Три четверти суток из жизни женщины

(эротический рассказ)

С любовью посвящается моим друзьям…

Я вышла из музыкального театра. Ливень как из ведра.
- Ну, надо же, вся  взмокла от вокала, да еще и проливной дождь, -  проговорила я вслух.
- Может быть лучше переждать? – ответил уважительно чей-то голос. Оглянувшись, я узнала директора театра.
- Нет спасибо, высохну на работе.
    В то время я работала секретаршей в небольшой компании.  Нырнув в проливной дождь, я поплыла на свою работу, находившуюся в двух шагах от театра. По дороге  вспоминала репетицию.
    Первый раз такое случилось в моей жизни, голос звучал как-то неузнаваемо, будто это была  не я. Казалось, я могу делать им все: достать до люстры, прикоснуться к любому человеку в театре, послать его  моим друзьям в Москву, да, что в Москву,  в космос… Моя преподавательница и аккомпаниатор  восхищенно переглядывались. Когда же я закончила, то Инесса  Генриховна   торжественно сказала:
- Лида, вот теперь ты звучишь по-настоящему профессионально. Когда ты пела Розину, а не прыгала по сцене и  просто стояла  у рояля, твои глаза были глазами Розины, ты была ее душой….  Это волшебство,  я даже подумала, что именно такой могла быть настоящая Розина.  Я поверила !!!
- Да, как Станиславский говорил, верю или не верю, -  отпарировала Марина Сергеевна. -   Лидия, ты слушай, а то ведь все равно все сделаешь по-своему на концерте.
    Я сама ощущала, словно на меня что-то снизошло. Но себя воспринимаешь изнутри, поэтому трудно понять сразу, как это прозвучало. Единственное, о чем я думала, за что? Да, именно, за что нам посылаются дары? Неужели за  мучения, страдания и потери, когда так  больно, что забываешь обо всем…. Живешь автоматически, делаешь какую-то работу, чтобы заработать на жизнь, превозмогая свое  тайное  отчаяние,  и постоянно ходишь в церковь, помолиться, попросить облегчения.  А когда заходишь, то все забываешь,  хочется сказать: «Господи, мне ничего не надо.  Как  я люблю тебя. Так забери же меня отсюда быстрей…»

    На работе затишье. Шеф улетел в отпуск, поэтому я была относительно свободным человеком. И всю вторую половину дня ломала голову,  как мне поздравить завтра Джона с днем рождения. Мысли  растерзали мой разум: « Может быть просто, позвонить? Но тогда я не увижу его глаз и это будет слишком официально.  Может прийти в обеденный перерыв в кафе, вдруг он там будет обедать? А может быть лучше зайти к нему в офис? Но я  так ужасно смущалась его работников,  что все мое лицо тут же  заливалось краской. Тогда может быть  прийти к нему домой без приглашения, поздравить его вечером?  Ведь старые друзья именно так и поступают, но я не знала, будет ли он дома. Боже мой, а что же подарить?»
     Я мучилась до тех пор, пока не поняла, что потеряла всю энергию и   чувствовала  себя  как  «выжатый лимон». Поэтому переключила  свои мысли в философское русло: «В  этой жизни ничего нам не дается навсегда, только на время.» Осознав это  мне стало легче.
    Домой я вернулась с мыслью испечь на день рождение Джона  торт. Не успела я переступить порог, как  ко мне прибежала подруга и принесла статью о вреде гнева. Она  выразительно читала мне ее за чашкой чая, а я  рассеянно думала, как же давно я не гневалась, только страхи и сомнения одолевали меня  иногда.
    Неожиданно наше общение прерывал звонок. Позвонили и сказали, что у Олиного друга в квартире  случился пожар. Друг недавно исчез из ее  жизни, и она очень страдала.
    Иногда мы  так сильно привязываемся  к кому-то, что с трудом даем ему свободу. А то, что человеку нужно побыть одному,  решить свои проблемы или  просто  отдохнуть от нас вызывает чувство обиды. О, как же душно мы любим порой….
    Ольга мгновенно нашла машину и бросилась на помощь, обещая позвонить мне позже.
    Ну, вот я наконец осталась одна …. Набираю ванну. Я уже в небытие, просто расслабилась. Пролетела мысль о том, что я могу поздравить Джона рано утром, пока он еще не ушел на работу. Сразу вспомнились слова из  известного мультфильма: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…»   Он может уйти на работу к семи или к восьми? 
