Повесть Х

Разбитое небо.
Пвилл открыл глаза. В мозгу все противным колокольчиком стучал голосок, разбиваясь у виска холодными каплями невидимой воды и тут же, скрипя, застывая колкими льдинками. Пора было вставать.
Пвилл, наконец, проснулся. Вот он, еще один воин Хрустального корпуса, днем похожий на точную, разумную машину, новенький инструмент, механизм в магазинной упаковке, пахнущий смазочным маслом и типографией. Еще одна безликая игрушка, снова вынутая из коробки и пущенная в действие, как и все здесь, в этом подземном Городе, где так приятно бывает побродить по улицам, послушать нескончаемую тишину или понаблюдать за полетом летучих мышей. Город находился в пещере, в подземелье, куда спустились остатки некогда великой человеческой нации, погрязшей в коросте войн и череде эпидемий. Бежали, – не желая себе в этом признаться, - от возвращения Средневековья, что неминуемо наступало на исковерканную войнами Землю. И человечество, отмеченное божественным светом знаний, убежало, пытаясь сохранить те крохи цивилизации, что остались, передаваясь из поколения в поколение, от грубой, темной, полуживотной силы, суеверий и жестокости. Это было давно, больше столетья назад, и зерна сохранившихся умений проросли, вытянулись и создали этот Город и еще многие подземные города, склады, арсеналы… Те, первые люди создали Корпус – усовершенствованное подобие того, что раньше называлось словом «армия». Корпус управлял всей жизнью подземцев, охранял и защищал их от атак деградировавших дикарей. Корпус был в каждом городе, и эти его части различались лишь названием и эмблемой. Корпус в Городе Пвилла именовался Хрустальным, хрустальные бусины присутствовали на знамени и форме старших офицеров.  Были такие и на форме Пвилла – недавно он удостоился чести стать Младшим Куратором Корпуса. Это действительно была честь – мало кто становился Куратором в таком возрасте, правда, никому из старших офицеров Корпуса не было более пятидесяти зим. Секрет долгожительства древних был утерян.
Занятием Кураторов было командование мелкими отрядами разведчиков и контроль за выполнением заданий, а также общее надзирание за ходом боевых операций на поверхности. Сегодня Пвиллу предстояла его первая операция в этом чине: он и его группа должны были задержать маленький отряд наземцев, которые, по всей вероятности, были агентами вражеской разведки. Это была первая вылазка Младшего Куратора Пвилла на поверхность.
Издревле Корпус воевал с Орденом. Орден располагался на поверхности, управлял жизнью тамошних обитателей и пытался уничтожить Корпус, считая его сборищем еретиков и демонов. На занятиях в училище Корпуса Пвиллу говорили, что Орден не представляет особой опасности, и Корпус не уничтожает его только потому, что не хочет нарушать устоявшийся баланс сил. В действительности все было по-другому. Год за годом Корпус опустошал свои закрома, отправляя все новых бойцов в крестовые походы против Ордена, но все не мог с ним справиться. Корпус умирал медленной и мучительной смертью, а за ним умирало все Подземелье вместе с городами и жителями, и даже героизм и фанатичная преданность солдат Корпуса не могли его спасти. Орден давил огромным числом похожих на ходячие статуи рыцарей и нелепо вооруженных латников. Единственное, что могло бы спасти Корпус или, хотя бы, отсрочить его гибель, было перемирие, но кто же будет заключать перемирие с этими чурбанами из Ордена, от которых за километр чувствуется запах навоза и конского пота?..

