Беги, Мышка, беги!

                Беги, Мышка, беги!

 Я проснулась от холода. Чёрт, так и есть, Боб опять стянул с меня одеяло, а в квартире, которую мы снимаем, отопление дышит на ладан. Вам интересно, кто такие «мы»? Ну что ж, я объясню. Мы – это Боб (по-настоящему его зовут Борис), Дэн (а если попроще, то Денис), Майкл (Миша) и я. Меня зовут Кристина, но для всех наших новых знакомых я – Криста. А для чего такие громкие имена, спросите вы. А всё дело в том, что мы – музыканты, певцы, зовём себя громко, - квартет «Indians». Правда, играем и поём пока только на улицах и в подземных переходах, хотя Боб, когда идея рвануть в столицу только родилась в наших головах, сулил нам шикарные концертные залы, толпы поклонников и богемную настоящую жизнь. И мы ему безоговорочно поверили. Точнее, безоговорочно поверила я, потому что была влюблена в него без памяти и всё, что бы он ни говорил, казалось мне твёрдой, незыблемой истиной. Не знаю, насколько поверили ему Дэн с Майклом, но, как бы там ни было, через месяц после рождения идеи покорить столицу своим талантом, мы наспех собрали свои пожитки и смылись из родного городка. «Мы ещё вернёмся в это захолустье», - сказал Боб, когда за окнами вагона, в котором мы ехали, замелькали окраины, - «вернёмся богатыми и знаменитыми и все, кто смеялся над нами и называл нас сумасшедшими, будут нам завидовать».
Мы приехали в столицу, сняли дешёвую квартиру с убогой обстановкой. «Это всё временно», - сказал Боб, - «скоро мы будем жить в самой дорогой гостинице, в номерах-люкс». Бобби, Бобби, как говорится, твои слова да Богу в уши. Да, видно, некому было их туда засунуть, потому что прошёл почти год, как мы ступили на перрон столичного вокзала, а мы до сих пор живём в той же маленькой убогой квартирке, питаемся за те деньги, которые зарабатываем пением на улицах и никто из модных студий звукозаписи не спешит нам предлагать выгодный контракт. Время от времени, в разгар очередной пьянки кто-то из наших ребят, правда, чаще это Дэн, напоминает Бобу о его высокопарных словах: о лимузинах, отелях-суперлюкс и кругленьких суммах «зелёных», но Боб сразу затыкает рот бунтовщику словами: «Не нравится, вали домой, пускай там тебя встретят как неудачника, а мы всё-таки добьёмся своего». Этим всё и заканчивается. Домой никто не едет, как-никак, нам четверым есть где жить, есть на что покушать, выпить и покурить. Зато нет строгого родительского контроля и мы ни от кого не зависим. Правда, работа у нас нелёгкая, особенно, когда на улице холодно. Больше всего в морозы достаётся мне и Дэну, ведь ни на клавишных, ни на гитаре в перчатках не поиграешь. Да и Майклу не особо весело. Попробуй поиграй на флейте, когда надворе минус десять. Да, лучше всех устроился Боб, он у нас барабанщик. Но что поделаешь каждому своё. А ведь мне-то и петь ещё приходится и неважно, сколько на улице: плюс двадцать пять или минус десять.
Рядом зашевелился Боб. Поднял голову, тряхнул волосами, заплетёнными во множество тоненьких косичек.
-Хай, бэби, ты уже не спишь? – это его обычное приветствие.
-Хай, Боб, уже не сплю, - это мой обычный ответ на его приветствие, поскольку каждое утро я просыпаюсь раньше, чем он.
-А ну-ка, иди ко мне, - с этими словами он сгребает меня своими огромными волосатыми руками и тащит на себя.
-Нет, Бобби, не надо, - я сопротивляюсь, - сегодня не надо, у меня что-то живот болит.
-Что, скоро критические дни, да? – спрашивает он с умным видом.
-Да, - безо всякого зазрения совести вру я. Как хорошо, что в эту отговорку он всегда верит. Ну, не хочется мне сегодня секса, что поделаешь. Не хочется, и всё тут. А если признаться честно, то в последнее время мне не хочется секса вообще. Не знаю, может, вся причина в Бобе, ведь он никогда не старается хоть как-нибудь разнообразить наши занятия любовью. Повалил на спину, забрался сверху, подёргался пару минут, потом застонал, сполз на диван рядышком и всё. А я себя после такого чувствую резиновой женщиной, которой попользовались и забыли до следующего раза.
