город моего ангела 4 jonathan

«… и по х…, что слеп…»
(Шади)

Пляж встречает меня ордой полупрозрачных теней несказанной теплоты. И я своя. Песчаные лапы вьются вокруг меня, ласкаются колючей щетиной уличной кошки к замерзшим ногам, но мгновенно слизывают только что подаренную шершавую боль игрой капель солнца с соленой лужей. Я отмахиваюсь от брызг света твоей кепкой, и, решительно вытряхнув острые отблески в небо, вглядываюсь в растрепанный песок.
Вода, испугавшись моей серьезности, смущенно и торопливо обдает его украденными признаниями и именами. Припрятанные письма.
Где-то есть и твое.

Доки. Очертания линий, направления слоев – до безрассудности ясные, до дрожи сухие и обдуманные, осыпанные ласками теплой ржавчины. Здесь навсегда другая песня.
Контуры мышц, полосы напряжения. Картинно решительные, добрые лица.
Блик на отточенном лезвии, нахальный запах виски, дерзкое прикосновение хохочущих глаз. Светлые мечты помойных крыс. Моя наивная сказка о Людях. Покажи мне и грязь и цинизм там, где ветер сражался с мягкостью твоих волос, и я не поверю.

O’Connor’s High School. Бессодержательность - ответ на вопрос о твоем существовании. Пепельный волченок в серой толпе форменных брюк. Не стершаяся за годы тень на зверски остриженной траве. Доставленный на верхушку дерева маленький Иисус, французский, математика, друзья… Как хорошо, что ты выбрался.

Аэродром. Я захлебываюсь небом. Его выдавали небольшими кусочками в моем окне.
Я недоверчиво, жадно вдыхаю отсутствие границ. Срывающийся на рев кашель моторов, растопленная облаками бирюза переливается из ладони в ладонь, обдает чистотой из улыбки в улыбку. Высокие своды стальных потолков, черное масло, безвкусный голос диспетчера. Но свобода зализывает все раны.

Твой дом. Для меня смертельны, слишком ощутимы тающие лоскутки тепла твоих рук на протянутой горяченной чашке. Слишком велик соблазн потерять в сладках простыни необходимость молиться, чтобы все с тобой было ОК, если многое зависит от меня. Здесь все слишком. Но очень мало меня с недавних пор.