На покосившейся каланче надрывался треснувший с одного бока колокол. Народ созывали к воскресной мессе. Марка разбудил колокол, а еще лучи солнца, которые падали ему на лицо, пробиваясь сквозь дырявую крышу сарая. Сэр Маркус Каталонский (в просторечии именуемый Марком) героическим усилием оторвал голову от подстилки из сена и тут же пожалел об этом: по весу голова напоминала пивной котел, а что в ней сейчас творилось, даже предположить было страшно. Находясь в этой захудалой деревушке в роли командира отряда разведчиков, Марк просто обязан был пойти к мессе. Еще он был просто обязан не пить вчера до зеленых чертиков, но об этом он благополучно забыл после энной кружки местного эля.
Вытряхивая из волос соломинки и пытаясь, наконец, принять вертикальное положение, Марк силился вспомнить, зачем их отряд вообще здесь оказался. «Это надо же так надраться, - размышлял он, мучаясь запоздалым чувством вины. – А еще командир отряда!» По правде говоря, командиром он стал совсем недавно, после того, как месяц назад был убит Торальд, их предводитель и лучший разведчик. С тех пор отряд еще ни разу не был в деле – и вот, послали. А послали их, вспомнил Марк, с секретным заданием, добыть сведения о расположении укреплений подземцев на поверхности. Сведения они добыли, стало быть, надо брать ноги в руки и, не мешкая, скакать с ними в ближайший большой город, где будет возможность передать их, наконец, Ордену. Орден ждать не любит и за пьянство в придорожных деревнях с разорением жителей оных может не только чина лишить, но и отправить на свиданье к Большому Джеку. Большим Джеком звали орденского палача, с которым Марку пока не очень-то хотелось познакомиться.
С остальными членами его отряда было еще хуже. Только трое из них могли стоять на ногах – Оддвар, Ксавье и Улаф, который то ли по причине воздержания, то ли вследствие какого-то обета, спиртного не употреблял в принципе. Пришлось  захватить с собой только их, ограничившись серьезным внушением остальным. Немного подумав, Марк оставил и Улафа, мотивируя это тем, что старшим всегда должен быть человек с относительно свежей и варящей головой. В каком состоянии голова у него самого, он предпочел умолчать.
Трое всадников буквально вылетели из придорожной деревушки. Копыта коней весело стучали, разбрасывая комья смерзшейся за ночь земли. В Орден, в Орден! А там уж за наградой не поскупятся.
Передохнули на обочине в полдень – надо было дать корм коням. Их приходилось беречь: сменных лошадей не было. Шутки ради, Марк нацепил алый плащ – полупарадное одеяние их Ордена. Плащ развевался за спиной – казалось, будто это хлопает пара больших, сильных крыльев. Отряд продолжал путь в приподнятом настроении, однако Марку все равно чудилась впереди неясная опасность, будто занесенное над ним оружие.

Команда Пвилла пробиралась тайными тропами к поверхности земли. Сегодня им предстояло ответственное задание: устроить засаду на отряд вражеских разведчиков, настигнуть и обзевредить их. Вражеские соглядатаи похитили схемы и карты расположения укреплений Корпуса, так что Пвиллу досталось не просто ответственное, а прямо-таки сверхважное задание. С непривычки ему было сложно командовать этими людьми, которые на первый взгляд почти не отличались от него самого, но потом он привык. И все-таки он ощущал спиной, между лопатками нацеленную на него стрелу – опасность.

