Одновременно с этим стало вдруг темней и послышался свист ветра, словно чтобы заглушить несущиеся из замка звуки. Было это тем более удивительно, что самого ветра не было и в помине. Леша всегда предпочитал выяснить, в чем дело, если был заинтригован чем-то, как в этот раз - мольбами о помощи, а уж тут-то ему явно кто-то пытался помешать, чего Алексей на дух не переносил. Поэтому он решительно и вместе с тем как-то зачарованно (во сне такое бывает) подошёл поближе к удивительным воротам. Как только он прикоснулся к резной красоте, что-то внезапно щёлкнуло, небо на мгновение окрасилось в густо-фиолетовый цвет, а затем стало абсолютно темно, и Лёша почувствовал, что его мутит.
Он не сразу понял, где он находится. Потом, очнувшись окончательно, Алексей удивился странному и такому яркому сну, однако удивлялся недолго: чувство тошноты, от которого он, видимо, и проснулся, все еще беспокоило его. Покинув еле тлеющий костер, он спустился к реке, чтобы напиться. Найдя проход меж кустарниками, росшими по самому берегу, он склонился над водой, но, сделав несколько неуклюжих глотков, неожиданно услышал рядом с собой приглушенное дыхание и тихий плеск. Мгновенно проснувшись, Леша затаился, опасаясь внезапного нападения. Прошло несколько томительных секунд. Алексей, застыв над водой в жутко неудобной позе, напряженно прислушивался. Плеск повторился: похоже, кто бы то ни был, он не подозревал о присутствии в двух шагах Леши и преспокойно пил из реки. Алексей, чувствуя себя разведчиком на вражеской территории, продолжал прислушиваться, стараясь ни единым звуком не выдать себя. От волнения  даже тошнота отступила куда-то на дальний план. Прошло еще несколько минут, и тут Алексей неожиданно услышал сдобное фырканье и знакомый матерок. От облегчения Леша едва не свалился в речку - ноги и руки успели порядком затечь - и негромко позвал:
- Шаман! Шаман, это ты?
Это и вправду оказался Шаман, которого, как выяснилось, тоже мучила тошнота. Похлебав из реки некоторое время в молчании, друзья наконец почувствовали облегчение и направились обратно к месту своего ночлега. По дороге Алексей спросил Шамана:
- Слушай, ты случайно не помнишь, тебе что-нибудь снилось сейчас?
- Как не помнить, ты что! Я с трудом понял, что это сон, настолько он был ярок и правдоподобен. - Шаман посмотрел на Лешу с некоторым удивлением. - А что это ты вдруг спросил?
- А что тебе снилось? Замок? - Алексей не обратил на вопрос Шамана никакого внимания и был сильно взволнован.
- Какой к ляду замок, что ты! Рассказать - не поверишь.
- Расскажи, Шаман.
- Ну, слушай. Сначала, значит, идем мы втроем - с Борисом Ивановичем - по какой-то пыльной дороге. Сворачиваем в лес... то ли ельник, то ли бор сосновый -- не помню... И тут я, значит, оборачиваюсь -- а вас и след простыл! Вот только что были - и уже пропали куда-то. Это, значит, когда уже на полянке. Ну, я вас зову, а вас нет, я оглядываюсь - и тут вдруг словно в глазах потемнело...- Шаман внимательно глянул на Лешу.- Дальше, Леш, совсем чертовщина началась. Что темней стало - это тень от крыльев. Но только это не птица была, нет, а крыса - огромная серая крыса. Она, значит, зависла, снижается - ну прям как вертолет, честное слово, - а я стою и хоть бы пальцем шевельнул, так поражен... А потом она меня подхватила, прямо передними лапами, и -- вверх! Понесла, и ведь так быстро летела... Ну, тут меня затошнило, и я проснулся. Чертовщина какая-то, честное слово...
- Хм, крыса, говоришь... Может, что-то вроде летучей мыши?
- Не, не похожа. Скорей, знаешь, в Австралии есть такие белки...
- Летяги?
- Вот-вот, точно. Однако, Боже, до чего реальный сон!.. Я помню все: цвет, шум листвы, возраст деревьев, запах этой крысы, чтоб ей пусто было! Не удивительно, что меня стало тошнить...
- Ну, Шаман, тут я с тобой не согласен. Видишь ли, я ведь тоже проснулся с чувством, что меня мутит, а никакой крысы мне не снилось, я даже не летал во сне. Думаю, это все от местной пищи, мы же к ней непривычны...
- Может быть... Хотя, знаешь, от непривычной пищи - скорей уж понос, а не дурнота. Тут что-то другое... Ну да ладно. Скажи, о каком замке ты говорил?
Леша открыл было рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле. Шаман, проследив за остекленевшим взглядом Алексея, как-то странно и смешно крякнул и тоже остановился как вкопанный.
Взгляды их были прикованы к тому месту, где еще четверть часа назад мирно тлели угли их костра. Теперь же на этом месте зияла глубокая черная - гораздо чернее ночи - большая воронка идеально круглой формы. И что было самым ужасным, на краю воронки лежала верхняя половина тела мальчика лет десяти. Не было никаких сомнений, что мальчик этот был - Рыжий. И, похоже, он был еще жив.
Склонившись над телом несчастного, Шаман тут же понял, что жить мальчику осталось считанные минуты: слишком уж силен шок, чтобы организм справился с ним. То, что Рыжий не умер от потери крови, можно было объяснить разве что тем, что страшная его рана была обуглена, словно мальчику снесло ноги громадным паяльником. И в самом деле, что бы то ни было, но яма в земле еще дымилась, и от нее исходил жар. Глаза Рыжего были широко открыты, но Шаман ничуть не сомневался, что они ничего не видят: мальчик должен быть в глубоком шоке, читай: без сознания. Поэтому Шаман был очень удивлен, когда Рыжий заговорил, чуть слышно, но вполне разборчиво:
- Ну... вот... черти меня не взя... ли... На небо пойду, к... маме...
- Рыжий, что это было?
- Как ... что ... Змей горы... ич... Что же... али не... видали?.. Во... дают...
- Где, где он живет?
- За... го... ра... ми... Де... евянкы... баяла...
Однако что баяла Деревянка, Шаман так и не узнал: мальчик умер.

5
Солнце застало их сидящими возле свежей могилки, устроенной ими прямо рядом со смертоносной воронкой. Первое потрясение прошло, осталась только горечь, печаль и еще - смутное чувство вины, о котором Леша поведал сидящему рядом Шаману. Тот печально погладил Алексея по голове:
- Не стоит, Леша, не вини себя...
Далее последовали уговоры в том смысле, что кто умер - тем земля пухом, а живым - жить, и никто не виноват, что рядом с ним кто-то умер, а он остался жив. Леша возражал - поначалу, но затем внял уговорам и согласился с Шаманом. Подобный эпизод встречается почти в каждой книге или кинокартине, где кто-нибудь умирает, и потому приводить его и здесь тоже -- значило бы захламлять повествование и раздражать без нужды читателя. Поэтому опустим этот кусок диалога наших героев и перейдем ко второй его части, в которой они перешли к вопросам более насущным.
