О реках

Андрею Павленко – наставнику и другу

В эссе «Сфера Паскаля» Борхес говорит о том, что, возможно, всемирная история – это история различной интонации при произнесении нескольких метафор. Человеческая культура, воплощенная в истории, действительно метафорична. Она, по сути, является сложным символическим хитросплетением наших чувств, эмоций, надежд, страхов, сомнений, синтетическим образом того, что предстаёт каждому в его душе и как душа. Набор метафор, или, если угодно, трансцеденталий, разомкнутых таинству нашего присутствия в мире, сокровенному чуду нашего бытия. В этих метафорах переливается, играет смысл и тайна явления культуры как человеческой формы пребывания.
Изначальность мира по отношению к культуре не вызывает сомнений. Она – безусловна, ибо не требует словесного подтверждения реальности собственного пребывания. Она не требует даже условного допущения чего-то иного по отношению к миру. Мир есть мера культуры и её длительности в истории. Культура является историческим измерением мира, одним из главных измерений, претендующих на выражение сущности человеческого.
Культура исторична по сути. Её становление проистекает из до-культурного в мета-культурное. В истории культура повторяет время, отпущенное миром человеку. Культура течёт во времени как история. В то же время культура в своём историческом течении иммитирует мир «для человека». Аристотель, говоря о мимесисе, удачно ловит, схватывает эту принципиальную подражательность человеческого искусства, искусства культуротворчества. Подражая миру, человек стремится отобразить в культуре своё присутствие, изобразить его в образе, отличном от данности изначального. Человек тщится оставить свой след на текучей поверхности времени, тем самым входя в череду культурных последствий, предельно изменчивых и непостоянных.
Река Гераклита, в которую невозможно войти дважды( “На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды.”), невозможно потому, что течёт не только река, течёт человек – не это ли идеальный образ условности, эфемерности культуры? Человек, действительно, изменчив в своей исторической временности, и в этом кроется метафорическая обреченность культуры, парадоксально воплощающая её суть и в этой сути приоткрывающая нам наше предназначение. Каждый год, месяц, день, час мы – другие. Наше пребывание силится наложить себя на поток мира как что-то стабильное в универсуме ускользающего. «Остановись, мгновенье, ты – прекрасно!»(Гёте) Но это – лишь отчаянный крик в пустоту, крик отчаяния невозможности её подлинного наполнения. Культурная реальность в своей сущностной самодостаточности так же неуловима, как время настоящее, загадочная точка на рубеже между прошлым и будущим, парадоксальность которой стала предметом «незавершенных» медитаций Платона, Аристотеля и Августина. Медитаций, открытых для истории неполнотой своей текучести. Эта принципиальная незавершённость воплощает ускользающую открытость настоящего, его «отворенную затворённость». Мы не может дважды оказаться в одном и том же моменте настоящего, как не можем дважды войти в одну и ту же реку. Всё течет?
Всё течет. Первые, известные истории цивилизации возникли возле великих рек. Тигр и Ефрат, Инд и Ганг, Хуанхе и Янцзы, Нил – это колыбели ведомой нам и притягательной своей изначальностью тайны явления культуры. Там, в далеком прошлом, закладываются её основы, которые станут благословением и проклятием «культурного» грядущего. И, среди этих основ – покорение реки. Не возделывание почвы, а возделывание воды созидает этимологический смысл культуры. Искусство возделывания рек созидает основу нашего прошлого, являясь истоком культуры. А исток можно только восхвалять:
Слава тебе, Хапи!
Ты пришёл в эту землю,
Явился, чтоб оживить Египет.
Бег его таится, подобно мраку
Среди дня, когда слуги его воздают хвалу ему.
Он орошает поля, созданные Ра,
Чтобы дать жизнь каждой козе;
Он поит и пустыню и сушь, -
Ведь это его роса падает с неба;
Он любит землю,
Он правит Непра,
Он дарует процветание ремеслам Пта.
(«Восхваление Нила»)
Человек, пытаясь возделывать воду, посягает на изначальность естественного. Текучесть воды допускается людьми в доселе мертвые земли, вызывая чудо возрождения. Власть над водой дарует победу над смертью, а значит – над временем. Но мир существует во времени собственной изначальности. Победа над временем есть посягательство на первородство мира. Поэтому мир надо умилостивить, дабы хоть как-то загладить собственную вину перед рекой. Отсюда – восхваление реки. Древний человек интуитивно чувствует, что покоряя воду он совершает кощунство, и славословием пытается искупить собственное деяние.
Нет таких житниц, чтоб вместили твои дары,
Никому не дано повелевать твоим сердцем.
Тебе радуются юноши твои и дети твои.
Тебе воздают почести, как царю,
Законы при тебе непоколебимы.
Ты выходишь у Верхнего и у Нижнего Египта.
Каждый пиет очами воду твою,
Всем сердцем стремишься ты умножить прекрасное.
(«Восхваление Нила»)
Река – исток прекрасного. Красоты, спасительной для мира и мир спасающей. Красота реки отражается в метафорической многозначности её образа: красота течения, красота силы, красота тайны. Культурное течение приобщает к прекрасному, исток которого – покорение величественных вод. Кощунственное покорение, поэтому: «С красоты начинается ужас…Мы красотой восхищаемся, ибо она погнушалась уничтожить нас.»(Рильке). Наша культурная мера «немеет» от вселенской полноты мира. Мы смолкаем в собственной малости перед лицом неизрекаемого, дерзновенно затронутого культурой. Поэтому в любом подлинном эстетическом порыве смутно отражен призрак потревоженного и негодующего хтонического начала.
Жизнь вопрошал ты. Словно в ответ тебе,
Из глубины священный огонь блеснул,
И ты, обуреваемый жаждой,
Бросился в пламя шумящей Этны.