-Ну, ладно, - говорит он. – Тогда иди сваргань что-нибудь перекусить и пора на работу.
-Ребят уже будить или пускай ещё немного поспят? – спрашиваю я, выбираясь из-под одеяла и натягивая на себя старый шерстяной свитер Боба.
-Буди, нечего им дрыхнуть.
Могла бы и не спрашивать. Боб не любит, когда кто-то просыпается позже, чем он.
Иду на кухню, по которой полчищами бегают тараканы. По дороге стучу в дверь комнаты, где спят Майкл с Дэном, и кричу: «Эй вы, сони, просыпайтесь». В ответ слышу сонное Дэна: «Да пошла ты». И так каждое утро.
На кухне грязно: в раковине – гора немытой посуды, по полу валяются пустые бутылки, стол весь в крошках и в пятнах от чая, кофе, пива, в общем, от всего, что мы пили на протяжении нескольких недель. Из недр старого, полуразвалившегося буфета вытаскиваю маленькую кастрюльку (вот её я мою всегда), наливаю в неё молока и ставлю на плиту, которая отнюдь не чище самой кухни. Пить тёплое молоко по утрам – это для меня придумал Боб, говорит, голос будет сильнее. Не знаю, откуда он это взял.
-Доброе утро, Кристочка, - слышу за своей спиной. Оборачиваюсь. Так и есть, Майкл. Только он может назвать меня ласковым именем. Я, честно говоря, вообще не понимаю, как его угораздило связаться с такими прожжёнными пронырами, как Боб и Дэн, он ведь всегда был пай-мальчиком.
-Приветик, Майки, - такое ласковое имя я придумала для него. – Завтракать будешь?
-А что на завтрак?
-Яичница, как обычно.
-Буду, куда я денусь, - в его голосе слышится разочарование. – А мне бы пельмешков. Со сливочным маслом, с перцем, с уксусом.
-Потерпи, устроим себе на днях праздник, купим пельменей, наедимся до отвала, - это Дэн. Стал в дверях кухни, опёрся плечом на косяк. Здоровый, во весь дверной проём. В одних только рваных джинсах. Я исподтишка любуюсь его мускулистым, смуглым телом. Заметил бы это Боб, убил бы меня. Он меня к Дэну страшно ревнует. Наверное, потому, что Дэн самый красивый из них троих. И девчонки к нему больше всего липнут, когда приходят нас слушать. Обычно летом, когда в столице куча приезжих, Дэн после наших уличных выступлений куда-то исчезает с очередной блондинкой или рыженькой. А иногда приводит какую-нибудь из них к нам домой и тогда Майкл спит в нашей с Бобом комнате на полу, а из-за стенки слышится яростный скрип дивана и страстные стоны очередной Дэновой любовницы. Каюсь, изредка, когда мы с Бобом занимаемся сексом, я себе представляю, что это не Боб, а Дэн. И тогда мне тоже хочется так стонать. Интересно, а Дэн видит во мне женщину? Наверное, всё-таки нет, потому что он называет меня лишь не иначе, как Мышка или Узкоглазая. Ну разве я виновата в том, что у меня глаза, как у китаянки и что сама я маленькая, худенькая и нету у меня таких больших грудей, как у Дэновых любовниц. Зато у меня красивая оливковая кожа и густые длиннющие волосы, чёрные, как ночь, любит говорить Майкл.
-Слышь, Мышка, может, ты и меня покормишь? – Дэн наконец отклеивается от косяка и идёт через всю кухню к окну, по дороге небольно дёргая меня за волосы, единственный дружеский жест, который он себе позволяет.
-Да ладно, покормлю вас всех, - соглашаюсь я и принимаюсь за стряпню.
Боб появляется на кухне лишь тогда, когда яичница уже разложена по тарелкам, да чай разлит по щербатым чашкам. Мужчины рассаживаются вокруг стола, а я устраиваюсь на подоконнике с кружкой горячего молока и чёрствым рогаликом. Начинается общая трапеза, а с ней и обычные утренние разговоры, - сколько вчера заработали, где будем выступать сегодня и что будем делать вечером.
-Вчера ко мне подходил Макс из «Torno», рыженький такой, вы его знаете, - говорит Боб, - предлагал нам петь с ними в какой-то забегаловке на Шанхае.
Шанхаем местные называют один из районов на окраине, весь застроенный многоэтажками, а Макс из «Torno» - это один из наших немногочисленных друзей, которыми мы обзавелись в столице.