Итак, разобравшись с вопросом  "кто виноват", Алексей и Шаман занялись вторым: "что делать". Посовещавшись минуты две, они решили все-таки не отклоняться от намеченного пути, то есть идти дальше к городу, а по дороге осмыслить случившееся. Не теряя времени, они вышли, держась единственного, но тем не менее четкого ориентира - реки, несшей свои воды, если верить покойному, прямиком к городу.
По дороге говорили мало, старались восхищаться природой и строить планы скорого спасения Бориса Ивановича, однако перед глазами с настойчивостью маньяка вставал один и тот же образ: дымящаяся воронка, запах горелого мяса, широко открытые детские глаза... Шаману в свое время приходилось сталкиваться с подобным довольно часто, однако и у него на душе было муторно: к такому трудно привыкнуть - так что уж говорить о Леше, который весь день был молчалив, угрюм и находился на грани срыва.
Он шел и непрерывно думал о случившемся ночью - а это очень тяжелое испытание для нервной системы, и во всяком случае, на душевном равновесии сказывается не лучшим образом. Однако остановиться было невозможно: перед глазами непрестанно прокручивались недавние события. Что-то там было такое, что-то странное (странное в квадрате, поскольку просто странным и неправильным там было решительно все), но что... От мучительных мыслей Сидельникова отвлек спутник, который задумчиво сказал:
- Да-а, Леш, что ни говори, а вовремя нас с тобой затошнило. И ведь что удивительно - обоих разом, как раз перед... В общем, окажись наши желудки более выносливыми, и - хана нам с тобой...
- Вот, вот именно! - Леша, как ни странно, почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Неправильным было то, что вместе с Рыжим должны были сгинуть и они двое, а также то, что тошнота их была вызвана не местной пищей, в этом Алексей был уверен: неизвестно, как с желудком дела у Шамана, а он, будучи студентом, переваривал в себе и не такое. И в самом деле, - какое может быть беспокойство от свежежареных белых грибов? Нет, причина в ином. И, возможно, все дело тут во снах, которые им снились. Но над этим еще надо будет хорошенько подумать, и только тогда поделиться думами с Шаманом. Пусть сначала в мыслях наступит хотя бы относительный порядок.
Немного успокоившись, Алексей догнал ушедшего чуть вперед Шамана и зашагал рядом с ним по сочной густой траве. Светило солнце, лишь иногда скрываясь за случайным облаком, дул слабый попутный ветер. Слева угрюмился сказочный лес, где все было таким обыкновенным... если не считать факта обитания в нем матерых волков, любящих греться у костра; справа невозмутимо текла река, которая поглотила так недавно человека из другого мира и имени которой путники до сих пор так и не узнали... Все вокруг было таким мирным, таким неприметно-обыденным... Таким сказочным...

6
Утром они продолжили путешествие, так и не позавтракав: хотелось поскорее добраться до города, да и есть не очень хотелось. Дорога все заметнее шла под гору, поэтому шагалось легко, и примерно через час после полудня они подошли, наконец, к городским воротам.
Город вырос перед ними неожиданно. Вообще-то "вырос" не совсем подходит к данному случаю. Когда путники сделали вместе с дорогой очередной поворот, они увидели метрах этак в семистах впереди высокие деревянные стены. За стенами, благодаря тому, что дорога шла под уклон, они с изумлением узрели большие и малые дома, улочки, площадь в центре, и везде - огромное количество народа, сновавшего во всех направлениях, словно муравьи в муравейнике. "Вырос" же - потому, что уже давно лес от дороги отступил, по другую сторону реки расстилались бескрайние поля, и Леше временами даже казалось, что они не движутся вперед, а остаются на месте, словно идут по бегущей в обратном направлении тренажерной дорожке. И вдруг - такая громадина, ведь город и в самом деле был немаленьким.
Невдалеке, в стороне от дороги, Шаман и Леша увидели небольшую деревеньку, на том берегу стояла еще одна, и на всем пространстве, открывшемся перед ними, там и сям были разбросаны низенькие деревянные домишки различных размеров и видов. Дорога впереди тоже была не пуста: двигались телеги, трусили лошади с людьми на спинах -- в основном все двигались к городу.
Увидев такое, друзья, отвыкшие за последние дни от людей, оторопели, а практичный Шаман сказал, обращаясь к Лешке:
- Слушай, туда так просто соваться нельзя. Надо придумать какую-нибудь сказочку, кто мы и откуда, и чтоб на правду походила... Да что с тобой? Что я такого смешного сказал? - удивился Шаман, глядя на давящегося смехом Лешу.
- Да нет... ничего... ты, наверно... хотел сказать: правду, чтоб... была похожа на сказочку...
И они посмеялись вместе. Однако смешки смешками, а кое-какую о себе историю подготовить было необходимо. Неизвестно, какие нравы и обычаи царят в этом городе, имени которого они еще не знали, но никакого сомнения, что их странная речь и необычная одежда вызовут множество вопросов. Лучше быть готовым к расспросам. Посовещавшись, друзья решили продолжать придерживаться версии "Украины", что же касается цели их путешествия, Леша предложил сказать, что они путешествуют просто так, для собственного удовольствия, однако Шаман резонно возразил, что лично он не поверил бы таким словам.
- Запомни, Леша, что иногда лучшая ложь - это правда. Предлагаю говорить, что мы ищем нашего товарища, который имел неосторожность пойти купаться в полдень. Так мы и против истины не особо погрешим, и заодно может нам советом кто поможет. Идет?
Идет, сказал Алексей, и они таки двинулись в город.
У ворот скучал стражник с алебардой. Позевывая и не говоря ни слова, он осмотрел путников и равнодушно открыл перед ними дверцу в воротах. Алексей с Шаманом переглянулись и, наконец, вошли в город, где надеялись найти многие из ответов на мучавшие их вопросы. Они шли вперед, оставив за спиной ставшую уже ненавистной речку, лес, монотонное путешествие... Впрочем, путешествие их, похоже, только началось, и что-то подсказывало друзьям, что впереди будут еще монотонные переходы, нарушаемые иногда до крайности непонятными происшествиями и событиями явно сказочного происхождения. Впереди было так много дел, дел самых разных, важных и не очень, однако хуже всего было то, что впереди была неизвестность: они не знали толком ни где искать Перегудова, ни куда им держать путь в поисках Кудрявого, ни как этого самого Кудрявого уничтожить, если паче чаяния они до него все же доберутся, - словом, полнейший туман. И все-таки идти вперед было необходимо, положение складывалось такое, что они стояли перед выбором: или, очертя голову, нырнуть в пучину и попытаться спасти миры, или ждать, пока не станет слишком поздно. Собственно, выбора-то никакого и не было, возможность у них была только одна, первая; она же последняя.
Город представлял собой сплошь деревянные дома и терема, состроенные в улицы, некоторые из которых были не так уж и узки. Так, улица, по которой шли сейчас Шаман и Алексей, смело могла бы быть названа проспектом - в некоторых местах ширина ее достигала чуть ли не пяти метров. Судя по всему, улица эта была одной из главных улиц города, и Алексей был уверен, что вскоре она выведет их к главной площади. Так оно и случилось, причем путники сперва услышали площадь, а потом уж увидали ее. По пути от ворот до площади (кстати, они прошли его минут за десять) Алексею с Шаманом встречалось не так уж мало людей, не обращавших, к слову сказать, на них решительно никакого внимания, однако когда они дошли до площади...