   Не успела я набросить халат на мокрое тело, как зазвонил телефон. …
- Это я, Оля. Про пожар – это шутка. И кто так пошутил? Но Сашку я дома не застала. Мне кажется, что из меня делают дуру!  Я уже поставила себя в рамки замужней женщины, а он мне никто. Даю делать из себя дуру!  Я решила, что с этого момента буду считать себя свободной ….
   Погас свет….Оборвалась   телефонная связь.  Злосчастные отключения света – это обычное дело на Востоке нашей страны. Рушатся все планы, поэтому я уже не планировала. а училась жить  без всяких планов. Просто жить  по ситуации. Наверное, мне не нужно было  выпекать никакой  торт…. Я вяло поплелась  за свечой на кухню и внутренне смирилась.  Но как раз в момент моего смирения свет появился. Поэтому подчинившись счастливой возможности я бросилась быстрее замешивать тесто.
    Было очень поздно.  Чтобы  взбодриться я вставила в магнитофон кассету с испанским фламенко.  И под раскатистый бой гитар и ритм барабанов  я принялась за изготовление подарка, вспоминая все хорошее, что  было связано с Джоном. 
       Этот человек принес в мою жизнь вдохновение. После общения с ним мне всегда хотелось творить.  Три года назад, когда закончился наш роман, я впервые написала восьмистишие на английском языке. Может быть банально. Но это было написано залпом, как выпивают бокал шампанского и тут же разбивают его.
I want to cry
But haven’t tear,
I want to die
But haven’t  breath.
I want to say
But lose my voice,
I want to change
But haven’t choice.

   Это была моя боль и смирение.
   Я тосковала по Джону и, чтобы отвлечься и спасти себя я стала брать уроки вокала.  Кто-то сказал, что когда человек внутренне  умирает, он поет.
   Шло время, все изменялось. Я наблюдала за жизнью Джона издалека.  Однажды мне почудилось, что в жизни Джона произошли  перемены.   Как-то  приснилось мне во сне, что Джон прыгает в открытое окно.  Испытав ужас,  напряженной   мыслью пыталась я удержать его в воздухе и не дать разбиться. Именно тогда во сне   я поняла,  какая я  трусиха, что не могу сказать Джону о своих чувствах без страха. Ведь наш роман закончился из-за недоразумения и только из-за того, что мы не сказали друг другу правду. Я поняла в тот момент какая я счастливая, что человек, которого я люблю живой и рядом. И я решила,  во что бы то ни стало сказать  Джону, что я люблю его.
     Случай не заставил себя долго ждать. Мы  случайно встретились с ним зимой.  Я почувствовала запах  перемен   в его жизни и решила сделать ему предложение.  Я хотела быть с ним хоть одну ночь, хоть один час, хоть одно мгновение.
     Накануне ночью со мной произошло странное событие. Показалось, что  кто-то нежно прикасается ко мне.  Словно блаженство, волшебная нега вливались в меня. Бьюсь об заклад, что это был Джон.  Я думала, Боже мой, наверное, это от моего одиночества. Хоть древние и говорили, что воздержание – это крылья, но я никогда не предполагала, что можно так чувствовать….  Это было настоящим безумием.
    У меня был приготовлен подарок – маленькая шкатулка из бересты в виде сердечка. Я написала внутри свое признание. Обычно  признание в любви делают мужчины. Но в истории встречаются и Татьяны Ларины. Может быть, я была одной из них?  Но я и предположить не могла, насколько сложно открыто  сказать о своих чувствах.
    Я помню, как мы сидели в японском ресторане на полу за низким столиком, и пили саке. Джон, вспоминал прошлое. Говорил, что помнит каждую нашу встречу.  Спрашивал, сколько лет мы уже знакомы? Вспоминал женщин, которых любил…. Мучился чувством вины….  А  я краснела как помидор, дыхание перехватывало.   Я превратилась в немую,  не могла вымолвить ни слова, не то чтобы признаться в любви.  Я только смотрела, смотрела на него и не могла наглядеться.  Я  была счастлива моментом….
