Глава третья

ГЛАВА   ТРЕТЬЯ,
в которой действие на время переносится с суши в стихию водную и в которой троица наконец воссоединяется


1
Удивительное это все-таки ощущение: дышать под водой. Это вовсе не сложно, как думают некоторые, хотя определенные нюансы есть и тут. Если что и представляет известную сложность, особенно для того, кто еще только учится, так это перебороть естественный страх захлебнуться и – сделать первый вдох. Ощущение при этом такое, что во рту рождается свежий северный ветер, маленький и озорной: ниоткуда, словно по волшебству (боже, как надоели эти штампы – почему "словно", ведь и в самом деле по волшебству!) рождается живительный воздух редкой чистоты – у нас здесь, в мире реалий, да еще на суше, такой воздух не водится этак лет с полтысячи... Но это ощущение – рождения ветра – возникает лишь при первых вдохах, потом же оно сходит на нет. Удивительно все-таки, ко всему может привыкнуть человек.
Несмотря на все уверения Сарагура, Алексей и Шаман, смело погрузившись в пучины Синь-озера, сперва все никак не могли вдохнуть. Воздух в легких весь уже давно был переработан, уже первые круги пошли перед глазами, но первобытный инстинкт заставлял их упрямо сжимать губы и мотать головой в нелепой муке. Приближался момент, когда необходимо было совершить одно из двух: либо всплывать, либо уже начать-таки дышать, приняв щедрый, хоть и временный, дар. Они вспомнили о Борисе Ивановиче, сделали над собой нечеловеческое усилие и ... вдохнули.
В головах тотчас прояснилось, однако еще какое-то время они стояли неподвижно, наслаждаясь процессом дыхания. Потом двинулись в путь: ко всему привыкает человек, а у Шамана и Алексея по части привыкания к чудесам уже был довольно богатый опыт.
Попробовали под водой разговаривать –- оказалось, что это так же просто, как и на земле, даже несколько лучше, потому что говорить можно тише, соответственно, кричать можно громче. Конечно, было в этом и некоторое неудобство, так как чтобы подойти к неприятельскому лагерю незаметно, им теперь следовало быть вдвое осторожнее и двигаться и говорить вдвое тише. А поговорить было о чем: все мы видели заснятые на пленку красоты карибских морей, и смотреть подобные фильмы действительно интересно, однако на прогулке по дну самого обыкновенного сказочного озера и у Шамана, и у Алексея просто захватывало дух. Трудно даже было сказать, что было такого необыкновенно красивого в том, что окружало их, и все же... Может, все дело было в том ощущении нереальности, которое они испытывали, идя по дну озера вот так, запросто, словно по земле –- неизвестно, но дух действительно захватывало.
Скоро дело делается, да нескоро сказка сказывается. Шли они довольно долго и уже сотню раз успели пожалеть, что по стародавней своей купальной привычке оставили одежду на берегу. Дело в том, что под водой, особенно на дне и особенно вдали от берега было, прямо сказать, не жарко, а даже вовсе наоборот, довольно прохладно. Неизвестно, почему наши путники были так уверены, что в одежде на дне озера теплее, чем без оной, но – таков, вероятно, человек, все-то ему не слава богу и вечно ему кажется, что – вот, если бы он поступил бы не так, а, например, этак, то дела обстояли бы намного благополучнее и тому подобное. Как говорится, там хорошо, где нас нет. Наверное, поэтому Шаману и Алексею было хорошо именно в одежде, которая мирно себе лежала под камнем на берегу.
Однако настала пора прервать лирическое отступление. Дело в том, что на сцене появляется новое действующее лицо. О, уже появилось.