Площадь была велика, даже огромна, и вся была буквально забита людьми: сотни, может, даже тысячи человек. Не было никакого сомнения, что в городе об эту пору была ярмарка - неимоверное количество рядов, гул голосов, выкрики зазывал, балаганы, смех, снова крики... и запахи. Запахи жареного теста, рыбы, мяса... У Алексея с Шаманом немедленно заурчало в животах, и только теперь они вспомнили, как давно они уже не ели вдоволь - если быть точным, то с прошлого мира.
Совершенно естественно, что друзья озаботились единственной проблемой, волновавшей их в данный момент по-настоящему: как бы поесть. Впрочем, как ни голоден был Алексей, его заботило еще одно, причем заботило гораздо сильнее, чем еда, хотя есть он хотел неимоверно. Дело в том, что вторые сутки Алексей с беспокойством и опаской ожидал полной луны, обычного времени своих  головоломных приступов. Как среагирует его тело в новых, непривычных условиях, не окажется ли новый приступ опасным для его здоровья, а может, и для его жизни... Не станет ли этот приступ последним?.. Или, быть может, новая среда обитания будет к нему милостива, и боли будут потише? Все эти вопросы, естественно, не давали Леше покоя, и Шаман это заметил. Когда он спросил Алексея, что гнетет того, Сидельников засомневался: поделиться своим беспокойством или не стоит. С одной стороны, Шаман ему друг, и скрывать от него свои проблемы было бы неправильно, тем более что он может помочь: советом или хотя бы словом ободрения. С другой стороны, Леша не забыл, как Шаман в кубе назвал его "обычным эпилептиком", что покоробило Алексея: может, Шаман был не так уж далек от истины, но зачем так... Хотя - ведь тогда они были едва знакомы, спор клубился горячий, а Леша уже заметил, что при всей своей сдержанности и осторожности Шаман в запале не очень-то следит за тем, что и как он говорит, и не стесняется в выражениях. Словом, Леша пришел к выводу, что таиться все-таки не стоит, и поделился с Шаманом своими опасениями. Тот отнесся к лешиной проблеме на удивление серьезно.
- Лучше будет нам на это время схорониться где-нибудь, от греха подальше. - Сказал он Алексею. - Всякое может случиться, и ничего хорошего не получится, если нас посчитают колдунами. Может, - тут Шаман придал своему лицу зловещее выражение, - колдунов тут принято сжигать, а нам это совсем ни к чему.
- Типун тебе на язык, Шаман. - Алексей развеселился. - Кстати, уж кому следовало бы бояться костра, так это тебе с твоим именем. Представляешь: "ты кто? - я Шаман! - ах, шаман... ну, пройдемте!.."
- Надеюсь, они не знают, что такое "шаман", - улыбнулся в ответ Шаман, и дружески хлопнул Алексея по плечу так, что тот присел.
- Сколько у нас еще времени, Леша? - уже серьезно спросил обладатель опасного имени.
- Точно не скажу, но примерно сутки у нас есть.
- Замечательно! Тогда завтра мы из города уйдем, а сегодня побродим, послушаем, что говорят.
- Хорошо бы стащить чего-нибудь пожрать...
- Что, кушать охота?
- Еще как! Со вчера ведь не емши!
- Мне тоже охота. Однако идея насчет "стащить" никуда не годится.
- Да? А спина у тебя не чешется?
- В каком это смысле?
- Ну, может быть, у тебя уже крылья растут?..
- Хм... Знай, юноша, что я, подобно другим ангелам, херувимам и серафимам, сбрасываю крылья летом, чтоб не так жарко было и чтоб в сене не извалять...- и, предупреждая взрыв веселья со стороны Лёшки, продолжил.-- А красть мы всё равно не станем. Дело в том, что я знаю другой способ.
- Не знаю, Шаман, что это за способ, но есть хочется очень, так что давай, выкладывай, и надеюсь, что в ближайшие полчаса он принесет конкретные плоды в виде, например, запеченной курицы.
- Способ простой и древний, как мир...
- Интересно, а сколько лет этому миру? - перебил друга Лешка.
- Не знаю. Так вот, способ простой: походим по базару, наверняка кому-нибудь понадобятся услуги грузчиков - поднести товар, или еще что, а в благодарность работодатель либо даст нам денег, либо, что предпочтительней, вкусно и сытно нас накормит. - Шаман глянул на Алексея и, увидев кислую мину, продолжил ободряюще:
- Ничего, ничего. Это только звучит кисло, а на самом деле гораздо лучше и вернее, чем воровать. Еще не хватало, чтобы нас с тобой сцапали при попытке стащить чужое добро. Не знаю, посадят нас куда или нет, а то, что основательно поколотят, я тебе гарантирую. Причем поколотят всем базаром, от души.
- Но, Шаман, ты судишь об этом мире по нашему. Откуда тебе знать, может, здесь совсем другие нравы?
- Может быть. Но я не хочу проверять это предположение на своей шкуре, - ответил Шаман, и разговор был исчерпан.
Исчерпан-то исчерпан, однако последующие полчаса показали, что Мир Сказок тоже поразил злой червь безработицы. Первый же торговец, которому друзья предложили свои услуги, рассказал им обо всем: о помощи вообще, о них самих, о работе, - причем о себе Шаман с Лешей узнали много нового. Следующая попытка принесла плоды еще более странные. Они свернули в новый ряд и некоторое время взглядом выбирали подходящего торговца, опасаясь вновь наткнуться на психически неуравновешенного человека. Потом Шаман легонько дернул Лешу за рукав и указал на одного из продавцов рыбы -- мужчину лет пятидесяти пяти, едва ворочавшего большие корзины с рыбой и раками, если судить по лицу, человека весьма доброго и, во всяком случае, нормального. Услышав предложение помочь, сделанное на всякий случай в мягчайшем тоне, торговец рыбой поднял голову и дружелюбно улыбнулся; однако не успели друзья обрадоваться, как глаза рыбака, еще секунду назад светившиеся приветливостью, - погасли и стали совершенно пустыми (Леше пришло на ум сравнение с выдернутым из сети телевизором). Торговец рыбой глухо молвил "феноменально" и взялся за палку. Друзья почли за благо ретироваться, прежде чем непонятный конфликт разгорится по-настоящему. Обернувшись на углу ряда, они увидели, что рыбак уронил свою дубину и стоит, растерянно смотря вокруг и часто моргая, словно человек, который только что вышел из темноты на яркий свет. "Или как человек, который только что очнулся и не понимает, что с ним было секунду назад, где он и кто он такой вообще" - подумал Алексей.
- Ты помнишь, Леша, ведь это уже не первый раз. Еще раз убеждаюсь, что в этом мире действительно не все в порядке.
- Верно. Но нам от этого не легче. Похоже, что твой "древний как мир" способ все же не подходит, Шаман. А жрать между тем все же хочется. Так что, может...
- Стащить?
- Предложи еще что-нибудь.