    Но все же я набралась смелости  и в какой-то момент  сделала неловкое признание.  Мы поехали к нему.  Тогда-то я  и  узнала о переменах в его жизни, что он ушел от  любовницы, с которой жил долгое время и  теперь у него была другая – американка. Но мне было все равно. Я любила….  Вино,  гитара до полуночи… И проснулась я,  вдыхая его запах… 
   Потом была еще одна встреча. Я пришла сама. Все было прекрасно. Мы плавали в  горячей пенистой ванной. Радовались друг другу….  Ночью он говорил, что много думал обо мне и понял, что со мной нужно  либо иметь серьезные отношения, либо вообще  ничего не иметь, что я учу его без слов своим отношением к нему  и, что я достойна лучшего.  А утром он со слезами на глазах  просил меня  больше никогда не приходить в его жизнь, потому что со мной все было так естественно,  что он не в силах был устоять. Он просил: «Помоги мне, Лидия. Не приходи больше. Я обещал Кларен  быть верным.»  Чувство вины давило его. Я понимала, что он сделал  свой выбор, а я потерпела фиаско.
   Не помню уже, была ли я убита горем. Помню только, что я пропела какую-то джазовую мелодию о потере, а  потом  сказала: « Да  благословит тебя Господь». Собрав последние силы, легко простилась, а, вернувшись, домой рухнула на диван и пробыла  в небытие весь остаток дня. И следующую неделю. И еще одну…
    Однажды ко мне зашла Ольга, она долго пыталась меня растормошить, но я не реагировала. Тогда она мне сказала: «Лидия, ты должна жить дальше, жизнь – это дар, никто не запрещает тебе любить его в глубине твоей души. И этого никто не отнимет. Оставайся его другом. А как сложится дальше жизнь одному Богу известно. Все может быть.» Эти слова были пусковым механизмом, который вернул меня к жизни.
    Судьба случайно сводила  нас с Джоном  вновь и вновь, будто нашим дорогам было суждено пересекаться.  А может быть то, что я носила образ Джона в своих мыслях, притягивало его в мою жизнь.
   Однажды вечером мы столкнулись  в баре. Джон опять сомневался, он говорил, что чувствует меня сердцем, когда я появляюсь, узнает меня по походке, жестам. Да, он сделал выбор, но его душа была в смятении.  Он сказал, что скоро он уезжает в Японию, смотреть на цветение Сакуры. Он хотел, чтобы пустота ответила на мучащие  его вопросы. Мы расставались снова и снова.  Но это уже не было так больно, я чувствовала, что с каждым разом я все легче и легче происходят наши расставания. Жизнь показывала мне, что все настоящее продолжается, если только ты умеешь ждать.
  Да, моя жизнь превратилась в ожидание от  случайной встречи к встрече. Признаюсь, я старалась отвлекаться, но у меня это плохо получалось.
    Наконец он вернулся из Японии. Я с робостью смотрела на него, но Джон дал мне  лишь билет на концерт камерной музыки.  И я не знала наверняка придет ли он туда, мы никогда ни о чем не договаривались. В этой неопределенности была своя прелесть, когда мужчина и женщина находятся   в состоянии «может быть». Все может быть, а может и не быть.
    Замерли звуки скрипок и виолончелей. Отзвучала мелодия Грига.  У меня возникло невыносимое желание оглянуться, как будто, если ты этого не сделаешь, то умрешь. Ну конечно, он смотрел на меня…. Мне больше ничего не нужно было в тот вечер, кроме восхищенных глаз любимого человека.  Порой один взгляд стоит событий целого дня. Это самая прекрасная пора, когда  все   происходит на уровне взглядов и предчувствий.
    Ну, вот восьмой корж подгорел.  У меня получился  торт из семи коржей. Прекрасная цифра семь…. Основа всего сущего.  Крем получился странный, шоколадно-лимонный  на вкус,  совсем не то, что ожидала. А разве я всегда  получала в жизни то, что ожидала?
   Торт «Фламенко» был  готов, а я в полузабытьи упала  в кровать, успев завести будильник на шесть утра.
    Ночью меня разбудил сильный ливень: « Что подарить? У меня есть  сувенирный календарь на этот  год. Может быть,   как символ начала нового?  Интересно, что нового в его жизни на этот раз?. А разве это важно? Я ведь знаю, что время меняет мысли. Каждый день несет свою новизну. Джону   исполняется 41 год. Говорят, что у мужчин в 40 лет начинается возраст гения. Один год после сорока.  У меня как раз есть одна свеча на торт….»
   Под пульсирующий звук будильника вынырнула из сна. Все  было как по нотам. Я уже исполняла некое произведение, конец которого  не знала, но знала всю последовательность того, как в какой момент поступить.
   Вместо открытки приготовила свою фотографию, где  я была маленькой точкой в невообразимом балетном прыжке на фоне моря. Трясущейся рукой написала свой верлибр о птице. Это было посвящено Джону. Дыхание почему-то  прервалось и я размазала еще невысохшие чернила: «Какая неудача! Ну, пусть не  будет везти в мелочах, а повезет в целом.»