И в самом деле, Шаман и Алексей неожиданно (потому что последние полчаса они не встретили под водой совершенно никакой живности кроме парочки случайных рыб) – неожиданно узрели что-то крупное, плывущее с ощутимо большой скоростью, причем это что-то, несомненно, приближалось к нашим героям-подводникам. Когда объект приблизился, они увидели, что это было существо темно-серого цвета с легким отливом в зеленый, примерно двух метров длиной с обтекаемыми, как и полагается подводному обитателю, формами. Голову, однако, существо имело вполне человеческую. Сходство с царем природы усиливалось также наличием довольно крепких и длинных рук, которые были издалека незаметны, потому что существо при передвижении плотно прижимало их к телу, очевидно, чтобы уменьшить площадь сопротивления.
Вскоре друзья поняли, что это существо правильней было бы называть не существом, а русалкой, так как ниже пояса оно имело тело рыбы, верх же был практически полностью человеческим, если не считать некоторых деталей, таких, как, например, наличие жаберных щелей или нездоровая бледность, даже зеленоватость кожи. Судя по лицу, это был мужчина лет тридцати пяти, голубоглазый, с большой курчавой бородой и такими же длинными волосами, перехваченными на лбу красивым металлическим обручем с зеленым камешком посередине.
Шаман и Алексей остановились, ожидая приближения незнакомца, гадая, что же будет далее. А далее было вот что: мужчина, подплыв к ним почти вплотную, лихо затормозил, приняв при этом вертикальное положение и упершись своим мощным хвостом в дно. Когда муть осела, наши путешественники с облегчением увидели, что русалка дружелюбно им улыбается.

2
Оказалось, что житель прекрасных глубин прекрасно понимает русскую речь и неплохо на этом языке изъясняется. Как выяснилось, звали их нового знакомого Глотаном (с ударением на "а"), и – нежданная удача – он служил при дворе русалочьего князя, чье имя было Болдын. Глотан любезно согласился отвести Шамана и Алексея во дворец своего повелителя, даже не любопытствуя, зачем им это нужно и кто они вообще такие. Казалось, Глотан каждый день только тем и занимается, что показывает гуляющим по дну озера людям дорогу во дворец. Подстраиваясь под медлительный шаг наших друзей, Глотан описывал вокруг них круги, петли и другие замысловатые узоры, среди которых были и фигуры высшего пилотажа. Двигался он при этом с обманной ленивой неторопливостью. Наши путники получили возможность убедиться в проворности своего провожатого, когда, выписывая очередную бочку, Глотан вдруг неуловимо дернулся на полметра в сторону и ловко ухватил под жабры проплывавшую в стороне форель. Улыбнувшись в ответ на удивленные взгляды Шамана и Леши, Глотан отпустил рыбину и продолжил свое вальяжное кружение. Затем, видя, что ходьба в плотной водной среде дается людям с немалым трудом, а, может быть, соскучась плыть так медленно, Глотан предложил друзьям подвезти их до дворца. Те сразу же согласились (о чем, правда, сильно пожалели сразу же, как только Глотан развил столь умопомрачительную скорость, что впору бы сказать "дух захватывало"; дух, правда, не захватывало, но боязно было).
Зато уже менее чем через час они приблизились к скалам, с одной стороны упирающимся в песчаное дно, а другим концом уходящим далеко вверх и, скорей всего, поднимающимся над водой. Поскольку это не мог быть другой берег – озеро для этого было слишком велико – то Шаман резонно предположил, что это тот самый островок, который виделся им вдалеке в виде туманного пятна, когда они стояли на берегу. Глотан кивком подтвердил правильность такого предположения, пригласив попутно Лешу и Шамана следовать за ним, и поплыл вдоль скал, огибая их справа. Еще минут через пять им встретилась еще одна русалка, на сей раз женского пола, затем русалки стали встречаться с частотой прохожих в городе, а потом они достигли входа во дворец. Если Леша составил предварительно в голове примерное представление о княжеском замке вообще и о входе в него в частности, то теперь этот образ был полностью разрушен. Вход в замок представлял собой широкое, почти идеально круглое отверстие в скале, около трех- трех с половиной метров в диаметре. Слева и справа от входа мерно покачивались две скучающих русалки с чем-то вроде трезубцев в руках – вот и все, что указывало на то, что это действительно вход в замок, а не просто вымоина в скале. Алексей и Шаман переглянулись, Шаман недоуменно пожал плечами и проследовал за терпеливо ждущим чуть внутри Глотаном. Нечего делать, вошел внутрь и Алексей, причем часовым, казалось, было совершенно наплевать, кто и зачем входит в замок, так как они даже не пошевельнулись, когда незнакомцы проходили мимо них.