-И что ты ему на это ответил? – интересуется Дэн, прикуривая сигарету. Он всегда курит после завтрака.
-Попросил дать мне подумать до сегодняшнего утра.
-А что ж ты вчера ничего нам не сказал?
-Забыл.
-И что ты думаешь ему ответить? – всё не унимается Дэн.
-Думаю, что стоит пойти. Как-никак «Torno» уже знают в городе, значит, тусовка там будет приличная.
-Ну что ж, тогда пойдём. А что ты скажешь, Майкл?
Майкл смущенно ёрзает на стуле, - его мнением здесь интересуются крайне редко.
-Ну, я думаю, - нерешительно тянет он, - что можно было бы пойти.
-А ты, Криста? – тут Дэн поворачивается ко мне.
-Давайте пойдём, - весело говорю я, - не постоянно же на улице петь.
-Ну что ж, - Боб решительно поднимается со стула, - подумали и решили, - идём.
На этом наш завтрак заканчивается, а через сорок минут мы уже настраиваем свои инструменты на одной из улиц центра. «Господи, как хорошо, что сегодня солнечная погода», - думаю я, пробегаясь непослушными от холода пальцами по клавишам старой, допотопной «ионики», - «уже через часик можно будет спокойно погреться на солнышке». И, как будто подслушав мои мысли, несколько солнечных лучиков скользят по моему лицу, одаривая по-мартовски скудным теплом. От этого у меня поднимается настроение и я, не дожидаясь, как обычно, команды Боба, начинаю петь. Песня моя - бред сумасшедшего. Её придумал Дэн. И хотя неопытному слушателю кажется, что я пою на каком-то неведомом восточном языке, её слова всего лишь набор гласных и согласных и никакого смысла она, конечно же, не содержит. Но в принципе, какая разница, если сегодня она просто рвётся из моего горла, летит по пока ещё малолюдной улице и стрелой взмывает вверх, к холодному мартовскому небу. Вот уже несколько прохожих, судя по их внешнему виду, приезжие, остановились, привлечённые звуком моего голоса, потом подошли поближе. Остановились, слушают. А я всё пою и пою. Одна песня плавно переходит в другую. Наконец им наскучило слушать, они бросают несколько монет в небольшую картонную коробку, специально для этого предназначенную, и уходят.
-Что-то ты слишком распелась сегодня, - недовольно говорит Боб, когда мы делаем пятиминутную передышку.
-А что ты ворчишь? – неожиданно вступается за меня Дэн. – Есть у девочки желание петь, так что это плохо? В конце концов, без неё мы бы не имели такого успеха.
-Не неси чепухи, - огрызается Боб. – Без неё тоже было бы нормально.
-Вот уйдёт она, тогда и посмотришь, - равнодушно отвечает Дэн и поворачивается к Бобу спиной, а Боб одаривает меня взглядом, полным недовольства. Я небрежно пожимаю плечами и, следуя примеру Дэна, отворачиваюсь в другую сторону. Эх, закурить бы, но, к сожалению, курить мне Боб категорически запрещает. И тут я вижу его. Мистер Икс, так я его назвала. Высокий, седой, в коротком кожаном пальто и солнечных очках. Он часто приходит нас слушать. Стоит себе под деревом на противоположной стороне улицы, как вот сейчас, и слушает. А, простояв два-три часа, поворачивается и уходит, даже не оглядываясь. Чудной какой-то. Делать ему что ли, нечего?
Наша пятиминутка заканчивается и мы вновь принимаемся за работу. Теперь мы исполняем песни из репертуара «Enigma». Вот здесь-то я сильна. А мой мистер Икс всё стоит и слушает. А я теперь пою для него. Приятно петь для человека, который слушает со вниманием на лице. Мы исполнили, наверное, песен пять, когда он вдруг покидает своё постоянное место и теперь направляется прямо к нам.
-Добрый день, ребята.
А голос у него, оказывается, приятный.
-Для кого добрый, а для кого и не очень, - небольно-то вежливо отвечает Боб.
-Да, тут вы абсолютно правы, молодой человек, - ой, кажется, в его голосе слышится лёгкая насмешка, - а вот для этой девочки, - тут он кивает головой в мою сторону, - он будет в самом деле хорошим.
-У этой девочки он будет таким же, как у нас всех, - глядя на Боба, я вижу, что он начинает злиться.
-Ну, это мы еще посмотрим, - усмехается мистер Икс и поворачивается ко мне.