   Было мрачное утро. Моросило. Прикрываясь зонтом, я бежала на остановку. Подрулил автобус, и кондукторша в сиреневом трико  вручила  мне счастливый билет. Это был знак удачи.
    Я волновалась. Промокшая  подошла к  его подъезду,  сторож спал.  Я медленно стала подниматься  по  крутой лестнице, миновала третий этаж, пятый, и, наконец,  его квартира. Судорожно достала зажигалку и подожгла свечу на торте. Сердце выпрыгивало…. Я позвонила. В ответ – гробовое молчание.  Я позвонила  опять. Наверно  его не было дома, и я  позвонила  долго в третий раз….
   Кто-то подошел…Сердце судорожно застучало. Я подумала, а вдруг он не один?
- Кто? -  раздался заспанный голос.
- Ангел, – залпом выдохнула я.
  Тишина… Может быть, он не хотел  открывать?   За железной дверью вдруг раздается шум тяжелых затворов. Дверь открылась.
   Когда я увидела его лицо, я забыла обо всех  своих страхах. Он впустил меня, а я полушепотом напевала знаменитую песенку happy birthday to you,  совсем как Мерлин Монро для Джона Кенеди.
- Лидия, я тебя не стою, - зашептал Джон.
 Свеча была потушена.  Я потянулась к нему с поцелуем.  И мы долго стояли обнявшись. Я только шептала его имя: «Джон…. Джон….»
- У меня есть для тебя подарок. День рождение – это как новый год, как начало нового в жизни человека. Поэтому по русской традиции дарят календарь, - сказала я, подумав, что хорошо, если бы  действительно была такая русская традиция, – и еще я написала для тебя верлибр, но случайно размазала, - я виновато опустила глаза.
- Лидия, спасибо. Я не могу тебя вот так отпустить, ты, наверное, голодна, хочешь чего-нибудь? – спросил Джон, проходя на кухню.
- Не знаю, может быть. Надеюсь, что торт удался, - ответила я,  освободившись от жакета и сбросив туфли.
   Пока я усаживалась на кухне. Джон позвонил на работу и предупредил, что задержится.
- Хочешь отведать мой любимый яблочный сок? – возвратился Джон  уже одетый в легкое трико.
  Чокнувшись бокалами, мы выпили сок. Я не сводила с него  глаз. Странно, но когда я смотрела на этого человека, во мне просыпался художник. Я  мысленно рисовала его. От волнения я говорила о том, о чем думала.
- Знаешь, Джон, когда-то я очень неплохо рисовала карандашом. Все мои студенческие тетрадки были разрисованы лицами моих друзей, и еще я любила рисовать руки, - я рассматривала его руку и медленно целовала каждый палец.
- Я тоже любил это делать, - ответил Джон. –  Ты не знаешь почему, с тобой всегда хорошо. Несмотря на то, что сейчас раннее утро мы так прекрасно сидим.  У каждого времени своя  краска.
- Да, семь цветов радуги,  семь дней недели, семь нот, семь планет и к тому же торт из семи коржей …- философствовала я.
- О, да это уже пошла  нумерология, - засмеялся Джон. – Давай попробуем твой торт, - он достал огромный нож и словно палач, отрубавший голову, отрезал увесистый кусок. – О, многослойный, - Джон все укладывал на разнокалиберные тарелки, доставал чашки и ложки.
- Хозяюшка, - шутила я, обхватив его сзади. – Какие же мы с тобой все же разные, - сказала я, усаживаясь за стол и разглядывая разнокалиберную посуду.
- Это упрек? – насторожился Джон.
- Нет, абсолютно нет. Я даже ничего не имела в виду, - я улыбнулась, - ты просто по-другому все  воспринимаешь  на слух, -  задумчиво произнесла я, разводя руки в стороны.
  Джон наклонился и понюхал мои ладони. Я подумала, интересно, почему он их нюхает? И  тоже понюхала ладони.
- Зачем ты это делаешь? – спросила я.
- Но ты же сказала  «лук», - удивился Джон, я думал, что ты использовала лук, и пытался уловить запах.
- Я сказала «на слух», -  не могла удержаться  я от смеха и поняла, что Джон не все понимает по-русски. – Один глухой, другой немой, –  хохотала я, и мы уже смеялись вместе.
    Слава Богу, Джону понравился мой торт.
- О, с лимоном, - Джон пробовал торт, - какой рецепт? Что ты туда добавляла?