Пройдя вслед за своим провожатым по темному прямому коридору, который ощутимо поднимался вверх, но был, к счастью, недлинным, и одолев с десяток ступенек, они попали в идеально круглую комнату, очень высокую, имеющую в высоту около шести метров и диаметром основания около десяти метров. От комнаты в разных направлениях отходило еще несколько коридоров – три или четыре. Точно определить было трудно, так как комната, хоть и освещалась (свет, похожий на дневной, шел непонятно откуда и словно был рассеян по помещению), но крайне скудно, и так, что самой освещенной была середина комнаты, остальное же терялось во мраке. Там Глотан передал Шамана и Лешу другой русалке-мужчине, очень похожей на него, пробулькав при этом несколько слов на странном гортанном языке.
Их нового провожатого звали Златаном, и он оказался братом Глотана (который куда-то уплыл, не потрудившись даже попрощаться с путниками). Златан спросил, куда именно во дворце они желают попасть, а узнав, что им бы хотелось к самому князю Болдыну, он только молча кивнул и тихонько вплыл в центральный коридор, который тоже шел вверх и был, пожалуй, несколько просторнее остальных.
Еще минут пятнадцать путешествий по различным коридорам, которые в подавляющем большинстве шли вверх, и – Златан вплыл, наконец, в самую большую залу из тех, через которые они до того проходили. Зала эта была также и самой светлой, и было очевидно, почему: в каких-то десяти метрах над их головой была видна поверхность воды. Это удивило Алексея: по его ощущениям, они сейчас должны были находиться где-то в центре острова... хотя, конечно, может быть, они уже прошли его насквозь.
В дальнем конце залы в стене, на сей раз хоть как-то украшенной, виднелись две двери – первые двери, увиденные Алексеем с тех пор, как они покинули город. Несколько ближе стояло широкое кресло, больше даже похожее на диван, на котором возлежал, изящно изогнув хвост, седобородый старик. Длинные и не менее седые волосы ниспадали на плечи и грудь русалки густым потоком, на голове красовался металлический витой обруч, украшенный каменьями и чеканкой, на шее висел красивый большой медальон в виде раковины, сделанный, похоже, из золота. Очевидно, это и был князь русалок, Болдын.
3
– Ну, подходите ближе, гости дорогие, побеседуем. Мне, старику, ох как охота поговорить со свежими людьми.
Что слышно там, наверху? Как они находят замок? Не устали ли гости, не голодны ли? С чем пожаловали? – вопросы так и сыпались на Алексея и Шамана, от чего они оба слегка обалдели. Однако оправились быстро, поздоровались, ответили, что, мол, замок прекрасный, наверху все спокойно, а в городе ярмарка, что они, мол, не голодны и не устали и так далее. Болдын слушал их с живым интересом и очень внимательно, хотя ничего существенного гости ему не сообщили. Возможно, ему просто нравилось само общение с сухопутными чужеземцами. Однако когда князь узнал о цели посещения и о намерении Алексея и Шамана забрать с собой Перегудова, его широкая улыбка несколько приувяла, а взгляд стал суров. Внимательно оглядев спасателей, он учтиво ответил, что это, к сожалению, невозможно, что Борис Иванович останется при дворе (так и сказал) в качестве личного музыканта князя Болдына,
– То есть меня. Уж вы-то должны знать, как великолепно он играет.
