Погружение в красное

А потолок то побелить забыли. Размытым да чумазым. Разводы сверху. Нависают. Облупленностью вокруг крюка. А он железом красным. Торчит тоскливой ржавчиной среди них. Скрипом поскрипывает.
Так, задравши голову, шея холодом и затекает. Мертвостью стынет. Не повернуть. Больно.
Помню у форточки за подружкой, что на коньках по блестящему среди снега. Глазки вылупил. Да сердце к груди. А она вся на морозе розовая. Белые полосы на льду. По над стеклянным порхает, так, что ветер в окно. И по шее свистит. Остужает.
С пола упавшую табуретку. Ноги что-то не держат. Дрожат что ли.
Сажусь со скрипом.  С покачиванием крюка в унисон. Сон, что качели раскачивал. Улыбки на ветру. А ветер шею ломит.
Веревка к крюку привязана. Нервно пухлым волосатым наростом. И нити дыбом. Неловко как-то.
А в море у пристани. Волосатые руки ее наматывают. Хватают. Мнут. Душат. Отдать швартовый! И за горло. Чайка вскрикнула. Всхлипнула. И ветер мачту наотмашь. Хрустнуло что-то жалобно. Приплыли.
А веревка все вниз тянется. Свешивается с потолка.   
Как нелепо синим на грязном. Пластилиновым. Гладкий лоб над удивленными глазами. Да ну, неправда. Бросьте.
Не вытерпев, хватаю зеркало. И в посиневший нос. Теперь ты веришь? Кричу слезами из глаз. Раскачивается от толчка. Скрипит.
На тусклом  абажуре старой лампы. Большим пятном. 
И я за тенью. Как завороженный.
Она живет. Со стен соскакивает на пол. Шуршит по плинтусу. Да что там – скачет!
И я за ней пускаюсь. Табуретку о стену. Ногой, а руки ловят тень. Проказница. Ну а я, знай себе, веревку. Раскачиваю.   
И больше не смотрю на труп с обвисшими руками. Поверьте. 
Гораздо веселее танцевать с тенью.