- Это секрет, - доедала я кусочек, успокаиваясь, что на вкус неплохо. – Ну, ладно, так и быть, я скажу тебе.  Самое главное в этом торте то, что я  замешала фламенко.
- Фламенко? Я люблю фламенко, у меня есть испанская музыка, - исчез из кухни Джон.
    Он  принес из комнаты магнитофон и включил музыку.  Переставил табурет ко мне поближе,  и принялся, есть торт. 
    Боже мой, его запах…. Когда он рядом, меня повлекло, я не могла  не прикоснуться к нему. И под звуки гитар мои руки понеслись в танце по его телу. Это была медитация. Это была не я.  Это была испанка. Мои ноги обвили его талию, и я оказалась у него на коленях. Запах, вкус, музыка, ритм, я не помнила себя,  я забыла кто я.
    Джон взял меня на руки, прислонивши к стене, долго целовал, потом понес в спальню.
   Я любила его спальню. Она была вся белая с зеркалами. И вот я уже падала на мягкую постель, ощущая, что  вернулась домой после долгой разлуки.
    Солнечный луч прорезал облака и ослепил меня. Вся постель  была залита солнцем. Я где-то читала, что энергия слияния мужчины и женщины пробивает атмосферу. Яркий солнечный свет – никогда такого  не было в моей жизни. А с открытого балкона веяло душистым ароматом трав,  таким типичным для  Сахалинского лета.
    Звучало фламенко. Не хотелось закрывать глаза, мы улыбались друг другу. Не чувствовалось  никаких неудобств. Боже мой, мне казалось, что я знаю этого человека  всю жизнь, читаю по глазам полет его мыслей.  И это   было не  важно, что он мыслит  на другом языке. Мы, наверное,  были друг для друга инопланетянами, но язык  мужчины и женщины не нуждается в словах. Что-то вроде  телепатии.
- Музыка… Солнце…. Джон, мы с тобой в Испании, – прошептала  я.
- Да, ты права, с тобой  как будто не на Сахалине, - он радостно засмеялся.
     Наш танец в солнце продолжался. И вот я почувствовала под своими пальцами ручьи влаги на его спине.  О, как же  я это люблю….

- Лидия, когда тебе на работу? Я как руководитель могу задержаться, а ты? – спросил Джон.
- У  меня не будет проблем.
    Мы оказались в душе. Горячие струи вонзились в меня,  и мы очутились  в другом мире…
- Лидия, от тебя невозможно оторваться, - сказал,  улыбаясь, Джон, выходя на балкон с еще мокрым полотенцем на плечах.
   Раскинув руки,  он подставил себя солнечному свету. Я видела, как он был  счастлив.
   Симфония, в которую мы включились утром, приближалась к финалу. Еще минуту назад были вместе, а теперь каждый сам по себе готовился к рабочему дню. Я сушила феном волосы, Джон завязал галстук и попросил меня  помочь застегнуть  ему запонки.
- Никогда этого не делала раньше, - размышляла я, пытаясь продеть запонку в накрахмаленную петлю, –Знаешь, Джон, когда мой сын учился писать, он то и дело расстраивался, а я  его успокаивала: «Первый раз не получится, а второй – наверняка.» В последствии,  когда  у меня случались в жизни неудачи, и я в отчаянии говорила, что ничего не получается. Мой сын спокойно отвечал, первый раз не получится, а второй раз наверняка. Ну, вот все готово, - закончила я, целуя Джона.

   Я   уже одевалась в коридоре и вдруг услышала, как  загремел ключ в замочной скважине:  кто-то пытался открыть входную дверь.

- Джон, там кто-то открывает дверь. А если меня здесь увидят? – испугано спросила я, удивившись своему же вопросу. – Ну, и что если увидят? Разве ты не свободна, Лида? – спрашивала я сама себя.
- Это прислуга, -  ответил Джон.
   Дверь отворилась и в квартиру вошла пожилая кореянка. Я стояла в коридоре, опустив голову   и  поправляя полувлажные волосы.
- Здравствуйте, - тихо сказала я.
- Здравствуйте, - ответила женщина, разглядывая меня с любопытством. – Джон, вы извините, но я в прошлый раз использовала кислоту в ванной, хотела как лучше, а получилось как всегда, - начала она  оправдываться.
- Здравствуйте, Наталья Александровна, - деловито с легким акцентом  поприветствовал ее Джон. – Ничего страшного, бывает. Деньги я оставил, отдайте им, когда  придут, – отдавал распоряжения Джон.