Алексей и Шаман переглянулись, лихорадочно подыскивая доводы, способные убедить скучающего князя. Наконец Алексей повернулся к седовласой русалке и с почтительным поклоном начал речь. Слегка коснувшись проблемы охраны прав человека и законов гостеприимства, он плавно перешел на личность Бориса Ивановича Перегудова, высказал предположение, что Борис Иванович не горит желанием задерживаться под водой надолго, какой бы чарующей и прелестной не была обстановка дворца и каким бы горячим не было гостеприимство Болдына. Князь слушал Алексея со скучающим видом, видимо, не прерывая потока красноречия только из вежливости. Казалось, он наперед знает, какие доводы представит ему этот сухопутный болтун и заранее решил не отпускать своего музыканта, что бы ему ни сказали.
Видя, как складывается положение, Шаман взял на себя смелость вступить в разговор, точнее, принять участие в убеждении князя. В отличие от Сидельникова он был довольно краток. Самым почтительным тоном Шаман поведал русалке, что они представляют здесь под водой не только и не столько свои интересы, сколько интересы приславшего их сюда Сарагура. Имя мага возымело на Болдына воистину волшебное действие. Услышав, что Сарагур хочет получить музыканта, Болдын заерзал, опечалился и стал нервно покусывать свою бороду. После некоторого раздумья он произнес:
– Ну вот что. Перечить Сарагуру я не имею желания, однако и лишаться такого великолепного музыканта вот так, с бухты-барахты, я тоже не хочу. Предлагаю вам состязание, своего рода турнир. Победитель получит музыканта. По-моему, это будет справедливо. Если согласны — то начнем готовиться. Если нет — что ж, дело ваше. Была бы честь предложена. Ну так как?
– Согласны! – хотел было вскричать Лешка, но осторожный Шаман жестом остановил его:
– Скажите, любезный князь, какого рода турнир вы имеете в виду?
– Состязание в загадках. Вы мне загадку—я вам загадку. По три загадки с каждой стороны. Отгадаете все мои загадки и поставите меня в тупик своею—забирайте музыканта. Не сможете—убирайтесь подобру-поздорову.
– Согласны,—ответил Шаман. И засим их повели в обеденную залу и накормили.
“Накормили”—немного не то слово. Их обкормили, их плотно набили самой разнообразной и, несомненно, самой вкусной рыбной кухней из тех, что им приходилось когда-либо пробовать и даже, наверное, из тех, что они будут пробовать впредь. В конце обеда им стало дурно, но в этом были виноваты и они сами: удержаться было невозможно.
Обед продолжался около двух часов, после чего их повели устраиваться на ночлег. По-прежнему сопровождавший их Златан поинтересовался, где бы дорогие гости предпочли переночевать: под водой, во дворце, или же на острове, в более привычной для себя обстановке. Друзья выбрали второе, и их повели наверх по спиральной каменной лестнице, широкой и пышной, как и подобает настоящей дворцовой лестнице. С каждым шагом вода становилась все светлей и прозрачней, и вот, наконец, с легким хлюпом они вынырнули (разумеется, вдвоем, без провожатого) посередине небольшого озера, которое, в свою очередь, располагалось в центре острова.
Остров был невелик, но очень красив. Пышная зелень, журчание родниковой воды, щебет неведомых птиц – на мгновение друзья почувствовали себя как в раю. Однако уже смеркалось, назавтра им предстояло нелегкое испытание, кроме того, они сильно устали, весь день передвигаясь в плотной массе воды, поэтому они почти сразу же, не выбрав даже толком подходящего места, повалились спать.
Алексею всю ночь снились серые дымчатые кошки.