Не так ли в час надменности царственной
Царица скрыла в кубке жемчужину?
Все, чем ты был и горд, и славен
Всё растопилось в сей бурной чаше…
(Гельдерлин «Смерть Эмпедокла»)
Культура течёт, как реки, на берегах которых когда-то закладывались её основы, прокладывались каналы, врезаясь в праведность естественного, дерзая улучшить своим посягательством его изначальность. По этим каналам река вторгается в мир, помогая человеку творить обреченную историчность культуры.
Ты входишь с журчащей речью в середину земли,
Желанный, расстающийся с тайной.
(«Восхваление Нила»)
Река, подчиненная человеческой власти, отвращенная от изначального пути, теряет тайну. Вернее скрывает тайну в собственной неисповедимой глубине, затворяет её от глаз согрешивших. Славословия и есть человеческой, культурной попыткой компенсации этой утраты, самозабвенным лепетом младенца над колыбелью вселенского. Но тайна напоминает о себе, разверзая культурные основы, или, вернее, видимость таковых.
Когда ты гневаешься, исчезает рыба,
Тогда ждут люди большой воды,
Тогда богатый подобен бедняку.
(«Восхваление Нила»)
Сила реки воплощает изначальное могущество мира, могущество, попранное самозабвенным культуротворчеством человека. Память о божественности рек жива в древности, у истоков культуры. И именно в этой несомненной божественности древний человек пытается обрести искупление собственной вины.
Золотистые, сверкающие, чистые,
В ком рожден Савитар, в ком – Агни,
Кто содержит Агни в себе, как зародыш, -
Да будут нам на благо эти переливающиеся нежные воды.
(«Атхарваведа»(«К водам» 1,33))
Возделывание воды, реки, покорение изначальной стихии, неуловимой в своей текучести – это порыв человека за пределы исконного мира, выход за пределы природного. Осквернение реки есть посягательством на естественный порядок ради альтернативного бытия, способности культурной самостоятельности, самостояния в собственной сути. Река есть первой жертвой стремительно растущего человеческого самомнения, мнящего себя искусством и умением. Культура, покорив реку, пронизывает человеческое бытие, заполоняя пути истинной изначальности.
Первородство реки как объекта мнимого порабощения культурой, определяет её предельность в метафорическом культурном контексте. Именно река отделяет от живых Царство Мёртвых. Воды Стикса – это рубеж культуры, обусловленный посягательством на естественность изначального. Воды Леты – это предел культуры, дарующий забвение. Что является гранью и границей существующего и несуществующего? Что течёт на рубеже, разделяющем живых и мертвых? Течет река. Течёт всё.
Когда пробьёт последний час природы
Состав частей разрушится земных
Всё зримое опять покроют воды
И божий лик изобразится в них.
(Ф.Тютчев «Последний катаклизм»)
Это течение возвращает нас к истоку. Истоку изначальности воды. «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездной, и Дух Божий носился над водой.»(Бытие 1,1-2) Бог Ветхого Завета не сотворил воду! Вода присутствует при сущности творения как данность пустоты, противостоящей Духу, который носится над водой! Из воды исходит череда земных творений, взывающая к небу в своей юдоли. Вода воплощает судьбоносное предчувствие явления мира и его конца, истока и устья, если прибегнуть к семантике метафоры реки. Непрерывностью своего течения река слагает и единит смысл нашего существования, нашей жизни.
Вода есть начало. Постулат, изреченный у истоков европейской культурной традиции одним из семи мудрецов, Фалесом Милетским . По мысли Фалеса, все возникает из воды, и возвращается к воде(«Всё из воды, говорит он, и в воду всё разлагается»(«Мнения философов»)). В круге вечного возвращения? Вечного возвращения настоящего? «Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.»(Екклесиаст(1,7)) Культура – река, текущая к самодостаточному морю?
Задолго до Фалеса великий слепец Гомер в «Илиаде» говорит об океане, «…из которого текут все реки и все море, все источники, и глубокие колодцы»(21,196-197) как о «прародителе богов»(14,201). Снова вода изначальна, и тайна мироздания полностью погружена в эту изначальность, в великое течение реки. «Океан у греков – это прежде всего величайшая мировая река, окружающая землю и море, дающая начало рекам, источникам, морским течениям, приют солнца, луны и звёзд, которые из Океана восходят и в него же заходят,»- комментирует образ Океана в древнегреческой мифологии В.Н.Топоров. Океан есть исток Реки, воплощающий ее первородство, ее восхитительный порыв в мир.
«Время есть река возникающего и стремительный поток. Лишь появится что-нибудь, как уже проносится мимо, но проносится и другое, и вновь на виду первое»(Марк Аврелий) Культурное бытие человечества, его история – лишь попытка оставить след на поверхности этой реки. Метафизически человек полностью подвластен реке, иллюзия физического покорения которой обуславливает непрочность и уязвимость культурной истории. Посягательство на реку как на природу изначального и есть первым грехопадением, заложившим основы культуры и нашей двойственности в ней. «Две жизни. Ты не с этой, и не с той.»(Рильке)
Я смутно ощущаю, что в далёком прошлом, у истоков культуры, великие цивилизации рек создали парадигму истории, течение которой по инерции захватывает бытие культурного европейца, моё личное бытие. Подтверждение этого тезиса открылось мне в тёмной глубине гениальных «Мыслей» Паскаля: «Реки – это дороги, которые и сами движутся, и нас несут туда, куда мы держим путь».

Декабрь 2001 г.