Теплое небо

Всем похищенным и плененным,
Выжившим и погибшим
Посвящается….



Теплое небо.


Сначала  была   темнота. Потом   в центре обзора появилась точка света. Она стала приближаться, пока не превратилась в  скопление цветных точек, собравших все цвета радуги. По мере приближения стало возможным разглядеть, что это тонкие цветные стебельки,  которые,  подчиняясь единому ритму,  сокращались, и распрямлялись.  В середине этого скопления  различалось свободное пространство, образовавшее проход, в который с каждым толчком  гигантского организма, меня и затягивало. Наконец    движение перестало напоминать рывки. Я  стал погружаться внутрь. Цветастые стены  принявшие  меня, стали двигаться с неимоверной быстротой, наконец, они распались на множество цветных, подвижных  сгустков,  между которыми пришлось маневрировать. Движение стало настолько быстрым, что  пресекло в корне, любые попытки уклонится от несущихся цветных пятен. Вдруг все прекратилось. Я увидел далеко перед собой крошечный, будто игрушечный заз одного из Московских баров. Сначала он был крошечным, но  быстро приближался и рос в размерах. Когда до падения на пол оставались считанные метры, я почувствовал, как    на встречу будто ударил невидимый  фонтан воды. Он сразу замедлил, а потом и вовсе остановил падение в метре от пола.  Я так и висел, словно  в толще бурлящей воды. Невесомость захватила мое тело, распластала одежду, волосы.   В баре за столиком сидели двое, из их разговора я понял, что одного зову Дмитрий а второго Кирилл.…

