Т-страсти 4

…Но вы, блаженные мужья,
С ним оставались вы друзья;
А. С. Пушкин

 Вот мы и снова встречаемся, друзья: вы, как я догадываюсь, хотите узнать продолжение нашего с Ириной романа? Ну, что же, я вас понимаю – роман был волнительный... Я сам, когда вспоминаю, возбуждаюсь до невозможности, хотя, казалось бы, в моём-то возрасте!..
Ну, да ладно – на чём там, бишь, мы остановились?.. А-а, вот: Ира пригласила меня к себе, чтобы я встретился с её мужем…

 …К приходу «учёного соседа» готовились: на столе стояло пиво, напиток по тем временам деликатесный, и рыба собственного приготовления. Иркин муж смущался, не зная о чём со мной говорить, ибо он был обычный строитель, а я - геофизик, а что это такое - один бог знает, поэтому он всё подливал и подливал мне пива, улыбаясь и пытаясь быть любезным, что явно не соответствовало его мрачноватой натуре.

Я тоже чувствовал себя неуютно, рыльце у меня было в пушку, и похваливая пиво с вяленой корюшкой, я уставлял глаза в методичку, рассматривая «накрученные» в ней двойные и тройные интегралы, которые инженер-строитель, по разумению её авторов, должен брать «одной левой». «Вот, видите, какое дело, - говорил мужик, смущаясь и как бы извиняясь за бестолковость. - Учиться п-приходится на старости лет!..» Я уверял его, что учёба - дело хорошее, в любом возрасте, надо, так сказать, ДЕРЗАТЬ, чувствовал, что выходит глупо-нравоучительно и тоже смущался.
 
Ирка сидела за этим же столом, но как бы в стороне, не принимая участия в разговоре и занимаясь с сыном. Она одна чувствовала себя совершенно свободно, и покусывая нижнюю губу, с любопытством посматривала то на меня, то на мужа, явно наслаждаясь пикантностью ситуации, которую ей удалось создать, собрав вместе обоих своих любовников - наше смущение её только забавляло. Что уж она представляла в своём воображении - сказать не берусь, женские фантазии мне труднодоступны… Может быть то, что произошло бы, если бы прямо сейчас сказать мужу, что мы оба её трахаем?.. А потом как-нибудь «замирить» нас, сдружить и устроить «группешник»?.. А может, это только моё, чисто мужское, «грязное» воображение? Всё может быть, от женщин разве когда правду услышишь?
 
…Вот взяли бы, к примеру, дамы, имеющие мужей и любовников, и написали бы сочинение на тему: «Почему мне нравится (не нравится) сводить вместе мужа с любовником» -анонимное, конечно, но правдивое! - да опубликовали бы всё это на нашем сайте, так мы бы столько узнали о женской психологии, сколько и Фрейду не снилось! Дак разве ж напишут?..
 
Их мальчишка лет восьми сидел тут же, и ни на что не обращая внимания и странно подёргиваясь, переписывал в тетрадку чудовищными печатными буквами текст из детской книжки, совершенно не сознавая, что за этими значками кроме их внешнего изображения стоит ещё и глубокий смысл - ему нравился только сам репродуктивный процесс, и ещё одобрение взрослых: он был полуидиот. Мать время от времени хвалила его и гладила по голове - она его жалела. Он был ещё одной проблемой семьи, этот неудачный ребёнок, проблемой, о которой я узнал только сейчас - Ирка никогда об этом не распространялась.
 
С интегралами помочь было, конечно, можно - просто нужно сидеть, лезть в учебники, тратить время… Но я заверил мужика, что всё будет в порядке и без проблем. Просветлев лицом, Иркин муж разлил остатки пива и, смущаясь, заговорил об оплате. Услышав же, что об этом не может быть и речи, что всё и так будет «в лучшем виде», он совсем просветлел и принёс ещё одну бутыль с пивом, а потом, провожая, долго тряс мне руку и повторял: «Витя!.. Надо!.. П-пойми!.. На старости лет!..» На что я, конечно, отвечал: «Коля!.. Будь спок!.. Всё будет нормуль!..» Мы уже почти любили друг друга. «Ну, слушай! - говорил он тут же стоявшей супруге, кивая на меня. - Как с соседом п-повезло, а!» «О, да!» - соглашалась она, стреляя в меня глазами, и мы все втроём весело хохотали. Каждый, конечно, имел в виду своё, но нам всем было хорошо и совесть в тот момент меня почему-то уже не мучила.