-Как тебя зовут, малышка? – спрашивает у меня, а я чувствую, как его взгляд, надежно спрятанный темными стеклами очков, скользит по моему лицу.
-Кристина, - робко отвечаю я.
-Знаешь, Кристиночка, - он делает шаг в мою сторону, - у тебя замечательный голос. И я считаю, что твое место не на улице.
-Да? – я одариваю его недоверчивым взглядом.
-Да. И я хочу, чтобы завтра ты пришла на прослушивание. Вот моя визитка.
С этими словами мистер Икс протягивает мне маленькую черную карточку, на которой большими золотыми буквами написано: «Беляев Виталий Константинович. Арт-директор. Студия звукозаписи «R***». А ниже, буковками чуть помельче указан адрес самой студии и номера телефонов.
-Хорошо, - я прячу визитную карточку во внутренний карман заношенной курточки, - я завтра пойду.
-Я буду ждать, - говорит он и по его лицу пробегает легкая, едва заметная улыбка. – Приходи обязательно.
Он уходит, а мы вчетвером стоим и молча смотрим ему вслед.
-Никуда ты завтра не пойдешь, - зло бросает Боб, едва мой мистер Икс (впрочем, теперь я знаю его настоящее имя) скрывается из виду. – Работать надо, а не бегать по свиданиям с чужими мужиками.
-Он не чужой мужик, он – арт-директор студии «R***».
-Что-о? – в один голос выкрикивают все трое.
-Он – арт-директор студии «R***», - упрямо повторяю я.
Молчание, изумленные лица, тишина, которую нарушает свист Дэна, заканчивающийся словами: "Ни хрена себе".
-Да, Мышка, повезло тебе, - наконец говорит он.
-Что значит "ей повезло"? – тут же вмешивается Боб. – Повезло нам всем.
-Бобби, Бобби, поостынь, - на лице Дэна появляется насмешливая улыбка, - нас никто никуда не звал. На прослушивание пригласили только ее.
-Без нас она никуда не пойдет.
-Ой ли, – Дэн прищуривает один глаз и смотрит на меня. – В самом деле не пойдешь, да, Мышка? Плюнешь на свое светлое будущее ради немытого бездаря с косичками?
Я молчу, а они втроем смотрят на меня: Майкл – с искренним восхищением, Боб – со злостью, Дэн – с насмешкой и, да, конечно, с вызовом, его глаза как будто спрашивают: "Ну что, Мышка, пойдешь? Пойдешь назло своему Бобу ?"
-Ладно, хватит, - нарушает эту немую сцену Дэн. – Раз пришли сюда работать, так давайте, а то стоим тут, место зря занимаем.
И мы возвращаемся к работе, но теперь она не ладится, неожиданное вторжение в нашу жизнь мистера Икса, то бишь, Беляева Виталия Константиновича, свело на нет наше рабочее настроение.
-К черту все, - наконец не выдерживает Боб, когда мы в очередной раз сбиваемся с ритма, - ни фига у нас сегодня не получается, валим домой.
-А как же Макс? Мы же должны были его дождаться, - робко возражает Майкл.
-Я сейчас ему позвоню.
С этими словами Боб берет нашу коробку с деньгами, извлекает оттуда несколько монет и широким шагом направляется к небольшой кафешке в конце улицы, там есть таксофон. Майкл начинает укладывать в футляр свою флейту, а Дэн присаживается на корточки и вытаскивает из кармана куртки сигареты. Неспеша закуривает, глядя куда-то вглубь улицы. Потом лениво окликает меня. Я подхожу. Он тянет меня за руку, заставляя присесть на корточки рядом с ним.
-Ну так что, Мышка, пойдешь? – тихо спрашивает он, когда наши лица оказываются почти на одном уровне.
-Я даже не знаю. Боб не хочет, чтобы я шла, а если я сделаю наперекор ему, то он рассердится.
-Не будь дурой. Ты вот мне скажи, ты зачем сюда ехала?
-Чтобы стать знаменитой, - заученно отвечаю я.
-Вот. Так какого черта ты теперь, когда в твоей жизни появился отличный шанс осуществить свою мечту, идешь на попятную, а? Хочешь до конца своих дней быть уличной певичкой, да? И ради чего? Ради сомнительного удовольствия жить вместе с Бобом? Беги от нас, Мышка, беги, пока есть возможность. Плюй на нас, выбрось из своей неумной башки мысль о том, что Боб любит тебя, и беги. Мы – неудачники, а ты можешь подняться к вершинам. Не упускай свой шанс.