4
Утром, конечно же, пошел дождь. Они, к счастью, спали не под открытым небом, но выяснилось, что созерцание дождя не доставляет им решительно никакого удовольствия. Видимо, длительное пребывание под водой без привычки несколько утомительно. Но делать было нечего, лохматая голова Глотана уже маячила у поверхности озерца, на дне которого, как вчера выяснилось, был разбит русалочий дворец.
И в этом дворце их сегодня ждало испытание. Алексей вчера минут десять мужественно боролся со сном и силился вспомнить как можно больше загадок позаковыристей. Как назло, на ум ничего не приходило, только вертелись какие-то совсем уж бредовые мысли. Так он и заснул. Теперь же ему стало холодно внутри, немного боязно (да какое там “немного”...), а уши воспылали как солома на ветру. Шаман поглядел на друга с усмешкой, но ничего не сказал.
Черед начинать выпал Алексею и Шаману. Они переглянулись и Шаман шепнул Леше:
– Я начну, а когда иссякну, продолжишь ты. Готов?
Леша кивнул, и Шаман открыл было рот, но его перебил Болдын:
– Прошу прощения, но мне кажется, что двое на одного нечестно. Пусть в состязании участвует кто-то один из вас.
Друзья переглянулись снова, на сей раз – с беспокойством. После чего Шаман повернулся к князю и молвил:
– Хорошо. Участвую я. Итак, моя первая загадка...
Испытание длилось очень долго и было достаточно нудным, чтобы страх у Леши прошел совершенно, уступив место спокойствию и даже некоторой скуке. Не будем же ввергать в тоску и тебя, о читатель. Ограничимся лишь сообщением о том, что к исходу третьих суток Болдын не смог вспомнить больше ни одной загадки. Борис Иваныч был освобожден – князь русалок оказался честен. К берегу воссоединенные летели так, что казалось, что  у них выросли плавники. И вот наконец они на берегу, снова вместе, все здоровы и тем более живы – в конце концов, разве не в Мире Сказок происходит действие? Только в том-то и дело, что это все только присказка, настоящее веселье ждет нашу троицу впереди, уж можете мне поверить.
Тем временем Борис Иванович отдышался и, блестя глазами, спросил друзей:
- Помните звенящий лес, в самом начале нашего путешествия?
- А-а, как же, как же – ты, дядя Боря, еще сокрушался, что так сыграть не сможешь никогда.
- Теперь, ребята, я уже не сокрушаюсь. Жаль только, что вы не слышали, как я играл под водой!
- Ну, во всяком случае, Болдыну понравилось. Только скажи, Борис Иванович, на чем же ты там играл? Сакса-то у тебя не было, поди. Или был?
- На раковинах... на трубчатых камнях... на штуках таких, не знаю, как называется... Ах, какой там звук... – Борис Иваныч не замечал шутливого тона Шамана. Он сидел, обхватив полусогнутые колени руками, взгляд был мечтательно обращен никуда.
- Слушай, дядя Боря, ты что это так загрустил? Мы, может, зря тебя вызволяли?