- Ну, он выгнал тебя?
- Нет.
- Еще нет?
- Я сам ушел.
- Ха! Супер! Ну, ты даешь!
- Он… он… ну почему я… за что?
- Я тебя предупреждал, что этот сукин сын сделает с тобой то же, что и со мной. Ты еще оказался умнее и ушел сам.
- Ты был прав …  А, черт!
Дмитрий  что-то сбивчиво рассказывал Кириллу. А тот, говорил ему  что-то успокоительное. Потом Кирилл заказал спиртное и, проследив, чтобы Дмитрий  выпил все, что ему дают,  повернулся в сторону бара и подал знак рукой. Тот час же  один из сидящих у   стойки мужчин встал и вышел на улицу. Следом за ним двинулись и те двое. В переулке, в двадцати метрах  от клуба  стоял фургон, еле различимый в призрачном вечернем свете. Вокруг почти никого не было. Редкие прохожие  спешили по своим делам, и никто из них даже не заметил, как двое молодых людей подошли к фургону. На  встречу вышел третий, он, коротко замахнувшись, ударил чем-то одного из парней по голове. Тот  глухо вскрикнул и осел на землю. Но его тут же подхватили. Скрипнула дверца фургона принявшего  в себя его тело, и машина рванула по  московским улицам. Вскоре я стал понимать, что фургон движется  вон из Москвы. Заглянув внутрь, я увидел, что Дмитрия  связали и завалили какими-то тряпками так, что бы  со стороны дверей его не было видно.   
В течение трех суток фургон несся по шоссе на юг. Каждый раз неведомая сила вырывала меня из бытия, и пронеся через стремительные  секунды падения снова размазывала в вязком киселе, несколько часов  спустя. Димку везли трое. Один из них был со смуглой кожей, а остальные были явно славянской внешности. Дима лежал все время связанный. Его первые два дня  не кормили  и не развязывали. Только однажды в дверцы фургоны заглянул один из похитителей и проверил что  с ним. Произошло это вовремя, так как рот Дмитрия был, заткнут каким-то тугим матерчатым свертком. Но толи от  укачивания то ли от той гадости, что подсунул ему Кирилл, Дмитрия вырвало, и он бы захлебнулся рвотной массой, спустя какие-то минуты.
Я  все  это время бесился  ровно в метре от него. Я орал, пытался стучать в стены фургона, но  это вызывало только легкие колебания упругого киселя вокруг меня. Мои удары не рождали звук, меня никто не видел и не слышал. Я был только призраком здесь, и через некоторое время мне осталось, только онемев смотреть на то, что они делали с Димой. На третий день в фургоне    появился  стойкий кислый запах. Вынужденный ходить под себя, Дмитрий пытался, по крайней мере, отползать  на новое место. Удавалось ему это с трудом. Он пытался стучать связанными ногами в стены остановившегося фургона, когда по голосам, доносившимся с наружи,  понял, что водители с кем-то говорят. Но вскоре фургон тронулся и остановился, отъехав  совсем немного. В фургон к Дмитрию вошел парень, в руках он держал, что-то напоминавшее черенок от лопаты. Он начал громко кричать, и бить Дмитрия палкой. Дима, закрываясь от ударов, прижимал руки к голове, а ноги к груди, так что  большинство ударов пришлось на спину. После этого попыток стучать в стены фургона он белее не делал. Сходил он под себя почти сразу после избиения, при этом в области поясницы он чувствовал адскую боль.
К концу третьего дня к Дмитрию снова пришел парень, который его избивал. Он выволок трясущегося Дмитрия на улицу и, подхватив под мышки поволок в подвал  двух этажного кирпичного дома. Там  его развязали,  спустили в подпол, где и приковали наручниками к железному кольцу в стене. Кормили его один раз в день,  вместо постели ему швырнули две ватных фуфайки.  Расстелив которые он мог лежать только на одном боку возле самой стены, так как   отодвинуться от нее не позволяла прикованная к кольцу рука. Так продолжалось еще  три  дня. Наконец в подвал спустились трое мужчин. Разглядеть их лица было очень трудно. Глаза, которые   все это время прибывали почти в полной темноте, болезненно реагировали на направленный в лицо свет фонаря.
- Как дела с Бесланом, почему его еще не привезли для обмена. Сколько можно тянуть?
- У меня плохие новости для тебя. Обмена не будет. Арут разговаривал с нашим. Он сказал, что Беслан уже мертв.
- Откуда знает?
- Была попытка побега при конвоировании. Бежали четверо, в том числе и Беслан. Он не знает точно, что произошло, но потом четыре гроба с телами вывези, и захоронили.
- Где? Надо проверить…
- Он не знает, никто не знает. Все держат в секрете. Они пытаются выследить нас по переговорам, значит, Беслан уже мертв.
- А что делать с этим и остальными? - один из говоривших показал на Дмитрия.
- А этого, - они подошли ближе, - кино будем снимать, готовь камеру.
После их ухода в подвале снова воцарилась темнота. Дмитрий  прижался к стене и хрипло завыл. Черные от грязи руки со сведенными судорогой пальцами, словно темные ветви скользили по шершавой штукатурке стены, оставляя следы борозд. В абсолютной тишине подвала плакал человек, и  крысы поднимали носы, к потолку вдыхая его кислый запах. Они знали, о чем он думает, они знали чего он боится, они ждали пока он уйдет…
Его вывели на улицу,  развязав даже руки. Он был очень слаб, постоянно падал,   из-за долгого сидения в темноте, в ограниченном пространстве, он почти ничего не видел и еле передвигался.  Наконец, глаза адаптировались,  и он понял, куда его ведут.   А вели его к склону холма, на котором росли старые яблони с пожелтевшей и уже начавшей  осыпаться листвой. Ступая  среди стволов яблонь, по мягкому,  пахучему ковру из желтых листьев, он чувствовал, что наступает ослабевшими ногами на  опавшие  яблоки, мелкие, желтые, покрытые  сверху опавшими листьями. Он увидел, где   была выкопана яма,  и рядом  стоял  помятый алюминиевый таз, в котором лежало черное лезвие от литовки. Дима задергался, попытался  остановиться, упал на землю, уперся руками, завыл, словно испуганный ребенок, но его схватили, поволокли. Он кричал, молил, пытался упереться в землю руками. Желтая яблоневая листва предательски скользила под его пальцами. Кто-то из тащивших мужчин ударил по рукам и вышиб последнюю опору. Кто-то направил в лицо объектив видео камеры, что-то стал говорить. Звуки и слова резкими всполохами  проходили по охваченному ужасом сознанию.
Глаза заглядывали в глаза, они искали одного - надежды, они хотели только одного - жить. Но ответом был только резкий утренний свет. Тело  стало действовать само по себе, оно вдруг забилось, задергалось, стало рваться  из державших его рук. Горячая волна ярости прошла по венам,  ноги дернулись, бросили тело вперед, но предательски подогнулись, мир поплыл перед глазами. Потом  чьи-то руки схватили  Дмитрия  за волосы и сильно задрали голову вверх.
Небо. Он видел небо, светло-голубое теплое, ласковое небо. Легкие перистые облака белым пухом лежали на нем. Нежное, теплое и мягкое небо осени падало сверху прямо на лицо. Ломаные изгибы яблоневых ветвей тонкими росчерками окаймляли его, и желтая листва золотом горела в лучах  утреннего солнца. Вдох, и вот запах  упавшей листвы терпко тронул ноздри, смешиваясь с запахом дерева, мокрой земли и неба, чудным, еле различимым запахом  голубого неба. Красные капли брызнули на голубое покрывало, потекли по небу красные ветви, сплетаясь с ветвями яблонь...
Темнота пришла и ударила по вискам, разрезая мир своим криком.


Эл.