- Может, попросить, - однако в голосе Шамана явственно слышались плохо скрываемые сомнения. И тут они услышали у себя за спиной мягкий голос, причем от неожиданности оба вздрогнули.

7
Старик подошел к ним, видимо, уже минуту или две назад, однако, увлекшись разговором, друзья не заметили его -- высокого седобородого мужчину с внимательным умным взглядом и странной шапочкой на голове.
- Простите, что вы сказали? - спросил Шаман, оправляясь от неожиданности и внимательно глядя на незнакомца.
- Я спросил, те ли вы люди, которых прислал Распорядитель, но по вашему выговору вижу, что это и точно вы. Однако вас должно быть трое...
Минуту они - Леша и Шаман - стояли с раскрытыми ртами, затем Шаман вновь пришел в себя и спросил подозрительно:
- Скажите, а кто вы такой?
Чуть улыбнувшись, старик с готовностью ответил:
- Извольте. Здесь я маг и чародей Сарагур Белый, он же - доверенное лицо Распорядителя в Мире Сказок. В мои обязанности входит наблюдать течение дел в мире и сообщать о происшествиях Распорядителю.
- Так это вы сообщили о сбое в системе?
- Я сообщил о появлении Кудрявого, сбой в системе стал очевиден и так. Однако вы не ответили мне, куда подевался ваш спутник. Я видел, вы пришли в город без него.
- Верно, мы как раз ищем его. Дело в том, что его, по всей видимости, утащили русалки.
- Вот как? - лицо мага омрачилось. - Дело серьезное. Как и когда это случилось?
- Позавчера, в полдень, - ответил Шаман.
- Скажите, Сарагур, он еще жив?
- Да, наверняка жив, однако вызволить его будет делом нелегким.
"Где он? Что с ним? Как его спасти?" - вопросы так и посыпались на Сарагура. Волшебник, однако, не терялся и спокойно и деловито отвечал на все. Да, он поможет им спасти Перегудова из плена; нет, одним колдовством тут делу не поможешь, им самим придется идти на выручку другу; да, он все расскажет, но...
- Но давайте лучше поговорим в более спокойной обстановке, здесь мы рискуем привлечь к себе ненужное внимание.
И Сарагур Белый повел Шамана и Лешу к себе домой. По дороге Алексей размышлял, как долго придется им еще на протяжении своего путешествия испытывать вот такие шоки удивления, как сегодняшний, прежде чем они привыкнут ничему не удивляться и принимать все, что случается, как должное. А после того, как это произойдет, интересно, научатся ли они снова удивляться, когда вернутся домой (при условии, что вернутся) или им так и доживать свою жизнь, ничему не удивляясь...
Шаман был поглощен мыслями несколько более практическими. При том, что он не сомневался, что находится в Мире Сказок, в чудеса он все же не верил - не приучен был верить. Жизнь не раз давала ему возможность убедиться, что для того, чтобы выжить и победить, необходимо всегда рассчитывать только на себя, не ожидая счастливых совпадений. Наоборот, он был твердо уверен, что совпадения, случаясь, в подавляющем большинстве случаев оказываются далеко не счастливыми. Вот и теперь: маг и волшебник Сарагур Белый появился как нельзя более кстати... и именно это заставляло Шамана насторожиться - скорей даже на подсознательном уровне, в силу привычки - не идут ли они прямиком в ловушку? Что если Сарагур Белый на самом деле "вражеский ставленник", а проще говоря, предатель и лгун? Да, спору нет, он знает, что их сюда прислал Распорядитель, что их должно быть трое, о сбое системы он знает тоже... но об этом вполне может знать и враг - Шаман не сомневался, что разведка должна существовать в любом мире, если там идет или готовится война... А здесь скоро разразится война, это чувствуется. Так как же быть, довериться Сарагуру или перестраховаться, действуя по принципу "береженого бог бережет"? Кто он, Сарагур Белый - друг или враг? Шаман крепко задумался, взвешивая все "за" и "против". Нет, он не может быть врагом -- один его выговор показывает, что он не отсюда, а стало быть, из нашего лагеря...
Тут размышления Шамана были прерваны, потому что маг объявил, что они пришли. Друзья с интересом оглядели большой ладный дом с башенками на крыше и по виду просторным двором сзади. Алексей сперва удивился, увидев, что дом выстроен из камня (на вид это был известняк), но, оглядевшись, он увидел, что в этой части города было много каменных домов: очевидно, здесь жила знать. Следуя за хозяином дома, они взошли по широким ступеням на просторное крыльцо и проследовали внутрь дома, причем Алексей заметил, как напрягся готовый ко всяким неожиданностям Шаман.
Однако худшие опасения Шамана никоим образом не подтвердились, во всяком случае, пока. Внутри было тихо, полутемно, а еще - внутри было приятно. Трудно объяснить, что именно навеяло на Шамана и Лешу, едва они вошли в дом, такое умиротворенное благостное настроение -- может, подобная атмосфера вполне обычна для жилища любого белого мага, а может, Сарагур тихонько колданул, чтобы успокоить дорогих гостей, чьи нервы были уже на пределе - неизвестно, да и не очень важно, честно говоря. Гораздо важнее было то, что Сарагур, обладавший, по-видимому, сверхъестественной проницательностью (а может, он просто слышал разговор наших друзей на площади?), повел своих гостей прямиком на кухню, и в следующие полчаса никто не проронил ни слова.
8
Тем временем Кощей Бессмертный сидел в трапезных палатах своего дворца и пытался разобраться в себе. Только недавно он наконец осознал, что с ним (в нем) происходят непонятные изменения, причем происходят хоть постепенно и незаметно, но постоянно и неуклонно, а главное, уже довольно давно. Это настораживало. Это пугало. Да-да, ничего странного, это его пугало - кое-кто наивно полагает, что злодеям страх неведом, но это зачастую далеко не так, особенно если злодей однажды утром понимает, что он не так уж непобедим. Так было с Кощеем Бессмертным: не подлежало никакому сомнению, что что-то разъедало его прежнюю сущность, делало его совершенно другим. Во-первых, его стали мучить странные сны. Кошмарами их, пожалуй, назвать было нельзя, но, тем не менее, сны эти были весьма неприятны (раньше ведь Кощею вообще было неизвестно, что такое сны - на ночь его мозг словно бы отключался - теперь же все становилось по-другому). А самое досадное заключалось в том, что наутро он не помнил почти ничего из своих ночных видений - ничего кроме каких-то путаных обрывочных картин, которые были столь ужасны, что он предпочел бы не помнить и их.