 …Роман наш прервался как-то неожиданно, вдруг, под влиянием только внешних обстоятельств. Мы с Ирой были ещё полны ненасытной страсти друг к другу, тем более что встречи наши были не так уж часты.
 
Однажды, это было уже осенью, поздней, я должен был отправиться в экспедицию, на Верхнюю Паратунку. Возвращаясь с работы раньше обычного чтобы собраться и сложить рюкзак, за Иркиной дверью я услышал смех, музыку и громкие голоса - у них явно что-то праздновали: чей-нибудь день рождения, а может Октябрьскую революцию, или очередную квартальную премию: они вообще любили это дело. Следовательно, мне предстоял вечер интенсивной сексуальной разрядки, и внутри у меня что-то радостно ёкнуло и в готовности напряглось: Ирка не была у меня уже давненько. А в такие вот «праздники», разгорячённая водочкой, танцами, общим настроем гульбы Ира заскакивала ко мне и по два, и по три раза за вечер - она становилась просто ненасытной! И главное, что я в то время (что значит молодость!) мог этому напору соответствовать!
 
Расхаживая по комнате, я вспоминал, как это было раньше…

Как появлялась Ирка, но не в затрапезном халате, а в нарядном тёмном костюме с белой блузкой, с большим бантом на вороте, под шафе, естественно, с незажжённой сигаретой в ярко-красных губах, и подняв соболиную бровь, удивлённо глядела на меня, как будто видела впервые.

«Огоньку для дамы… Вы позволите?» - манерно вопрошала она, я же со смехом втаскивал её в квартиру. «О, нет, нет! - отстранялась она от моих объятий. - Я только прикурить!..»
Но я-то знал, что «не только»!
«С ума сошёл!.. Помада!.. Причёску испортишь!..» - пресекала она все мои поползновения и лишь осторожно прикасалась своей щекой к моей, а я по-братски целовал её в душистое ушко. О том, чтобы расстегнуть блузку, тоже речи быть не могло: она завязана бантом, и вообще - помнёшь.

Видя, что верхняя часть её тела мне недоступна, я, имея уже определённый опыт, решительно переходил к нижней.
«Молодой человек! - веселилась она, когда мои руки забирались ей под юбку, скользя по капроновым чулкам. - Если вы сейчас же не скажете, что вам угодно - я немедленно уйду!»
Я мог только глупо-односложно отвечать: «Тебя!» - в такие моменты мыслительные способности у меня почему-то притуплялись до предела.

Она усмехалась, и отстраняясь, проходила в комнату: «Ну, если меня…, - говорила она как бы рассеянно, прикуривая сигарету, - тогда поспешите: у вас не более пяти минут!» Я ахал и бурно протестовал, говоря, что пять минут - это ничего, и как же так, и что же можно за пять минут, и т. п., а сам ходил за ней, как привязанный, держась за её талию…
Она подошла к столу и сбросив пепел в пепельницу, повернула ко мне смеющееся лицо: «Ну ладно, уговорил - десять!»
 Конечно, она шутила - да она просто смеялась надо мной! - о чём я мог бы догадаться и раньше, не будь я так возбуждён.
С наслаждением потянувшись всем телом (я глазел на неё в немом восхищении), она облокотилась на стол и продолжая неспешно курить сигарету, отставила свою крупную округлую задницу, туго обтянувшуюся тёмной юбкой.
 
…Не сразу, но до меня доходит, что предмет сей предоставлен в моё полное распоряжение.
С вожделением обхватив его, я пытаюсь его обнажить и наталкиваюсь на неожиданное препятствие в виде плотной костюмной юбки типа «миди», достаточно узкой и не желающей в таком положении подниматься выше бёдер.
Я пытаюсь и так, и сяк, но не выходит никак; Ира задумчиво курит, рассматривает вечерние огни за окном и помогать мне не собирается.
В отчаянии я упадаю на колени, и страстно целуя её подколенные сгибы, упрашиваю её на минутку (только на минутку!) выпрямиться. Против подколенных ласк она устоять не может: она медленно, лениво выпрямляется, и тут у меня, наконец, всё получается…

Глазам моим открывается больше, чем я ожидал - трусов на ней уже нет. Расцеловав Иркины ягодицы, я моментально возвращаю её в первоначальное положение и некоторое время любуюсь картиной, достойной кисти (ей-богу, не вру!) какого-нибудь Тициана: великолепный, мощный, округлый «станок», за который так и хочется, поплевавши на руки и воскликнув "эх-ма!", крепко взяться, и работать! работать! работать!

