Пешком

Когда-то, рано или поздно, наступит то самое поздно, котрого ждешь с замиранием, но выкраиваешь по году, по десять у этой необходимости, лишь изредка она проглянет внезапной болезнью или смертью старого знакомого. И долго потом не отпускает растерянность перед лицом реальности того, что так настырно полагалось ОТДАЛЕННЫМ. Оказывается, жизнь не где-то там, а вот она - в тебе, а это меняет дело. Но мертвых хоронят и позволяют деревьям расти над ними, проходит болезнь, и снова возвращается чувство, что все это не с тобой, а твое настоящее и, конечно, - все в звездах, ждет тебя впереди, может быть уже завтрашним утром ты проснешься почти что богом, только из скромности "почти что".
Так рассуждая, я курил на ходу, с головой уйдя в содержимое головы, благо, улица была совершенно прямой. Так рассуждая, я установил со всей возможной для меня очевидностью, что жизнь свою мы проводим во сне, и тщетные попытки жизни (можете сами додумать список имен - Бог... судьба... etc.) разбудить нас с помощью своих обычных уловок ни к чему не приводят. Разве что на миг раскроются заспанные глаза и, напуганные неизвестностью места, времени и сопуствующих обстоятельств, веки смыкаются, сон продолжается дальше почти не потревоженный.
Но как я узнал об этом? Проснулся на миг и узнал или И ЭТО мне снится? Вероятно то пробуждение, котрое нам предлагает жизнь в так называемых экзистенциально значимых ситуациях, не есть на самом деле пробуждение в полной мере, ибо порождаемый очевидностью иллюзорности мир беспомощности и неизвестности своих целей и ценности представляет собой просто быструю фазу дурного сна - того, что мы  называем судьбой.
Мне стало казаться, что я заперт в своей голове, как в пыльном мешке черная-черная кошка, а мешок в темной-темной комнате, где смирно сидят четыре черненьких чумазеньких чертенка, но придет их время... Мне стало казаться, что стены домов, присутсвенные места, окна и фонари - невыносимо давят на грудь своей тюремной ненужностью. Мир стал настолько огромным - насколько и тесным, удушающе бесполезным, ибо все окружающие предметы НИЧЕМ не помогали от сна, в котором я стал задыхаться, тщетно ворочаясь, напрасно надеясь проснуться.
Наверное я сел в автобус... но факт - я теперь дома, пишу о приснившемся на улице имени космонавта, что, впрочем, не никак не может помочь - ни мне, ни Вам...
Я знаю, что мы никогда не проснемся, даже по смерти. Нет, не так! Я знаю теперь, каковы должны быть масштабы чуда, чтобы разбудить нас. Впрочем, я часто вижу сон, как я читаю слова Будд о пробужденности, но это всего лишь сон, даже они - сон... даже они - слова Будд, произнесенные Буддами во сне, впрочем, судить не нам, спящим.
Вероятно, следует признать, что я - не я, мы - не мы, все это - вовсе ничто. Вероятно, пора перестать плескаться в тепловатой воде некой полуневажной надеждынаспасениесостронытойстороны.
Нет никакой той ТОЙ СТОРОНЫ! А раз так, то и спасение не приходит само собой. Мы, здесь в нашем национальном и рациональном СЕЙЧАС достигли уже той степени ничтожности, когда надеяться на себя невозможно, но, рискну вас потревожить, и не зачем и не на кого надеяться. За две тысячи лет мы не дали ни единому богу шанса, что же ждать от богов?
Проснитесь, ну хоть на мгновение. И так уже бесконечно поздно,
проснитесь! Этот ваш Пушкин... да уж, навевает такую благость... сон,
но он видит другие сны, чем ему легче? Впрочем, он лучше нас. Впрочем,
я шел мимо, при чем здесь мимо, шел, племя, младое, предсказуемо
подлежащее?
Допускаю, что я один не прав, что язычники не правы, а христиане правы, допускаю, что меня не долечили в детстве от скарлатины, не все о.к., но...
Забавность такая: если анатма, то что спасать, а если атман, то зачем спасать? Все одно - нелепость. Нелепая палка о двух концах.
Надо проснуться. Надо бы, хоть ничего и не грозит вроде, но страшно во сне жить, а наяву что тогда? И что есть явь?
Я хочу ее - этой яви, что и есть верный мой летаргический признак, заблудился в трех улицах... как теперь до ночлега добраться?

2002