Но это было еще не все. Его перестал привлекать женский пол, по поводу чего Кощей Бессмертный, как и полагается себялюбивому бабнику, зело воспечалился, и еще бы: женщины были его призванием, его профессией, даже, если хотите, его нишей в Мире Сказок. Теперь же его душу (при условии, что у нежити есть душа) охватила жуткая, какая-то осенняя пустота. Впрочем, пустота тоже постепенно отходила на задний план, снедаемая новым, неизвестно откуда взявшимся чувством: ему хотелось творить настоящее зло, сокрушить, поставить на колени этот слюнявый мирок, а потом... почему-то он с каждым новым днем становился все больше уверен, что есть какое-то "потом", что кроме этого мира... Откуда взялись эти мысли, отчего в его рассудке всколыхнулась вдруг (не вдруг, конечно, не вдруг) эта жаркая волна ненависти -- этого он не знал, но именно изменения в его характере, в его рассудке страшили его больше всего, причем с каждым днем все сильнее и сильнее. У него складывалось такое ощущение, что он подошел слишком близко к какому-то неведомому адскому пламени и - загорелся сам. Трудно объяснить, почему, но Кощей Бессмертный был твердо уверен в том, что огонь, тлеющий уже у него внутри, разгоревшись, пожрет его, словно малую мошку. Однако с каждым днем ему все больше становилось это безразлично. Да, безразлично, поскольку бороться с заразой засевшей у него внутри, не было сил, да и, честно говоря, все меньше с каждым днем хотелось. Если ему суждено сгореть в неведомом огне, что ж -- пожалуйста, но сначала он получит за это великолепное (да-да, именно великолепное - Кощей скривился в улыбке) вознаграждение, а именно, возможность всласть повеселиться, как он не веселился уже очень давно - с тех пор, как еще не был бессмертным, а был просто Роплитом. Кощей задумчиво улыбнулся, погружаясь мысленно в те далекие почти забытые времена... Да, он был Роплитом, но не просто Роплитом, а Роплитом Кровавым, Королем, Наводящим Ужас... Подумать только, он решился променять сладкое безумие тех веселых дней на какое-то бессмертие и жалкие шалости с крестьянскими девками! Что ж, не важно, сгорит он или нет, довольно он уже носил имя Кощея Бессмертного, пора воскреснуть Роплиту Кровавому! Роплит еще послужит, ох, послужит... Кому послужит - этого он пока не знал, но ему было весело и прохладно, он почувствовал, как груз многих тысяч лет падает с его плеч. Ничего, что он выглядит, как обросший мхом камень -- внутри ему снова тридцать, и жажда жить по-настоящему, а не как узник в золотой клетке, снова наполнит его тело прежней силой и ловкостью!..
Верные слуги кощеевы, столпившись у дверей трапезных палат, в большом беспокойстве наблюдали за своим хозяином, который уже не первый час сидел за столом, не меняя позы и не притрагиваясь к еде. Однако когда он внезапно вскочил на ноги с гортанным диким рыком, свитой овладела еще большая паника и благоговейный ужас: тот, кто стоял перед ними, не был их хозяином, которого они знали - мстительным ворчливым похотливым старикашкой, влачащим бесконечные дни свои, - нет, это был огнедышащий бог, и они убоялись смотреть в глаза его, мечущие молнии, способные испепелить непокорного. Никто из слуг не был жив во времена Короля, Наводящего Ужас, и даже предания о том времени не дошли до них, так давно это было, но слуги поняли одно: что-то случилось с их хозяином, что-то такое, о чем страшно даже помыслить, не то, что называть вслух.
Верные слуги кощеевы были совершенно правы: сей день был отмечен в небесной книге черной печатью, самой черной из всех. В этот день Роплит Кровавый убил Кощея Бессмертного и овладел его телом. В этот день умер Бессмертный, а чудовище, не ведающее преград, вырвалось на свободу. Тень над Миром Сказок сгустилась.
9
После обеда, дав нашим спасателям подробнейшие инструкции, Сарагур ушел: его звали неотложные дела. Воспользовавшись любезным приглашением мага, друзья остались ночевать в его тереме, дабы наутро приступить непосредственно к спасению незадачливого Перегудова. Кувшинчик с волшебным снадобьем был Сарагуром уже приготовлен и стоял на столике у окна в комнате, служившей, по-видимому, гостиной. Как установил любознательный Алексей, пахло зелье отвратительно, но, по уверениям волшебника, должно было действовать безотказно.
Дело в том, что Шаману и Леше предстоял нелегкий труд спуститься на дно озера, где стоял русалочий город и где, собственно, и томился Борис Иванович. Поскольку дышать под водой, особенно  в течение нескольких часов, - дело весьма и весьма затруднительное, Сарагуру пришлось постараться, дабы преодолеть это маленькое затруднение.
Наслаждаясь тяжестью в желудке - позволительная роскошь - Леша некоторое время бродил по пустому дому, любуясь изысканной обстановкой. Затем он прошел обратно в гостиную, которая была к тому же и библиотекой: на полках у одной из стен пылилось немало старинных книг в чудных переплетах. Вытащив наугад одну из них, Алексей удобно устроился в кресле около столика, на котором стояла приготовленная для них бутылочка, и открыл фолиант. Книга была написана на древнерусском языке, однако смысл некоторых фраз можно было понять. Во всяком случае, язык был достаточно понятен, чтобы Алексей догадался, что перед ним, по всей видимости, что-то вроде книги заклинаний. "Должно быть, Сарагур учился по ней колдовать", подумал Леша, проводя пальцем по невообразимо толстому слою пыли, скопившемуся на переплете за долгие годы. Рассматривая попутно чудную форму бутылочки и лениво перелистывая желтые страницы, Алексей, не очень задумываясь, что он делает, прочел одно из заклинаний вслух. И не особенно удивился, когда увидел, что бутылочка на столе вдруг задрожала и нехотя растаяла в воздухе. Желая убедиться, не обман ли это зрения, Алексей протянул руку над столом и едва не сбил пузырек, который, став невидимым, тем не менее, остался стоять на своем прежнем месте. Леша заинтересованно хмыкнул и попытался возвратить пузырек на место. Естественно, у него ничего не получилось. Вместо этого он устроил над столом небольшой снегопад "местного значения", сотворил ни из чего канарейку и под конец вызвал какое-то отвратительного вида то ли привидение, то ли еще что. Правда, привидение не выказывало злобы и враждебности, напротив, склонившись в глубоком поклоне, оно выражало Алексею все знаки покорности и преклонения. Алексей все же испугался, что не сможет от него избавиться, но, к счастью для Леши и к глубокому его облегчению, услышав без всякой надежды на успех сказанное "сгинь!", привидение немедленно растаяло в воздухе. Больше экспериментировать с книгой заклинаний Леша не стал, а просто взял невидимый теперь кувшинчик (ощущение было очень странным и непривычным), отнес его на задний двор и, найдя там лужу, просто измазал глиняные стенки в грязи, после чего пузырек вновь стал видимым. Леша дождался, пока грязь засохнет, отнес пузырек на место и, решив, что упражнений в магии на сегодня довольно, прошел в спальню, где уже давно спал Шаман, и моментально заснул сном праведника. Канарейка же осталась летать по комнате.
Друзей разбудил громкий стук в заднюю дверь. Открыв глаза и полежав немного без движения, они поняли, что в доме по-прежнему кроме них (и канарейки) нет ни души. После краткого совещания, дверь решили все же открыть. Запасшись уверенностью в виде двух железных прутов, друзья - Шаман впереди, Алексей чуть за ним - откинули щеколду задней двери, приготовившись защищать свои жизни до последней капли крови, если будет нужно.