Чувствуя высочайший трудовой подъём, я тотчас встаю к станку и в радостном нетерпении пытаюсь совместить рабочий шпиндель с нужной для него втулкой… Однако… такому «механику»… удаётся это… далеко не сразу… Но, наконец, виктория!

 …Тружусь я истово, самозабвенно, моя подруга мне отвечает, поигрывая станком, как молодая кобылица, и вот мы, слившись в нашей чудесной скачке, несёмся уже не касаясь земли, поднимаясь всё выше, и выше!.. «И мчится вся вдохновенная богом!» - воскликнул бы я, будь я классик, но не о пресловутой птице-тройке, а о моей Ирке. Да! Она была такая!

…Скорость нашей скачки постепенно нарастает, и каким-то посторонним сознанием я отмечаю, что стол наш, который сначала просто покачивался, уже стучит в подоконник, подобно тарану, намереваясь сокрушить его… но какое нам дело? Мы летим вперёд, на всех парах, и, кажется, осталось не так уж много; я вижу, что её лицо поворачивается ко мне: галаза прикрыты, рот тяжело дышит, полуоткрыт, она чего-то хочет… «Что, Ира?.. Что?!» - кричу я. Её красные губы растягиваются в гримассе наслаждения, она вопит «А-а!!»; все мои мышцы неожиданно напрягаются, тело натягивается, как струна, Ирка ещё раз вопит «А-а-а!!», и я взрываюсь…
 
…Распалённый воспоминаниями, я укладывал рюкзак и мечтал только о том, чтобы машина за мной пришла не сегодня, а лучше уж завтра!..
Так, собственно, и предполагалось: в машине протекал радиатор и Володя, шофёр, сказал, а точнее, прокричал, что сделать - он его, тра-та-та, сделает, но вот когда?.. Может сегодня, тра-та-та - тогда сегодня и поедем, а может, тра-та-та, завтра…
Ближе к вечеру шансы мои возросли: даже если и починил - рассуждал я, - не поедет же он на ночь глядя!..

Преисполнившись сексуальными надеждами, я ждал уже только Иркиного звонка, и когда в дверь позвонили, меня подбросило, как на пружине. Но… за дверью вместо душистой и нарядной Ирки стоял чумазый Володя, который говорить обыкновенно не умел, а мог изъясняться только криком и матерком, что отнюдь не являлось признаком его дурного расположения.
«Кончай ночевать! - орал он. - По коням, тра-та-та! Шесть секунд на сборы, тра-та-та!» От его крика я тут же оглох, и вообще…
 Представьте, что в приподнятом расположении духа вы прогуливаетесь по берегу живописного пруда и вдруг, неловко подскользнувшись, падаете в ледяную и довольно грязную воду…
 «Кончай орать! - отзываюсь я мрачно. - …И чего тебе дома не спится?!»
«Вперёд!.. И с песней, тра-та-та! - продолжает он. - Спать в могиле будем!»
 
…Это я понимаю уже и сам. Уложенный рюкзак и портфель с книгами стоят в прихожей, и что ещё остаётся делать, как не одеться, не подхватить их и не захлопнуть дверь на замок?..

Проходя мимо Иркиной квартиры, я сначала хочу позвонить, чтобы попрощаться с ней, но за дверью слышен смех, множество голосов, и я начинаю бояться, что моё прощание могут «неправильно понять», а точнее - понять слишком правильно… И я уезжаю, так сказать, по-английски.

 …А вот с тобой, читатель, я всё-таки попрощаюсь… Нет, не навсегда - история ещё не закончена, хотя с Иркой, скажу по секрету, я больше не увижусь… Так уж сложатся обстоятельства.
…Но ведь останутся воспоминания! А что такое наша жизнь, как не цепь воспоминаний, тусклых или ярких, мучительных, бесцветных, или волнующих?.. Но я предчувствую, что конец истории близок, и мне почему-то грустно… Как будто с целым куском жизни прощаюсь…
 
Ну что же, мой любезный, пока расстанемся - до новой, но уже, видимо, последней встречи.