    Он немного покраснел,   я чувствовала его напряжение.
    Выйдя из подъезда, я остановилась и вопросительно взглянула на Джона.
- Мне пойти с тобой или мы разойдемся в разные стороны? –  робко проговорила  я.
- Вместе, - ответил  кратко Джон.
   И мы пошли. Вот пересекли дорогу.  Сначала чувствовалось напряжение. Я напевала  мелодию вальса Досталя без слов. Мне так было легче.  Слова я произносила мысленно: « Кто сказал, что нет на свете счастья, тот лжец. Пойте веселей со мной, друзья! Пусть нам говорят, что есть  любви конец, этому верить нельзя!» Джон  шел, сдерживая привычный шаг, и  прислушивался  к мелодии.  Говорят, когда люди молчат, то рождается ангел. Наше молчание,  наконец, перестало быть  тягостным.  Ангел родился,  и  мы почувствовали себя легко.
   Когда нам встречались лужи, Джон  вежливо пропускал меня вперед. И я думала, что, наверное,  у американцев так  принято, чтобы дорогу  выбирала  женщина.
   Мы дошли до базара. Торговцы расставляли свои палатки. Было душно, светило солнце, день обещал быть хорошим.
- Ты знаешь, Джон, - прервала я молчание -  у моего сына скоро день рождение, ему исполнится 12 лет. Я хочу подарить ему маленькие весы – символ равновесия, тем более что он родился под этим знаком. Ведь равновесие, гармония – это самое важное в жизни. Тебе никто ничего не сможет сделать плохого. День рождения – удивительный праздник! Я помню в прошлом году накануне этого дня, я спала на крыше под звездами. Мне повезло,  потому что было тепло. Был звездопад. Так много звезд упало в ту ночь. Это была неописуемая красота. Казалось, ты познаешь бесконечность. Хотелось улететь. Крикнуть, заберите меня отсюда!
- Помню на моей родине, когда я тоже лежал   под звездами на холме, то невольно  хватался за землю, мне казалось, что  я  оторвусь  и  улечу, – вспоминал Джон.
- А …. Ты хватался  за землю, Джон!  Ты так крепко за нее держишься?!  Ты боишься улететь?! – спросила  я.
- Конечно, боюсь.
- Знаешь, когда я сплю под звездами, то под утро я всегда просыпаюсь   в один и тот же момент:  у меня перед глазами  крест - созвездие Лебедя.
- А, северный крест, -  констатировал  Джон.
- Да. Лебедь – это ведь символ Христа? – спросила я. -Может это знак для меня?
- Сколько тебе исполнится лет? – спросил Джон.
- Я  как раз буду в возрасте Христа. Вернее пока 32. Кажется, я спешу жить. Это в следующем 33. Может мне ждать распятия?, - спокойно размышляла я.
  Джон посмотрел на меня задумчиво. И мы продолжали свой путь по парку. Иногда нам встречались знакомые люди, мы  здоровались со всеми вежливо, словно исполняя некий ритуал. Я почувствовала, что пора расстаться.
- Мой костер в тумане светит, искры гаснут на лету. Ночью нас никто не встретит, - пропела я.- Нет, утром нас никто не встретит. Мы простимся… -  я остановилась и  возмущенно сказала,  -  Да, но моста то нет!
- У парку… - пропел Джон, изменив ударение в слове,  и мы оба покатились со смеху.
- Джон, сегодня твой день! Свети сегодня как солнце, если даже будет пасмурный день: сияй.  Ведь мы же сегодня  сотворили солнечный свет …
- Я тебя люблю, - вырвалось у Джона.
- Я тоже тебя люблю. Ты хороший, - сказала я по-детски растеряно.
   Мы целовались в парке, не обращая ни на кого внимания. Я только заметила краем глаза, как на ближайшей лавочке какие-то женщины любовались нами. А мы не могли остановиться. Мы  медленно отступали друг от друга все  дальше и дальше, пока наши руки не  разъединились. Каждый пошел в свою сторону, не оглядываясь. Мы были свободны, не было никаких сожалений. Я подумала, что вперед можно идти только тогда, когда утвердишься в своей любви к кому-то.

***
   Вы думаете, что же случилось потом? Попробуйте предугадать, проникнуть в Божественную  ткань бытия, в которой переплетаются человеческие судьбы. Я скажу  только одно, что это был  мой первый шаг к внутренней свободе,  когда  я  отметала  внешние условности,  у меня уходил страх, и  я  не боялась   жить…