На пороге стоял мальчуган лет десяти, который, похоже, ничуть не удивился, увидев, что его встречают с такими предосторожностями. Не заходя в дом, он поздоровался с Алексеем и Шаманом, поклонившись им в пояс, деловито откашлялся и сказал, что Сарагур (Леше показалось, что это имя мальчик произносил с немалым трепетом) просил передать своим гостям следующее. Затем мальчик закрыл глаза, что-то про себя пробормотал и вдруг заговорил голосом Сарагура, странно при этом раскачиваясь:
- Уважаемые друзья! К сожалению, неотложные дела срочно призывают меня удалиться на несколько дней. Вероятнее всего, меня не будет в городе дня три. Если сможете, подождите моего возвращения. Если же вы спешите, приступайте к спасению без меня. Зелье я оставил на столике. Сразу после полудня выпейте каждый по полпузырька и безбоязненно прыгайте в озеро. Действия снадобья хватит не меньше, чем на трое суток, запомните это. Тамошних обитателей, в общем, опасаться не следует: они дружелюбны и к тому же весьма спокойны. Однако будьте осторожны в полдень и в полночь: в эти часы они становятся совершенно непредсказуемы. Отношения у меня с ними хорошие, поэтому в случае чего - говорите, что вы мои друзья (ведь это действительно так!). Удачи вам!
P.S. Если решите дождаться меня, чувствуйте себя как дома, ешьте, спите. Припасы на кухне, не церемоньтесь. Сарагур.
10
Произнеся последние слова, мальчуган перестал раскачиваться и открыл глаза. Был он немного бледнее, чем раньше, но никаких признаков испуга не выказывал. Леша подумал, что в этом мире гипноз так же распространен, как обычай писать друг другу записки - в его мире. А может, все дело в том, что Сарагур - маг, и ему просто не полагается по рангу опускаться до того, чтобы писать записки, словно простые смертные... Однако была еще какая-то мысль, которая появилась у Алексея, когда он слушал "записку", только вот что это за мысль... Что-то важное, понимал Леша, и все никак не мог ухватить ускользающую мысль за хвостик - ужасное ощущение! Вроде бы она была связана со временем... Да, определенно, мысль мелькнула у Алексея, когда он слушал что-то, связанное со временем... Даже точнее: что-то со временем суток... Полдень? Вроде нет. Полночь, может быть? Может быть, но не совсем.
Тут у Алексея, как это рисуют в мультфильмах, в голове зажглась маленькая лампочка, все сразу встало на свои места, и он испытал громадное облегчение. Правильно, когда он услышал слово "полночь", ему на ум пришло слово "полнолуние", и до чего хорошо, что он вовремя вспомнил об этом! Ведь полнолуние, если Леша не ошибается, как раз сегодня! А солнце уже низко!
Тут заговорил Шаман, и тон его был слегка ехиден:
- Если судить по вашему лицу, мосье Сидельников, то такое впечатление, что вы только что облегчились. На случай, если вы не в курсе: удобства в этом сказочном мире во дворе, как и у нас, и я уже имел честь убедиться, что воняет там тоже сказочно, что позволяет сделать вывод о...
- Шаман, мне надо уйти из города!
- Фу ты, черт... Как же это из головы-то вылетело! Хорошо, что ты вспомнил. Давай собираться.
- Ты что же, хочешь идти со мной?!
- А ты как думал?
- Никак я не думал, а только тебе все же лучше было б здесь остаться: дом посторожить и вообще... Может, Сарагур вернется...
- Не мели чепухи. Тебе же хочется, чтобы я пошел с тобой? Да и я не намерен оставлять тебя... В общем, хватит спорить, собираемся и пошли.
Сказано - сделано. Взяв с собой немного еды и кое-какую одежду Сарагура (предрассветные часы все же напоминали, что осень, если еще не наступила, то уже не за горами), они оставили дом из камня и через полчаса уже выходили из южных ворот города. Солнце висело уже над самым горизонтом, и на тлеющем небосклоне с каждой минутой все ярче проступал молочный идеально круглый диск луны. Ступив за ворота, Сидельников почувствовал первую, пока слабую, но тем не менее безошибочно узнаваемую ломоту в висках. Сомнений быть не могло: ужасная болезнь последовала за Алексеем и в этот мир. Оставалось лишь подождать пару часов и узнать, какие формы выберет она здесь.
Расположились в лесочке, поскольку там было тепло, тихо, а главное, совершенно безлюдно. Никакие звуки не проникали под густую сень деревьев, даже птичий свист, ничто не нарушало закатной тишины. Расстелив одежды, они насколько возможно удобно устроились в небольшой ямке-лощинке, где вкусно пахло сухой травой, и -- потекли напряженные минуты ожидания.
Долго ждать не пришлось. Едва солнце скрылось за горизонтом, Леше стало хуже. Он сделался совершенно молчалив, мрачен и, казалось, полностью замкнулся в себе, ни на что не откликаясь и даже не моргая. Обеспокоенный Шаман, не зная, в то же время, что предпринять, следил за Алексеем, стараясь не прозевать, если тому неожиданно станет совсем плохо. Тем временем понемногу темнело. По-прежнему сидевший без движения Алексей неожиданно начал издавать какие-то низкие утробные звуки, сначала очень тихо, затем громче. Звуки эти были похожи... Трудно сказать так, чтобы точно, но, пожалуй, больше всего они походили на шипение-урчание кошки, которой очень страшно - только эти звуки были помощнее и ниже тембром. Обеспокоенный прежде Шаман теперь встревожился не на шутку. И еще одно: если бы не неверный сумеречный свет, он мог бы поклясться, что Сидельников стал шире в плечах. Фу ты, черт... Как назло, именно сейчас, когда от него, чтобы помочь товарищу, требуются железная выдержка и ясный ум, нервы принялись играть с ним злую шутку, наводняя мозг видениями. Ну вот, опять, полюбуйтесь: теперь мерещится плотоядная улыбка и в глазах блеск... Шаман, невесело усмехаясь, помотал как следует головой, чтобы отогнать видения и прояснить взор, а когда он спустя пару секунд вновь поглядел на друга, то неожиданно мозг пронзила молния-мысль: ему вовсе не мерещится!..
И в самом деле, несмотря на то, что в лесочке, где они сидели, стало уже почти совсем темно, несмотря на свой испуг и тревогу за друга, тот, кто сидел сейчас перед ним, никак не мог быть назван Алексеем Сидельниковым, и дело тут было, конечно, вовсе не в галлюцинациях. Дело тут было, несомненно, в том, что они находились теперь в Мире Сказок. А в Мире Сказок, как известно, все не так, как в жизни...

11
Роплит сидел, вперив взгляд в никуда, до боли в замшелых пальцах сжав подлокотники своего резного кресла. На губах его блуждала улыбка. Кто бы он ни был, его новый хозяин, откуда бы он ни явился, что бы ни замышлял - Роплит верил ему и был готов выполнить любое его повеление. Роплит не знал, какие цели преследует новый хозяин, да особенно и не интересовался - зачем? - он знал одно: его новый хозяин обещал ему весь этот мир, весь без остатка... А уж если он обещал, то значит, так и будет. Скоро должно было произойти что-то -- Роплит не знал, что именно, но он чувствовал: когда что-то произойдет, им - ему и Хозяину - уже ничто и никто не в силах будет помешать, и тогда он, Роплит, получит весь мир на блюде. А пока необходимо было остановить этих троих - трех чужаков, взявшихся неизвестно откуда, чтобы навредить Хозяину, и когда?! Как раз в то время, когда Хозяин готовится к изменениям, и когда он более всего беззащитен!.. Но Хозяин может быть совершенно спокоен: от Роплита эти трое никуда не денутся, это уж точно... Точно!
