фон Котопузенко и бесконечность. З. посвящается

  Сэр Джон Изенгардович фон Котопузенко стоял посреди узенькой улочки маленького и запущенного городка M., в изнеможении опершись обеими руками на тронутый ржавью впечатляющих размеров меч, и пытался отдышаться. Похоже, это, хоть и с трудом, но начинало получаться. В голове его, тем временем, продолжал звучать прилипчивый куплет популярной в то время в М. песенки.

- Тьфу, напасть какая! – сэр Джон сплюнул и прислушался. Похоже, никто за ним покуда не гнался. Это успокаивало, но поторапливаться, все же, стоило. С другой стороны, поторапливаться не получалось.

Тут надобно заметить, что фон Котопузенко был сухощав, лопоух и лохмат, наделен далеко выдающимся носом и настолько же выдающимся ростом, а профессию имел редкую, почти исчезнувшую –  странствующий рыцарь. Самый настоящий. Этим обстоятельством, собственно, и объясняется его появление на улицах М. со столь необыкновенным предметом в руках, да и само его появление в городе, если уж говорить откровенно, объясняется тем же самым. Точно так же, как и привычка прислушиваться, ожидая погони. Что и говорить, странстворыцарствование – образ жизни, не способствующий укреплению нервов.

Но вернемся, все же, к нашему герою, которого мы оставили посреди улочки в некотором затруднении.

Затруднение, с которым столкнулся сэр Котопузенко, имело вид здоровенной, уложенной набок восьмерки, состоявшей из двух соединенных друг с другом окружностей едва ли не в рост человека. Изготовлено оно было из непонятного материала, весьма, впрочем, напоминавшего окрашенную в глубокий черный цвет древесину. Сооружение перегораживало всю улицу от края до края, не оставляя Джону Изенгардовичу решительно никакой возможности его обойти или перепрыгнуть, и вызывая его немалое раздражение.

Можно было бы, конечно, попробовать перелезть на другую сторону в средней, самой низкой части непонятного предмета, но подобные акробатические упражнения фон Котопузенко считал себя недостойными – сэр, как-никак. Лезть же внутрь любой из двух окружностей он категорически не хотел по причине, которая осталась неясной даже для него самого. То ли тоже счел это за неподобающее для фона занятие, то ли что-то подсказывала интуиция, к которой он питал профессиональное доверие.

Кроме того, штука эта ему что-то смутно напоминала. Какой-то символ из давно забытого, что ли…

Так или иначе, но пройти было надо. Сэр Джон еще некоторое время постоял в задумчивости, стимулируя мыслительный процесс неразборчивыми ругательствами, потом опустил глаза на меч, на который продолжал опираться, и принял решение.

Приняв решение, фон Котопузенко более не медлил.

С заметным усилием меч взлетел над головой. По правде сказать, меч намеревался тускло блеснуть в лучах солнца, но это у него не получилось. Во-первых, потому, что меч был изрядно щербат и, как это уже упоминалось, тронут ржавью, причем ржавь, трогая, совершенно не стеснялась и облапила от души обеими руками. Во-вторых, солнца попросту не было.

Меч мимолетно огорчился и с хаканьем стремительно пал.

Хаканье произвел, конечно же, не сам меч, а сэр Джон, но это не помешало им сообща добиться того эффекта, на который они и рассчитывали.

Затруднение развалилось надвое и рухнуло наземь. Теперь оно напоминало два раскормленных нуля.
Фон Котопузенко на мгновение задержал на них взгляд – ему в голову пришло, что и теперь они напоминают какой-то символ, но уже совсем другой и виденный куда чаще. Отчего-то вспомнились двери.

Но задерживаться дальше времени не оставалось. Сэр Джон Изенгардович запихал меч за пояс, поправил сбившийся на уши шлем и решительным шагом запылил по своим делам. Под нос себе он напевал всю тот же привязчивый куплет:

«Я разгадала
знак бесконечность…»