Но это, конечно же, было не так. Просто всегда немного жаль покидать чудесный незнакомый мир, особенно такой, как подводный, как бы сильно ни хотелось домой. Поэтому все трое тихо сидели на теплом берегу и вспоминали, какие чудеса и красоты встречались им на пути, гадали, что еще ожидает их, радовались, что их снова трое. Умиротворенность была разлита в воздухе. Тут Леша негромко, словно для себя, заговорил:
- Знаете, мне все же здесь нравится. Был момент, когда все, чего мне хотелось, это поскорее убраться отсюда, вернуться домой, к Ирине... Проснуться и узнать, что все это был только плохой сон... Сами представьте: непонятная обстановка, все как в каком-нибудь современном дурном кино, еще вы, Борис Иванович, пропали – в голове был полнейший туман и сумятица. Но теперь я чувствую, что здесь мне действительно очень нравится. Ведь по сути это, друзья мои, как... как воплощение детской мечты, как чистое, белое облако... Вы только вдумайтесь: “мир—сказок”... (произнося название этого мира, Леша зажмурился и пошевелил языком, словно пробовал что-то очень изысканное и вкусное)... Знаете, я очень любил сказки в детстве. Когда был совсем маленький, маму просил рассказать—она много сказок разных знала и так их здорово рассказывала... Если сказка была страшной, то было действительно очень боязно, почти до середины сказки. А потом мама, в общем-то не меняя сюжета, что-то делала со своим голосом, да и с самой сказкой тоже, и засыпал я всегда спокойно, и спал без кошмаров, хоть и набоявшись перед тем досыта... Веселая сказка—значит, я хохотал до боли в животе, но и тут все было не так просто: такая сказка обычно заканчивалась у мамы на какой-то тихой и светлой ноте, так что смеяться уже не хотелось, а было так сладко, так спокойно и легко... Потом, когда я научился читать, я перечел их все, какие только в доме были, и знаете что—оказалось, что мама рассказывала их иногда совсем по-другому, по-своему, и часто ее вариант был лучше, интереснее что ли... Я разные сказки потом читал, и новые, те, что писатели разные придумывали, и народные тоже, и совсем древние мифы—это ведь тоже сказки, только особенные, – но больше всех мне нравились наши, русские народные. У нас несколько книжек дома было, и я знал там все сказки почти наизусть: про Кощея, про Бабу Ягу, про Лису, Волка, Медведя... “Пузырь, Соломинка и Лапоть”—эта была у меня одна из самых любимых, хоть она и грустная... А волшебные сказки про всякие чудесные и необыкновенные вещи и разных чародеев—эти я мог перечитывать до бесконечности. А потом я мечтал, что попаду в какое-нибудь Тридевятое Царство, и буду путешествовать со скатертью-самобранкой и шапкой-невидимкой, и, конечно, повергну всех злодеев, потому что будет у меня Меч-Кладенец...
Догорал закат, и от нагретой за день земли в остывающее небо поднимались струи теплого воздуха. Вокруг разливалась нега и безмятежность. Борис Иванович спросил:
- Слушай, а ты случайно стихи не пишешь? Уж больно складно ты говоришь  – не всякий так умеет. Ведь пишешь?
- Ну... так, иногда пробую...—Видно было, что Алексей смущен.
- Может, почитаешь?
- Правда, Леш, прочти что-нибудь такое, знаешь, – душевное. Такое настроение нынче...
- Ну, я не знаю, что почитать... Может, вот это...
И, все смущаясь, полузакрыв глаза, Леша начал:
Не сидится дома парню молодому
Тянет его в странные края
Вечером, как кошка, сядет у окошка
И мечтает, слыша соловья...
- Ну, чего же ты? – тихо спросил Шаман.—Продолжай... И Леша продолжил:
Дома все знакомо, нет ни дня плохого,
А поди ж ты—тянет убежать
От отца да мамки, из родной сторонки
А куда не может сам сказать
Как подует ветер северный под вечер
Так не усидеть, и сам не свой
Хочется из дома к свету незнакомых
Чужестранных звезд над головой.
Видит он картины: странные равнины,
Необычный пламенный закат
Слышит парень песни—не сыскать чудесней,
Но светает—и пора назад...
Не сидится дома парню молодому
Невзлюбил он яблоневый сад
Манит его странный жгучий окаянный
Чужеземный девичий погляд
И с вечерним ветром ночью до рассвета,
Не будя ни мамки, ни отца,
Как-то раз ушел он ветренно-веселый
Со  старого родимого крыльца
Много или мало версток прошагал он,
Но однажды ночью он узрел
Тот узор желанный звездный чужестранный
И услышал: кто-то песню пел.
Вдалеке от дома голос тот знакомым
Показался пареньку тому
Что-то в песне томной милое родное
Тронуло сердечную струну
Так ребенком малым мать его качала
В колыбели, сделанной отцом...
