Подвальная сырость. Радиоголоса в углах

Подвальная сырость. Радиоголоса в углах. В паутине уловлена серость дня, протекающего сквозь стены домов грязной городской рекой. Словно к жизни своей повернулся в пол-оборота. Боковым зрением фиксируешь мелочь событий. Регистрируешь, запоминаешь, носишь с собой, опасаясь растерять. Таким образом память вынуждает тебя удерживаться на поверхности вещей. И ты бежишь как щенок (только с большим напряжением страха) за временем, лишь бы не отстать и не заблудиться.
Потом, после, когда уже дневное освещение исчерпывается, погасает солнце, и сумерки просачиваются в расселины улиц, приоткрытых дверей, в жилищные объемы, отброшенные на тротуар канализационные люки.
Мы видим мир, в сущности, всегда сквозь стекло. Более или менее мутное, искривляющее видимости, запыленное или надтреснутое, но все же относительно прозрачное. Это применимо и ко взглядам (с дальним прицелом, с рассеянностью) на балкер или паром, выползающий по каналу в устье серой реки, на полеты стрижей, поползновения облаков над венами черепичных крыш.
И тогда ты сказал мне: свет.
А вот и ночь наступает на мою тень. Подгоняет и треплет в зубах, ежели не успел укрыться в свете - пусть даже искусственном (нарезан кружочками и овалами на столах и паркете). И дверь захлопывается сама собой.
И ты сказал мне: любовь моя устала искать, находить, терять и вновь начинать надеяться, обманываться и знать, что обманывается на счет (на чей счет, за чей счет). Она устала к тебе прикасаться и отдергивать руку от удара током - ты просто опасен. А ей ведь приказано знать об этом и повторять и повторяться снова. Подумай, как она устала! Поди же, взгляни: как там мои деревья, птицы и прочие твари.
- Меня никто не искал?
На тропинке лежала дохлая бурозубка. Черви корчились в лужах, после холодного атлантического дождя. Многие листья уже облетели, хоть лето едва началось.
- Как, уже конец сентября?
Ведь только что было... началось вот почти вчера. Вчера, нет послезавтра - не помню. Все спуталось. Где же я был все это время?
- Отсутствовал.
Но я помню, я говорил с людьми, ложился в постели, думал о пище и чае, взлезал в автобусы (следовавшие по маршруту), открывал какие-то книги...
- Отсутствовал.
Немного порыться в карманах, и выловишь доказательства себя: вот, смотри, видишь? - это железнодорожный билет (купе, вагон 12 место 18)
- вот время отправления, прибытия, вот дата, год, мое имя, водяные знаки МПС. Он означает, что я ездил в Санкт-Петербург по делу, нет, по делам, по чужим, правда, но все-таки... Значит, я был в это время.
- Отсутствовал.
Почему ты так смотришь на меня, я ничего не сделал. Я знаю - виновен. Не знаю - в чем. Все, что сумел придумать в свою вину: вот, я написал, прочти.
Что же, ты хочешь, чтобы я так и остался в неведении?
- Отсутствовал. Тебя не было, а ведь ты был жив. Уволен за прогул.
Книга жизни захлопнулась.
*
В пустом пространстве, свойствами родственном выеденному яйцу, на желтых шерстяных нитках удобно устроено сердце. Спать.
Наблюдая, как колеблется бездна пола, засыпая (в изнеможении боли), сходя с ума под утро. Под веками горизонт в алом отсвете боли, причиняемой песчинками невольных соотнесений с видимым миром. Избавиться! - хотя бы от ожидания и от времени, как от причины несчастий. Но времени вне сердца нет. Комок крови и сам - время, - маятник, отмеряющий неравные куски времени, нарезающий пустоту несправедливыми дольками соучастий.
Закрой за собой дверь. Послушай, ключ дважды сухо щелкнет, и необходимость уляжется на тротуаре в пыль, подставив брюхо твоему желтому ботинку.