Про детей, играющих во дворе, и меня, сидящего на крыше

Летом, в теплые дни, я люблю сидеть на крыше своего дома, и, болтая ногами, смотреть с четырнадцатиэтажной высоты на играющих в песочнице детей. Мне нравится представлять, что рядом со мной лежит не какая-нибудь пачка сигарет, или там бутылка пива, а винтовка с оптическим прицелом. Так как я не разбираюсь в винтовках с оптическими прицелами – мне подойдет любая.
 Я представляю, как, вдоволь насмотревшись на их крошечные тела, и наслушавшись, приглушенного многоэтажностью, детского крика-плача, я беру в руки винтовку и приближаю к себе детские головы ее оптикой.
 Потом мне нравится представлять, не как я нажимаю на курок (как вы должно быть подумали), скорее меня привлекает взгляд из песочницы. О, как живо мне видится голова моего знакомого, взрывающаяся рядом с моей фейерверком сочных красных брызг. А я, невинный во всех отношениях ребенок, с любопытством разглядываю ее остатки. Далее я снова возвращаюсь мыслию в небеса на крышу, и вижу, как через определенное время, мамы беседовавшие друг с другом с сторонке, с криками более громкими нежели детские бегут, каждая к своему, подхватывая их на руки, ошалело глядя кругом и вверх.
 Меня, кстати сказать, заметить оттуда довольно трудно, так как денек стоит солнечный, и я нахожусь как раз на солнечной от двора стороне.
 Так вот. Мамаши хватают детей, и те начинают рыдать. Да, да, - дети начали рыдать только сейчас. Мои пули вызывали в них, таких невинных во всех отношениях, только любопытство. Этих детей еще не научили таким понятиям, как «оружие», «пуля», «убийство», и они радостно познают окружающее, без страха, который некоторым из них еще имплантируют, если, конечно, успеют вынести из-под зоны моего обстрела. А сейчас они обиженно рыдают на руках своих матерей, которые, в очередной раз, оторвали их от чего-то интересного.
 Итак, может у меня закончились патроны, может все матери растащили своих детей, может дети просто кончились. Откуда-то издалека нарастает вой сирен. Я кладу винтовку, с удовольствием и улыбкой делаю мощный глоток воздуха, и прыгаю вниз.
 Умираю я, от удара о землю. Хотя может не выдержать сердце и остановится еще пока я лечу, но скорее все-таки от удара о землю. Четырнадцать этажей, плюс чердак, и об асфальт, - зрелище не очень приятное. Не очень приятное, для человека, который уже точно знает что такое «неприятное». Поэтому меня обступают дети.
 Их разгонит милиция или заберут мамаши, закрывая руками их любопытные глаза. Они знают это, потому и смотрят так жадно на мой расколотый череп, и его густое содержимое, пытаясь раскрыть веки как можно шире…

 Я улыбаюсь. Мне хорошо. Я встаю и иду вниз, в летнюю улицу, заполненную до краев детским смехом-криком-плачем.