Засада обнаружилась, когда они еще и мили не отъехали от места привала. Подземцев было на удивление много, они вылезли на дорогу, размахивая своими руками с зажатым в них странным оружием. Деваться было некуда, им надо было проехать, во что бы то ни стало. Ксавье, ехавший справа от Марка, повернул коня прямо на ближнего к нему подземца. Все это заняло меньше доли секунды, в живом ряду образовалась маленькая, но все-таки брешь, и в тот же момент все смешалось. Волна криков обрушилась на Марка, вот уже Ксавье рубит подземцев, вот они стаскивают его с коня, убивают кобылу под Оддваром… Бросая коня в брешь, Марк успел еще понадеяться на его резвость. Он должен довезти сведенья любой ценой. Даже ценой смерти товарищей. Впрочем, они это тоже прекрасно понимали. Измазанный землей и кровью Оддвар еще успел махнуть ему – беги, мол.
Марк горячил коня. Красный плащ вился за ним, подхлестывая. Вот уже раздались первые выстрелы – подземцы опомнились. Он понимал, что Ксавье и Оддвар и так сделали почти невозможное – задержали нападавших на какие-то мгновенья, чтобы дать ему еще один шанс. Подземцев было больше, их оружие – совершенней, но и им было трудно сражаться против двух наемников. Наконец выстрелы стали все ближе и ближе – стреляли молниями, и Марк уже различал горячее дыхание зарядов. Последним усилием конь ускорил бег, и Марку почти удалось оторваться от погони – преследователи скрылись за поворотом дороги. Вдруг конь под ним сбился и стал медленно оседать, Марк еще успел выпрыгнуть из седла и перекатиться в бок, уходя из-под выстрела. Это его и спасло – заряд-молния только опалил жаром его плечо, вместо того, чтобы добраться до сердца. Боль вспыхнула и мгновенно выжгла все, кроме какого-то детского недоумения и беспомощности. Ему оставалось лишь смотреть в серое весеннее небо, на фоне которого подходящий к нему подземец казался огромным и черным.

Младший куратор Пвилл опустил лучемет. Он минуту еще досадовал, что промахнулся, но потом решил подойти поближе к поверженному врагу. А вдруг он знает какие-нибудь секреты Ордена? Тогда его промашка сойдет за продуманный шаг.
Тем временем он уже подошел к воину в красном. Тот не шевелился, не пытался напасть, и Пвилл почти с любопытством заглянул ему в лицо.
От того, что он увидел, небо поплыло у него над головой и, сорвавшись, разбилось сотнями колючих осколков, которые все никак не могли и не хотели соединиться. Холод пробежал по его шее.
Так вот он какой, враг мой!
На Пвилла со страхом и ненавистью смотрел человек. Такого же возраста, как и он. Закусивший от боли губу – с неё стекала капелька крови, - приготовившийся молчать и дорого продавать свою жизнь. А в остальном – такой же, как и он сам.
Куда девались все страшные, вонючие чудовища в звериных шкурах, услужливо подсказанные его воображению заповедями Корпуса? Пвилл стоял, не веря своим глазам, а за его плечами осыпалось осколками разбитое небо.

За поворотом послышались крики. Сюда шли остальные подземцы, так и не доискавшиеся среди убитых своего командира. Времени на раздумья у него не было, и Пвилл просто подал  Марку руку, помогая подняться.

Подземцы долго потом оплакивали исчезновение своего молодого, но смелого командира. Равно как и Орден – утраченные навсегда сведенья.
 
Кукуевы болота
Уже три дня они шли по Кукуевым болотам. Вернее, шел один Пвилл, таща на себе Марка и то и дело проваливаясь в тину чуть не по колено. Все тропки и стороны света перепутались настолько, что сейчас он даже и не думал о том, чтобы выбраться отсюда – просто шел, куда еще шли подгибающиеся ноги.
С момента короткой схватки на дороге, Марк практически не раскрывал рта. К концу первого дня их странствий по болотам его затрясла лихорадка – то ли от воды, то ли от воздуха. Пвилл уже использовал тот минимум лекарств, который был у каждого солдата Корпуса, и теперь оставалось надеяться только на природную выносливость Марка.
Оба облегченно вздохнули, когда зашло, наконец, солнце. Преодолевая искушение броситься на редкую травку и заснуть мертвым сном, Пвилл поднялся, порылся в пожитках и отправился добывать пропитание. Наклонясь над темным оконцем воды, он зачерпывал рыжеватую болотную воду, стараясь, чтобы в помятый алюминиевый котелок не попала ряска. Вернувшись к месту привала, он попробовал ногой почву и перетащил бесчувственного Марка подальше, на более сухое место. Рядом пристроил котелок, натаскал полусырых гнилушек и веток и зажег костер, стараясь расположить его так, чтобы густой дым был не слишком заметен. Потом вернулся немного назад, туда, где набирал воду и где на кочках краснела россыпь маленьких горьких ягод. Собирая их, он ухитрился провалиться еще раз и зачерпнуть болотной водицы и без того мокрыми уже сапогами.