И Роплит Кровавый, будущий повелитель целого мира, усмехнулся. До того, как ему пришлось стать просто вечным старикашкой, у него было полным-полно врагов, и не случалось и года без кровопролитной жестокой войны. И ни разу - ни разу! - не становился победителем никто, кроме него, Роплита. Не было кого-либо сильней него тогда, не найдется и теперь... Смешно подумать: три человека, да еще и толком не вооруженных, собираются, ни много, ни мало, уничтожить Хозяина! Пусть попробуют сначала справиться с ним, стиравшим в пыль города и самолично истреблявшим целые армии!.. Хотя, конечно же, с этими троими все было не так уж просто. Хоть и не богатыри, они, тем не менее, не были обычными искателями приключений или самоуверенными глупцами, жаждущими доказать всем кругом, что они чего-то стоят (а таких во все времена было великое множество), - нет, с этими все было значительно серьезней. Они были невооружены, пеши (за трое суток, как они были обнаружены разведкой Роплита, они даже не потрудились достать себе лошадей), плохо ориентировались на просторах этого мира и были чрезвычайно неопытны в магии, хотя и тщились использовать ее раз или два, -- и все же... Все же был в этой троице какой-то стержень, сила некая, из-за которой он, Роплит, вынужден будет уделить чужестранцам особое внимание, тем более, что Хозяин посоветовал ему  в их отношении то же самое. Но больших трудностей с их устранением быть не должно, уж больно неравны силы...
Однако пора бы уже появиться посетителю. Свежевозродившийся Роплит Кровавый восседал в тронном зале, величественный и грозный, прямо как в старые добрые времена. "Латы его сверкали, глаза пылали страшным огнем, еще пуще, чем латы" - примерно так написал бы романист четырнадцатого века, желая охарактеризовать невероятные силу, мощь и ужасность злодея. На самом же деле Роплит был не в латах, и, хоть и не был обижен ни одним из вышеперечисленных качеств, обладая кроме этого еще сверхъестественным чутьем и мощным умом, однако глаза его отнюдь не сверкали никаким "страшным огнем", а все его существо в данный момент выражало лишь нетерпение и скуку. Роплит откровенно томился, томился в ожидании некоего посетителя. И когда наконец церемониймейстер, исполняющий по совместительству обязанности секретаря, объявил о прибытии гостя, Роплит выпрямился в своем роскошном кресле и, неистово жестикулируя, дал понять, чтобы того провели в зал немедленно.
Двери распахнулись, и на пороге появилась фигура Сарагура Белого, склоненная в вежливом полупоклоне. Роплит указал магу место возле себя и, пока тот шел к нему через огромный зал, задумчиво глядел на Сарагура Белого, своего ровесника и единственного в этом мире, кто не покорился в то время Грозе всего живого, хотя и не смог победить Непобедимого. В этом мире их было двое, достойных друг друга противников, двое столпов, на которых держался - и держится снова - Мир Сказок. Сарагур, присев на золоченый стул, тоже смотрел в глаза своему извечному врагу. Они были словно две чаши весов, два основополагающих начала, Черное и Белое, основа равновесия.
С появлением в Мире Сказок Кудрявого ("хозяина" для Роплита) равновесие грозило быть нарушенным: стоит только пришельцу пройти свой инкубационный период и проснуться. Это понимал Сарагур. Роплит этого не понимал. Вот  почему Сарагур, едва узнав о возвращении своего противника к жизни (вернее, о пробуждении его ото сна), тотчас же поспешил в бывший Кощеев Дворец, чтобы открыть злодею глаза на действительность. Маг рассчитывал создать нечто вроде альянса с бесспорно сильным Роплитом, дабы с его помощью победить Кудрявого "в зародыше". Мысль о том, что он идет на сговор со злом, коробила и угнетала его, но в борьбе с Кудрявым, как интуитивно понимал Сарагур, были хороши все средства. С этими мыслями пришел Сарагур в бывший Кощеев Дворец, но он жестоко ошибался, надеясь найти здесь понимание и помощь.
Хорошо, скажете вы, но, если так, то почему Роплит с таким нетерпением ждал прихода Сарагура Белого, к которому, как мы теперь знаем, теплых чувств отнюдь не испытывал? Ответ на этот вопрос на самом деле довольно прост. Возрожденный, а точнее, проснувшийся Роплит, как и полагается хорошо выспавшемуся человеку, испытывал необыкновенный прилив сил и уверенность в себе, которая была тем сильнее, что теперь за его спиной был всемогущий и непобедимый Хозяин, с которым Роплиту был не страшен и Сарагур. Давнишняя мечта: повергнуть Сарагура Белого, чтобы стать вдвое могущественней и избавиться навсегда от назойливого чинителя препятствий, - вот что двигало Роплитом, и это, в общем, вполне понятно.
Выслушав предложение мага, Роплит задумался. Ему пришло на ум, что он, возможно, сумеет извлечь для себя немалую пользу, если согласится -- для вида -- сотрудничать с Сарагуром. Так ему будет легче следить за передвижениями троицы, которой, в этом он ничуть не сомневался, Сарагур будет оказывать всяческую поддержку и помощь. А открыть свои истинные намерения он всегда успеет.
Помолчав немного с глубокомысленным видом, Роплит поднял взгляд на ожидающего ответа волшебника и нехотя кивнул, приняв тем самым предложение Сарагура. Маг удовлетворенно вздохнул, поднялся и вышел из залы прочь, не говоря ни слова. Он мог еще пойти на сделку с Роплитом, но это не означало, что он должен подавать Роплиту руку. Тот, впрочем, и не ждал этого от своего ровесника и извечного противника. Молча стоял он, провожая взглядом удаляющегося гостя, на губах играла холодная улыбка, вороные длинные волосы тихонько развевались.

12
В миг, когда окончательно стемнело до утра, и на черном небосклоне засияла полная луна, у Шамана не оставалось уже никаких сомнений. Да и какие тут могут быть сомнения: перед ним сидел, высунув язык и улыбаясь в пятьдесят зубов, красивый молодой гепард. Гепард, который еще недавно был Алексеем Сидельниковым (клочья лешиной одежды еще кое-где безвольно свисали с могучего рыжего тела), а теперь многообещающе сверкал светофорной зеленью очень внимательных глаз.
Единственное, что хоть как-то утешало, это то, что животное, по-видимому, пока нападать на Шамана не собиралось, хотя огромной кошке не нужно было бы даже трогаться с места, чтобы нанести смертельный удар лапой.  Гепард проявил интерес к Шаману только тем, что дружелюбно ему улыбнулся, укладываясь на дне крохотной лощинки и тихонько зевая - боже, какие белые и острые зубы!.. Прошло добрых пятнадцать минут прежде чем Шаман решился пошевельнуться. Внимательнейшим образом наблюдая за реакцией зверя, он очень медленно поднимался на затекших напряженных ногах, готовясь выпрыгнуть из ямы и одновременно гадая, умеют ли гепарды лазать по деревьям...