Я слушаю его, как завороженная. Никогда Дэн так со мной не разговаривал.
-Дэн, ты и вправду так думаешь? – нерешительно спрашиваю я, когда он наконец замолкает.
-Как так? – лениво переспрашивает он.
-Ну, как ты только что говорил.
Он поворачивает голову и смотрит на меня. В его глазах – тепло и от этого тепла мне становится хорошо-хорошо внутри. А Дэн неожиданно обнимает меня за плечи, склоняет голову к моему уху и, обдавая меня своим горячим дыханием, шепчет: "Ты же неглупая девочка, Мышка. Послушай меня и я уверен, ты об этом не пожалеешь". От неожиданной Дэновой близости, от его дыхания, тепло которого я чувствую на своей шее, у меня начинает кружиться голова, а все внутри обрывается и начинает падать куда-то вниз. "Я, по-моему, сейчас грохнусь в обморок", - проносится в моей голове, но тут слышится голос Майкла: "Ребята, Боб идет", и Дэн выпускает меня из своих обьятий, отчего мне становится как-то не по себе и я поднимаюсь, делаю несколько неверных шагов в сторону, ноги-то у меня совсем непослушными стали.
-Все, я договорился с Максом, - говорит Боб, оказываясь рядом с нами. – В шесть вечера встречаемся возле "Олимпа", это такая забегаловка на Шанхае, где «Torno» будут выступать.
-Думаешь, найдем? – спрашивает Дэн.
-Найдем, Макс мне все подробно объяснил. А вы какого хрена до сих пор еще не собрались?..

"Олимп" и в самом деле забегаловка, каких в столице много. Единственное, что отличает ее от всех остальных, это наличие некоего подобия сцены в глубине большого полутемного зала. Макс встретил нас, как и обещал, у входа, провел сюда, усадил за столик возле этой самой сцены и заказал у официанта в замызганном пиджаке пиво – ребятам и стакан виноградного сока – мне, а потом куда-то убежал, строго-настрого наказав нам ждать. Вот мы и ждем. Сидим себе, попиваем из своих стаканов и стараемся не оглядываться по сторонам, чтобы не выглядеть провинциалами, как выразился Боб. Да, Боб со мной не разговаривает, даже не смотрит на меня, лишь изредка косится в мою сторону недобрым взглядом. Зато Дэн наоборот, обращается ко мне чаще обычного, а иногда, перехватывая мой взгляд, подмигивает мне и заговорщецки улыбается. И мне все вспоминается то, что он говорил там, на улице. "Беги, Мышка, беги". А может быть, и вправду убежать? Я вновь смотрю на Дэна в поисках ответа на этот свой вопрос, как будто он может знать то, о чем я думаю. Знает. Я вижу одобрение в его глазах. И снова он улыбается и едва заметно кивает головой. Да, надо бежать. Но как?
Подбегает Макс. "Давайте, ребята." И мы послушно поднимаемся со своих мест и идем за ним. Дальше – настройка инструментов на виду у всех посетителей забегаловки. Ну и плевать, пускай себе смотрят. Потом что-то говорит Боб. Он нервничает, на лбу выступили бисеринки пота. Не знаю почему, но сегодня их вид мне неприятен. И вообще, неприятен сам Боб, какой-то весь неопрятный, небритый, с сальными волосами. Поневоле вспоминаются слова Дэна "Плюнешь на свое светлое будущее ради немытого бездаря с косичками?" И вот сейчас я понимаю, что не сделаю этого. Я плюну на Боба.
А нас уже объявляют. Боб делает мне знак. Значит, наша любимая, та, что придумал Дэн, "Solarma". Первые ее слова и стихают все разговоры за столиками, посетители замирают и больше не слышно перезвона стаканов. Мой голос плетью рассекает клубы табачного дыма. За ним в задымленный сумрак зала врывается флейта Майкла. В какой-то момент я поворачиваю голову в ту сторону, где стоит Дэн, и на его лице я читаю: "Давай, детка, давай. Сделай так, как будто ты делаешь это в последний раз". Так он иногда кричит в порыве страсти какой-то из своих любовниц. А я всего лишь Мышка, Узкоглазая, но Господи, какая теперь разница, ведь я и вправду пою в последний раз в этой жизни, с завтрашнего дня у меня начнется новая.