Ягоды пошли в котел, а из остальной провизии у них остались только жалкие обломки сухарей, давно превратившиеся в мельчайшую крошку. Конечно, на болоте была и дичь, но Пвилл не был достаточно умелым охотником, чтобы попасть в неё в ночной темноте, а потом еще и найти её среди окрестных кочек. Приходилось довольствоваться их старыми запасами. Кроме того, была еще фляжка с удивительно крепким крынским, но вино приходилось беречь для Марка и его раны. Нормальное заживление, о котором Пвилл читал в книгах, все не наступала, рана приобрела совершенно ужасающий цвет и запах. Как ни странно, в книгах об этом не писали, но в свете недавних событий, Пвилл начал догадываться, что о многом книги просто умалчивали. Например, нигде не говорилось о страшно надоедливой мошкаре, которая вилась над ними целыми стаями. Уже по зудению этого гнуса можно было обнаружить их и поймать, другое дело, что пока что их не только не ловили, но даже и не преследовали. Исчезновение Младшего Куратора вместе с раненым врагом и секретными документами  было фактом из ряда вон выходящим. Марк надеялся, что у них есть немного времени, пока не приедет на место кто-нибудь из старших офицеров Корпуса. И уж конечно никому из них не придет в голову совершенно бредовая идея, что Куратор и раненый побежали вместе через страшные Кукуевы болота. Чем эти болота были страшными, Корпус тщательно скрывал, и Пвилл предпочитал не думать пока об этом.
Ягоды в котелке давно уже отдали воде свой цвет и, он на это надеялся, целебные качества. Дождавшись, пока отвар остынет, он перелил часть его в походную кружку и понес к Марку. Тот не подавал признаков жизни – сегодня идти было особенно тяжело из-за палящего солнца и совсем озверевшего гнуса. Пвиллу пришлось раскрыть ему рот и вливать туда отар по частям. После третьего глотка Марк закашлялся, открыл глаза, допил и снова заснул.
Отвар был горьковато-кислым на вкус и хорошо утолял жажду. Пить болотную воду Пвилл не решался. Смеркалось. Перед глазами плыли радужные круги, – наверное, из-за голода. Стоило ему уронить голову на моховую кочку, как он тут же провалился то ли в сон, то ли в забытье.

Проснулся около полуночи от назойливого жужжания над ухом. Жужжало что-то слишком большое для комара. Пришлось оторвать голову от жесткой кочки и открыть глаза.
Открыв глаза, он не сразу решился им поверить. На окрестных кустах восседало или перелетало с одной ветки на другую около десятка странных созданий. Выглядели они как симбиоз бабочки с мухой цеце и имели вдобавок получеловеческое туловище, покрытое белесым пухом. Самое интересное заключалось в том, что эти мухи-бабочки еще и светились гниловато- зеленым мерцанием. От вибрации их крыльев и происходил тот странный звук, заставивший Пвилла проснуться.
Он медленно сел, соображая, что делать. Мубочки (как он мысленно стал называть их) не реагировали.  Более того, одна осмелела настолько, что даже подлетела к нему поближе и нагло попыталась усесться ему на нос.
- Изыди, плод больного воображения! – Пвилл замахнулся на нее кулаком. Мубочка, нимало не смутясь, улетела подальше и принялась наблюдать за ним с более безопасного расстояния. Он потер кулаком щеку, заросшую трехдневной щетиной. Колется. Значит, он не спит. «Я схожу с ума? Сначала спас своего врага, который не преминет перерезать мне горло, как только оправится от раны, шатался три дня по болотам, а теперь вот еще и этих вижу…» Ни о чем таком книги Корпуса даже и не заикались, но мубочки совершенно нагло существовали, презревая все мыслимые и немыслимые законы существования белка. Пока он предавался этим невеселым мыслям, мубочки вновь оживились. С округи их налетело еще больше, скоро весь их лагерь светился, как скопище гнилушек на ведьмовском шабаше. Марк так и не просыпался, несмотря на то, что гудение, издаваемое крыльями мубочек усилилось и стало более ритмичным. Пвилл даже испугался за него, но потом увидел, как мерно вздымается плащ на его груди и успокоился. Тем временем мубочки сгруппировались в один сверкающий шар гигантских размеров и приблизились к Пвиллу. Ветерок, поднятый их крыльями, веял ему на щеки. Мубочки зависли в таком положении на минуту или две, во время которых он пытался угадать, что бы это могло значить. Наконец, маленькие созданья разлетелись в разные стороны и опять собрались вместе – на этот раз они образовали собой стрелу, острием указывавшую в сторону болот. Приглядевшись получше, Пвилл увидел там, вдалеке, крошечный огонек.