Едва он появился над поверхностью, как свора гиен и шакалов, которая до этого момента терпеливо ждала снаружи и не видела, что происходит внутри, оживилась, узрев наконец цель. Послышалось злое рычание, зашуршала под лапами трава и прелые листья, а дальше -- дальше Шаману, который окончательно обалдел от такого количества зверья в непосредственной близости от себя, оставалось только наблюдать. Потому что одновременно с гиенами и шакалами вперед ринулся и гепард. Шаман почувствовал, что летит куда-то, сбитый с ног сильным мохнатым телом, а затем стало совершенно темно.
Открыв глаза, Шаман увидел, что наступило утро. В яме еще была тень, однако солнце, уже порядочно поднявшееся над горизонтом, без сомнения заглянет и туда - это лишь вопрос времени, пяти или десяти минут. Было почему-то очень тихо: не было слышно ни пения птиц, обычного для этого часа, ни шума ветра, ни шелеста деревьев - ничегошеньки, кроме какого-то странного слабого гула, который Шаман, поразмыслив, объяснил тем, что у него звенит в ушах. Должно быть он простудился, ночуя на сырой холодной земле, и от этого у него заложило уши. Хорошо, но зачем же он ночевал в лесу, ведь они, кажется, остановились у волшебника... Тут Шаман проснулся окончательно и вспомнил, что именно заставило его и Алексея накануне вечером покинуть город, а заодно припомнил и то, что случилось потом... На секунду ему показалось, что все события вчерашней ночи ему причудились или даже просто приснились, однако, приподнявшись над ямой и осмотревшись вокруг, он сразу понял, что это далеко не так. Земля вокруг ямы почернела от засохшей крови и была усеяна трупами животных. Заодно Шаман понял, что гул стоит вовсе не в его ушах: это просто полчища изумрудных мух устроили себе маленький пир. Похоже было, что кто-то устроил здесь живодерню для бродячих собак. Представив, что здесь происходило на самом деле, Шаман содрогнулся. Ни одна из собак не ушла от ямы дальше, чем на двадцать метров. У большинства были сломаны шеи, там и сям из мертвых тел торчали обломки костей, у двух или трех были оторваны головы. Чуть поодаль, на относительно чистом пригорке, лежал обнаженный мужчина, в котором Шаман узнал Алексея.
С трудом выбравшись из ямы (все тело болело - гепард, бросившись на собак, сбил его с ног), Шаман поспешил к другу, боясь худшего. Однако беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, что опасения беспочвенны: Алексей был жив и просто глубоко спал, более того, на теле его не было никаких видимых повреждений, и единственной опасностью для него была, похоже, возможность подхватить простуду, поскольку под утро было все же довольно прохладно. Шаман стоял, глядя на своего друга, не решаясь разбудить его. Алексей спал на животе, слегка изогнувшись и подложив под повернутую набок голову левую руку. Лицо его было спокойно, и довольная улыбка играла у него на губах. Тело его снова было телом обычного человека, принадлежащего к двадцатому веку Мира Реалий. Однако поза, в которой лежал Алексей, эта расслабленная поза красивого сильного сытого зверя на отдыхе, - она казалась столь прекрасной, что была достойна кисти лучших художников планеты, неважно, из какого мира. Шаман невольно залюбовался, глядя на лишь местами прикрытое клочьями расползшейся одежды тело друга, не решаясь будить его.
Тут Алексей открыл глаза, широко и умиротворенно улыбнулся и лениво спросил:
- Ну что, пошли в город?

13
Сарагура по-прежнему не было, и дом стоял совершенно пустой (даже канарейка куда-то подевалась). Гуляя по комнатам, Шаман попал на кухню и только тогда понял, что ему очень хочется есть. Он крикнул Алексея, но тот отказался от еды, и лишь спросил, где Шаман брал одежду. Шаман ответил и набросился на еду, которая была столь же вкусной, сколь и изысканной.
Как ни странно, поев, Шаман почувствовал себя значительно лучше, чем при пробуждении, можно даже сказать, отлично себя почувствовал. Тело больше не болело, признаков простуды не было никакой, и настроение поднялось. Шаман уже не в первый раз подумал об особой атмосфере этого дома, о том, что здесь, вероятно, не обошлось без белой магии. Улыбнувшись своим мыслям, он пошел на поиски Алексея.
Тот лежал на кровати и глядел в потолок. Подойдя, Шаман некоторое время стоял молча, наблюдая за товарищем, потом наконец сказал:
- Как ты себя чувствуешь?
- Ты знаешь, на удивление здорово. Никаких тебе головных болей, никакой мышечной слабости - чувствую себя бодрым и отдохнувшим.
- Гм... Отлично! Может быть, тогда примемся за дело?
- А который сейчас час?
Шаман не успел ответить: часы хрипло, но вместе с тем мелодично пробили полдень. Леша упруго вскочил с кровати и потянулся.
- Ну, теперь пора. Ты знаешь, Шаман, что мы там встретим?
- Ни что, ни кого, - ответствовал тот, широко улыбаясь.
- И я понятия не имею. Пошли?
И они пошли. До озера добрались минут за пять, и лишь стоя на берегу, они впервые поняли, насколько оно велико: создавалось впечатление, будто стоишь перед бескрайним морским простором, только вот море не зеленовато-грязного цвета, как они оба привыкли, а чисто-чисто синего. Где-то вдали, почти у самого горизонта, темнело какое-то пятно - наверное, остров. "Как Байкал", сказал Лешка, и Шаман с ним согласился. Затем Шаман достал из кармана пузырек.
- Черт, Леш, он запачкался. Надо его сполоснуть, а то еще отравимся, - и с этими словами Шаман нагнулся над кромкой воды.
- Нет, - закричал Лешка, но было уже поздно: грязь из лужи стремительно стекала вниз, капая между пальцев Шамана, и пузырек на глазах превращался в пустоту. Но это было еще полбеды. Шаман, увидев, что творится с волшебным сосудом, ойкнул и от неожиданности разжал пальцы. Послышался звук удара (к счастью, берег был песчаным, иначе пузырек наверняка бы тотчас разбился). Затем Шаман посмотрел на Алексея тяжелым взглядом и тихо спросил, что это все значит. Несчастный Лешка засопел и вместо ответа стал шарить по песку, опустившись на корточки, - что тут было объяснять, и так все ясно.
Шаман присоединился к Алексею, заодно втолковывая товарищу, кто он такой, кем будут его дети и кем были его предки. Из проникновенных слов Шамана также было ясно, что он всерьез сомневается в умственных способностях своего спутника. Леша пристыжено молчал, усваивая новые сведения о себе. Неизвестно, до каких высот обличения дошел бы Шаман, если бы внезапно его красноречивая речь не была прервана катнувшимся под его ладонью невидимым предметом цилиндрической формы.
- Ну, считай, тебе повезло, я нашел его, - пропыхтел он, распрямляясь и понемногу остывая. - Давай-ка скорее приступим, пока опять не потеряли.
И, помолившись, как умели, они наконец приступили. Зелье и впрямь было мерзким на вкус.