Песня закончилась. В зале – тишина, которая взрывается аплодисментами и одобрительными криками. И вдруг среди всеобщего шума прорывается мальчишеский голос: "Эй, ты, русская Ванесса Мэй, спой еще". И все остальные подхватывают: "Еще! Еще!" Я в растерянности. А за спиной Боб и его злой шепот: "Ну что, узкоглазая, давай пой еще". И я опять начинаю петь…
Нас долго не отпускают со сцены, а когда мы наконец возвращаемся за свой столик, возле нас вырастает толпа новообретенных поклонников. Кто-то сует мне в руки стакан с какой-то темной жидкостью. Я пробую ее на вкус – вино. И я пью это вино, кислое, невкусное под музыку «Torno», этого русского "Ramsstein". А людей возле нашего столика все больше и больше. Вот уже какая-то рыжая с огромными грудями виснет на шее у Дэна, около Боба устроилась какая-то брюнетка с лицом вампира, какой-то доходяга с длинными волосами, упорно стараясь перекричать музыку, что-то доказывает Майклу. Кто-то сует мне в руки сигарету. Я беру ее, плевать на то, что Боб запрещает мне курить, затягиваюсь. После первой же затяжки начинаю кашлять, поперхнувшись горьковато-сладким дымом, слегка отдающим запахом хвои. Это травка, а ну и что? Вдруг чья-то рука  отнимает у меня стакан с вином, сигарету с травкой, змеей обвивается вокруг моей талии и вытаскивает меня из-за стола. Я пытаюсь сопротивляться, но тут слышу шепот Дэна: "Давай, Мышка, пошли отсюда, нам тут нечего делать". Последнее, что я запоминаю, покидая этот убогий, заплеванный бар с громким именем родины богов, это Боба, слившегося в жарком обьятии с черноволосой вампиршей.
Мы с Дэном оказываемся в нашей квартире, как - я не помню. Да и какая разница, если рядом Дэн, такой большой, такой надежный, такой родной. "Мышка, Мышка", - шепчет он, освобождая меня от одежды. А я смеюсь, смеюсь… Смеюсь от того, что мне так хорошо, так легко и от того, что сбываются мои мечты, ведь я так давно хотела оказаться на месте какой-нибудь из его любовниц. Я хочу сказать ему об этом, но мой язык не хочет меня слушаться, но, кажется, он понимает, что я хотела сказать, потому что так нежно улыбается, нет, я не вижу его улыбки, ведь в комнате темно, я ее чувствую. "Дэн, Денечка, милый, хороший мой", - лепечу я, когда он входит в мое тело, заполняя меня всю целиком. И слышу в ответ: "Кристиночка, детка, маленькая моя". Мы раскачиваемся на волнах удовольствия, шепча друг другу на ухо такие нежные, приятные слуху глупости. А потом в море удовольствия начинается шторм и волны становятся все выше и выше. Одна такая волна, огромная, поднимает меня высоко вверх, я не удерживаюсь, соскальзываю с ее и с полукриком-полустоном срываюсь вниз, в пучину блаженства.
Я лежу на кровати, рядом Дэн. Комната, нет, это даже не комната, а большой черный куб, плавно вращается вокруг своей оси. А мне хорошо. Я хочу, чтобы это никогда не заканчивалось. Но я знаю, что так быть не может, что все когда-нибудь заканчивается. Даже жизнь.
Вдруг дверь нашего с Дэном убежища распахивается, впуская в него ослепительно-белый прямоугольник яркого света. И я слышу голос Боба, хриплый, дрожащий от ярости: "Сука! Какая же ты сука! Мало того, что ты хотела от меня сбежать, так ты еще и переспала с моим лучшим другом". Он, большая черная тень на светлом фоне дверного проема, все растет и растет, приближаясь ко мне. Я вижу, как поднимается его рука и мне вдруг становится нестерпимо больно в груди. Господи, я не знала, что бывает такая боль! А она становится все больше и больше, горячим потоком разливаясь по всему моему телу и от этой боли у меня немеют руки, немеют ноги. Откуда-то издалека доносится голос Дэна: "Придурок, ты убил ее!!! Брось нож, я сказал тебе, брось нож!" Потом его голос отдаляется, а боль уходит и мне становится легко-легко. Мое тело превращается в пушинку, которую подхватывает теплый поток и несет, несет… И вдруг я слышу шепот Дэна: "Беги, Мышка, беги!" И мне хочется ответить ему: "Да, я бегу", но я не могу, у меня больше нет голоса, нет губ… Меня больше нет.

5 апреля 2002 года.