Предрассветная тень...

Она проснулась от чьего-то постороннего присутствия в комнате. Рядом в постели спокойно спали. Глаза, привыкшие к ночной темноте, никого не могли разглядеть. Но рядом кто-то был, невидимый и загадочный. Она сразу почувствовала не просто доверие к нему, но что-то похожее на влечение.
Еле заметный ветерок, дыхание зефира - сказали бы поэты, коснулся ее лица. Чье-то еле слышное дыхание ощутил ее лоб. Губы - она поняла это сразу - губы скользнули по ее щекам. Он были теплыми, даже очень теплыми, но бесплотными. Они прошлись по щекам, пощекотали мочку уха, обдали теплом за ухом, скользнули вниз к шее к призывно бьющейся жилке, обласкали ее со всех сторон, заставив биться напряженнее. Медленно, словно в каком-то кинематографически замедленном движение губы постепенно все более и более разогреваясь переместились по шее к другому уху, обдав его уже жаром страсти. Стало и жутко, и сладостно, как будто начали сбываться ее какие-то давние и тайные грезы.
Она почувствовала, как чье-то разгоравшееся желание входит в нее. Запылали щеки, громко забилось сердце. Ей показалось, что звук его слышен во всей квартире. Однако, как не странно, сон спящего рядом, стал только спокойнее и крепче.Чьи-то неосязаемые руки поиграли с ее волосами, пощекотали кожу на самой их кромке, прошлись каким-то острым медленным движением от шеи к груди. Какой-то неземной огонь исступления шел внутри вслед за этим движением, как будто лава пробивала себе путь, зажигая все вокруг себя. Не успела загореть желанием одна грудь, как такое же острое движение началось с другой стороны шеи к другой груди. И снова лава разливалась от своего основного русла, зажигая все, что было рядом. Его поцелуи были какими-то необычными, они и освежали, внося прохладу в через чур горящее тело, и разжигали другой огонь, который через какое-то время мучил ее еще сильнее.
Огненная лава уже клокотала внутри ее. Жаркие поцелуи только добавляли пламя. Хотелось скорее начать его тушить. Но он мучил ее, даже не прикасаясь к страстно ждущему его цветку. Только легкие скользящие движения по коже, прокладывающие новые русла лавы, только поцелуи, то сухие точечные, то жаркие объемные. Что-то остро пушистое проскользнуло у нее по груди, закружилось около сосочков, кольнуло в центр, вызвав землетрясение, покружилось по животу, все ближе подбираясь к самым сладким местам. И, обманув, проскользывая мимо, заскользило по ногам, по их внутренней части. Это щекотание вызывало какое-то особое исступление, какое-то особое желание, в чем-то мучительное, желание схватить, запихнуть в себя, чтобы мучение перешло в что-то осязаемое, чтобы оно, залило этот нестеппимый огонь, утолило, наконец, ее жажду...
Наконец, он коснулся ее давно затвердевшего носика, круговым немыслимым движением как бы сорвал крышку с вулкана и взвихрил там лесной пожар. Огонь охватил все ее тело. Он был везде. Мысли ее метались и не могли сосредоточиться на чем-то одном. Поцелуи она ощущала везде, его руки были тоже везде, все его неосязаемое тело как-бы вошло в нее и своим ровным огнем терпеливо поднимало температуру ее страсти. Наконец, пожар вырвался наружу и своим гудением стал сотрясать ее тело, ломая и подкидывая его, как лесной пожар подкидывает и ломает на своем пути веточки. Сколько это продолжалось она не понимала: то ли мгновение, то ли вечность, пока его втягивающий поцелуй в розочку, как обычно затягивает огонь все в себя, не взорвал и не вывернул у нее все внутри. Она откинулась в изнеможеньи и погрузилась в забытье...
В комнату робко втекала предрассветная синь...