В сне своем капризном не о том мечтал он,
Но теперь окончился тот сон.
На рассвете рано слезы вытер парень
И скорей отправился домой
Только всю дорогу сердце понемногу
Полнилось тревогой и бедой.
Много или мало верст перемелькало,
Только вот—родимое крыльцо
Через две ступени да скорее в сени!..
Что ж не видно матери с отцом?..
Отчего же в доме лица незнакомы
Почему ни яблони в саду?..
Не сиделось дома парню молодому
Вот и понакликал он беду...
Меж тем понемногу темнело, и звездами небо покрылось. Все трое сидели безмолвно, боясь отпугнуть бесконечность. Трава на ветру тихонько шумела каким-то особенным, непонятно почему очень приятным звуком –- от мягких чуть слышных звуков этих минут у всех троих в голове было такое сладкое спокойное ощущение, какое бывает иногда в секунды полной умиротворенности, особенно если на ухо кто-то тихо-тихо нашептывает ласковые пушистые слова.
– Да-а... это ты, Леш, прямо про нас, – наконец первым нарушил молчание Борис Иванович.—Мы сейчас за тридевять земель, за сорок морей от дома, и хоть здесь, спору нет, как в раю, а все же –- ведь мы не знаем, что сейчас в нашем мире происходит, все ли там в порядке, все ли ладно... –- умиротворенность и нега постепенно уже отступали на задний план; как и положено ощущениям такого рода, они не длились долго, их вытесняли повседневные заботы и тревоги. –- Вот мы вернемся—а там все по-другому, незнакомо...
– Да уж, это было бы неприятно... Хотя как знать, может, там изменится к лучшему, поприличнее наш мирок станет. Как знать...
– Где там—поприличнее. Слышал же, что этот парень в капюшоне сказал: возможно, что вся эта система перестанет существовать... Вот вернемся домой – а там  ни деревьев, ни травы вот такой вот, ни вам мошек-зверушек, ни даже неба синего—просто пусто, и нет ничего. Представляете—открываем дверь из этого куба, а там вместо мира нашего—чернота!..
Алексею захотелось подойти и хорошенько встряхнуть Шамана за плечи, а Борис Иванович мягко сказал:
– Ну, будет тебе каркать, чего расшумелся-то? Если хорошо постараемся, то все останется, как было. Если же плохо постараемся... В этом случае, думаю, нам и дверцы куба открывать не придется... А может и не будет никакого куба вовсе...– и сам себя оборвал, – Ну да ладно, не к ночи этот разговор.
– Верно, дядя Боря. Давайте-ка лучше выспимся, как следует, чтоб были силы хорошо постараться и чтоб было куда возвращаться.
– Аминь, – сказал Шаман, и они стали устраиваться на ночлег. Ночь обещала быть теплой и сухой: на темном небе не было ни тучки, ни облачка. Медленно зажигались звезды, и было так тихо... так тихо... Леша не выдержал и мечтательно протянул:
– Эх, до чего здесь хорошо. Так бы и ...
Алексей не договорил: внезапная и неестественная, ослепительно яркая молния прорезала небосклон, затем еще одна, почему-то зеленая, – и громыхнул невесть откуда взявшийся гром, да такой оглушительный, что у всех троих заложило уши. После этого снова стало темно и тихо, однако умиротворенное настроение у всех троих как ветром сдуло. Они не понимали, откуда взялись и что означают эти извечные спутники грозы и непогоды среди чистого и ясного неба, но они знали одно: Мир Сказок, похоже, и в самом деле серьезно болен, и даже если они постараются этого не замечать, все равно больной мир напомнит о себе чем-нибудь вроде вот такого надрывного туберкулезного кашля.
Подождав немного, не повторятся ли тревожные знаки, путники все же решили ложиться спать. Но, хотя все устали за день сверх всякой меры, уснуть сразу не удалось никому. Что здесь удивительного ...