Потом Пвилл старался не вспоминать, как они добирались на свет этого огонька. Перемазанный в грязи по самые уши, Младший Куратор Хрустального Корпуса тащил на себе сэра Маркуса Каталонского, припоминая все крепкие словечки, вычитанные в книгах и стараясь, чтобы пот не залил ему глаз. Стрелка из мубочек терпеливо указывала ему дорогу. От усталости Пвилл даже позабыл об опасности, и единственной его целью было дойти все-таки до этого огня, снять с плеча повисшего мешком Марка, а потом – хоть огнем гореть.
Наконец, огонек, мало по малу приближаясь, из маленького свечного превратился в светящиеся окна покосившейся хибарки, которая неизвестно какими ветрами занесена была в эти болота – да и позабыта. Оставалось лишь войти. Пвилл прислонил Марка к двери и распахнул дверь.
Запах болотной сырости и гнили смешался с запахом дыма и химикалий. Моргая от яркого света, Пвилл пытался сообразить, куда он попал. Хижина была завалена множеством всяческих разнородных предметов – книг, сушеных лягушечьих лапок, трав, соцветий, ветхих тряпок и каких-то железок совсем уж непонятного назначения. Посреди тесного пространства красовался огромный аппарат, состоящий из разнокалиберных колбочек, мензурок, перегонных кубов, наполненных жидкостью, которая текла через них, шипя и булькая, и меняя цвет каждое мгновенье. Рядом с этим приспособлением неизвестного назначения сидел на полу и сам хозяин дома – неприятного вида старикашка в грязно-белом балахоне с серым шарфом на шее. Шарф был завязан совершенно фантазийным бантом, претендуя тем самым на артистическую оригинальность. На ногах старика красовались драные валенки, которые от давности уже и цвет свой утратили. Странный облик дополнял давно засохший цветок в петлице его странного одеяния и красный нос старикашки. При внезапном появлении Пвилла, он вскочил и уронил бывший до этого в его руках стакан с бесцветной жидкостью. От удара о грязный пол щербатый стакан не разбился, а только откатился в дальний угол, к стоявшему в нем боком заплеванному портрету неизвестного типа в черных очках и берете. Как отметил про себя Пвилл, портрет был засижен мухами и являл миру следы баллистических упражнений владельца. Нос типа был пробит особенно метким выстрелом.

Машинально перебирая в голове все сведения о наземном населении, Пвилл так и не мог найти в них подходящего определения для этого старика. Меж тем тот, избавив гостя от необходимости первым начинать разговор, вытащил из завешенного паутиной угла старинный мушкет с стволом, широким как ствол пушки. Старикашка храбро направил дуло мушкета, трясущееся, как при сильной качке, на Пвилла и сипло завопил, что, видимо, должно было изображать могучий бас:
- Кто смеет нарушать покой великого мага??!
Пвилл несколько стушевался от подобного приема. Требовалось сказать что-нибудь приятственное, приличествующее встрече, настроив тем самым старика на более добрый лад.
- Мир этому дому и тебе, добрый хозяин. – Начал он, стараясь не замечать качающегося у его груди дула мушкета. – Я и мой друг заблудились на этих болотах. Три дня назад мой друг случайно порезал себе руку острым стеблем, и у него началась лихорадка. Мы просим у тебя помощи, любезный хозяин, в случае чего, мы люди не бедные и можем отдарить за добро.
Последние слова Пвилл произнес по наитию и сразу ощутил их влияние на старца. Руки у того сразу перестали дрожать, а мушкет он опустил. Морщины, собравшиеся тучей на его лице, стали разглаживаться.
- Ну ладно, - сказал он ворчливо. – Помогу вам. Тащи сюда своего друга. Как, кстати, звать тебя, парень?
При этих словах глаза старого мага хитро блеснули – ни дать, ни взять, он поставил Пвиллу ловушку. Но тот все обдумал заранее.
- Почтенный старец, наши имена слишком высоки, чтобы трепать их на болоте, где всякий злой дух может услышать их и сглазить нас. Нам бы этого не хотелось. Поэтому зови нас просто…
- Тебя я назову Шпион, парень. – Хитрый старикашка зашелся сухим кашлем. – Давай сюда второго.
Пвилл вышел за Марком. Дверь он не прикрывал, опасаясь от старца какой-нибудь каверзы. Он втащил Марка в хижину и положил на лавку, которую тут же освободил старик, стряхнув все, что на ней было, на пол. Он начал было осматривать раненого, но Пвилл просил:
- А теперь скажи, славный хозяин, кого мы имеем честь видеть перед собой.
Старикашка приосанился, поправил бант на шее и заговорил неожиданно глубоким басом.
- Ты имеешь честь созерцать знаменитого мага Хрюнольфа Белого!
Пвиллу пришлось оборвать не в меру разошедшегося мага. Тот обиженно запахнул свой балахон и принялся пользовать раненого, попутно бормоча что-то себе под нос. Наконец, он оторвался от этого занятия, вскочил и заметался по хижине, как большая грязно-белая бабочка. Заметив, что Пвилл стоит и смотрит на него, закричал:
- Что стоишь столбом, помогай давай!
Пришлось Пвиллу горстями таскать склянки и колбы с заросших паутиной полок к лавке. Некоторые снадобья выглядели уж слишком экзотично, но он предпочел положиться на знания мага. Тот все искал что-то на антресолях, не обращая внимания на сыпавшиеся с них предметы, как-то: пустые бутылки в количестве пяти штук самого разного размеру и диаметру, дырявый носок (один) красный в белую полоску, череп человеческий (один), смятые конфетные бумажки (три штуки) и разбитый монокль (одна штука). Наконец, весь в паутине и хлопьях пыли, он с радостным визгом соскочил с ветхой трехногой табуретки и, сжимая в одной руке мензурку с какой-то непонятного цвета жидкостью, и подлетел к лавке, где лежал Марк. Потом, смерив на всякий случай, Пвилла взглядом, попросил:
- Будь добр, милый человек, выйди из дома. Не могу же я колдовать при тебе, ибо это занятие слишком опасное и неблагодарное, чтобы я мог посвящать в свои секреты чужого.
Пвилл понял, хотя это и показалось ему странным, что старик говорит правду и решил послушаться.
- Ты, Хрюнольф, только не умори его, а то потом тебе все твое колдовство не поможет.
- Угрожаешь? Не боись, все будет сделано в лучшем виде! Брысь отсюда!
Пвилл толкнул ногой дверь и вышел, глотая болотный воздух. На небо высыпали звезды, как медяки из чьего-то дырявого кошелька или хрустальные бусины на его бывшем знамени. Где-то невдалеке квакали лягушки и жужжали мубочки. Комарье почему-то попряталось, – видимо, это было следствием какого-нибудь Хрюнольфова опыта. Он сел, прислонившись спиной к дверному косяку. Слышно было, как в доме трещат рассохшиеся половицы под тяжестью мага, снующего туда-сюда. Несколько раз послышались стоны Марка – Пвилл даже хотел войти, но раздумал: он чувствовал, что старик им поможет. Наконец, после целого часа ожидания, за время которого он успел один раз задремать и раз тридцать – продрогнуть до костей, дверь, скрипя, отворилась. На пороге возник Хрюнольф. Он вытирал испачканные в остро пахнущих снадобьях руки о свой балахон, а нос его был еще краснее, чем раньше. Кажется, маг был доволен.
- Все сделал, Шпион. Порезался, говоришь, о стебель. – Он зашелся сухим лающим смехом, - знаем мы такие стебельки. Но я его так залатал – еще на свадьбе у него гулять будем. Хрюнольф самый наилучший маг по этой части, если б вы даже к королю во дворец приехали, такого б мага не нашли. Ты не смотри, Шпион, что на болоте живу…
- Что ты, Хрюнольф, спасибо тебе. – Старикашка довольно заулыбался, почесывая морщины на лбу.
- Не-ет, этот парень крепкий – выживет. – Сказал он. – Он бы и без меня выправился, только со мной – быстрее. Вы, ребята, пока у меня, здесь оставайтесь – пока еще этот громила встанет. Кто он, кстати?
- Мы же договорились, благородный Хрюнольф, что ты не будешь задавать этот вопрос.
- Ладно, ладно, - ворчливо согласился старик. – Буду его звать Наемником. Наемник и Шпион – славная парочка, клянусь матерью! Оба в бегах, что ли?
Видимо, скрываться дальше уже просто не имело смысла. Пвилл кивнул
- То–то, парень, что у тебя следы от нашивок Корпуса еще виднеются.
Пвилл встал и на всякий случай еще раз оглядел себя. Острый взгляд старика разглядел под слоем болотной тины и грязи следы от содранных недавно нашивок Корпуса. Пвилл даже ясно вспомнил то, как он топил в Кукуевых болотах  свои кураторские нашивки и Марковы секретные карты. Теперь все на дне, погребено под сводом тины. Надо же, а он и не подозревал, что после всех передряг и трехдневного похода через болота от него осталось что-то от прежнего Младшего Куратора Корпуса. 
- Ты сам-то как хворостинка, а еще его тащил. – Говорил старик, - ну ничего, у меня откормишься.
Посидев еще немного, они пошли обратно в дом. Марк спал на лавке, и на первый взгляд, ничуть не изменился. Пвилл даже усомнился в магических способностях старика, но потом решил, что хуже Марку все равно не будет. Присмотревшись, он понял, что тому даже лучше: исчез тот лихорадочный румянец на щеках, что всегда считается признаком начинающейся горячки. Старик собирал на стол. Откуда-то достал сморщенные яблоки, хлеб, копченое мясо и пучок зелени, для Пвилла налил разбавленного вина, а для себя – таинственной жидкости из своего аппарата. После неё он явно повеселел и даже несколько раз прицельно плюнул в лежащий у стены портрет неизвестного в берете. Пвилл ел, стараясь не обращать внимания на его выкрутасы. Яблоки оказались сладкими, а хлеб не отдавал плесенью – больше ему ничего не надо было. После еды старик пошел устраивать его на ночлег, при этом неожиданно обнаружилось, что ветхая хибарка имеет еще и чердак, почти доверху набитый сеном. Пвилл забрался туда по шаткой лесенке и зарылся в сено. Через дыру в крыше светили звезде – спокойно и ярко. Сухая трава пахла просто дурманяще, все тело гудело от тягот этих трех дней. Наконец-то, отдых. С этой мыслью он и заснул.

продолжение следует...